Мистические истории доктора Краузе. Сборник №2

– Ты должна понимать, что потерять жену после пятнадцатилетнего брака очень трудно. Нужно время, чтобы вернуться к прежней жизни. Конечно, то, что он сам психоаналитик, ситуацию упрощает, но не настолько, как тебе бы хотелось.

– Я все понимаю, мама, – Зоя склонила голову на плечо матери. – Спасибо, что идете мне навстречу.

– Мы не можем по-другому. Ты наша кровь и плоть. Твоя боль – наша боль.

После предварительной беседы Максим настоял на погружении в гипноз, и Краузе уступил. Он почувствовал, что это не простое подростковое упрямство: пациент был убежден, что роковая встреча с убийцей его сестры имела сакральное значение и запустила некий процесс, ограничив его во времени. Когда волнение Максима перед сеансом улеглось, доктор провел подготовку и без осложнений ввел юношу в гипноз.

– Впереди ты видишь вход в туннель… войди внутрь. Тебе нужно пройти его до конца. Стенки туннеля темные, но по мере приближения к выходу будут светлеть, в конце тебя окутает яркий свет. Ничего не бойся. Ты в безопасности. Слушай мой голос.

Пациента окружал полумрак. Он разглядел очертания туннеля и заглянул внутрь, но идти дальше совсем не хотелось. Несмотря на заверения доктора о безопасности, создавалось такое ощущение, что заходить в туннель ему нельзя. Краузе повторил установку двигаться к свету. Максим постоял какое-то время в замешательстве, потом все же зашел и медленно зашагал. От волнения пересохло в горле. Ноги не слушались. По лицу стекали капельки пота.

– Я буду считать от десяти до одного, когда скажу один, ты окажешься в своей предыдущей инкарнации. При этом сохранишь свою личность и будешь понимать, что это твоя прошлая жизнь, – вспомнив предыдущий случай, Краузе еще раз настоятельно произнес: – Ты не будешь прошлую личность отождествлять с нынешней. Десять… девять. Входи в туннель и набирай скорость. Восемь… семь… двигайся все быстрее и быстрее. Шесть… пять… Стены начинают светлеть.

«Мне туда нельзя!», – проносилась в голове Максима навязчивая мысль.

– Четыре… три… Стены почти белые, ты видишь выход. Яркий, ослепительный свет застилает тебе глаза.

Свет в конце туннеля затягивает Максима, словно турбина самолета. Раздается громкий свист, он вот-вот окажется в ослепительном свете, но в последний момент чья-то рука хватает его за плечо, вырывает из объятий света и вталкивает в еле заметную боковую дверь.

– Два… один… Ты в ослепительном свете. Что ты видишь?

Максим стоит в полной темноте и в оглушительной тишине слышит только собственное дыхание. Ему страшно, но не настолько, чтобы убежать назад в туннель.

– Ты меня слышишь? – Эрих внимательно разглядывал лицо пациента.

Максим разомкнул пересохшие губы и тихо ответил:

– Да… я… слышу вас.

– Хорошо. Что ты видишь перед собой?

– Темно. Ничего не вижу.

– Хорошо. Почему темно? Это ночь?

– Нет. Я там, где всегда темно… меня не пустили в свет.

Эрих потерял дар речи, такой сценарий вхождения в прошлую жизнь в его практике наблюдался впервые. Обычно все пациенты без препятствий проходили через временной туннель и оказывались в прошлых жизнях. Минуту гипнолог соображал, как отреагировать на ситуацию.

– Кто не пустил?

– Не знаю…

– Где ты сейчас находишься? Что это за место? Опиши его.

Максим огляделся по сторонам, пытаясь понять, где он, но все тщетно.

– Что ты видишь перед собой? – настойчиво повторил Эрих.

– Ничего. Все еще темно. Мне страшно, но не так, как в туннеле.

Краузе подался корпусом вперед и произнес командным голосом:

– Темнота рассеивается, ты видишь все отчетливо и ясно. Ничего не бойся. С тобой ничего не случится.

В этот момент перед Максимом возник тонкий лучик света, освещающий путь, будто направленный откуда-то сверху специально для него. Он сделал пробный шаг, потом второй, под ногами чувствовалось что-то твердое, похожее на шероховатый камень. Луч запрыгал в темноте, Максим понял, что идет по мосту, похожему на акведук. Он посмотрел по сторонам и увидел, что под ним зияет пропасть. Набравшись храбрости, он ускорил шаг, преодолел мост и оказался перед массивной двустворчатой дверью. С правой стороны он уловил движение и замер. На мост вышел высокий мужчина в черном плаще, верхняя часть его лица была скрыта капюшоном. Юноша незнакомца не боялся, скорее наоборот, был рад встрече.

– Максим, не молчи, где ты сейчас находишься? – Краузе терял терпение.

– Я прошел мост.

Максим задрал голову и увидел каменное сооружение, уходящее в бесконечность и похожее по архитектуре на готический замок. Пришло осознание, что он какое-то время жил здесь, за этой дверью, но по ту сторону моста никогда не ходил. Мужчина снял капюшон, и Максим улыбнулся.

– Наставник… – прошептал он.

Краузе не расслышал и попросил повторить, но Максим хранил молчание. Доктор стенографировал в блокнот свои наблюдения и по ходу анализировал ответы самого молодого пациента. Он чувствовал необычайное возбуждение и подъем духа, будто сама Вселенная вступила с ним в контакт и приоткрыла тайную завесу. В сознании мелькали тысячи вопросов, он набросал примерный перечень, чтобы задать их пациенту после сеанса.

Наставник толкнул дверь, послышался жуткий скрежет, будто в эту дверь давно уже никто не входил, и жестом пригласил Максима последовать за ним. Вступив на знакомую территорию, он в который раз испытал восторг от величественной архитектуры. В реальном измерении таких зданий нет.

– Максим, пожалуйста, ответь мне, – теперь голос Краузе звучал мягче, даже просительно. – Где ты сейчас находишься? Что видишь?

– Э-э-э… я… – тихо произнес Максим и с трудом сглотнул, – встретился с наставником.

Он поспешил за человеком в плаще.

Эрих быстро сделал пометки в блокноте и спросил:

– Как его зовут?

– Мишель, – тут же отозвался Максим, будто всегда знал его имя.

– Это он не пустил тебя в прошлую жизнь?

Наставник не произнес ни слова, но как только гипнолог задавал вопрос, Максим тут же осознавал ответ, будто попал в место, где ему были открыты все знания предыдущих воплощений, но пользоваться ими мог только под надзором Мишеля.

– Да. Говорит, что… – пациент сморщил нос, – мне в свет идти нельзя.

– Почему? – поинтересовался Эрих. Ситуация была очень необычная, он невольно бросил взгляд на видеокамеру, убедился, что сеанс записывается.

Максим помотал головой.

– Я не найду там ответы.

– А это место даст тебе ответы?

– Здесь я как дома, ну… это пока не сам Дом. Домой попадают души только после смерти, а я ведь еще жив.

Краузе понял, что Максим может дать ответы на давно интересующие его вопросы, и сразу этим воспользовался.

– Место, куда ты попал, обитаемо? Кто там живет?

– Никто. Это только мое место.

– Поясни, пожалуйста.

– Когда я блуждаю без тела, попадаю сюда.

– Блуждаешь? Как это?

Максиму отвечать не хотелось, но он сделал над собой усилие и пояснил:

– Ну… однажды я упал со скалы и ударился головой… вот… в реальности я лежал в кровати без сознания, а по эту сторону я был здесь… с Мишелем. Он успокаивал меня и поддерживал, ведь мне было очень страшно.

Доктор снова сделал пометки.

– Дом – это рай?

Максим нахмурился.

– Нет ни рая, ни ада. Есть Дом.

– Можно ли назвать место, где ты сейчас находишься, чистилищем?

– Нет! – раздраженно выпалил пациент.

Эрих понял, что эти вопросы ему неприятны, и поспешил вернуться к сути регрессии.

– Почему наставник привел тебя сейчас в это место?

Максим шел мимо величественного здания, похожего на Пантеон, но превосходящего его размерами в десятки раз. Мишель молчал, а Максим изучал его римский профиль и степенную походку.

– Э-э-э… он говорит, что в туннель мне нельзя, а здесь я в безопасности.

– Что еще он говорит?

– Мы были здесь с Айли.

– Айли тоже воплотилась?

– Да… м-м-м… я ждал ее. Она не хотела, но… – он снова сглотнул с мучительной гримасой, будто это действие доставляло ему боль, – потом почему-то передумала. Я не знаю почему, а наставник не говорит.

– Что она не хотела? – уточнил Краузе.

– Снова рождаться… – на лбу и над губой выступила испарина, будто Максим испытывал сильное перенапряжение.

– Сколько лет ты ждал?

– Здесь время течет по-другому.

– А сколько лет прошло на Земле?

– М-м-м… получается… больше двухсот лет.

Рука Эриха быстро двигалась по блокнотному листу. Срок, конечно, большой, но в практике Краузе встречались и большие перерывы между воплощениями. А вот что было действительно странно: ни один из предыдущих пациентов не говорил, что мог отказаться или отсрочить новое воплощение. Наоборот, описывали процесс воплощения как неподвластное им действие.

Голый череп наставника поблескивал в отсвете луча, который все еще прокладывал им дорогу. Крупное округлое лицо оставалось без единой эмоции, словно он лишен всяких переживаний.

– Спроси наставника, почему тебя преследуют воспоминания из прошлой жизни, – Эрих замер в ожидании ответа.

Послышался тяжелый вздох. Затем наступила минутная пауза.

– Я… до сих пор не нашел ее. Это плохо. Айли нуждается во мне. Мне нужно ее найти. Э-э-э… нужно это срочно сделать.

Доктор подумал, что все крутится вокруг Айли, будто Максим пришел в эту жизнь только для единственной цели и иных задач не имел.

– Хорошо. Спроси, где тебе ее искать?

С минуту Максим молчал, затем лицо посветлело, он улыбнулся.

– Айли захотела воплотиться рядом с убийцей, чтобы отпустить свою боль и обиду. Наставник говорит, что у нее это не получается. Еще он говорит… что пока мы с Айли были со своими наставниками, убийца уже прожил… м-м-м… четыре жизни.

– А до той жизни, где Айли погибла, вы с ней уже встречались?

– Нет, но после ее гибели мы – парные души.

У подростка сильно задрожали руки. Эрих подсел к кушетке, померил пациенту пульс и давление. Все в норме.

– Что значит парные? – он вернулся в кресло.

– Э-э-э… наставник говорит, что вы-то точно знаете, что это такое. Ведь вы тоже парная душа.

Эрих обомлел. В памяти промелькнул образ жены. Он и Елена? В ответе не было ясности, и Краузе решил углубиться в тему:

– И все-таки… что такое парная душа?

Пациент чуть приподнял брови, будто что-то внимательно слушал. Эрих терпеливо ждал. Прошли мучительные две минуты, прежде чем он снова заговорил:

– Вот оказывается как… хм… Мишель говорит, что когда люди проживают трагическое событие… их души соединяются до тех пор, пока пережитые эмоции не перестают влиять на их судьбы. Иногда на это уходит не одна жизнь. Поэтому по ту сторону они всегда вместе… ждут подходящего момента… и воплощаются. Я хотел новых воплощений… мы ведь с ней молодые души, но ждал Айли.

Про возраст души Краузе уже имел общее представление и не стал заострять внимание.

– А какова твоя роль?

– Я должен ей помочь… если придется даже пожертвовать собой. Это мой перед ней долг. Иначе все будет только усугубляться.

Эрих взглянул на часы, время сеанса вышло.

– Ты можешь уже уходить или у тебя есть еще вопросы к наставнику?

К тому моменту Максим и Мишель обошли город и вернулись к мосту. Максиму стало грустно от того, что пришла пора прощаться. Они вышли из города. Наставник натянул на голову капюшон и шагнул в темноту, а Максим остался стоять перед мостом. Перспектива снова вернуться во временной туннель его пугала.

– Мишель ушел… ему больше нечего мне сказать. Моя жизнь еще не закончилась, подводить итоги рано.

Эрих вывел пациента из гипноза, и пока Максим приходил в себя и пытался осознать то, что увидел под гипнозом, быстро пробежался глазами по записям.

– Итак, вот что мы имеем: тебя звали Тармо, ты жил двести лет назад на территории современной Финляндии в деревне.

– Кюля, – с улыбкой поправил его Максим, после гипноза настроение его изменилось, он заметно повеселел и приободрился, – по-фински это деревня, не важно… большая или маленькая.

– Кюля, – повторил Эрих, подавляя улыбку. – У тебя была младшая сестра Айли, с которой вы парные души. И мы знаем, что Айли в прошлом воплощении умерла от несчастного случая.

– Он ее убил! Вернее… ее убили его безответственность и упрямство, – Максим вскочил на ноги, мгновенно потеряв над собой контроль, и с горячностью продолжил. – Отец просил его не ставить капканы. Наши собаки часто забегали на его участок. Но сосед был злым и нелюдимым. С отцом у них была вражда из-за спорного участка.

– Расскажи об этом, – спокойно попросил Эрих и закинул ногу на ногу.

С тяжелым вздохом Максим плюхнулся на кушетку и прикрыл ладонями пылающие щеки.

– Землю нашему соседу подарил шведский король Густав, за то, что тот разводил породистых лошадей в армейской конюшне. Помогал, так сказать, ратному делу шведов-оккупантов. Земельным наделом наградили, не вникая в границы, и получилось так, что часть нашего участка стала принадлежать ему. В деревне все считали его предателем.

– Как его звали?

– Юнас. Отец его люто ненавидел, всегда держался холодно, но говорил с ним подчеркнуто вежливо. Боялся его спровоцировать. Сосед же бункер распахнет и орет как резаный по любому поводу. Отец часто повторял: «Громкий голос – признак пустоты».

– Похоже, ты очень любил отца…

Максим кивнул.

– Он был лучше, чем нынешний. Тот был честный, открытый, не боялся ответственности. Нотаций не читал, воспитывал собственным примером. Никогда не видел его праздно шатающимся. Всегда за работой или что-то мастерил.

– А нынешний?

– Не любит говорить напрямую, – в голосе Максима теперь проскальзывали гнев и неприязнь. – Действует через мать. Мне в глаза только улыбается. Начитается заумных книг о воспитании и втирает матери. Хорошо, что мать его не слушает, кивает, а сама делает, как считает нужным. Раньше они постоянно ссорились, но потом мать поняла, что лучше с ним не спорить, иначе нахлебаешься его занудства.

От мысли, что Максиму нужен не только гипнолог, но и психолог, Эрих поджал губы и забарабанил ручкой по блокноту.

– Прискорбно все это слышать, но ты сейчас должен сконцентрироваться на поиске Айли. Видимо, она и есть разгадка всей этой ситуации.

– Но как я ее найду, если она рядом с убийцей? С этим… как его? Алексеем… Забыл его отчество.

– Я постараюсь тебе помочь. Не на этой неделе, конечно, а как только его выпишут, навещу его. Расспрошу об окружении.

– Вы сделаете это для меня? – Максим выглядел обескураженным, будто до этого момента никто из взрослых ничего не делал для него бескорыстно. – Не думаю, что это входит в условия договора.

– Работа гипнолога – это найти разгадку проблемы, с которой столкнулся пациент. Это главное. Я сделаю это не только для тебя, но и для моего друга. Похоже, ему тоже придется пройти через регрессию. Ну и, конечно, для Айли. Раз наставник сказал, что девочка нуждается в тебе, значит, так и есть. Ведь не зря же ты столкнулся с убийцей именно сейчас.

– Если его окружение не приведет к разгадке, как нам быть? И как вы поймете, что это Айли? Она ведь может быть кем угодно, даже его женой.

– Да, это сложный процесс, возможно, после регрессии сам Алексей даст на него ответ.

– Я надеюсь на это. Иначе снова трындец.

Кладбищенскую тишину разрывали завывания порывистого ветра и карканье настойчивого ворона, который решил сопровождать Эриха от машины до могилы жены. Он маневрировал над головой доктора с филигранной точностью, затем усаживался поблизости на возвышении и недовольно каркал, расправляя крылья, словно ругал за то, что тот не соизволил появиться здесь раньше.

На мраморном надгробье несколько свежих букетов и открыток, но они не вызвали у Эриха интереса. Его глаза неотрывно смотрели на портрет жены. На нем она совсем на себя не похожа. Веселые искрящиеся глаза, лукавая улыбка. Такой Елены Эрих не видел последние десять лет. Даже после длительной разлуки она встречала его с печатью таинственной мечтательности на лице, словно только что разгадала тайну бытия и готова с ним поделиться. Наверное, эта фотография была сделана кем-то из семьи, так как Эрих видел ее впервые.

Больше всего на свете Краузе ненавидел гнетущую атмосферу кладбища, даже на могилу к родителям приезжал редко. Этот раз был не исключением, пяти минут не прошло, как на него навалились тоска и горечь потери. Только что зарубцевавшаяся рана открылась и снова закровоточила. Копившиеся месяцами эмоции вырвались наружу, Эрих не стал их сдерживать. Из глаз хлынули слезы. Несколько минут его плечи вздрагивали и сотрясались, будто отбивали блюзовый ритм любимой мелодии Елены. Изредка из груди вырывались глухие стоны. Все вокруг замерло, даже ворон крутил головой из стороны в сторону, не издавая ни единого звука.

Успокоившись, Эрих присел на мраморную скамью и уставился на лампаду, в которой еле виднелся огарок свечи. Он вспомнил последний ужин с женой, затем многодневные поиски и, наконец, опознание ее трупа в морге. В отличие от Роберта Исааковича – отца Елены, – осознание утраты к нему пришло гораздо позже.

Эрих машинально потянулся к одной из открыток и прочитал кем-то оставленное прощальное послание. Это был отрывок из стихотворения Уильяма Блейка:

Рука Возмездия найдет

Того, кто в Пурпуре цветет,

Но мститель, пусть он справедлив,

Убийцей станет, отомстив.

С минуту Эрих крутил открытку в руках. Постепенно смысл прочитанного проникал в его сознание. Кто мог такое написать? Да и зачем? Открытка была не подписана и лежала особняком от других. Накануне лил дождь, но бумага совсем сухая, значит, открытку оставили недавно. Эрих вскочил на ноги и осмотрелся. Никого, кроме медленно бредущей пожилой женщины в соседнем ряду могил.

Даже здесь он не может побыть наедине со своим горем, отдаться скорби и оплакать супругу. Кто достает его своими шарадами?.. Решение он принял молниеносно, сфотографировал текст и быстрым шагом направился к кованым воротам. Посещение могилы жены желаемого облегчения не принесло, наоборот, Эрих от злости стиснул зубы и сжал кулаки, словно солдат, готовый прыгнуть в атаку.

Вечером того же дня Краузе сидел у камина в гостиной. Состояние не изменилось, печаль и скорбь, терзающие его душу, продолжили свой поединок. За окном накрапывал летний прохладный дождь. Эриха бил озноб. Он разжал руку и извлек градусник. Температуры нет. Странно. Теперь ему казалось, что всему виной его посещение кладбища, будто, покидая это мрачное место, он забрал с собой весь холод мертвецов.

На телефон пришло сообщение. Крюков просил о встрече. От разочарования Эрих застонал, он надеялся, что хоть детективу не нужно объяснять, что на данный момент его жизни общение с посторонними нежелательно. Доктор написал, что ему нездоровится и подтвердить встречу пока не может.

Василий сдержал обещание: на столе стоял видеомагнитофон, уже подключенный к телевизору. Эрих, словно старик, кряхтя, поднялся с кресла и раскрыл коробку. Выудил первую попавшуюся кассету и вставил в видеомагнитофон. Съемка в движении. Белоснежный катер медленно набирает ход и выходит из бухты в отрытое море.

– О чем думаешь, любимая?! – спрашивает Эрих жену, стараясь перекричать шум мотора.

– О нас! О прошлой ночи! – она улыбается и снимает очки-капли. Глаза щурятся от солнца.

Катер бороздит волны, оставляя за собой пенный след. Остров Сардиния – любимое место отдыха жены. Елена в белом просторном сарафане с мечтательным видом одной рукой крепко держится за поручень, другой придерживает широкополую шляпу.

Ее редкая улыбка, от того и такая ценная, освещает лицо. Несколько минут он безотрывно смотрит на экран. Ее лицо крупным планом. Плавная линия губ и четко очерченный подбородок. Прямые шелковистые волосы развиваются на ветру. Елена машет туристам, что столпились на палубе следующей тем же курсом яхты. Они ей отвечают громкими возгласами. Сильный порыв ветра поднимает сарафан и оголяет ее стройные загорелые ноги. Слышится ее восторженный визг.

Какой же это год? Эрих поворачивает пластиковый футляр от видеокассеты. 2005-й. Как же они были тогда счастливы… и каким же надо было быть идиотом, чтобы все потерять! Как он мог не замечать на протяжении многих месяцев, что жена самостоятельно борется с депрессией?

Уже второй раз за день по щекам Эриха текут слезы. Наверное, это хорошо. Может, так он начал ее отпускать? Раньше его сердце было похоже на кусок обугленной плоти.

На лестнице мелькнула внушительная фигура Василия – Эрих увидел его отражение в стеклянной стене, – но, оценив обстановку, водитель быстро ретировался. Видимо, хотел предложить спарринг, но понял, что Эрих сейчас не в состоянии выйти на ринг.

Послышалась блюзовая импровизация. Эрих снова устремил взгляд на экран. Елена в красном длинном платье, облегающем ее точеную фигуру, словно вторая кожа, танцует с ним на танцполе ресторана. Эрих снимает ее лицо крупным планом.

– Осторожно, милый, не ударь меня камерой, – предостерегает она в танце.

Кто-то из туристов предлагает свои услуги оператора, Эрих, не выключая запись, охотно передает камеру. Теперь они слились в одно целое. Он и она. «Идеальная пара для идеальной жизни» – так частенько говорили в их окружении.

Краузе перенес видеомагнитофон с кассетами в кабинет и почти всю ночь оцифровывал семейный архив. Под утро он свалился на диван с дикой головной болью и с припухшими от слез глазами. Проворочался целый час, но так и не смог заснуть. В памяти навязчиво мелькала фотография с надгробья жены. Кто сделал эту фотографию? Кому так соблазнительно улыбалась Елена?