Синдром Золушки

2007-й: все еще январь

Рассматривая данные продаж за неделю, отсканированные для него Машей – помощницей коммерческого директора, Алекс тревожился: а будет ли у него работа через месяц или, в лучшем случае, через полгода. Не рано ли он променял спокойную американскую жизнь на полную российскую неопределенность?

Он вспомнил утренний разговор с Петровым.

– Алекс, понимаешь, нам, чтобы поднять это предприятие самим, не хватает реперных точек.

– Каких точек?

– Реперных… – начальник посмотрел на него непонимающе. – Короче, нужна идея. Нужен новый препарат, какой-нибудь «блокбастер», который сходу бы отлично продавался. Очень нужен, и нужен вчера.

– Ну продажи и продвижение препарата – это вопрос к маркетингу, – начал было Алекс.

– Да нет у нас времени на маркетинг. Нам нужно что-нибудь вроде арбидола[2].

– Арбидол раскручивали с подачи Минздрава и, к тому же, в течение многих лет, прежде чем он стал блокбастером, – заметил Алекс. – Мы, конечно, можем обойти или взломать их патент, но все равно нужны будут время и деньги на раскрутку. Да и самому Минздраву вряд ли это понравится.

По взгляду Петрова Алекс чувствовал, что тот хотел бы услышать что-то другое.

– А ты не мог бы подогнать какой-нибудь западный препарат? Я читал, что лидер продаж в прошлом году был… ну как этот препарат против холестерина называется? Его еще на одиннадцать миллиардов долларов в прошлом году продали…

– Аторвастатин? – подсказал Алекс.

– Вот именно! Нам бы получить лицензию на такой препарат… – Петров вопросительно посмотрел на Алекса.

До Алекса наконец-то дошло, что Петров имел в виду. Почему бы лицензию на препарат, в разработку и продвижение которого крупнейшая фармкомпания мира «Пфайзер» вложила не один миллиард долларов, не дать поносить маленькой российской компании, которая, даже если ее удастся отбить у рейдеров, без пяти минут банкрот? «Уверен, что наше предложение сильно повеселит акционеров «Пфайзера»», – подумал Алекс.

А вслух он сказал:

– Конечно, я подумаю, что можно сделать.

Алекс и не догадывался, что возможность протестировать утопический вариант, похожий на предложенный Петровым, представится ему очень скоро.

Под вечер, когда Алекс подумывал, что если Петрова уже нет на заводе, то пора бы тоже идти домой, он был удостоен личного визита главного рейдера. Впоследствии Алекс часто старался вспомнить детали, но постепенно пришел к выводу, что скорее всего никакого визита и не было, а все что происходило, относится к разряду наваждений, дежaвю или ложной памяти. Опешив от бестактности Владимира Багратионовича, решившего, видимо, скомпрометировать Алекса в глазах Петрова своим появлением и разговором без свидетелей, он нарушил все инструкции и даже не позвонил никому из своих.

Войдя в кабинет, главный рейдер огляделся по сторонам со скептическим видом, словно ему не понравился офис Алекса цветом обоев или высотой потолка. В руках у Владимира Багратионовича был большой и красивый подарочный пакет, перевязанный пышной белой лентой. В верхнем правом углу был изображен логотип его рейдерской компании «Кобраком».

– Вот подарок от «Кобракома», – довольный произведенным впечатлением, сказал гость, протягивая Алексу пакет.

– Я от вас ничего не возьму, – Алексу показалось, что возразить можно было и более уверенно.

– Берите-берите, это не взятка, а предупреждение. Хотя вы в России еще многому научитесь – и брать взятки, и даже давать. Ведь, как вы там это называете, любовь к желтому дьяволу – это вполне ожидаемая американская аффликция. Но дело даже не в этом. В России не любят всяких self-made man, а любят жертв обстоятельств. Поэтому вы производите впечатление выскочки, который считает, что от него хоть что-то в жизни зависит. А на самом деле, никакого случайного везения или, что немаловажно, неудач в Москве не бывает – все за вас уже и так решено. И чем раньше вы это поймете, тем меньше у вас будет потерь личного характера.

Слышать все это было, по крайней мере, очень странно. Кем решено? Было не похоже, что намекали на Егора.

– Подождите, – возмутился Алекс, – почему вы мне все это говорите?

– Почему? – Владимир Багратионович положил пакет с лентой на стол Алекса. – Потому что у меня на вас большие планы. Вы можете сколько угодно говорить себе, что вам не нравится быть американцем и вы хотите стать русским. Но на самом деле, и я допускаю, что вы можете этого еще сами не понимать, вы приехали сюда не для этого. А чтобы просто стать богатым, заработать денег, разве не так?

Алексу стало не по себе, он вспомнил о своем сне, в котором главный рейдер тем же тоном говорил ему то же самое. Он хотел что-то возразить, но словно под гипнозом Владимира Багратионовича остался молча сидеть в своем кресле.

Посетитель направился к двери, но, прежде чем выйти, произнес:

– Хорошо, вы будете богатым. Только не забывайте, что я вам сказал.

Что это было? Явно не попытка скомпрометировать, скорее – завербовать. Но почему-то казалось, что цель была намного более расплывчатой и зловещей, выходившей за пределы бизнеса и вторгавшейся в личную жизнь Алекса. Особенно ему не понравилось, что главный рейдер догадался, что Алекс безнадежно застрял между американцем и русским.

Алекс, как и полагается человеку в смятении, вышел в пустынный коридор – где же все? Ах да, уже полшестого… Он пошел в одну сторону, потом решительно направился в другую. Дойдя до офиса Петрова, он подергал ручку запертой двери и вернулся к себе.

На его столе по-прежнему лежал злополучный пакет с лентой. Помня наказ Петрова не открывать никаких незнакомых пакетов в одиночку, а тем более от «Кобракома», Алекс пошел к Валере и застал его стоящим у стола и собирающим обрывки оберточной бумаги и скомканную белую ленту.

– Тебе что, тоже пришел пакет? – озадаченно спросил Алекс.

– Ага, – ответил Валера, разглядывая что-то на столе и засовывая собранные обрывки в корзину для бумаг. – Они это всем нашим хлопцам прислали.

Валера что-то рассматривал на столе, заваленном финансовыми отчетами с бесконечными таблицами чисел, просторными графиками производства различной продукции «РосФарма» и еще всякими разными бумажками. Алекс подошел ближе и увидел, что это был большой красочный календарь на дорогой глянцевой бумаге. Темой календаря был мир подретушированных добрых животных – месяц румяного снегиря, месяц улыбающегося дельфина, месяц целующихся белых лебедей. На обложке же красовалась лохматая морда серо-коричневого волкодава с обрезанными ушами. Эта тварь, выжидающе замерев, не сводила своих оловянных глаз с Алекса. Большая надпись под фотографией доходчиво сообщала «Лучше с нами!».

– А что, неплохой подарочек от «Кобракома», – Валера взял календарь со стола и стал прикидывать, куда его повесить.

Рассказать Валере про визит главного рейдера или нет? Утаивать от своих правду было как-то неловко. Но и давать возможность подозревать себя в том, чего не было, тоже не хотелось. Алекс не знал, что делать.

– У тебя чаем сегодня угощают?

У Валеры всегда угощали вкусным и дорогим чаем, это знали все свои.

Валера указал на столик в углу:

– Чайник только вскипел. Завари по дружбе на меня тоже.

У Валеры было несколько видов листового чая, которые можно было купить только в особых чайных магазинах. Пока Алекс заваривал взятый наугад чай, Валера задумчиво сказал:

– Понимаешь какая штука. Нас завели на это предприятие, а нам его брать никак нельзя – все поставщики и сбыт работают на рейдеров. Без их «Кобракома» всё сразу обвалится.

Нет, наверное, лучше сейчас Валере о странном визите Владимира Багратионовича не рассказывать.

– Но эти хлопцы еще те плохиши, – продолжил Валера. – Мало того, что эти гады с нашим приходом волокут отсюда все, что могут, – от патентов на лекарства до оснастки таблеточных прессов, они под неликвидный товар набрали кредиты. Заметь, не на рост, не на новое оборудование или инфраструктуру. Кредиты прямехонько идут на зарплаты, поскольку завод весь в долгах как в шелках. А ты догадываешься, как эти кредиты придется возвращать? Это давно известная схема. Здесь нет, как вы там на голливудщине говорите, «хэппи-эндов».

И чтобы рассеять в голове американца всякие иллюзии, Валера подытожил:

– Завод вынужден будет расплачиваться землей, на которой находятся наши же производственные площадки… Вот ради чего, собственно, и идет вся эта мышиная возня. Так что не брать власть – тоже беда.

– То есть ты хочешь сказать, что наша команда, как долгоиграющий проигрыватель – сколько бы мы здесь ни продержались, мы все равно проиграем? – попытался пошутить Алекс.

– Точно. Если встанем хоть на день, то банки, подконтрольные старомосковским, нас обанкротят. А перекредитоваться в других банках с нашими долгами просто невозможно.

Уже во второй раз Алекс слышал про старомосковских чиновников. Невидимые, но всемогущие, они теперь представлялись толстыми, самодовольными упырями из сказок, которые ему в детстве читал отец. Увидев, что Алекс совсем загрустил, Валера спросил:

– Ну что, учат ли этому у вас в Америке?

– Нет, – вздохнул Алекс. – Что можно сделать?

Прежде чем Валера успел ответить, в кабинет вошел Петров. Алекс готов был поклясться, что еще несколько минут назад дверь в приемную Петрова была закрыта.

При виде генерального сработал американский инстинкт, и настроение у Алекса сразу улучшилось – ведь фэйс-тайм с начальником прямо пропорционален карьерному росту. Он мгновенно забыл о незваном посетителе.

Внимательно посмотрев на Алекса, Сергей Вениаминович обратился к Валере:

– Я поговорил с «Кобракомом» насчет еще одной капсульной машины. Они готовы дать свою за тридцать тысяч в день. Потянем?

Валера задумчиво почесал затылок.

– Вот же жулье! Новая капсульная машина, пусть даже китайского производства, стоит от силы два миллиона. Это же почти пятьсот процентов годовых!

Валера повернулся к Алексу и объяснил:

– Мы думали удвоить выпуск аллохола – он у нас топовый препарат.

– Ну так зачем нам «Кобраком?» – удивился Алекс. – Давайте сами скинемся и свою поставим. За тридцать процентов годовых я даже готов заложить свой дом в Нью-Джерси.

Петров задумчиво затянулся сигаретой и пристально посмотрел на Алекса.

Валера улыбнулся и похлопал Алекса по плечу:

– А что? Американец предлагает дельную мысль.

Петров покачал головой:

– Да брось ты, ну как мы ее поставим? У нас тут государственное ОАО, и мы здесь управленцы.

– Но ведь у завода нет денег, банки нам в долг не дают, а капсульная машина нужна для бизнеса?! – удивился Алекс.

– А скажи, пожалуйста, как ты будешь это прокурору объяснять? – Петрова иногда раздражала наивность Алекса. – Ты ему так сразу и скажи, что хочешь получать с госпредприятия выгоду себе в карман.

– Но ведь это и для бизнеса выгодно, – не сдавался Алекс. – А если бизнес нам не важен, зачем мы тогда здесь вообще собрались?

– Пойми, нас сюда поставили отстаивать интересы Российской Федерации, а ее интерес на сегодняшний день заключается только в том, что это предприятие нужно отбить у рейдеров любой ценой.

Петров был прав, нужно вернуть государству украденную компанию. Украденную жадным и всесильным «Кобракомом». Да-да, как в сериале «Неприкосновенные», когда несколько умных и отчаянных парней вывели на чистую воду могучую чикагскую мафию. Алексу стало стыдно за свои меркантильные мысли пятиминутной давности.

Через неделю на территорию завода въехал большой грузовик, с которого сгрузили новенькую капсульную машину. В тот же день Валера пришел к Алексу в кабинет и протянул конверт с купюрами.

– Это тебе премия за идею.

При виде конверта в Алексе, видимо, проснулась генетическая память, и он взял его без лишних вопросов. С одной стороны, ему было приятно, что наконец-то его идею оценили и что бизнес все-таки являлся для их команды приоритетом. С другой стороны, было немного обидно, что ему не удалось самому инвестировать в этот проект. Непонятно, почему Петров не видит, что такие инвестиции менеджеров должны вселять уверенность в процветании компании не только простым работникам, но и банкам, у которых так отчаянно пытался перекредитоваться «РосФарм».

Вечером Алекс с гордостью рассказал Егору про конверт. Реакция брата поставила его в тупик.

– Да я уже слышал от Петрова, – сказал Егор – Ты его сильно повеселил, когда пошел к Валере расспрашивать, как правильно заплатить налог на эти деньги.

– Почему? Ты думаешь, что это взятка? – тревожно спросил Алекс.

Неужели Владимир Багратионович был все-таки был прав – money, деньги, бабло, а вовсе не желание быть умницей в своем отечестве привело его на «РосФарм»? Нет-нет, это невозможно!

Но с другой стороны, что значит это расплывчатое «быть умницей»? Здесь, чтобы карабкаться по социальной лестнице, это было совсем необязательно. Но все-равно получалось, что ему нужно было куда-то туда наверх. Раздираемый противоречиями, Алекс спросил:

– Откуда вообще взялись эти деньги, неужели это все-таки взятка?

– Тебе? Взятка? – засмеялся Егор. – Должен тебя разочаровать, уж тебе-то взятку точно никто не даст. Даже ради меня.

Алексу почему-то показалось обидным то, что он не достоин взятки:

– Это еще почему?

– Ну ты же американец. Ты любишь, как это по-вашему, «челендж», ну, вызов. Чем он круче, тем труднее тебе от него отказаться. Поэтому если тебе отформатировать задачу соответствующим образом, то и никакой взятки тебе не нужно.

– Так почему тогда эта «премия»? – не сдавался Алекс.

– Ты деньги взял? Взял. Значит тебе можно доверять. Это такой «тимбилдинг».

– Так же, как пресловутая баня с бабами и водкой?

Егор кисло улыбнулся. Иногда ему казалось, что он не сможет сделать из Алекса настоящего русского.

Очень скоро Алекс стал приезжать на работу приезжать к десяти часам. Как и ранним утром, в это время в вагонах метро опять можно было свободно дышать и даже не касаться разных частей тела других пассажиров. Впрочем, слегка бронированный, по словам Гуронова, с тонированными окнами БМВ Петрова въезжал во двор компании только в половине одиннадцатого, так что приезжать раньше особого смысла не было. Алекс хорошо помнил, что американские менеджеры любят не тех, кто приходит раньше них, а тех, кто остаётся работать после того, как они уедут домой. Он надеялся, что в России это работает так же.

Пройдя мимо почему-то распахнутой раньше обычного времени двери в приемную генерального, Алекс миновал дверь кафетерия для топ-менеджмента, из-за которой уже пахло чем-то вкусным. Обычно через полчаса после приезда генерального там начинали подавать обед из пяти блюд, доступный большую часть рабочего дня.

Такие обеды плюс сидячий образ жизни менеджера высшего звена – прямой путь к метаболическому синдрому, и Алекс, не замедляя шаг, направился к себе в кабинет. «Лучше я попью чай», – подумал он.

Открыв ящик стола, Алекс обнаружил, что пакетики с чаем закончились. Взяв кружку, он зашел в соседний кабинет пресс-секретаря завода.

– У нас беда, – сказала Маша убитым голосом. – И меня завтра Петров просто уволит.

Стройная и милая Маша, которая в разговоре подходила к собеседнику почти вплотную просто в силу своей близорукости, сидела за рабочим столом и неподвижно смотрела прямо перед собой, обхватив голову двумя руками. Алекс с сожалением посмотрел на кружку в руке, с грустью подумав об эспрессо и неосветленном паточном сахаре, который Маша покупала в «Азбуке вкуса». Алекс любил добавлять его, не размешивая, в двойной эспрессо с густой кофейной пеной, который готовили только в приёмной Петрова. Разбиваясь о коричневые кристаллики сахара на дне фарфоровой чашки, остатки кремовой пены придавали последнему глотку горького напитка привкус сладкой патоки. Вздохнув, Алекс посмотрел на Машу и спросил:

– Машенька, а почему ты решила, что это ужасное событие наконец-то произойдет именно завтра?

– Не подкалывай, – ответила Маша, по-прежнему не глядя на Алекса. – Завтра приезжают итальянцы.

– Какие итальянцы?

– Вот в этом-то вся и проблема, – она подняла на Алекса свои красивые серые глаза. – Этого как раз никто и не знает.

Заметив некоторое замешательство на лице Алекса, она продолжила:

– Пару месяцев назад Петров ездил в бизнес-тур по Европе. Ты, наверное, не помнишь. Так он же там не просыхал, вот и наговорил невесть чего непонятно кому. А теперь эти всякие итальянцы и прочие шведы едут к нам.

– Ну так ты спроси, что он пообещал итальянцам.

В глазах у Маши показались слёзы:

– Уже спрашивала. Он не помнит.

Дверь в Машин кабинет снова открылась, и на пороге возник Гуронов:

– Маш, у тебя к чаю чего-нибудь есть?

– Семён, у нас катастрофа.

Гуронов посмотрел на Алекса. Алекс пожал плечами. Тем временем Маша принялась повторно рассказывать, почему ее завтра уволят.

Дослушав печальный рассказ, Гуронов еще раз поинтересовался:

– У тебя есть к чаю сушки или пряники?

При этих словах Маша молча вытащила из сумки и бросила на стол пакет с маковыми сушками. Гуронов удовлетворённо кивнул и продолжил:

– А с итальянцами все очень просто. Тебе всего лишь нужно срочно найти другого крайнего.

– Ты что, не знаешь, что у Петрова всегда крайняя я?

– Маша, – Гуронов укоризненно посмотрел на нее. – Не будь нытиком и маловером. Кстати, небезызвестная тебе Марина из инновационного отдела, кажется, говорит по-итальянски.

– Эта та фифа, что ходит к Петрову чуть ли не в неглиже? Да она же дура безмозглая, все дело завалит!

Злые языки утверждали, что Маша была влюблена в Петрова, но никаких признаков их романа Алекс не замечал. Гуронов открыл пакет с сушками, взял несколько и довольно сказал:

– Ну а я о чем говорю?

На других этажах управления инновационный отдел за глаза цинично называли «девушки с Ленинградки»[3]. Дело в том, что Петров был честным парнем и не мог оставить бывших любимых девушек в беде. Другие игнорировали бывших любовниц, подозрительно смотрели на общих друзей или переезжали в другую съемную квартиру. Но не Петров! Сергей Вениаминович нанимал их на работу. Поскольку у многих курирующих чиновников тоже были свои любимые девушки, то со временем образовался целый отдел, в который все замы генерального опасались заходить, от греха подальше.

– Маш, если хочешь, я погуглю этих итальянцев, – предложил Алекс, – может, пойму, что им от Петрова надо.

Компьютер выдал с сотню ссылок на компанию итальянцев. Ознакомившись с миссией компании, Алекс открыл ссылку на их продуктовый портфель. Среди трех десятков различных препаратов значился опиатный препарат бупрофиллин. Вспомнив, какого феерического успеха «Фармстандарт» добился с другим опиатом – кодеином, Алекс залез в справочник Машковского, только для того, чтобы через минуту его захлопнуть. Бупрофиллин, хоть и был опиатом, не вызывал ни наркотической эйфории, ни привыкания – необходимых слагаемых мгновенного коммерческого успеха. Как известно, морфин был выведен на рынок малоизвестной аптекой, с которой началась одна из крупнейших в мире фармкомпания «Мерк». Аналогичным образом героин стал блокбастером для «Байера», а метадон для «Авентиса» и «Эли Лили». Все эти респектабельные ныне фармкомпании и сейчас входят в десятку богатейших в мире. По этому пути в России пошли «Фармстандарт» и «Верофарм», которые плотно посадили на кодеин практически всю страну. И если в 1827 году морфином предполагалось лечить зависимость от опиума, героином – уже от морфия в 1874-м, а метадоном – от героина в 1965-м, то кодеином в России решили лечить кашель и простуду. Над этическим аспектом – стоило ли спасать завод таким вот образом – Алекс думал еще несколько минут. Но предлагаемый итальянцами бупрофиллин для этого все равно не годился, так как не был наркотиком.

Итальянцы прибыли вовремя. Вместе с Алексом в переговорной их встречали, едва скрывая своё недовольство разрушенным рабочим днем, Валера и Гуронов. Маша благоразумно пряталась в своем кабинете, Петров еще не приехал, а единственный человек, говорящий по-итальянски, – ответственная за корпоративную презентацию Марина – опаздывала.

С легкой тревогой поглядев на братьев-замов, Алекс широко улыбнулся и протянул руку первому вошедшему итальянцу:

– Добро пожаловать!

Видя, что гости не понимают по-русски, он перешел на английский:

– Позвольте представить мистера Лисицына и мистера Гуронова. Мистер Петров присоединится к нам через несколько минут.

Человек, которому Алекс пожал руку, не улыбаясь представил итальянскую делегацию:

– Мистер Пеллизоне-старший, Мистер Роберт Пеллизоне и мистер Антонио Пеллизоне. Меня же зовут мистер Врубич.

По фамилии и акценту Алекс понял, что перед ним серб или хорват, который наверняка прекрасно понимает и по-русски.

Все что происходило дальше, походило на кошмарный сон. Переговоры начались с маленькой проблемы: помимо отсутствия Марины и генерального, отсутствовал и договор о конфиденциальности. Найденный в почте недельной давности и тут же распечатанный злосчастный договор был без перевода, и Гуронов немедленно его подписал, вполголоса заметив Алексу, что в таком виде он все равно не имеет законной силы на территории Российской Федерации.

Настроение у Алекса явно улучшилось, когда появившаяся с получасовым опозданием Марина с ходу на итальянском начала стандартную презентацию «РосФарма».

– Сейчас посмотрим, как эта дивчина отрабатывает наши денежки. Мы же ей оплачиваем обучение в МГИМО, – подмигнул Валера Гуронову.

Однако Алексу снова стало очень тоскливо, когда мистер Пеллизоне-старший, вежливо дождавшись последнего слайда, попросил вести переговоры на каком-нибудь другом языке. Марина поджала губы и демонстративно вышла из переговорной. После этого переговоры на какое-то время вошли в более или менее нормальное русло, несмотря на то, что Петрова до сих пор на заводе не было. Алекс подумал, что у Сергея Вениаминовича была прекрасная интуиция на неприятные для себя ситуации.

Обедать Алекс и Гуронов повели итальянцев в самый дорогой ресторан в округе «Гусятникоф». Между щучьими котлетками и черемуховым тортом были поданы перепелки, начиненные абрикосами, на которые у серба оказалась аллергия. Беднягам определенно не везло. Победоносной точкой дорогого обеда стало то, что в гардеробе у Пеллизоне-младшего пропала позолоченная кокарда с поддельной генеральской овечьей шапки.

Переговоры возобновились часа в три и наконец-то итальянцы и русские перешли к конкретике.

– Нам нужны новые инновационные препараты, – сказал Гуронов.

– Да-да, – вставил Алекс. – У вас там есть бекламетазон, бупрофиллин, интраназальные статины… это нам все очень интересно.

– Прежде всего, если честно, – начал Пеллизоне-старший, – скажите, а сколько у вас медицинских представителей?

– Не столько, сколько бы нам хотелось, – уклончиво ответил Гуронов. В устах итальянца слово «честно» не предвещало ничего хорошего. Более того, количество медпредставителей «РосФарма» на самом деле равнялось нулю.

– Значит, нисколько, – согласился итальянец тоном человека, явно уставшего от российской действительности. – А какой у вас бюджет маркетинга за прошлый год?

Все молчали. Даже если этот бюджет и был в прошлом году, то никому эти цифры все равно были неизвестны.

– Понятно. Значит вам вовсе не нужны новые препараты. По крайней мере, не нужны без серьёзных структурных изменений.

Все сидели совершенно подавленные. Итальянец был прав. Серьёзные структурные изменения, даже любое отклонение от предыдущих планов, требовали согласований. Учитывая, что МинИмущества в последнее время воевало с МинПромом, согласование чего-либо могло произойти не раньше того дня, как в аду начнут продавать сливочный пломбир.

– Совсем не нужны? – вяло переспросил Алекс.

– Абсолютно. Вы их загубите, – пожал плечами Пеллизоне-старший.

Немного помолчав, он продолжил:

– Именно поэтому мы вам и предлагаем поставить наше оборудование под наши же препараты. Если же совсем все упрощать, то с вас – рабочие и инженеры, а также сертификация производства по западным и российским стандартам. Продавать наши лекарства на российском рынке мы будем вместе. Естественно, предполагается, что выпускать лекарства здесь было бы дешевле, чем на нашем заводе в Греции, и поэтому мы готовы даже рассматривать варианты вашего участия в европейском сегменте нашего рынка.

Замы заметно оживились. С таким партнером и с потенциальным окном в Европу, по крайней мере, вопрос о финансовой самостоятельности предприятия был бы практически решен. Более того, можно будет модернизировать производство, обновить линейку препаратов, перейти на современные методы управления компанией. Открывающиеся перспективы действительно впечатляли.

В это время в переговорную вошел Петров: