Сказки, рассказки и небыли Афанасия Барабанова

…На следующее утро синьор Бернарди приехал сам, собственной персоной. Прождав г-жу Габриэллу почти весь вчерашний вечер в ресторанчике, на Рыночной площади, он был немного уязвлён, как мужчина – ни одна женщина ещё не повела себя с ним таким бестактным образом. Кроме того, через день он уезжал обратно в Милан, а ещё следовало обговорить многие нюансы будущих гастролей и, главное, заключить Контракт, ради которого лучший антрепренёр «Ла Скала» приехал в Веймар. Путь неблизкий, и уехать, так ничего и не решив, было бы слишком дорогим удовольствием, да и не в его характере было бросать всё на полпути.

Не зная домашний адрес г-жи Буркхарт, синьор Бернарди заехал прямиком в театр, и там узнал катастрофическую новость о пропаже голоса одной из примадонн. Вначале он не хотел этому верить, но, переговорив с директором театра, был вынужден принять эти ужасные сведения за истину. Однако, что случилось с прекрасной певицей, на самом деле, не знал никто.

Получил у г-на Гёте её адрес, он вскоре позвонил в скромную квартирку, недалеко от Парка-на-Ильме.

Дверь открыла сама Габриэлла.

Увидев синьора Бернарди, она очень смутилась и, отправив поиграть во двор Эриха, пригласила антрепренёра в дом.

Пропажу своего голоса объяснила страшным переживанием за жизнь сына и больше ни словом не обмолвилась – ни о появлении Саламандры, ни о передаче ей своего волшебного голоса.

Будучи человеком слова, синьор Бернарди оставил бедной женщине обещанный аванс, который та, ни в какую, не хотела брать. Однако он настоял на этом, пожелал выздоровления, попрощался и ушёл.

Выйдя из старинного дома, в котором жила бывшая певица, он присел на скамью, стоящую во дворе, чтобы понять, что произошло и обдумать, как поступить дальше.

«Наверное, следует обратиться к хорошему врачу, – подумал Бернарди. Один такой профессор по лечению голосу был его приятелем в Риме. – Но для этого нужно было приехать в Италию, а несчастная женщина, на которую свалилось такое несчастье, потрясена и убита. Да и судя по скромной квартирке, деньги на поездку вряд ли найдутся… Хотя и у ней самой, и у её стойкого характера одна и та же фамилия…».

Фамилия Буркхард означала «отважная крепость».

От невесёлых раздумий его отвлекли громкие детские голоса и звонкий смех. Дети бросались друг в друга снежками, или «снежными ядрами», как они их называли, и среди «дворовых воинов» Бернарди заметил сына Габриэллы.

– Эрих! – позвал он мальчика. – Подойди ко мне!..

Мальчик узнал незнакомца, который только что был в их квартире, и всё же просьба взрослого человека не очень его обрадовала.

– Петер! Макс! Я сейчас! – крикнул он своим приятелям и, как воспитанный человек, подошёл к Бернарди.

– Присядь на минуту! – попросил тот, сметая перчаткой снег со скамьи. Мальчик уместился на самом краешке, до того он был мал и худ.

– Меня зовут синьор Джиани… – улыбнулся иностранец.

Эрих кивнул, не отводя края глаз со своих приятелей, которые продолжали забрасывать друг друга снежками.

– Что с тобой произошло прошлой ночью? – поинтересовался Бернарди.

– Я заболел… Поел снега и простыл…

– Неужели не пообедал? – пошутил итальянец, но видя, что мальчик слушает его в пол-уха, задал другой вопрос: – Кто же тебя так быстро вылечил?..

– Одна женщина.

– Кто она?

– Не знаю… С рыжими волосами…

– А как зовут, не помнишь?

Эрих наморщил лоб, не отрывая взгляда от приятелей:

– Саламандра…

«Хвостатое земноводное», – машинально подумал Бернарди. – «Огненная саламандра».

Так называли «дождевую ящерицу» за яркую оранжево-красную расцветку. Когда-то в детстве маленький Джиани видел её много раз, в дождливую погоду, в деревне своего деда.

– …И ушла она не в дверь, а в камин… – голос Эриха прервал его мимолётные воспоминания…

– Кто, в камин?.. – переспросил он.

– Эта женщина, – ответил Эрих.

– Как в камин?! – изумился Бернарди. – То есть, в огонь?!

– Да.

– И мама это видела?

– И мама. Когда я ей напомнил об этом утром, она сказала, что всё это мне привиделось. Потому что у меня был сильный жар…

– А может, действительно всё так и было? Разве можно перепутать наяву дверь с горящим камином?

– Я точно видел, как она исчезла в огне, – твёрдо повторил мальчик.

– Спасибо!.. – потрясённо произнёс Бернарди. – Извини, что отвлёк тебя от игры… Когда я был маленьким, тоже любил играть в эти самые… «снежные ядра»… И кататься на санках, и лепить снеговиков. Только снега зимой в Сардинии у нас почти не было.

– Как не было?! – мальчик впервые посмотрел гостю в глаза.

– Наверное, Бог забыл насыпать… – улыбнулся тот. – Ну, прощай, Эрих!.. – И как взрослому протянул свою смуглую крепкую руку.

– Прощайте, синьор Джиани… – ответил мальчик, неловко пожимая её и тут же, с облегчением, побежал к своим приятелям, радуясь, что так быстро отделался от взрослого человека.

А Бернарди, наконец-то, всё понял:

«Так это была Саламандра! Только не дождевая ящерица, а огненная дьяволица Ада, помощница Сатаны, разжигающая костры для новых грешников!.. Значит, Габриэлла заключила с ней какой-то договор… Ах, как же я сразу не догадался… Скорей всего, жизнь мальчика взамен на её голос… Святой материнский подвиг…».

Бернарди вскочил со скамьи, чтобы вернуться к Габриэлле, но тут же остановился – он не хотел ставить молодую женщину в неловкое положение, тем более, лезть в чужую душу. Если не рассказала, значит, не пожелала.

И решил действовать иначе.

…Кто-нибудь знает, зачем «дьявольской особе» понадобился женский певческий голос? И не какой-нибудь, а колоратурное сопрано! Кто сказал, чтобы спеть в «Ла Скала»? Вы?.. Думаете, зависть взяла верх, заслышав пение талантливой певицы?.. Вот и себе захотелось отсыпать горсть аплодисментов… Понимаю вас и Саламандру. Выйти на сцену и заставить целый зал замереть в восторге – это похлеще любой дьявольской власти. Только хочу вас огорчить: не для этого помощница Сатаны завладела чудесным голосом Габриэллы. Нет, не для этого…

…Итак, по приезду в Милан, Бернарди привычно закрутился в делах театра – на носу была очередная премьера, и заказом афиш в типографии, текстом и печатью занимался именно он; а ещё нужно было пригласить на «званный обед» несколько известных журналистов, чтобы те позже написали восторженные рецензии; ну и обязательно пришлось помирить двух оперных примадонн, объяснив каждой из них, что именно она