Видеть воздух

– Но я не успел попрощаться с ними!

– Это было самое трогательное прощание, которое я видел. Без слез, без криков и истерик, только чистые и теплые эмоции.

– Это и есть рай? – честно говоря, Майкл представлял его совсем не таким.

– Не совсем, – Рафаэль жестом показал Майклу, чтобы тот следовал за ним.

Какое-то время они шли молча. Майклу их путь казался бесконечным. Антураж вокруг все не менялся, создавалось впечатление, что они стоят на месте и просто переставляют ноги, но при этом никуда не двигаются. Куда ни глянь, вокруг один сплошной горизонт. Бесконечный. Было похоже на дорогу в никуда. Это был самый нелепый и длинный путь в жизни Майкла, мужчина утомился и начинал мысленно ворчать.

– Мы прошли всего девять облаков, а ты уже ноешь. Ты весьма нетерпелив, друг мой.

Девять облаков?! Он что, издевается?! Это что еще за мера длины такая? Сколько это в километрах? Майкла очень интересовал этот вопрос, но вслух он задал другой:

– И сколько еще облаков, – он умышленно сделал акцент на этом слове, – нам осталось пройти?

– Столько, сколько потребуется, чтобы ты перестал чувствовать злобу и раздражение. Этим чувствам нет места в том мире, куда ты должен отправиться.

Рафаэль и его ответы стали нравиться Майклу все меньше, он стал подозревать ангела в занудстве.

– Ясно. Тогда, наверное, мы будем идти очень долго. Я весьма раздражителен и злоблив, – сухо бросил мужчина и, моргнув, увидел, что теперь они стоят перед огромными, украшенными причудливой резьбой золотыми воротами. Удивлению Майкла не было предела: – Нужно было всего лишь моргнуть, чтобы оказаться здесь? Еще секунду назад никаких ворот и в помине не было.

– Признание своего несовершенства – начало пути к их искуплению.

Рафаэль обошел Майкла и приблизился к золотой решетке, на которой не было ни единого замка. Ангел легко коснулся металла, и массивные ворота приветливо распахнулись, пропуская уставших путников, но как только они оказались по ту сторону, решетка тут же закрылась.

Перед ними величественно возвышался громадный белый замок, окруженный садом, который пересекали дорожки с цветущими кустами белых роз. Майкл заметил несколько фонтанов в глубине сада, рядом с которыми бегали и резвились дети с маленькими крылышками за спиной.

– А где твои крылья? – спросил Майкл, когда они проходили мимо стайки шалящих ангелков.

– Можно сказать, что у меня их нет, потому что я особенный. Особенный для тебя.

– В смысле?

– Ты не можешь видеть мои крылья, потому что для тебя я не просто ангел…

– А, ну да, ангел-хранитель, – Майкл закончил за него предложение.

– Именно. Души не видят крыльев своих ангелов-хранителей, но видят крылья других ангелов, равно как и ангелы не видят крыльев своих подопечных. Это сделано для того, чтобы мы могли выделяться и отличаться друг для друга.

– Рафаэль, поясни, то есть если у меня есть свой персональный ангел, то, значит, и есть свой… – Майкл на секунду замялся, не зная, уместно ли употребить слово «дьявол» в этом месте? Или это бы выглядело так же, как белый костюм на похоронах?

– Да, есть. И ты тоже сможешь его узнать среди других. Он тоже особенный для тебя.

Они прошли мимо девушки, сидящей на траве и что-то пишущей в большой тетради – кажется, она сочиняла музыку, около ее ног лежала арфа. Она привлекала внимание своими большими и белыми крыльями, они казались просто огромными на фоне хрупкой фигуры их обладательницы, а над ее головой ярко светился нимб. Майкл обернулся через плечо, но у него за спиной ничего не было.

– А где мои крылья? У меня их нет?

– Отчего же, – Рафаэль указал на тени, которые отбрасывали их фигуры.

Тень Майкла была намного длиннее, чем сам мужчина, и у него за спиной отчетливо виднелись темные очертания крыльев, а над головой – силуэт нимба, который, должно быть, тоже сиял ярким светом, как у девушки—музыкантши.

– Но почему тогда я ничего не вижу? – Майкл махнул рукой над головой, где была тень нимба, но он почувствовал лишь воздух.

– Никто не видит своих крыльев, но мы можем видеть чужие. Мы не должны забывать, кто мы есть не, но при этом никогда не пытались возгордиться и стать тщеславными от того, что имеем.

Ответ ангела как всегда был путанным, но основную мысль Майкл уловил: никто не должен видеть в себе Бога и возвышать себя над другими в мире, где все равны.

Крылья и нимбы испокон веков ассоциировались с чем-то божественным, ангелоподобным или даже непосредственно с самим Богом. Души, хоть и имеют крылья и нимб, не равны ангелам, а уж Богу и подавно – мы не видим своих крыльев, а значит, и не искушаем себя. Наличие крыльев в какой-то степени приближают к Богу, но то, что мы их не видим, напоминает о том, что мы не боги. Довольно-таки мудро, если разобраться.

– А у Бога, у него есть крылья?

– Да.

– Я могу его увидеть?

– Нет. Не сейчас. Может, позже, – Рафаэль был, как всегда, краток. – Но ты можешь увидеть его крылья. Посмотри на небо, и ты будешь удивлен тому, как Он на самом деле близко.

Майкл посмотрел наверх. Лазурное небо над его головой казалось бесконечным, таким ярким, каким он никогда не видел его, пока был жив, даже ребенком, когда все кажется больше, чем есть на самом деле. Где-то высоко ярким светом светило солнце, такое желтое, как желток в яйце. В Раю, должно быть, есть свое персональное светило. Затем Майкл увидел то, чего никогда никто в жизни просто физически не мог увидеть: соседями солнца на этом чудо-небосклоне была россыпь огромных и ярких звезд, они заполняли собой большую часть неба. Приглядевшись, Майкл заметил, что они располагаются не так хаотично, как кажется на первый взгляд: две самых крупных и ярких звезды располагались выше остальных, должно быть, обозначив собой пик каждого крыла, а остальные уже спускались ниже, очерчивая контур. Внутри каждого крыла что-то перемигивало и сверкало. Словно крылья состояли из драгоценных камней или каких-нибудь самоцветов. Зрелище, безусловно, завораживало.

– Я никогда не видел таких звезд.

– Я открою тебе один секрет: звезды, которые вы видите на Земле – кусочки крыльев Бога. Их яркость зависит от веры человека, который на них смотрит, – Рафаэль перевел взгляд на Майкла, – судя по выражению твоего лица крылья, которые увидел ты, весьма ярки.

Мужчина ничего не ответил и перестал задавать вопросы. Дальше они шли молча, медленно приближаясь к замку.

– Что это? – спросил он, когда они с Рафаэлем стали подниматься по лестнице, ведущей к воротам.

– Теперь это твой дом.

Майкл счел это заявление странным, и отнесся к словам ангела скептически. Бесспорно, замок выглядел громадным, но как там могут жить все обитатели Рая? Или тут у каждого свой персональный дом? Если так, то Майкла такой расклад вполне устраивал, хотя это все казалось маловероятным: белый дворец был единственным сооружением, которое видел мужчина, а значит, замок один на всех.

Рафаэль остановился на пороге и сказал:

– Нам пора прощаться, дальше ты пойдешь один. – Ангел перехватил взволнованный взгляд Майкла: – Не волнуйся, ты быстро освоишься. И запомни: некоторые вещи не всегда являются тем, чем кажутся на первый взгляд. И если тебе что-то понадобится, то ты всегда можешь меня позвать. Имя ты мое вроде запомнил, так что….

Майкл кивнул и стал протягивать руку, чтобы попрощаться, но Рафаэль лишь улыбнулся и растворился в воздухе.

Мужчина усмехнулся и потянул за ручку. В глаза тут же ударил яркий свет, заставляя жмуриться. Майкл шагнул в образовавшийся зазор между створками дверей. Когда его глаза привыкли к такой яркости, он сначала не поверил своим глазам: перед ним расстилался огромный цветущий дол. Майкл никогда не видел столько деревьев. Где-то пели птицы, кто-то играл на струнном инструменте, возможно арфе. Уходя прямо в небо, так, что не было видно их вершин, возвышалась вереница гор, поросших кустами и деревьями, а в одной из гор виднелся грот с размеренно шумевшим водопадом. Практически вся растительность была в цвету – вечная весна или вечное лето. Все вокруг выглядело и звучало очень гармонично, и не раздражало ни зрение, ни слух.

Навстречу ему шла девушка с белой, почти прозрачной, но потрясающе красивой кожа. Она несла в руках плетеную корзинку и ослепительно улыбалась Майклу. Он улыбнулся ей в ответ. Девушка подошла ближе, поставила свою корзинку на землю. Майкл увидел, что она полна спелых и сочных гранатов. Они так и манили своим видом. Мужчина подумал, что безумно хочет их попробовать. Он всегда любил гранаты.

Незнакомка снова улыбнулась и, присев на корточки, стала мыть фрукты, поливая их водой из фляги, висевшей у нее на поясе.

– Давай я помогу? – предложил Майкл, опускаясь рядом с ней, но незнакомка лишь улыбнулась и покачала головой, всем своим видом показывая, что она может справиться сама.

Девушка ловко мыла плод за плодом и складывала их на полотенце, которым была накрыта корзинка.

– Угощайся, – она протянула ему самый спелый плод, который казалось, вот-вот лопнет от спелости.

Майкл был поражен тем, что девушка ведет себя с ним так, как будто он был ее давним другом, а не просто незнакомцем, случайно попавшимся по пути.

– Спасибо, – он взял гранат и с громким хрустом разломил его, по рукам тут же заструился красный липкий сок.

Майкл протянул одну половинку девушке, но та снова улыбнулась и, подхватив свою корзинку, поцеловала в щеку и, ловко скользнув за его спину, продолжила свой путь. Пораженный мужчина обернулся, но девушки уже не было. От ее присутствия остался только разломанный фрукт, сок которого капал на песок под ногами у Майкла.

Снова удивившись, он продолжил путь, точнее прогулку, потому что путь – это когда есть цель, а у него ее не было. Майкл медленно шагал, наслаждаясь природой. Ему часто встречались люди, и каждый встречный казался еще более приветливым и дружелюбным. Наверное, что-то неуловимое витало в воздухе, что делало всех такими радушными, Майкл не переставал удивляться. Видеть улыбки на лицах незнакомцев – совсем не раздражало, а наоборот – радовало и оставляло какой-то приятный осадок.

Вдруг кто-то окликнул его по имени. Майкл тут же узнал голос говорившего, хоть еще и не видел его.

– Бруно! – он оглянулся и увидел улыбающегося молодого человека с курчавыми волосами. – Я так рад тебя видеть!

Мужчины обнялись, Майкл был готов заплакать в ту минуту, когда руки брата стали похлопывать его по спине, крепко обнимая, как в старые добрые времена. Майкл уже почти забыл, какие у его младшего брата крепкие объятья.

Бруно внимательно изучал брата, потом сказал:

– Ты изменился.

– Прошло всего четыре года! – попытался возмутиться Майкл.

– Я не видел у тебя этих морщин. А это что, седые волосы?

– Зато ты совсем не изменился, остался таким же, каким я тебя запомнил, – Майкл хлопнул брата по плечу: – Чертовски скучал по тебе!

Бруно усмехнулся своей фирменной улыбкой, которую так любил Майкл.

– Я тоже. Ты слишком быстро ко мне присоединился. Я не рассчитывал увидеть кого-то из семьи так быстро, особенно тебя, – в глазах Бруно мелькнула грусть.

В планы Майкла это тоже не входило. В его планах было этим летом свозить Жизель и Люси в Диснейленд, завести собаку, навестить родителей, наблюдать за тем, как растет дочь, провожать ее в школу, не ругать ее за двойки и за то, что ее щенок будет сгрызать пульт от телевизора или чьи-нибудь тапочки. В планах было делать Жизель еще счастливее, возможно, завести еще одного ребенка, научить Люси играть в бейсбол (и научиться играть самому), смотреть футбол по субботам, иногда пить пиво. Еще больше любить Жизель, готовить ей крепкий кофе по утрам, просыпаться с ней рядом, жмуриться от счастья, смотреть на спящую Люси, восхищаться тем, что она… да нет, просто восхищаться ею…

– Я тоже как-то на это не рассчитывал, если честно.

У них завязалась очень длинная беседа. Они говорили абсолютно обо всем: о рае, о жизни здесь и там, Майкл рассказывал Бруно, как идут дела у его любимого футбольного клуба, рассказывал про Люси, ну а Бруно в свою очередь делился мыслями и впечатлениями от своего бесконечного, равно как и у Майкла теперь, времяпрепровождения здесь. Оказывается, в раю не так уж и здорово, то есть, конечно, хорошо, но везде есть свои минусы, и рай не был исключением. Майкл раньше никогда бы не подумал, что слово «рай» и «минус» можно употреблять в одном предложении, это был как-то в новинку. Как и многое, что случилось с ним за сегодня.

Рай держался на трех столпах – бесконечности, безмятежности и беззаботности. Бесконечность заключалась в отсутствии хода времени, точнее, в отсутствии возможности следить за его ходом. Погода всегда одинаковая – солнечно и тепло, хотя иногда и собирались тучи, лил дождь, но это бывало, как правило, редким, кратковременным явлением. Как сказал Бруно, если идет дождь – в такие дни Бог чем-то разгневан. Ночи, как таковой, в раю не существовало, что слегка пугало и озадачивало Майкла. Мужчина подозревал, что отсутствие ночи и какого-либо природно-временного разнообразия когда-нибудь наскучит ему или сведет с ума очень и очень быстро; все одинаковое имеет свойство рано или поздно (обычно рано) приедаться и надоедать.

Безусловно, рай имел множество ярких и интересных сторон. Взять хотя бы абсолютную свободу в плане деятельности. Ты волен делать что хочешь. Никто никогда не скажет тебе, что ты делаешь что-то не так, не сделает замечания. Вот этого момента часто не хватало Майклу в повседневной жизни.

Бога в раю никто не видел, так сказал Бруно. Говорят, что он сидит на небе и никогда не спускается сюда – вниз, если можно так выразиться. Но иногда ходят слухи, что все же есть парочка душ, которые его видели и даже общались, но они не особо распространяются о его божественной внешности и сущности, так что Бруно был уверен, что это все неправда.

Запретных плодов не существовало, но ограничения, однако, были. Можно было воплотить в жизнь практически любое свое желание; сила мысли развита на все сто.

– Скажи, что ты делал здесь? Чем занимался все время?

Майклу не верилось, что, даже не смотря на такие обширные возможности, кто-либо может придумать столько дел и занятий, чтобы скоротать вечность. Это же нереально!

В ответ Бруно усмехнулся:

– Я убивал это самое время. В какой-то степени это было даже здорово, пока не надоело. Я нашел возможности и научился тем вещам, на которые у меня раньше не хватало времени, желания, или банальной силы воли, чтобы переступить через свою лень. Тут я стал художником, кто бы мог подумать, правда? – Бруно улыбнулся брату. – Я научился хорошо играть на гитаре и пианино, а не как раньше, когда все наши соседи сходили с ума, когда я брал в руки инструмент…

Майкл засмеялся, раньше его брат действительно играл отвратительно.

– Еще я научился выделывать такие финты на футбольном поле, что Рональдо и Зидан умерли бы с зависти. Я, кстати, планирую поиграть с ними, когда они к нам присоединятся. Я действительно научился многим вещам, прочитал массу потрясающих книг, потратил время на стоящие вещи, но все же, не смотря на все это, со временем тут становится очень скучно.

Чем больше времени ты проводишь в раю, тем большими вещами ты можешь научиться или обладать, но чем больше ты умеешь, тем скучнее тебе станет в будущем, потому что жажда знаний будет вести тебя вперед, но, к сожалению, ты не всегда будешь иметь возможность ее утолить. Если бы можно было разделить этот бесконечно-длинный день на отрезки, на сутки, то все было бы по-другому, было бы лучше.

Бруно прервал свой рассказ и стал внимательно смотреть куда-то сквозь брата.

Майкл обернулся, чтобы узнать, чем вызван такой интерес Бруно. За его спиной на импровизированной песчаной площади стали собираться души, их было так много, что Майкл сначала не разглядел пьедестала, возвышавшегося где-то среди толпы. Вдруг откуда ни возьмись на пьедестале, материализовавшись из воздуха, появился большой ангел в белых светящихся одеждах и огромными крыльями за спиной. В его руках была золотая тетрадь, которую он крепко прижимал к себе. Ангел ничего не говорил и не делал, а просто стоял и смотрел на души, которые все прибывали и прибывали.

– Что происходит?

– Это Вестник. Он приносит известия с земли, рассказывает о родных и близких, словом, о тех, кто остался там. Он расскажет про каждого присутствующего. Кстати, он, наверное, является единственным мерилом времени.

– В смысле?

– Вестник появляется раз в три земных года. Время летит тут гораздо быстрее, чем на земле.

Майкл кивнул и предложил Бруно пойти на площадь. Он лелеял надежду услышать что-нибудь про своих девочек, мысли о которых занимали всю его душу и сердце. Даже когда он говорит на отвлеченные темы, то часть его все равно не перестает думать о Жизель и Люси. Интересно, люди, оставшиеся там, чувствуют, что о них думают здесь? Майкла очень интересовал этот вопрос. Ему хотелось верить, что да.

Братья побрели в сторону площади. Как только они подошли, Вестник практически сразу открыл свою тетрадь, окинул толпу беглым взглядом и стал монотонно зачитывать новости и события из земной жизни. Он рассказывал про какую-то девушку, у которой было бесчисленное количество канареек, и что-то там еще, наверное, не менее захватывающее и интересное из ее жизни, но Майкл не слушал.

Мужчина с замиранием сердца ждал, когда дойдет очередь до него. Точнее, до его семьи. Вестник зачитывал информацию из своей тетради то про одних, то про других. Чем дольше он читал, тем призрачнее в его душе становилась надежда на то, что Вестник обмолвится про его семью хоть парой слов. Мужчина чувствовал, что еще две-три новости и Вестник захлопнет свою тетрадь. Интуиция не подвела.

Майкл поначалу даже не поверил своим глазам, когда увидел, как Вестник закрыл свою тетрадь и начал медленно спускаться со своего пьедестала. Он был в недоумении. Почему про его семью не сказали ни слова? Он что-то сделал не так? Или дело в том, что он был в раю своего рода новеньким, и для него еще нет вестей, или была какая-то другая причина? Вдруг с его семьей что-то случилось? Эта мысль заставила непроизвольно содрогнуться.

Майкл обратил внимание, что Вестник не зачитал ни одной плохой вести и не поделился ни одним нерадостным событием, и сейчас он задумался – было ли это простым совпадением, или здесь изначально крылся какой-то умысел? Все выходит уж как-то больно подозрительно и сказочно, даже для рая. На площади были сотни душ, и неужели ни у кого из них в семьях не случилось ничего плохого? В этом Майкл сильно сомневался, тем более Вестник сказал далеко не про всех, а Бруно говорил, что у него должна быть весть для каждого. Так почему лица тех, про чьи семьи не было сказано ни слова, чуть ли не светятся от поднимающейся изнутри и дико рвущейся наружу тревоги? Неужели и в раю сплошной обман и надувательство? Неужели рай – это мир, где новости и события фильтруются согласно тому, на сколько баллов они тянут по шкале спокойствия-и-безмятежного-неведения? Кажется, Майкл начинал разочаровываться в этом месте, и, судя по тем же опечаленным и снедаемым тревогой лицам вокруг него, его теория, скорее всего, имела место быть.

Майкл стал пробираться сквозь толпу, порой достаточно грубо отпихивая людей, за крыльями которых иногда ничего не было видно. А у Майкла нет на это времени, он не мог упустить Вестника, остальное его не заботило. Мужчина почувствовал, как кто-то схватил его за руку, вероятно Бруно – больше некому, – Майкл высвободился из некрепкой хватки, и практически приблизился к своей цели.

– Простите, – он на мгновение осекся, не зная как обратиться к ангелу, а потом просто выпалил на одном дыхании: – Я Майкл, я попал сюда недавно, – Вестник сосредоточенно смотрел на него, чуть наклонив голову в бок. – Я хотел узнать у Вас, как моя жена и дочь? Их зовут Жизель и Люси. Сказать фамилию?

Вестник продолжал, не моргая, смотреть на Майкла, как будто тот был с пришельцем и говорил на неведомом ему языке.

– С вами все в порядке? Чем я могу вам помочь?

– Моя семья, – Майкл был поражен, неужели он его совсем не слушал? – Я хочу узнать, как они. Вы ничего про них не сказали.

– Я сказал про всех, от кого у меня были известия. Помочь Вам не в моей компетенции.

Вестник стал потихонечку продвигаться вперед, но Майкл загородил ему дорогу и продолжал упорствовать:

– А в чьей?

Вестник задумчиво глянул на него.

– Не в моей, – Вестник расправил крылья и взмыл высоко в небо, через мгновение его уже и след простыл.

– Проклятье! – выругался Майкл.

На его плечо легла чья-то рука.

– Ты в порядке? – спросил Бруно, чуть сжимая плечо брата.

– Я должен их увидеть и убедиться, что с ними все хорошо, понимаешь? – голос Майкла звучал так твердо, что он сам не ожидал от себя такой реакции, это был чистый выброс эмоций, значит, решение было верным: – Я должен, – уже чуть спокойнее продолжил он, – я все еще муж и отец. Они моя семья, я не оставлю их.

– Я понимаю твои чувства, но ты не понимаешь, что ты говоришь. Это невозможно. Наши миры навсегда разделены, и тебе не пересечь их, как бы сильно ты этого не хотел. Думаешь, ты первый, кто разражается гневом и пытается изменить давно сложившийся миропорядок?

– У кого-нибудь получилось?

– А ты как думаешь?

– Неважно, – решительность не покидала Майкла ни на минуту, а наоборот, усиливалась с каждой секундой. – Это все неважно. У меня получится. Я найду способ. Он должен быть.

Майкл бормотал себе под нос и со стороны напоминал человека, который явно не в себе.

– Его не может не быть.

Мужчина походил немного туда-сюда, пытаясь сосредоточиться и отогнать от себя чувство огромного волнения, которое росло у него в душе и мешало думать.

Должен быть способ. Лазейки есть всегда и везде, их нужно просто отыскать. Просто суметь отыскать. Он мысленно приказывал себе начать соображать, ругал себя, что такой дурак, потому что чувствовал, что решение находится где-то у него под носом, а он не может его найти.

– Ты, кажется, говорил, что стоит только пожелать, и ты будешь обладать, чем хочешь? – с вызовом и нажимом бросил Майкл, как будто то, увидит ли он семью или нет, зависело непосредственно от Бруно.

– Да, но…

– Сейчас проверим.

Майкл сосредоточился на своем желании и сильно зажмурился, повторив свое желание несколько раз, он открыл глаза и увидел, что стоит в ярко-желтой футболке с огромным хот-догом на груди; это была его любимая футболка для барбекю. Желание сбылось.

– Отлично! – воодушевленный, Майкл глубоко вдохнул и сказал: – Я хочу увидеть свою семью. Я хочу их увидеть.

Он открыл глаза, но перед ним с тревожным лицом по-прежнему стоял его младший брат.

– Все не так просто, Майкл. Везде есть свои рамки и правила, у всего есть предел. Думаешь, если бы в раю исполнялось любое желание, хоть кто-нибудь пожелал остаться здесь, быть в разлуке с теми, кого любишь? – спросил он, внимательно глядя в глаза брата, такие же, как у него. – Не думаю. Все желали бы вернуться обратно.

– Просто…, – Майклу было тяжело подбирать слова. – Пойми, просто…

– Я знаю. Мы что-нибудь придумаем, – он улыбнулся Майклу от всей души, и на долю секунды он действительно поверил в то, что они действительно что-нибудь придумают.

Хотя, откровенно говоря, вероятность этого была мала, но, несмотря на это, у обоих зародилось яркое ощущение того, что им не так уж и много времени осталось провести в обществе друг друга, и никто из них не мог понять, хорошо это или плохо.

Бруно, только что обретший старшего брата, был счастлив и не хотел снова его терять, но он также понимал, что сможет достичь абсолютного счастья только в том случае, когда и его брат будет счастлив. И если благополучие Майкла будет возможно только в том случае, если их дороги снова разойдутся, то Бруно готов был пойти на это. Он готов был отпустить брата, чтобы тот снова обрел искру жизни – свое счастье… Хотя кто знает, как там сложится дальше. Не стоит ничего загадывать и планировать, даже в раю, но предчувствия никогда не обманывали Бруно. У них осталось не так много времени.

***

….Спустя…

Сколько прошло времени, Майкл не знал, да это, собственно, и неважно. Главное, что теперь у него появился план, который был изложен брату несколько мгновений назад.

– Думаешь? – Бруно был настроен скептически, – даже не знаю. Может еще и не сработает. Хотя в теории идея отличная, не спорю. Но мне не нравится. Если бы она касалась совершенно незнакомого мне человека, тогда – да, а так…

– Понимаю, я бы думал так же, но другой идеи все равно нет.

Бруно поднялся с газона вслед за Майклом. Старший брат улыбнулся ему и широко раскинул руки. Они крепко и по—семейному трогательно обнялись.

– Если ничего не получится, – начал Майкл, но потом осекся, – нет, не так: если у меня получится, обещаешь позаботиться о них, хорошо? – Бруно молча кивнул, сглатывая слезы, подступавшие к горлу.