Научи любить
Следователь оказался довольно молодым человеком. Он с нескрываемым любопытством оглядел мою простенькую обстановку и спросил разрешения сесть за стол.
– Может, чаю? – предложила я.
– Нет. Времени у нас мало. Я опрошу вас, а затем ваш участковый заполнит начало протокола и принесет вам на подпись. Дело серьезное, мы не только расследуем убийство человека, но еще и обнаружили в его доме тайник с наркотиками. Итак, Мария, – он заглянул в блокнотик, – Кондратьевна, вчера была ваша смена в магазине?
Я молча кивнула головой.
– Видели ли вы своего соседа, когда и при каких обстоятельствах?
– Конечно, видела! Он пришел ко мне в магазин, было это ближе к полудню. Купил коньяк, бутылку водки, две шоколадки, консервы, по-моему, горбушу в масле, и конфеты. Шоколадные, дорогие! Рассчитался пятитысячной, я ему сдачи дала. Он и ушел. Да, ещё блок сигарет купил, вышел, закурил.
– Больше вы его не видели?
– Нет, больше не видела, но слышала!
– Где, когда? – насторожился следователь.
– Так тогда, когда шла домой! Магазин я закрываю в десять. Муж хозяйки дежурит вечером, мало ли что, меня могут и ограбить! Так вот он пришел, помог закрыть, я и пошла домой. Прохожу мимо дома бабы Лизы…
– Чьего, простите, дома?
– Да дома Виктора Вихорева! – поправил меня участковый. – Тут всякий больше его бабушку знает. Добрейшей души была человек!
– Так, значит, и запишем, – следователь торопливо водил ручкой, – дома гражданина Вихорева. Дальше что?
– А у него в зале окна светятся, обычно на кухне одно окно горит, это когда я уже к себе в переулок заворачиваю, то вижу. А тут в зале! И два голоса, один, значит, соседа моего, он такой прокуренный, с хрипотцой, а другой такой противный голос. И так они меж собой громко: бу-бу-бу, а что говорят? За стеклами не разобрать! Вроде как спорят или ругаются!
– Так их двое было? Может, больше?
– Нет, точно двое было! Два голоса! Я хоть и испугалась, а пока шла, ничьих голосов больше не разобрала!
– А что говорили? Хоть одно слово разобрать смогли? – Следователь насторожился, словно кот, почуявший добычу.
– Нет, стекла только звуки пропускали! Но, голоса точно мужские, и вроде как они спорили о чем-то или делили чего-то!
– Так, а когда это было? Точнее по времени сказать не можете?
– Почему не сказать? Скажу… Я хоть и не смотрела на часы, да только закрыли мы магазин ровно в десять. От него до дома этого, внука бабы Лизы, я дохожу за восемь минут, ну если не торопиться – то за десять! Вот это и было время, когда я слышала их голоса.
– Значит, минут десять, пятнадцать одиннадцатого! А смерть Вихорева наступила между десятью и одиннадцатью часами!
– Да ссорились они, Игорь Данилович! Ссорились! Вот оттого и громко разговаривали!
– Так, а больше вы ничего странного не заметили? Может, машина во дворе была или потом подъехала?
– Нет, не заметила. Если бы машина во дворе была, так я бы увидела. Когда мимо идешь, то через щели ворот стекла машины блестят!
– А ты, Марья Кондратьевна, глазастая! Ну а позднее ничего в доме соседа не видели?
– Так я как домой пришла, чаю попила и сразу спать! Если бы печь топила, так припозднилась бы! А так дни-то вон какие теплые, лето прямо! Набегаешься в магазине, ног не чуешь.
– Ну а утром, когда снова в магазин шла, ничего подозрительного в доме соседе не заметили?
– Да вроде нет… Дом, как дом… как всегда – тихо. Он спать ложился всегда поздно.
– А к тебе, Мария, он не приставал? – Участковый подошел к окну и, отодвинув шторку, осматривал огород.
– Да нет. В магазине иногда так зыркает, прямо как сквозь тебя! А пять дней назад так картошку мне почти всю выкопал! Чудно так – я его не просила, а он выкопал! И главное – ничего не сказал! Я даже спасибо ему не успела сказать, говорят: его убили… Жалко!
– Жалко?! Тебе жалко Вихоря?! – Участковый резко развернулся ко мне. – Да на нем три изнасилования и одно убийство! Будь моя воля, я бы тому, кто его черное сердце ножичком пощекотал, орден бы дал! От такой мрази землю очистил!
– Не забывайтесь, Андрей Андреевич! – Следователь встал. – Мы прежде всего слуги закона!
– А я поддерживаю Андрея Андреевича! Наш участковый Афган прошел, ранен и ордена боевые имеет! А этот, – я махнула рукой в сторону соседнего дома, – убийца и наркотой людей отравлял!
– Ладно вам! Заслугами, как знаменами, зря не машут! Вы вот что, Мария Кондратьевна, если что заметите, хоть какой звук, хоть какое-нибудь движение во дворе у соседа, сразу звоните вот по этому телефону! – И протянул мне визитку.
На завтра, едва я успела открыть магазин, как появилась Ольга Никифорова и, сделав круглые глаза, затараторила:
– Ой, Машка! Что расскажу тебе! Что расскажу! Значит, так: разговаривают наш участковый и этот, следователь, что из области приехал, неспроста он тут наших мужиков все выспрашивал! Нашли они у этого, Вихора, они твоего соседа все по кличке называли, нашли пять пакетов белого порошка! Героин, говорят! Послали на экспертизу.
Внук бабы Лизы оказался этим самым, ну кто расфасовывает наркоту по пакетикам и потом их увозит в город! А что? У нас тихо, соседи у него далеко! Так вот, они тебя упоминали: ты слыхала, как они там разговаривали, так вот они и порешили, что этот гость и убил твоего соседа! Ужас-то какой! Удар ножом был, говорят, профессиональный, прямо в сердце! А бригада следственная, знаешь, почему быстро уехала? Убийца хитрый да опытный! Он каким-то едким порошком все засыпал! Собака как зашла, так сразу зачихала, лапами нос затеребила! Этот, что с собакой, её вывел и говорит: «Не будет работать! Едкий порошок, она неделю теперь ничего чуять не будет!» Они решили, что ушел речкой, на берегу следы сапог остались, переобулся и ушел вниз. А там до большака семь километров, и ищи свищи ветра в поле! Денег в доме не нашли, и документов убитого тоже нет! А ещё что скажу тебе по секрету. – Ольга придвинулась ко мне и шепотом сообщила: – Они этим самым занимались! Ну, ты понимаешь?!
Я в недоумении помотала головой.
– Ну, этим самым! – Она сложила ладонь в кулак и похлопала другой сверху. – Голубые они, ну пидорасы по-нашему!
– Не может быть! – изумилась я.
– Может! Ещё как может! Там и упаковка презервативов была, и один пакетик надорванный, а то, что было внутри, так и они его не нашли! Ну, это значит – резинку использовали, и убийца унес её с собой! Андрей Андреевич так и сказал: «Матерый волчище! Следов никаких не оставил! Все отпечатки стер, презерватив с собой унес. Да и удар ножом не простой! Нас когда натаскивали в Афгане холодным оружием владеть, так инструктор показывал, как держать лезвие. Нож вошел точно между мышц. Если бы поперек, то он бы тело не пробил, волокна мышц резать надо было бы! А так скользнул между ними, и сердце насквозь! Ужас-то какой!» И ты знаешь, Машка, следователь этот с ним согласился: «Глухарь, говорит, будет!»
– Ой, а ты что, прическу сделала?! – Только тут она заметила моё посещение салона.
– А что, не идет мне?
– Ещё как идет! Ты просто красавица! Давай не тяни с замужеством, годы молодые пройдут, никто не возьмет! Ну ладно, я побежала! Если будут какие новости в обед, забегу, расскажу!
Приключение в поезде
Сложилось все довольно удачно. Тетушка моя, которой я обязан счастливым детством, прислала телеграмму, приглашая в гости. Мои родители – геологи, вечно кочевавшие по просторам нашей необъятной родины, всегда оставляли меня на попечение и воспитание моей тети. Решила она отпраздновать свое шестидесятилетие. Её телеграмма застала меня врасплох. Жила она под Владивостоком, дорога туда и обратно стоила прилично, плюс подарок, плюс разные расходы. Если учесть, что зарплата состоялась три дня назад и была потрачена в значительной своей части, то перспектива поездки с минимумом средств повергала меня в озабоченное состояние. Но вмешался его величество случай. Шеф нашей редакции, где я работал корреспондентом, выслушав меня, просиял лицом.
– Я думаю, кого мне послать во Владивосток, а вот он! Понимаешь (слово это все теперь произносили, подражая президенту того времени – «Па-а-нима-а-ашь»), па-а-нима-а-ашь, тут разговор у меня в машине состоялся с моим шофером, пока стояли в пробке, он умудрился сбегать в магазин, купить крабовых палочек. Так вот он уверяет меня, что эти самые палочки делают из крабов! Ты сгоняй во Владик, сделай статью о краболовах, фотографий парочку хороших, ну и все такое! Командировочные получишь и билеты на поезд, на самолет не пропустит бухгалтерия.
Признаться надо – к поездке поездом у меня был свой интерес. Ради пробы пера написал я несколько сценариев для кинофильмов. Сразу так вот в десятку не попал, но после первого сценария меня взяли в творческую группу. Хотя от предыдущего текста осталось процентов тридцать, имя мое попало в титры кинофильма. Правда, его можно было увидеть, внимательно просмотрев эти самые титры, в пятый раз, но на обложке дисков DVD моя фамилия красовалась третьей.
Задумал я сценарий о непростой жизни таежных людей, решил все это переплести с икорной да крабовой мафией, сдобрить любовью и для остроты, так сказать, – «перчика» сценария, парочку убийств на фоне валюты, долларов, евро или иен. Такой сценарий хорошо проходил через мозги режиссеров да радовал продюсеров малыми расходами.
Тетя до выхода на пенсию работала в бухгалтерии какого-то рыбного треста, знала всю подноготную добычи рыбопродуктов да и по старым связям могла связать с нужными людьми. Не стану утомлять вас рассказом о суете оформления разных проездных документов, о самом отъезде, прошедшем после дружеской попойки в маленьком ресторанчике, скажу только, что поезд катился по рельсам до края нашей страны тринадцать суток. Времени вволю выспаться, привести свои мысли в порядок вполне хватило.
За столиком в купе я написал почти все детали своего будущего сценария. Проработал наиболее интересные моменты, осталось добавить для правдоподобия некоторые факты да переделанные на свой лад имена героев.
Время, проведенное в тетушкином доме, прошло с максимальной пользой. Познакомила она меня с парочкой интересных людей, связаны были они с определенными кругами, как у нас принято говорить, – полутеневого бизнеса. Подкинули эти люди мне материала не на один репортаж да сценарий. Хорошенько поработай мозгами да клавиатурой компьютера, роман получится!
Если не считать тоски по случаю расставания с моей любимой тетушкой, которую в детстве, частенько ошибаясь, называл мамой, настроение, с которым я расположился в купе, было прекрасным. Тетушка, прожужжав всем уши о своем знаменитом племяннике-писателе, сослужила мне неплохую службу. Друзья её не только снабдили увесистым тюком морских деликатесов, но с широтой разгулявшейся пиратской души закупили для меня все купе! Работать над своим сценарием мог я, не отвлекаясь, сутками. Проводницы, предупрежденные толпой провожающих «московского писателя», обходились со мной с трепетом жреца перед священной реликвией. А вкусная копченая рыба, презентованная им в знак внимания, обеспечила мне бесперебойную поставку свежего чая.
Двое суток стучал я по клавишам ноутбука без всяких помех. Но после того как поезд, дернувшись, отошел от станции с чисто сибирским названием «Листвянка», в мое купе тихонько постучались. Проводница Верочка, извинившись за беспокойство, попросила меня приютить на одну ночь пассажирку, та ехала куда-то на юго-восток Сибири. Вначале её просьба слегка покоробила мое самолюбие, как же так, купе все мое, но пока я придумывал способ, как проще отказать, сохранив при этом свое и чужое самолюбие, что-то подсказало мне лучше уступить и приютить на одну ночь человека. Червячок любопытства, засевший в каждом журналисте, требовал пищи общения, требовал новой информации. Новый человек всегда любопытен любому из пишущей братии. Пассажир оказался женщиной лет 35—40, невысокого роста, но слаженных пропорций.
– Клавдия, можно просто Клава, – представилась она, ища глазами, куда примостить свой чемодан, перетянутый двумя ремнями зеленого цвета. Пожав протянутую руку, я удивился крепости и мужской хваткости её ладони.
– Девчонки-проводницы говорят мне, всё купе занял московский писатель, если не пустит, будем ехать втроем, в купе проводниц, спать по очереди.
Пока прилаживал я чемодан под нижнюю полку, она успела снять толстый самосвязанный свитер из овечьей шерсти серого цвета и осталась в платье, которое выгодно подчеркивало её крупную грудь.
– Да какой я писатель, так, несколько сценариев для фильмов, журналист больше.
– А я вам чаю принесла. – Верочка светилась от радости за пристроенную пассажирку.
Поблагодарив проводницу, предложил я своей попутчице немного коньяку в чай.
– Нет, если пить, то отдельно от чая и лучше водку.
Жест, которым она быстро огладила свою талию, показался мне странно знакомым.
– Тогда давайте коньячку выпьем, водочку купим на ближайшей станции, поезд там стоит минут двадцать, – нашелся я.
– Хорошо! – все-таки вела она себя как-то просто и уверенно.
Коньяк выпила залпом за пару глотков.
– Спасибо, – поблагодарила она, одобрительно оглядывая предложенную закуску, – когда будем проезжать Забайкальск, купим копченого омуля, я всегда там покупаю, вкуснейшая рыбка!
– И часто приходилось вот так поездом путешествовать?
– Да почти каждый год, служба моя под Магаданом, в отпуск в теплые края манит, отогреться, фруктов вволю поесть, у нас на Северах ни солнышка вволю, ни тепла!
Вот что меня настораживало в её жестах, они похожи были на жест нашего армейского старшины, когда он поправлял гимнастерку под ремнем.
– Связистка, наверное, или санчасть? – Профессиональная привычка накапливать информацию направляла разговор в нужное русло.
– Нет, надзиратель в женской колонии, на жаргоне зеков – вертухай.
Моя информационная привычка сразу сделала стойку, как сибирская лайка, увидевшая белку. Узнать почти изнутри тюремные нравы и быт – это ж клад для любого писателя!
– Что-то ты как будто насторожился, эту работу кто-то должен делать? Да и к тому же ранняя пенсия, у нас северные надбавки, год службы идет за полтора!
– Так вы отслужили?
– Давай не будем на «вы», у нас так – если выпили вместе, то на «ты», а потом дембель у меня, отслужила, оттянула лямку вчистую!
«Сколько же тебе лет, голубушка», – начал я прикидывать в уме возраст своей попутчицы.
– Да не считай, служить надо двадцать пять лет, год идет за полтора, так что провела я за колючкой почти семнадцать лет!
Да она еще и мысли угадывает! Наверное, изумление все-таки читалось на моем лице.
– Я таких людей повидала, охраняла, знаю, что они думают или скрывают, вот ты, наверное, просчитываешь мой возраст? Или одногодки, или ты чуть младше меня!
– Мне тридцать семь, – начал я приходить в себя после изумления.
– А мне тридцать шесть!
«Наверное, мороз действует так на организм», – подумал я, мне она показалась моложе.
– Работа меня не напрягала сильно, в отпуск за два года один раз получалось съездить, а вот теперь домой насовсем, убываю.
Привычка говорить по-военному была у нее, что называется, в крови.
– Купила я недалеко от Новосибирска домик, там в поселке родня живет, вот и у меня есть дом, если можно так назвать!
– Семья уже там живет?
– С семьей как-то не получилось. Мужа подходящего не нашла, за кого попало замуж не хотелось, службу, думала, отслужу и устроюсь. А ты почему не женат?
– «Определенно мысли читает, прямо Вольф Мессинг в юбке». – Изумление все-таки читалось на моем лице.
– Кольца на руке нет, следа от него тоже не видно, командировочные либо снимают, либо не берут в командировку. Получается, ты не женат или в разводе, – пояснила она.
– Здорово, я подумал, мысли читаешь, – восхитился я столь простому объяснению.
– Читать не читаю, а просчитать можно, вот ты как писатель любопытен должен быть, что да как, узнаешь – в книжечку тиснешь или куда-то в статью пристроишь. В дороге скучно одному, а здесь встреча с человеком, завтра расстались и навсегда. Можно пооткровенничать. Меня мои зэчки выучили, за базар нужно отвечать, а взялся делать, будь добра, выполни до конца!
– Давай еще по одной, – она сама разлила коньяк в стаканы, – разговор веселей пойдет, а то станция скоро.
Выпили.
Я прислушивался к теплоте, разливающейся по телу. Нет, она определенно хороша, вот только замашки надзирательские, самостоятельные и решительные.
– Все думаю, почему надзирателей вертухаями зовут?
Раз уж пропала работа на эти сутки, так узнаю о ней как можно больше.
– Сначала вертухаями звали не всех, а только тех, кто дежурит на вышке, – вышкарей, они были опасны для заключенных. Видно им далеко, ночью прожектором вертит, сам по площадке ходит – вращается, вот отсюда и погоняло такое.
– А что, в женских колониях блатной жаргон такой же, как и на мужской зоне?
Кажется, я тоже перешел на лагерные термины!
– Да один перец, только на женской зоне не такой приблатненный, но злее, жестче!
Нельзя баб загонять за колючку, противоестественно это, дом, семья, дети, вот где должна царствовать женщина! Там есть такие сиделицы, пуля по ним плачет, не на одной мокрухе замешаны, да ещё детей гробили, такие на зоне не в почете, любая зэчка обидит, и ей с рук это сойдет!
Поезд стал замедлять ход возле станционных построек. Наш вагон остановился возле здания вокзала.
– Пойду в буфет, сделаю покупки, – собрался я на выход.
– Подожди, возьми деньги, купим пополам, – остановила она меня.
– Зачем? У меня есть. – Я с недоумением посмотрел на неё.
– Ну, мне тоже обязанной перед тобой незачем быть! Или ты надумал за мной поухаживать?
– Давай я куплю, а потом разберемся, кто кому и сколько должен, – слегка смутился я. Признаюсь, мысль о необременительном флирте, так сказать, о дорожном приключении, мелькнула у меня во время нашей беседы.
– «Вот ведьма, все знает», – размышлял я, шагая к буфету.
Один коньяк, пару литров водки.
– «Вдруг пьет, не свалить с одного, запас всегда пригодится, в вагоне-ресторане дороже», – просчитывал я свои покупки.
Консервы, сладости, сдачу в ладонь и назад в вагон. Моей попутчицы в купе не было, только серый свитер лежал на своем месте, указывая, что хозяйка скоро вернется. Через окно увидел, как она покупала в киоске сигареты.
– «Не догадался взять ей сам, люди такого круга курят, да и пить умеют крепко, интересно, в сексе она тоже должна понимать толк», – расслабился я в мыслях.
Сильно обиженный женским вниманием я не был. В юности женился на довольно красивой особе, но, как говорят в народе, – оказалась она столь «слабой на передок», что к концу года носил я ветвистые рога. Поняв, что никакого кальция для дальнейшей совместной жизни не хватит, мы мирно разошлись, благо детей не завели. Бестолково и беспутно погибла она в каком-то кабаке, и по-человечески жаль мне ее, когда нахлынут воспоминания.
Во Владивостоке на теткиной вечеринке взяла меня в оборот одна из приглашенных дамочек, грозила мне тетка пальчиком, а толку?
Дамочка задернула меня в какой-то кабинет, после мне объяснили, что он для таких случаев, и оторвалась со мной по полной. Казалось бы, срубила сама московского мужичка, пользуйся. Нет, передала меня как эстафетную палочку подружке, та крутила попочкой передо мной на другой день, навестив мою тетю. Как истинный джентльмен проводил я её до дому. Вцепилась она в мой рукав и потащила в квартиру показывать китайский фарфор. «Китайский фарфор» оказался упакованный в бюстгальтер второго размера. Рассматривали мы его часа три. Ещё трое знакомых моей новой знакомой в оставшееся до отъезда время показывали ковры, хрусталь, хвастались хорошими книгами. Пока, наконец, моя тетя не обратилась ко мне с пламенной речью:
– Вольдемар, – отчитывая меня, она переделывала мое имя на свой лад, – Вольдемар, прекрати кобелировать, эти дамочки растащат тебя на сувениры. Их мужья в плавании, так они клуб организовали, передают мужичка с рук на руки. А ты лакомый кусочек, уехал, и нет проблем, сплетен не будет, да и мужьям в случае чего не достать!»
Тетю я послушал и прекратил осматривать всякие коллекции только за два дня до отъезда, когда рассмотрел у одной обделенной мужской лаской особы собрание дисков, а у другой марок. Так что мое мужское естество сильно не буянило, но, почуяв добычу, встрепенулось.
Поезд, дернувшись, плавно стал набирать ход. Попутчица вошла в купе минут через пять, когда колеса мерно отстукивали свой ритм.
– Купила семечек, всегда скучаю по ним, – она простенько улыбнулась мне. – А ты чего задержался так долго?
– Очередь в буфете, такая водка подойдет? – Я развернул пакет.
– Хорошее качество. – Она совсем не удивилась моему запасу.
– Я в киоске картишки прикупила, ты играешь? – выложила она колоду на стол.
– На деньги принципиально нет, а для развлечения, да времяпрепровождения отчего бы не сыграть?
– Проигрывался, что ли?
– Просто деньги нужно заработать, тогда они не твои гости, а твои друзья, ими дорожишь!
– Мудрено ты рассуждаешь! У нас, на зоне, другая поговорка: «Хочешь жить – верти умелкой!» – За разговором она открыла банку с маринованными огурчиками, нарезала хлеб, колбасу, все не по-городскому, тонкими ломтиками, а солидными кусками, взял, нескоро за другим потянешься. Нравилась мне в ней вот эта основательность поступков, умение жить не торопясь.
– Слушай, почему ты говоришь «у нас на зоне», ты ведь не была в заключении?
– Да один компот, только из разной посуды: они по ту сторону колючки, а мы по эту. Их приговорили срок мотать, а мы сами себя приговорили. У них по зоне километр вправо, километр влево, у нас по поселку такая же дистанция. Власти у нас чуть более, так и мы перед отцами командирами в струнку тянемся. Срок у нас – любая рецидивистка ахнет!
Легкая тень пробежала по её лицу.
Она просмотрела стаканы на свет, крутанула колпачок бутылки, наполнила стаканы водкой.
– Давай по-нашему, сегодня есть, завтра не будет, за прошлое наше, ушло и пусть катится!
Я отпил пару глотков, водка жгла язык, сушила гортань.
– Э, да ты совсем пить не умеешь!
Моя попутчица не спеша выпила жгучий напиток да дна, похрустела огурчиком, заела ломтиком колбасы и после всей этой процедуры понюхала корочку хлеба.
– Спирт злее идет, давали нам в мороз по пятьдесят граммов, когда вахту стоишь. Да толку от него мало, морозище за сорок, а то и выше, полушубок не спасает, через десять минут уже не помнишь, что и выпил. Свое отстоишь – в вахтовку, девки чифирю поднесут да спирт разбавленный, отходишь – хорошо! Я крепким чайком не особо баловалась. Подруги, бывало, дурели. Раскумарит какую – все выболтает. Давай помогу тебе, – она разлила остаток водки из моего стакана, – ты не думай, я не алкашка какая. Вот это выпью, и все. Поговорим, в карты перебросимся. Ехать еще далеко, суток трое, если не выгонишь, допьем не торопясь.
– Не выгоню. Но с условием, на мои расспросы не обижаться!
– Понимаю. Профессиональное любопытство! Считай, договорились.
Карты она тасовала быстро, как бы ощупывая при броске каждую кончиками пальцев. Первую игру я выиграл.
– А давай на интерес, раз не хочешь на деньги! – Я лукаво подмигнул ей.
– Да знаю я ваши мужичьи «интересы», либо на поцелуи, либо на раздевание!
– Тогда придумай сама, свои интересы выставляй на кон.
– Зачем выдумывать новое, давай на раздевание и на поцелуи, только выигравший сам назначает, что снять и куда поцеловать, и время поцелуя тоже за сорвавшим банк!
«Нормальные условия!» – подумал я.
– Хорошо, согласен на твое предложение, но после десяти игр перерыв.
– Лады, считай, договорились!
Карты в эту игру как взбесились! Проигрался я вчистую. Вроде всегда умел играть, а тут с двумя козырями на руках остался в «дураках».
Попутчица моя, мысленно я звал её Клавочка, не спеша подняла свитер и пальчиком указала на свой чуть-чуть выпуклый животик:
– Вот сюда целуй, пять минут!
«Вот чертовка, придется облизывать её живот!» – не хотелось мне выполнять каприз подвыпившей бабенки. Странно, живот её имел запах здорового, с каким-то приятным, «сенным» ароматом женского тела. Я стал покрывать мелкими поцелуями назначенную для меня область поцелуев.
– Чего ты, как щенок, мокрым носом возишь?
Моя попутчица сделала мне замечание, недовольная моими поцелуями.
– Научи, как тебе будет приятно, а не предъявляй претензии!
Я тоже не полез за словом в карман.
Она небрежно толкнула меня на застланную одеялом вагонную полку. Быстро выдернула рубашку, заправленную в брюки, и оставила на моем пупке горячий влажный поцелуй. Потом погладила щекочущими движениями языка место поцелуя и перенесла эту приятную процедуру чуть-чуть ниже. Я стал «заводиться».