Поэмы

11 Байран, или Байрам, праздник разговенья. Рамазан, мусульманский пост.

12 Мстислав, сын св. Владимира, прозванный Удалым, удельный князь Тмутаракана (остров Тамань). Он воевал с косогами (по всей вероятности, нынешними черкесами) и в единоборстве одолел князя их Редедю. См. Ист. Гос. Росс. Том II.

Братья разбойники

     Не стая воронов слеталасьНа груды тлеющих костей,За Волгой, ночью, вкруг огнейУдалых шайка собиралась.Какая смесь одежд и лиц,Племен, наречий, состояний!Из хат, из келий, из темницОни стеклися для стяжаний!Здесь цель одна для всех сердец —Живут без власти, без закона.Меж ними зрится и беглецС брегов воинственного Дона,И в черных локонах еврей,И дикие сыны степей,Калмык, башкирец безобразный,И рыжий финн, и с ленью празднойВезде кочующий цыган!Опасность, кровь, разврат, обман —Суть узы страшного семейства;Тот их, кто с каменной душойПрошел все степени злодейства;Кто режет хладною рукойВдовицу с бедной сиротой,Кому смешно детей стенанье,Кто не прощает, не щадит,Кого убийство веселит,Как юношу любви свиданье.     Затихло всё, теперь лунаСвой бледный свет на них наводит,И чарка пенного винаИз рук в другие переходит.Простерты на земле сырой,Иные чутко засыпают:И сны зловещие летаютНад их преступной головой.Другим рассказы сокращаютУгрюмой ночи праздный час;Умолкли все – их занимаетПришельца нового рассказ,И всё вокруг его внимает:     «Нас было двое: брат и я.Росли мы вместе; нашу младостьВскормила чуждая семья:Нам, детям, жизнь была не в радость;Уже мы знали нужды глас,Сносили горькое презренье,И рано волновало насЖестокой зависти мученье.Не оставалось у сиротНи бедной хижинки, ни поля;Мы жили в горе, средь забот,Наскучила нам эта доля,И согласились меж собойМы жребий испытать иной:В товарищи себе мы взялиБулатный нож да темну ночь;Забыли робость и печали,А совесть отогнали прочь.     Ах, юность, юность удалая!Житье в то время было нам,Когда, погибель презирая,Мы всё делили пополам.Бывало, только месяц ясныйВзойдет и станет средь небес,Из подземелия мы в лесИдем на промысел опасный.За деревом сидим и ждем:Идет ли позднею дорогойБогатый жид иль поп убогий, —Всё наше! всё себе берем.Зимой, бывало, в ночь глухуюЗаложим тройку удалую,Поем и свищем, и стрелойЛетим над снежной глубиной.Кто не боялся нашей встречи?Завидели в харчевне свечи —Туда! к воротам, и стучим,Хозяйку громко вызываем,Вошли – всё даром: пьем, едимИ красных девушек ласкаем!     И что ж? попались молодцы;Не долго братья пировали;Поймали нас – и кузнецыНас друг ко другу приковали,И стража отвела в острог.     Я старший был пятью годамиИ вынесть больше брата мог.В цепях, за душными стенамиЯ уцелел – он изнемог.С трудом дыша, томим тоскою,В забвенье, жаркой головоюСклоняясь к моему плечу,Он умирал, твердя всечасно:«Мне душно здесь… я в лес хочу…Воды, воды!..» – но я напрасноСтрадальцу воду подавал:Он снова жаждою томился,И градом пот по нем катился.В нем кровь и мысли волновалЖар ядовитого недуга;Уж он меня не узнавалИ поминутно призывалК себе товарища и друга.Он говорил: «Где скрылся ты?Куда свой тайный путь направил?Зачем мой брат меня оставилСредь этой смрадной темноты?Не он ли сам от мирных пашенМеня в дремучий лес сманилИ ночью там, могущ и страшен,Убийству первый научил?Теперь он без меня на волеОдин гуляет в чистом поле,Тяжелым машет кистенем[21]И позабыл в завидной долеОн о товарище своем!..»То снова разгорались в немДокучной совести мученья:Пред ним толпились привиденья,Грозя перстом издалека.Всех чаще образ старика,Давно зарезанного нами,Ему на мысли приходил;Больной, зажав глаза руками,За старца так меня молил:«Брат! сжалься над его слезами!Не режь его на старость лет…Мне дряхлый крик его ужасен…Пусти его – он не опасен;В нем крови капли теплой нет…Не смейся, брат, над сединами,Не мучь его… авось мольбамиСмягчит за нас он Божий гнев!..»Я слушал, ужас одолев;Хотел унять больного слезыИ удалить пустые грезы.Он видел пляски мертвецов,В тюрьму пришедших из лесов,То слышал их ужасный шепот,То вдруг погони близкий топот,И дико взгляд его сверкал,Стояли волосы горою,И весь, как лист, он трепетал.То мнил уж видеть пред собоюНа площадях толпы людей,И страшный ход до места казни,И кнут, и грозных палачей…Без чувств, исполненный боязни,Брат упадал ко мне на грудь.Так проводил я дни и ночи,Не мог минуты отдохнуть,И сна не знали наши очи.     Но молодость свое взяла:Вновь силы брата возвратились,Болезнь ужасная прошла,И с нею грезы удалились.Воскресли мы. Тогда сильнейВзяла тоска по прежней доле;Душа рвалась к лесам и к воле,Алкала воздуха полей.Нам тошен был и мрак темницы,И сквозь решетки свет денницы[22],И стражи клик, и звон цепей,И легкий шум залетной птицы.     По улицам однажды мы,В цепях, для городской тюрьмыСбирали вместе подаяньеИ согласились в тишинеИсполнить давнее желанье;Река шумела в стороне,Мы к ней – и с берегов высокихБух! поплыли в водах глубоких.Цепями общими гремим,Бьем волны дружными ногами,Песчаный видим островокИ, рассекая быстрый ток,Туда стремимся. Вслед за намиКричат: «Лови! лови! уйдут!»Два стража издали плывут,Но уж на остров мы ступаем,Оковы камнем разбиваем,Друг с друга рвем клочки одежд,Отягощенные водою…Погоню видим за собою;Но смело, полные надежд,Сидим и ждем. Один уж тонет,То захлебнется, то застонетИ, как свинец, пошел ко дну.Другой проплыл уж глубину,С ружьем в руках, он вброд упрямо,Не внемля крику моему,Идет, но в голову емуДва камня полетели прямо —И хлынула на волны кровь;Он утонул – мы в воду вновь,За нами гнаться не посмели,Мы берегов достичь успелиИ в лес ушли. Но бедный брат…И труд, и волн осенний хладНедавних сил его лишили:Опять недуг его сломил,И злые грезы посетили.Три дня больной не говорилИ не смыкал очей дремотой;В четвертый грустною заботой,Казалось, он исполнен был;Позвал меня, пожал мне руку,Потухший взор изобразилОдолевающую муку;Рука задрогла, он вздохнулИ на груди моей уснул.     Над хладным телом я остался,Три ночи с ним не расставался,Всё ждал, очнется ли мертвец?И горько плакал. НаконецВзял заступ; грешную молитвуНад братней ямой совершилИ тело в землю схоронил…Потом на прежнюю ловитвуПошел один… Но прежних летУж не дождусь: их нет как нет!Пиры, веселые ночлегиИ наши буйные набеги —Могила брата всё взяла.Влачусь угрюмый, одинокий,Окаменел мой дух жестокий,И в сердце жалость умерла.Но иногда щажу морщины:Мне страшно резать старика;На беззащитные сединыНе подымается рука.Я помню, как в тюрьме жестокойБольной, в цепях, лишенный сил,Без памяти, в тоске глубокойЗа старца брат меня молил».

Бахчисарайский фонтан

Многие, так же как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече.

Сади[23]

     Гирей сидел, потупя взор;Янтарь[24] в устах его дымился;Безмолвно раболепный дворВкруг хана грозного теснился.Всё было тихо во дворце;Благоговея, все читалиПриметы гнева и печалиНа сумрачном его лице.Но повелитель горделивыйМахнул рукой нетерпеливой:И все, склонившись, идут вон.     Один в своих чертогах он;Свободней грудь его вздыхает,Живее строгое челоВолненье сердца выражает.Так бурны тучи отражаетЗалива зыбкое стекло.     Что движет гордою душою?Какою мыслью занят он?На Русь ли вновь идет войною,Несет ли Польше свой закон,Горит ли местию кровавой,Открыл ли в войске заговор,Страшится ли народов гор,Иль козней Генуи лукавой?     Нет, он скучает бранной славой,Устала грозная рука;Война от мыслей далека.     Ужель в его гарем изменаСтезей преступною вошла,И дочь неволи, нег и пленаГяуру[25] сердце отдала?     Нет, жены робкие Гирея,Ни думать, ни желать не смея,Цветут в унылой тишине;Под стражей бдительной и хладнойНа лоне скуки безотраднойИзмен не ведают оне.В тени хранительной темницыУтаены их красоты:Так аравийские цветыЖивут за стеклами теплицы.Для них унылой чередойДни, месяцы, лета проходятИ неприметно за собойИ младость, и любовь уводят.Однообразен каждый день,И медленно часов теченье.В гареме жизнью правит лень:Мелькает редко наслажденье.Младые жены, как-нибудьЖелая сердце обмануть,Меняют пышные уборы,Заводят игры, разговорыИли при шуме вод живых,Над их прозрачными струями,В прохладе яворов[26] густыхГуляют легкими роями.Меж ними ходит злой эвнух[27],И убегать его напрасно:Его ревнивый взор и слухЗа всеми следует всечасно.Его стараньем заведенПорядок вечный. Воля ханаЕму единственный закон;Святую заповедь Корана[28]Не строже наблюдает он.Его душа любви не просит;Как истукан, он переноситНасмешки, ненависть, укор,Обиды шалости нескромной,Презренье, просьбы, робкий взор,И тихий вздох, и ропот томный.Ему известен женский нрав;Он испытал, сколь он лукавИ на свободе, и в неволе:Взор нежный, слез упрек немойНе властны над его душой;Он им уже не верит боле.     Раскинув легкие власы,Как идут пленницы младыеКупаться в жаркие часы,И льются волны ключевыеНа их волшебные красы,Забав их сторож неотлучный,Он тут; он видит, равнодушный,Прелестниц обнаженный рой;Он по гарему в тьме ночнойНеслышными шагами бродит:Ступая тихо по коврам,К послушным крадется дверям,От ложа к ложу переходит;В заботе вечной, ханских женРоскошный наблюдает сон,Ночной подслушивает лепет;Дыханье, вздох, малейший трепет, —Всё жадно примечает он:И горе той, чей шепот сонныйЧужое имя призывалИли подруге благосклоннойПорочны мысли доверял!     Что ж полон грусти ум Гирея?Чубук в руках его потух;Недвижим и дохнуть не смея,У двери знака ждет эвнух.Встает задумчивый властитель;Пред ним дверь настежь. Молча, онИдет в заветную обительЕще недавно милых жен.     Беспечно ожидая хана,Вокруг игривого фонтанаНа шелковых коврах онеТолпою резвою сиделиИ с детской радостью глядели,Как рыба в ясной глубинеНа мраморном ходила дне.Нарочно к ней на дно иныеРоняли серьги золотые.Кругом невольницы меж темШербет[29] носили ароматныйИ песнью звонкой и приятнойВдруг огласили весь гарем:ТАТАРСКАЯ ПЕСНЯ          1«Дарует небо человекуЗамену слез и частых бед:Блажен факир[30], узревший Мекку[31]На старости печальных лет.          2Блажен, кто славный брег Дуная[32]Своею смертью освятит:К нему навстречу дева раяС улыбкой страстной полетит.          3Но тот блаженней, о Зарема,Кто, мир и негу возлюбя,Как розу, в тишине гаремаЛелеет, милая, тебя».     Они поют. Но где Зарема,Звезда любви, краса гарема? —Увы, печальна и бледна,Похвал не слушает она;Как пальма, смятая грозою,Поникла юной головою;Ничто, ничто не мило ей:Зарему разлюбил Гирей.     Он изменил!.. Но кто с тобою,Грузинка, равен красотою?Вокруг лилейного челаТы косу дважды обвила;Твои пленительные очиЯснее дня, чернее ночи.Чей голос выразит сильнейПорывы пламенных желаний?Чей страстный поцелуй живейТвоих язвительных лобзаний?Как сердце, полное тобой,Забьется для красы чужой?Но, равнодушный и жестокий,Гирей презрел твои красыИ ночи хладные часыПроводит мрачный, одинокийС тех пор, как польская княжнаВ его гарем заключена.     Недавно юная МарияУзрела небеса чужие;Недавно милою красойОна цвела в стране родной;Седой отец гордился еюИ звал отрадою своею.Для старика была законЕе младенческая воля.Одну заботу ведал он,Чтоб дочери любимой доляБыла, как вешний день, ясна,Чтоб и минутные печалиЕе души не помрачали,Чтоб даже замужем онаВоспоминала с умиленьемДевичье время, дни забав,Мелькнувших легким сновиденьем.Всё в ней пленяло: тихий нрав,Движенья стройные, живыеИ очи томно-голубые.Природы милые дарыОна искусством украшала;Она домашние пирыВолшебной арфой оживляла;Толпы вельмож и богачейРуки Марииной искали,И много юношей по нейВ страданье тайном изнывали.Но в тишине души своейОна любви еще не зналаИ независимый досугВ отцовском замке меж подругОдним забавам посвящала.     Давно ль? И что же! Тьмы татарНа Польшу хлынули рекою:Не с столь ужасной быстротоюПо жатве стелется пожар.Обезображенный войною,Цветущий край осиротел;Исчезли мирные забавы;Уныли селы и дубравы,И пышный замок опустел.Тиха Мариина светлица…В домовой церкви, где кругомПочиют мощи[33] хладным сном,С короной, с княжеским гербомВоздвиглась новая гробница…Отец в могиле, дочь в плену.Скупой наследник в замке правитИ тягостным ярмом бесславитОпустошенную страну.     Увы! Дворец Бахчисарая[34]Скрывает юную княжну.В неволе тихой увядая,Мария плачет и грустит.Гирей несчастную щадит:Ее унынье, слезы, стоныТревожат хана краткий сон,И для нее смягчает онГарема строгие законы.Угрюмый сторож ханских женНи днем, ни ночью к ней не входит:Рукой заботливой не онНа ложе сна ее возводит;Не смеет устремиться к нейОбидный взор его очей;Она в купальне потаеннойОдна с невольницей своей;Сам хан боится девы пленнойПечальный возмущать покой;Гарема в дальнем отделеньеПозволено ей жить одной:И, мнится, в том уединеньеСокрылся некто неземной.Там день и ночь горит лампадаПред ликом Девы Пресвятой;Души тоскующей отрада,Там упованье в тишинеС смиренной верой обитает,И сердцу всё напоминаетО близкой, лучшей стороне…Там дева слезы проливаетВдали завистливых подруг;И между тем как всё вокругВ безумной неге утопает,Святыню строгую скрываетСпасенный чудом уголок.Так сердце, жертва заблуждений,Среди порочных упоенийХранит один святой залог,Одно божественное чувство……………………….…………………….     Настала ночь; покрылись теньюТавриды[35] сладостной поля;Вдали, под тихой лавров сеньюЯ слышу пенье соловья;За хором звезд луна восходит;Она с безоблачных небесНа долы, на холмы, на лесСиянье томное наводит.Покрыты белой пеленой,Как тени легкие мелькая,По улицам Бахчисарая,Из дома в дом, одна к другой,Простых татар спешат супругиДелить вечерние досуги.Дворец утих; уснул гарем,Объятый негой безмятежной;Не прерывается ничемСпокойство ночи. Страж надежный,Дозором обошел эвнух.Теперь он спит; но страх прилежныйТревожит в нем и спящий дух.Измен всечасных ожиданьеПокоя не дает уму.То чей-то шорох, то шептанье,То крики чудятся ему;Обманутый неверным слухом,Он пробуждается, дрожит,Напуганным приникнув ухом…Но всё кругом его молчит;Одни фонтаны сладкозвучныИз мраморной темницы бьют,И, с милой розой неразлучны,Во мраке соловьи поют;Эвнух еще им долго внемлет,И снова сон его объемлет.     Как милы темные красыНочей роскошного Востока!Как сладко льются их часыДля обожателей Пророка!Какая нега в их домах,В очаровательных садах,В тиши гаремов безопасных,Где под влиянием луныВсё полно тайн и тишиныИ вдохновений сладострастных!……………………….     Все жены спят. Не спит одна.Едва дыша, встает она;Идет; рукою торопливойОткрыла дверь; во тьме ночнойСтупает легкою ногой…В дремоте чуткой и пугливойПред ней лежит эвнух седой.Ах, сердце в нем неумолимо:Обманчив сна его покой!..Как дух, она проходит мимо.……………………..     Пред нею дверь; с недоуменьемЕе дрожащая рукаКоснулась верного замка…Вошла, взирает с изумленьем…И тайный страх в нее проник.Лампады свет уединенный,Кивот[36], печально озаренный,Пречистой Девы кроткий ликИ крест, любви символ священный,Грузинка! всё в душе твоейРодное что-то пробудило,Всё звуками забытых днейНевнятно вдруг заговорило.Пред ней покоилась княжна,И жаром девственного снаЕе ланиты оживлялисьИ, слез являя свежий след,Улыбкой томной озарялись:Так озаряет лунный светДождем отягощенный цвет;Спорхнувший с неба сын эдема[37],Казалось, ангел почивалИ, сонный, слезы проливалО бедной пленнице гарема…Увы, Зарема, что с тобой?Стеснилась грудь ее тоской,Невольно клонятся колени,И молит: «Сжалься надо мной,Не отвергай моих молений!..»Ее слова, движенье, стонПрервали девы тихий сон.Княжна со страхом пред собоюМладую незнакомку зрит;В смятенье, трепетной рукоюЕе подъемля, говорит:«Кто ты?.. Одна, порой ночною,Зачем ты здесь?» – «Я шла к тебе,Спаси меня; в моей судьбеОдна надежда мне осталась…Я долго счастьем наслаждалась,Была беспечней день от дня…И тень блаженства миновалась;Я гибну. Выслушай меня.     Родилась я не здесь, далеко,Далеко… но минувших днейПредметы в памяти моейДоныне врезаны глубоко.Я помню горы в небесах,Потоки жаркие в горах,Непроходимые дубравы,Другой закон, другие нравы;Но почему, какой судьбойЯ край оставила родной,Не знаю; помню только мореИ человека в вышинеНад парусами…               Страх и гореДоныне чужды были мне;Я в безмятежной тишинеВ тени гарема расцветалаИ первых опытов любвиПослушным сердцем ожидала.Желанья тайные моиСбылись. Гирей для мирной негиВойну кровавую презрел,Пресек ужасные набегиИ свой гарем опять узрел.Пред хана в смутном ожиданьеПредстали мы. Он светлый взорОстановил на мне в молчанье,Позвал меня… и с этих порМы в беспрерывном упоеньеДышали счастьем; и ни разНи клевета, ни подозренье,Ни злобной ревности мученье,Ни скука не смущала нас.Мария, ты пред ним явилась…Увы, с тех пор его душаПреступной думой омрачилась!Гирей, изменою дыша,Моих не слушает укоров;Ему докучен сердца стон;Ни прежних чувств, ни разговоровСо мною не находит он.Ты преступленью не причастна;Я знаю: не твоя вина…Итак, послушай: я прекрасна;Во всем гареме ты однаМогла б еще мне быть опасна;Но я для страсти рождена,Но ты любить, как я, не можешь;Зачем же хладной красотойТы сердце слабое тревожишь?Оставь Гирея мне: он мой;На мне горят его лобзанья,Он клятвы страшные мне дал,Давно все думы, все желаньяГирей с моими сочетал;Меня убьет его измена…Я плачу; видишь, я коленаТеперь склоняю пред тобой,Молю, винить тебя не смея,Отдай мне радость и покой,Отдай мне прежнего Гирея…Не возражай мне ничего;Он мой; он ослеплен тобою.Презреньем, просьбою, тоскою,Чем хочешь, отврати его;Клянись… (хоть я для Алкорана[38],Между невольницами хана,Забыла веру прежних дней;Но вера матери моейБыла твоя) клянись мне еюЗарему возвратить Гирею…Но слушай: если я должнаТебе… кинжалом я владею,Я близ Кавказа рождена».     Сказав, исчезла вдруг. За неюНе смеет следовать княжна.Невинной деве непонятенЯзык мучительных страстей,Но голос их ей смутно внятен,Он странен, он ужасен ей.Какие слезы и моленьяЕе спасут от посрамленья?Что ждет ее? Ужели ейОстаток горьких юных днейПровесть наложницей презренной?О Боже! если бы ГирейВ ее темнице отдаленнойЗабыл несчастную навекИли кончиной ускореннойУнылы дни ее пресек!С какою б радостью МарияОставила печальный свет!Мгновенья жизни дорогиеДавно прошли, давно их нет!Что делать ей в пустыне мира?Уж ей пора, Марию ждутИ в небеса, на лоно мира,Родной улыбкою зовут.……………………..     Промчались дни; Марии нет.Мгновенно сирота почила.Она давно-желанный свет,Как новый ангел, озарила.Но что же в гроб ее свело?Тоска ль неволи безнадежной,Болезнь, или другое зло?..Кто знает? Нет Марии нежной!..Дворец угрюмый опустел;Его Гирей опять оставил;С толпой татар в чужой пределОн злой набег опять направил;Он снова в бурях боевыхНесется мрачный, кровожадный:Но в сердце хана чувств иныхТаится пламень безотрадный.Он часто в сечах роковыхПодъемлет саблю, и с размахаНедвижим остается вдруг,Глядит с безумием вокруг,Бледнеет, будто полный страха,И что-то шепчет, и поройГорючи слезы льет рекой.     Забытый, преданный презренью,Гарем не зрит его лица;Там, обреченные мученью,Под стражей хладного скопцаСтареют жены. Между нимиДавно грузинки нет; онаГарема стражами немымиВ пучину вод опущена.В ту ночь, как умерла княжна,Свершилось и ее страданье.Какая б ни была вина,Ужасно было наказанье!     Опустошив огнем войныКавказу близкие страныИ селы мирные России,В Тавриду возвратился ханИ в память горестной МарииВоздвигнул мраморный фонтан,В углу дворца уединенный.Над ним крестом осененаМагометанская луна[39](Символ, конечно, дерзновенный,Незнанья жалкая вина).Есть надпись: едкими годамиЕще не сгладилась она.За чуждыми ее чертамиЖурчит во мраморе водаИ каплет хладными слезами,Не умолкая никогда.Так плачет мать во дни печалиО сыне, падшем на войне.Младые девы в той странеПреданье старины узнали,И мрачный памятник онеФонтаном слез именовали.     Покинув север наконец,Пиры надолго забывая,Я посетил БахчисараяВ забвенье дремлющий дворец.Среди безмолвных переходовБродил я там, где, бич народов,Татарин буйный пировалИ после ужасов набегаВ роскошной лени утопал.Еще поныне дышит негаВ пустых покоях и садах;Играют воды, рдеют розы,И вьются виноградны лозы,И злато блещет на стенах.Я видел ветхие решетки,За коими, в своей весне,Янтарны разбирая четки,Вздыхали жены в тишине.Я видел ханское кладбище,Владык последнее жилище.Сии надгробные столбы,Венчанны мраморной чалмою,Казалось мне, завет судьбыГласили внятною молвою.Где скрылись ханы? Где гарем?Кругом всё тихо, всё уныло,Всё изменилось… но не темВ то время сердце полно было:Дыханье роз, фонтанов шумВлекли к невольному забвенью,Невольно предавался умНеизъяснимому волненью,И по дворцу летучей теньюМелькала дева предо мной!..…………………….     Чью тень, о други, видел я?Скажите мне: чей образ нежныйТогда преследовал меня,Неотразимый, неизбежный?Марии ль чистая душаЯвлялась мне, или ЗаремаНосилась, ревностью дыша,Средь опустелого гарема?     Я помню столь же милый взглядИ красоту еще земную,Все думы сердца к ней летят,Об ней в изгнании тоскую…Безумец! полно! перестань,Не оживляй тоски напрасной,Мятежным снам любви несчастнойЗаплачена тобою дань —Опомнись; долго ль, узник томный,Тебе оковы лобызатьИ в свете лирою нескромнойСвое безумство разглашать?     Поклонник муз, поклонник мира,Забыв и славу и любовь,О, скоро вас увижу вновь,Брега веселые Салгира![40]Приду на склон приморских гор,Воспоминаний тайных полный,И вновь таврические волны[41]Обрадуют мой жадный взор.Волшебный край, очей отрада!Всё живо там: холмы, леса,Янтарь и яхонт винограда,Долин приютная краса,И струй и тополей прохлада —Всё чувство путника манит,Когда, в час утра безмятежный,В горах, дорогою прибрежной,Привычный конь его бежитИ зеленеющая влагаПред ним и блещет, и шумитВокруг утесов Аю-дага[42]…

Цыганы

     Цыганы шумною толпойПо Бессарабии кочуют.Они сегодня над рекойВ шатрах изодранных ночуют.Как вольность, весел их ночлегИ мирный сон под небесами.Между колесами телег,Полузавешенных коврами,Горит огонь; семья кругомГотовит ужин; в чистом полеПасутся кони; за шатромРучной медведь лежит на воле.Всё живо посреди степей:Заботы мирные семей,Готовых с утром в путь недальний,И песни жен, и крик детей,И звон походной наковальни.Но вот на табор кочевойНисходит сонное молчанье,И слышно в тишине степнойЛишь лай собак да коней ржанье.Огни везде погашены,Спокойно всё, луна сияетОдна с небесной вышиныИ тихий табор озаряет.В шатре одном старик не спит;Он перед углями сидит,Согретый их последним жаром,И в поле дальное глядит,Ночным подернутое паром.Его молоденькая дочьПошла гулять в пустынном поле.Она привыкла к резвой воле,Она придет: но вот уж ночь,И скоро месяц уж покинетНебес далеких облака;Земфиры нет как нет, и стынетУбогий ужин старика.     Но вот она. За нею следомПо степи юноша спешит;Цыгану вовсе он неведом.«Отец мой, – дева говорит, —Веду я гостя: за курганомЕго в пустыне я нашлаИ в табор на ночь зазвала.Он хочет быть, как мы, цыганом;Его преследует закон,Но я ему подругой буду.Его зовут Алеко; онГотов идти за мною всюду».Старик     Я рад. Останься до утраПод сенью нашего шатраИли пробудь у нас и доле,Как ты захочешь. Я готовС тобой делить и хлеб и кров.Будь наш, привыкни к нашей доле,Бродящей бедности и воле;А завтра с утренней зарейВ одной телеге мы поедем;Примись за промысел любой:Железо куй иль песни пойИ селы обходи с медведем.АлекоЯ остаюсь.Земфира          Он будет мой:Кто ж от меня его отгонит?Но поздно… месяц молодойЗашел; поля покрыты мглой,И сон меня невольно клонит…     Светло. Старик тихонько бродитВокруг безмолвного шатра.«Вставай, Земфира: солнце всходит,Проснись, мой гость, пора, пора!Оставьте, дети, ложе неги».И с шумом высыпал народ,Шатры разобраны, телегиГотовы двинуться в поход;Всё вместе тронулось: и вотТолпа валит в пустых равнинах.Ослы в перекидных корзинахДетей играющих несут;Мужья и братья, жены, девы,И стар и млад вослед идут;Крик, шум, цыганские припевы,Медведя рев, его цепейНетерпеливое бряцанье,Лохмотьев ярких пестрота,Детей и старцев нагота,Собак и лай, и завыванье,Волынки[43] говор, скрып телег —Всё скудно, дико, всё нестройно;Но всё так живо-непокойно,Так чуждо мертвых наших нег,Так чуждо этой жизни праздной,Как песнь рабов однообразной!     Уныло юноша гляделНа опустелую равнинуИ грусти тайную причинуИстолковать себе не смел.С ним черноокая Земфира,Теперь он вольный житель мира,И солнце весело над нимПолуденной красою блещет;Что ж сердце юноши трепещет?Какой заботой он томим?     Птичка Божия не знает     Ни заботы, ни труда,     Хлопотливо не свивает     Долговечного гнезда,     В долгу ночь на ветке дремлет;     Солнце красное взойдет,     Птичка гласу Бога внемлет,     Встрепенется и поет.     За весной, красой природы,     Лето знойное пройдет —     И туман и непогоды     Осень поздняя несет:     Людям скучно, людям горе;     Птичка в дальные страны,     В теплый край, за сине море     Улетает до весны.Подобно птичке беззаботнойИ он, изгнанник перелетный,Гнезда надежного не зналИ ни к чему не привыкал.Ему везде была дорога,Везде была ночлега сень;Проснувшись поутру, свой деньОн отдавал на волю Бога,И жизни не могла тревогаСмутить его сердечну лень.Его порой волшебной славыМанила дальная звезда,Нежданно роскошь и забавыК нему являлись иногда;Над одинокой головоюИ гром нередко грохотал;Но он беспечно под грозоюИ в вёдро ясное дремал.И жил, не признавая властиСудьбы коварной и слепой;Но Боже, как играли страстиЕго послушною душой!С каким волнением кипелиВ его измученной груди!Давно ль, надолго ль усмирели?Они проснутся: погоди.Земфира     Скажи, мой друг: ты не жалеешьО том, что бросил навсегда?АлекоЧто ж бросил я?Земфира               Ты разумеешь:Людей отчизны, города.АлекоО чем жалеть? Когда б ты знала,Когда бы ты воображалаНеволю душных городов!Там люди в кучах, за оградой,Не дышат утренней прохладой,Ни вешним запахом лугов;Любви стыдятся, мысли гонят,Торгуют волею своей,Главы пред идолами клонятИ просят денег да цепей.Что бросил я? Измен волненье,Предрассуждений[44] приговор,Толпы безумное гоненьеИли блистательный позор.ЗемфираНо там огромные палаты,Там разноцветные ковры,Там игры, шумные пиры,Уборы дев там так богаты!АлекоЧто шум веселий городских?Где нет любви, там нет веселий;А девы… Как ты лучше ихИ без нарядов дорогих,Без жемчугов, без ожерелий!Не изменись, мой нежный друг!А я… одно мое желаньеС тобой делить любовь, досугИ добровольное изгнанье.СтарикТы любишь нас, хоть и рожденСреди богатого народа;Но не всегда мила свободаТому, кто к неге приучен.Меж нами есть одно преданье:Царем когда-то сослан былПолудня[45] житель к нам в изгнанье.(Я прежде знал, но позабылЕго мудреное прозванье.)Он был уже летами стар,Но млад и жив душой незлобной:Имел он песен дивный дарИ голос, шуму вод подобный.И полюбили все его,И жил он на брегах Дуная,Не обижая никого,Людей рассказами пленяя.Не разумел он ничего,И слаб, и робок был, как дети;Чужие люди за негоЗверей и рыб ловили в сети;Как мерзла быстрая рекаИ зимни вихри бушевали,Пушистой кожей покрывалиОни святого старика;Но он к заботам жизни беднойПривыкнуть никогда не мог;Скитался он иссохший, бледный,Он говорил, что гневный БогЕго карал за преступленье,Он ждал: придет ли избавленье.И всё несчастный тосковал,Бродя по берегам Дуная,Да горьки слезы проливал,Свой дальный град воспоминая.И завещал он, умирая,Чтобы на юг перенеслиЕго тоскующие кости,И смертью – чуждой сей земли —Не успокоенные гости.АлекоТак вот судьба твоих сынов,О Рим, о громкая держава!Певец любви, певец богов,Скажи мне: что такое слава?Могильный гул, хвалебный глас,Из рода в роды звук бегущийИли под сенью дымной кущи[46]Цыгана дикого рассказ?     Прошло два лета. Так же бродятЦыганы мирною толпой;Везде по-прежнему находятГостеприимство и покой.Презрев оковы просвещенья,Алеко волен, как они;Он без забот и сожаленьяВедет кочующие дни.Всё тот же он, семья всё та же;