Послушница тайной школы
Мой носильщик резко развернулся на звук, и теперь я уже ничего не могла увидеть кроме булыжников мостовой. Оставалось следить за перипетиями схватки только на слух. Вот, звякнув о нагрудную бляху, острие меча уперлось в мужскую грудь и прозвучал жесткий, не допускающий сомнения, голос моей спасительницы.
– Опусти ее на землю и развяжи.
Ошеломленный детина бухнул меня на мостовую как мешок с брюквой и тут же получил гневный окрик.
– Аккуратней, осел, если не хочешь лечь рядом с остальными.
Теперь движения охранника стали мягкими и дрожащими, видимо острие клинка, пропоровшее кожу у него на груди, произвело на него неизгладимое впечатление.
Размяв затекшие руки, я на всякий случай отошла поближе к своей спасительнице. На душе как-то неспокойно, моя интуиция подсказывает, что все еще далеко не закончено. И точно, ситуация из трагедии начала стремительно превращаться в фарс. Из ворот борделя, перекрывая дорогу, шумно высыпал полупьяный народец. Едва одетые шлюхи, полуголые мужики с синяками и без, прислуга и даже поваренок. Все они, привлеченные криками и шумом схватки, с удивленным гомоном уставились на победительницу уличной битвы. Затравленно верчу головой и вижу, как со стоном поднимается хозяин заведения и, утерев кровь с разбитой головы, смотрит на пеструю толпу из клиентов, шлюх и прочей обслуги, загородившую дорогу. Вот он зло щерится и на его лице просто аршинными буквами написано – мы еще поговорим с тобою, шлюшка. Сжавшись в пружину, провожаю взглядом толстяка, а тот вновь выходит вперед и встает прямо перед лошадью баронессы.
– Я, Игон Шарр, хозяин этого дома утех, – рука толстяка указала на распахнутые ворота и стоящую публику, – достойный гражданин города. Плачу все налоги как королеве, так и в городскую казну.
– А эта девка, – теперь он ткнул пальцем в меня, – принадлежит мне. Я купил ее сегодня днем, и у меня есть все бумаги, оформленные надлежащим образом. Эта мерзкая дрянь порезала клиента, разбила посуду, устроила драку и должна быть наказана.
Он еще раз вытер платком бритую голову и, расправив плечи, уже смело взглянул на всадницу.
– А вот теперь вы скажите мне, баронесса Бренер, почему вы устраиваете разбой на улицах нашего славного города, калечите горожан и отнимаете у хозяев их законную собственность.
Плохое предчувствие заворочалось у меня в душе в ответ на молчание моей защитницы. Чувствовалось, что мечом она владеет лучше, чем крючкотворством законников.
Смущенное молчание баронессы только распалило моего недавнего хозяина, и он уже вещал как настоящий оратор, обращаясь по большей части к публике у него за спиной.
– Здесь вам не ваша деревня, а вольный город и правит здесь не самодурство баронов, а законы города и королевы.
Ситуация менялась прямо на глазах, я почти физически ощущала, как теряет уверенность моя спасительница. Одно дело защитить униженного, и другое пойти против закона. Моя еще не полученная свобода уже начала таять как снеговик весной. Ну как мне доказать, что я свободная женщина и продавать меня вообще не имели права. Бумаг у меня никаких, в этом городе никто меня не знает и свидетельствовать в мою пользу не будет.
Мы молчим, а разошедшийся толстяк сверкая глазами уже пошел в наступление.
– Мы здесь не ваши крепостные с которыми вы можете делать что угодно. Мы вольные горожане и требуем уважения. Извинитесь, отдайте мою собственность, и я уж так и быть не буду подавать на вас в суд.
Он посмотрел на стонущего у забора охранника и, подумав, добавил.
– Ну, пожалуй, еще бедолаге на лечение придется накинуть. – Хозяин борделя, нагло ухмыляясь, поднял уверенный взгляд на баронессу.
Моя спасительница по-прежнему хранит молчание, зато у меня в голове зароились мысли, которые никак не желают складываться в конкретную идею. Все они вертятся вокруг последних слов толстяка насчет крепостных и прав хозяина…
Точно!
Меня вдруг озарило и, запричитав, – Ваша милость, Ваша милость! – я схватилась за стремя баронессы.
Увидев опущенный на меня взгляд сине-голубых глаз, кричу уже в голос так, чтобы меня все слышали.
– Ваша милость, вы меня не узнали? Это же я – Мара, дочь вашего конюха. Простите, что сбежала, каюсь и молю не наказывайте меня строго.
Вижу мелькнувшее непонимание, и начинаю злиться, – ну давай же, голубая кровь, соображай быстрее. Я – твоя крепостная, ты – моя хозяйка. Я твоя собственность, а остальные со всеми их бумагами и претензиями могут убираться к черту. Твоего слова достаточно, а если нет, то пусть этот урод подает в суд, к тому времени, когда разберутся, надеюсь, нас уже здесь не будет.
Минутное замешательство говорит мне, что эта юная наивность с мечом в руках врать не привыкла и не умеет. Ловлю на себе ее осуждающий взгляд и с тревогой замираю, неужели сейчас сдаст, но еще больше, чем врать, баронессе не хочется уступать наглому сутенеру. Несколько секунд эти два чувства борются в ней и к счастью для меня в голубых зрачках вспыхивают огоньки глубинной ненависти.
– Мара? Твой отец почернел от горя, с тех пор как ты пропала.
Моя названная хозяйка дарит мне саркастическую усмешку.
– Простите, Ваша милость. – Жалобно пищу в ответ, отводя глаза, но юная всадница уже не слушает меня.
Ткнув пятками жеребца, она гневно наезжает на владельца борделя.
– Ты обманом завладел моей собственностью. – С каждым словом голос баронессы наливается праведным гневом все больше и больше. Острие меча вновь засверкало перед лицом у Игона.
– По всем законам я имею право казнить вора на месте. – Она позволила ошарашенному толстяку увернуться от удара и отступить ближе к воротам.
– Я не знал, что она крепостная. – Игон Шарр пригнулся от вновь просвистевшего над головой меча и, крикнув, – я купил ее у циркачей, – шустро для своих габаритов вбуравился в растущую с каждой минутой толпу.
Баронесса, осадив жеребца перед линией полуодетых людей, прожгла их разгневанным взглядом.
– Кто еще здесь хочет оспорить мои права?
Поскольку желающих не нашлось, моя неожиданная спасительница отточенным движением вложила меч в ножны, бросив вслед исчезнувшему в толпе сутенеру.
– Так уж и быть, только из уважения к городу, беги, и пусть городской суд решает твою судьбу.
Еще раз пройдясь обжигающим взглядом по оторопевшим лицам, она пустила своего скалящего зубы жеребца прямо в толпу, и та испуганно шарахнулась в стороны, давя друг друга.
Ей-ей, а я! Чуть не закричав это вслух, кидаюсь вслед своей защитнице. Хватаюсь за стремя и стараюсь не отставать от перешедшей на рысь лошади моей новоявленной хозяйки.
Мы едем как на параде перед строем людей, и я ищу в толпе ненавистную жирную морду. Вот он! Вижу злобные маленькие глазки, угрюмо вцепившиеся в мое лицо и не отводя взгляда, наслаждаюсь минутой своего торжества. Мои глаза, моя довольная физиономия, все кричит ему – что съел сутенерская морда, иди теперь и сам ублажай своих толстозадых клиентов.
Глава 4
Освещенный бордель и людской гомон остались далеко позади, но я по-прежнему бреду в темноте за лошадью баронессы и не знаю, что делать дальше. Вроде бы нас никто не преследует, и я могу спокойно свернуть в любую подворотню, но зачем? В цирк я, конечно же, не вернусь, об этом и говорить не стоит, разве только затем, чтобы отрезать лживый язык Дуга и скормить его собакам. Было бы здорово, но вряд ли исполнимо. Вернуться в Город Ветров, но как? Путь не близкий, а у меня ни денег, ни одежды, ничего.
В общем, в пору забиться в какой-нибудь угол и пореветь всласть, проклиная мужиков этих поганых и долю свою несчастную. Я бы так и сделала, но надо хоть поблагодарить свою спасительницу, а она все едет и едет вперед, не останавливаясь. Она вообще странная эта баронесса. У нее такой взгляд, словно она все время глубоко в себе, поглощена одной целью, и только эта заветная звезда имеет для нее смысл и ведет ее. Такой взгляд я видела у паломников, прошедших сотни миль, чтобы увидеть храм Неистовой Бури. Ну да бог с ней с баронессой этой, надо поблагодарить ее, да и идти своей дорогой.
– Эй, Ваша милость! – Кричу, ускоряя шаг.
Стук копыт затихает, и лошадь вместе с наездницей одновременно поворачиваются ко мне.
– Ваша милость, благодарю вас за спасение. – Поднимаю глаза вверх. – Я ваша должница на всю жизнь, если когда-нибудь доведется вернуть вам долг, буду счастлива это сделать. Все что угодно, только скажите.
Огромные голубые глаза молча изучают мое лицо, будто видят впервые. Под этим взглядом мне становится как-то неуютно, словно он прощупывает меня изнутри, и я, уже не думая дождаться каких-либо ответных слов, произношу хоть что-нибудь, чтобы скрасить неловкость.
– Ну ладно, пошла я. – Потихоньку начинаю поворачиваться в сторону темного переулка, как вдруг слышу ее тонкий, но твердый голос.
– Есть хочешь?
Хочу ли я есть? Странный вопрос, лучше спросите меня, а был ли в моей жизни такой миг, когда бы я не хотела. С того дня, как я выползла из утробы матери, я, во всяком случае, такого момента не помню.
– Было бы неплохо. – Стараюсь, как могу, не показать, насколько у меня урчит в животе. Все-таки надо быть настороже, спасительница спасительницей, а оглянуться не успеешь, как за кусок хлеба в крепостные запишут.
– Тогда, – баронесса чуть усмехнулась одними уголками губ, – иди за мной. Здесь недалеко где-то есть постоялый двор «Счастливая подкова», там меня должны ждать. Надеюсь, напоют и накормят, а то у меня, знаешь ли, тоже с деньгами туго.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и тронула своего жеребца. Поесть и уснуть под крышей, а не на улице, это все, о чем я могла мечтать в эту ночь, поэтому резво сорвавшись, догоняю лошадь и вновь пристраиваюсь у левого стремени.
–
Трактир уже почти пустой. Несколько человек сидят за столом в углу, да мы вдвоем, вот и все посетители. Трактирщик, коренастый мужичище с рыжей давно нестриженной бородой, представившись Лероном Мутт, ни о чем нас не спрашивал, словно заранее знал кто и зачем приедет. Осуждающе косясь на меня, он задал баронессе всего лишь один вопрос.
– Эта с вами?
Та кивнула и громила молча освободил мне дорогу. Проводив нас к столу, он особо не церемонясь, пробурчал, что на кухне остался только суп с обеда, холодный цыпленок и хлеб. Мол ничего другого предложить он не может, так как повара уже давно отпустил домой, а если бы мы приехали еще позже, то и этого бы не осталось.
Баронесса, не обратив внимания на ворчливый тон, опустилась на деревянный табурет и коротко бросив, – неси все что есть и кувшин вина, – вновь уставилась на меня своими голубыми глазищами.
– Ну и кто же ты такая, Мара?
Усаживаясь напротив, я все еще пребывала в сомнениях, надо ли выплескивать все наболевшее или все-таки поосторожничать. На полноценное вранье не было ни сил, ни желания, и я, вздохнув, начала выкладывать все как было.
– Родилась на улицах Города Ветров, – Только начав, язык заработал так, что не остановить. – Мать почти не помню, отца вообще никогда не видела…
Пока рассказывала, принесли еду и заканчивала я уже с полным ртом, запихивая попеременно то хлеб, то куски цыпленка, то заливая все это супом. Баронесса ела мало и ни разу меня не перебила и не переспросила, хотя понять меня жующую, с набитым ртом, наверное, было трудновато. Лишь когда я закончила, она спросила.
– А теперь что думаешь делать?
Запихав в рот и проглотив очередной кусок хлеба, я залила все это целой кружкой вина и к своему удивлению ощутила, что больше в меня не влезет ни крошки. Несмотря на раздувшийся тяжелый живот, это было совершенно непередаваемое блаженство. Такого опьяняющего ощущения сытости я сто лет уже не испытывала. У меня даже глаза начали слипаться и мысли путаться, но упертый в меня взгляд ждал ответа, поэтому, икнув, я все-таки смогла произнести.
– Не знаю. Наверное, постараюсь домой вернуться.
Икнув еще раз, я вспомнила тот подвал, где обычно ночевала наша банда и с тоской подумала, что домом это место вряд ли можно назвать.
– Вот как, – моя собеседница выразила невольное удивление, – я тоже еду в Город Ветров.
Меня словно кольнуло – это шанс, это просто знак свыше.
– Ваша милость, – изображаю самую умильно-просительную гримаску, – возьмите меня с собой.
Вижу, баронесса нахмурилась, даже не пытаясь скрыть свои сомнения, и начинаю быстро-быстро тараторить.
– Ваша милость, вы не думайте, я не какая-нибудь белоручка. Я и за лошадьми могу присмотреть, и постирать, зашить что надо, полы помыть, отнести, принести. Вы не сомневайтесь.
– Да я не сомневаюсь, – моя спасительница грустно улыбнулась, – и помощница мне бы пригодилась.
– Тогда в чем же дело? – Нетерпеливо подаюсь вперед и натыкаюсь на гордо вспыхнувший взгляд.
– Сейчас у меня не лучшие времена, и я не могу позволить себе прислугу.
Поскольку я продолжаю изображать собой немой вопрос, то помолчав она все же добавила.
– Мне нечем тебе платить, так что извини…
Я аж подпрыгиваю на месте – платить, да если меня будут кормить так как сегодня, то я до конца жизни готова задаром работать.
– Да вы что, Ваша милость, – с жаром прерываю баронессу, – не надо никаких денег. Еда и крыша над головой, вот и все что мне нужно.
Та по-прежнему продолжает смотреть на меня с сомнением, и я начинаю нервничать, понимая, что мой единственный шанс вырваться отсюда и добраться до Города Ветров таит с каждым мгновением.
Наш немой диалог прерывает неожиданно выросший над столом хозяин заведения.
– Я извиняюсь, госпожа, но комендант Готард извещал меня, что вы будете одна, поэтому мы приготовили комнату только для вас.
В ответ на наши непонимающие взгляды, он изобразил излишне громкий вздох и покачал головой.
– Эту вашу спутницу, куда девать?
Трактирщик презрительно прошелся глазами по моей грязной полупрозрачной тунике.
– Может быть ей в конюшне соломы накидать?
Если он думал меня напугать или унизить, то у него не получилось. Конюшня, это далеко не самое худшее место, где мне приходилось ночевать.
– Нет.
Звонкий голос баронессы известил, что меня кажется приняли на службу.
– Моя служанка будет ночевать со мной в комнате.
Рыжебородый громила равнодушно пожал плечами.
– Как скажете, но только кровать там одна.
– Ничего, – я вскакиваю грохоча табуретом, – я и на полу прекрасно устроюсь.
– Вот и отлично, – моя новая хозяйка тоже поднялась и чарующе улыбнулась трактирщику, – распорядитесь принести в мою комнату еще один матрас, одеяло и подушку.
Глава 5
Баронесса лежит на кровати, а я пристроилась на полу у двери. Тощий матрасик ничуть не смягчает деревянные доски пола, но мне не привыкать. Перекатываюсь на спину и, уставясь в потолок, чувствую, что не засну, сна, как назло, ни в одном глазу. Прислушиваюсь и судя по тому как ворочается баронесса, ей тоже не спится. Стоило подумать о ней и сразу же всплыла целуя куча вопросов. Совсем юная девушка одна в ночном городе. Как ее вообще отпустили? Ладно я, пропащая душа, но она то аристократка. За ней конвой и толпа прислуги должна ехать. Странно это.
Терплю сколько могу, но все же, не удержавшись, спрашиваю.
– Ваша милость, вы не спите?
Ответ приходит после небольшой паузы.
– Нет, что ты хотела, Мара?
– Раз уж вы не спите, – живо переворачиваюсь на живот и поднимаю голову, – Знаю, это не мое дело, но любопытно жуть. Скажите, что делает юная баронесса одна, в чужом городе, ночью и без охраны?
Вижу, как моя новая хозяйка резко приподнимается и садится, прислонившись спиной к стене. Ее нервное возбуждение передается и мне. Чувствуется, что тема очень болезненна для нее, и что она хранила ее в себе так долго, что та уже превратилась в невыносимый груз.
– Расскажите, – пытаюсь ей помочь, – легче станет. Мы ведь теперь вместе, и если я смогу, то буду рада помочь.
Минутное молчание, чувствуется, что ей хочется поделиться наболевшим, но и решиться тоже нелегко. Я больше не лезу. Захочет расскажет, а нет, так это ее тайна. Наконец, она все же решается и начинает говорить. Рассказывает про свое детство, про замок, друзей, как дралась с пацанами во дворе, ну прямо как я, мне тоже пришлось несладко и бывало места живого на мне найти было трудновато. Поэтому я прямо прониклась вся, слушаю, переживаю. Когда она дошла до того момента как граф ла Руа ворвался в замок, я уже вся на нервах была, дальше вообще жуть. С насилием я знакома не понаслышке, но такого, что она вытерпела, даже мне не доводилось. Потом настоящая сказка пошла, этот парень ее, Вийон ла Руа, поначалу я его просто возненавидела, но она так рассказывала о нем, что я вместе с ней начала его уважать за безбашенную отвагу и мужество, а уж под конец чуть сама не влюбилась и ревела вместе с ней в три ручья.
Наревевшись, спрашиваю ее.
– И что? Как же вы дальше-то будете?
Голос моей новой хозяйки чуть дрогнул, но тут же вновь наполнился уверенностью.
– Я решила, что нельзя его бросать там одного. Я должна пойти к королеве и просить ее о великодушии, ведь он раскаялся и готов добрыми делами искупить свою вину.
– Правильно, – у меня аж загорелись глаза, – пойдем к королеве. Она справедливая и сумеет оценить настоящую любовь. Говорят, у нее самой был роман с истмари… Ой! – Я прикусила язык. Говорить такое про королеву, это оскорбление. Можно и без головы остаться.
К счастью, она меня не расслышала и продолжила говорить.
– Сначала надо пойти к грандессе Элинии, заручиться ее поддержкой. Она мой сюзерен и без ее разрешения идти к королеве было бы непорядочно. К тому же, если честно, то без ее помощи вряд ли я вообще смогу попасть в королевский дворец.
Ну, в этом я уже не разбираюсь. Тут ей видней, и я просто поддакиваю.
– К грандессе, так к грандессе.
–
Просыпаюсь от того, что солнечный луч разбудил наглую, жирную муху, и она, не переставая, жужжит у меня над ухом. Когда и как я заснула, не помню, и на чем мы остановились тоже. Помню лишь, что собирались к грандессе, но не с утра же ведь. Закутываюсь в одеяло с головой и пытаюсь вновь заснуть, но короткого куска шерстяной ткани не хватает на все тело, и мои торчащие голые ноги предстают перед той же мухой в виде чудесного утреннего подарка. Пытаюсь не думать о вальяжно прохаживающейся по моим ногам мухе, но не получается. К тому же поднятая пыль забивается в нос, и не выдержав, я вскакиваю, с наслаждением чихаю и луплю по своей ноге. Мухи, конечно, там давно нет, она возмущенно жужжит где-то под потолком, но это уже не важно. Я окончательно проснулась и вздрогнула, вспомнив весь вчерашний день. А где же моя новоявленная хозяйка? Смотрю на пустую смятую постель и слышу ее твердый спокойный голос.
– Мара, раз ты проснулась, принеси воды. Мне надо умыться и одеться.
Мать Всех Ветров, я же теперь служанка, – взлетаю на ноги и упираюсь взглядом в стоящую у окна баронессу.
– Все, Ваша милость, уже бегу. – Хватаю с покосившегося стола большой глиняный кувшин и несусь к двери.
Уже в дверном проеме оборачиваюсь и вижу смеющиеся голубые глаза.
– И вот еще что, Мара, зови меня Луиза. Думаю, так нам обеим будет проще.
– Хорошо, Ваша милость… Ой! – морщу от неловкости нос и тут же поправляюсь, – хорошо, Луиза.
Закрываю дверь и скатываюсь по лестнице. Где же у них здесь вода? – Стою в полутемном коридоре между залом и кухней.
– Эй, чего ищешь?
Верчу головой на звук и вижу здоровенного молодого мужика в белой, длинной рубахе с веревкой вместо пояса.
– Мне бы воды набрать для хозяйки. – Для убедительности поднимаю повыше зажатый в руке кувшин.
– А! – Мужчина расплывается в улыбке. – Это здесь, в кладовке.
Он протягивает руку и открывает скрипучую дверь рядом с собой.
– Я, Оли, сын хозяина, а тебя как зовут?
Несмотря на широко распахнутую улыбку, я просто кожей чувствую неприятности. Поэтому не тороплюсь отвечать, а подхожу и заглядываю вовнутрь. Там темно и пахнет плесенью. Поднимаю вопросительный взгляд.
– Здесь?
– Там у стены бочка стоит. – Хозяйский сынок радушно открывает дверь пошире.
– А что, света там нет? – Спрашиваю так, на всякий случай, потому что лезть в эту темень мне совершенно не хочется. А что делать, не могу же я вернуться с пустым кувшином в первый рабочий день. Зачем ей такая служанка?
– Не-а, – Взрыхлив вихры, парень скалится еще больше, – свечи только вечером зажигаем. Да ты не бойся, бочка здесь рядом, зайдешь сразу увидишь.
Видимо, придется идти, – кошусь на улыбчивого и бочком протискиваюсь в кладовку. Зайдя сразу же начинаю шарить рукой у стены в поисках бочки. Ничего. Зато слышу звук захлопнувшейся двери и чувствую жаркие, потные руки, лезущие мне под подол.
– Ты чья будешь-то, красотка? – Мокрые губы слюнявят мне ухо.
Ах ты, паскуда такая! – У меня от злости аж лицо перекосилось. – Я с ним как с человеком, а он, тварь…
У меня в подобных делах опыт большой, много их таких было, тех кто бесплатно, на халяву хотел попользоваться. Тут первое правило, сразу не орать и не дергаться. Он этого ждет и готов применить силу. Мужик, какой бы он не был, все равно сильнее, а уж этот гигант и подавно. Поэтому, засовываю злость поглубже и, не сопротивляясь, позволяю ему лапать себя. Пусть успокоится и расслабится.
Чувствую его сопение над ухом, его слюнявые губы на своей шее и терплю. Пока он за моей спиной ничего с ним не сделаешь. Надо развернуться, но этот гаденыш зажал меня так, что не шевельнешься. Хуже того, он уже задрал подол и давит всей массой, пытаясь меня нагнуть.
– Подожди, красавчик, – шепчу горячо и страстно, – давай по-другому.
– Что? – Он, не разбирает слов, но интонации ему нравятся, и хватка на мгновение ослабевает.
Поворачиваюсь к нему лицом. Я уже практически голая, туника висит на талии, собранная в узкий поясок. Даже в темноте ощущаю, как расплывается в сальной ухмылке рожа напротив, а жадные руки тискают мою грудь.
– Вижу тебе понравилось. – Мужская ладонь спускается вниз и впивается мне в зад.
Вот теперь пора, – моя рука с зажатым кувшином взлетает вверх и что есть силы обрушивает глиняную посудину на голову негодяя. Удар прямо в висок.
Хрясь! Грохот, осколки и короткий вскрик человека, теряющего сознание. Со злым удовлетворением слежу как сползает с его лица сальная улыбочка, и как он валится ватным кулем к моим ногам. Жив, мертв, не знаю и знать не хочу. В таких случаях у нас есть только один удар. Только один и в него надо вложиться по максимуму. Заменжуешься, подумаешь не о том и пиши пропало. Тут как с быком, если его не свалить, то он тебя затопчет.
Перешагиваю через лежащее тело и открываю дверь. Прежде чем выйти, одергиваю подол и натягиваю на плечи бретельки. Тут только до меня доходит в каком виде я все еще шляюсь. Прозрачная рубашка, чуть прикрывающая ягодицы. Мать честная! Неудивительно, что на меня первый же мужик бросился. Если застукают в таком виде рядом с этим, – бросаю взгляд на лежащее без движения тело, – то никто и слушать не станет, приговор очевиден – чокнутая шлюха убила приличного человека.
Выглядываю в коридор. Никого. Выскакиваю и тут же бросаюсь вверх по лестнице. Взлетаю на второй этаж и толкнув дверь врываюсь в нашу комнату.
– Что случилось? – Луиза резко разворачивается на шум.
Захлопываю дверь и приваливаюсь к ней спиной. Сердце все еще бешено колотится. Делаю глубокий вдох, выдох и поднимаю глаза на свою хозяйку.
– Кажется у нас проблемы.
– Что с тобой? – Взгляд баронессы уперся в мою разорванную тунику и вывалившуюся наружу грудь.
– Тут такое дело, – не знаю, с чего начать и выдаю то, что тревожит меня больше всего – кажется я хозяйского сынка прибила.
Глаза моей хозяйки наливаются холодом и мне кажется, что сейчас она врежет мне по первое число, но через мгновение гнетущей тишины Луиза лишь отрывисто бросает.
– Платье!
Кивком головы показывает на две свои объемистые седельные сумки и добавляет, подстегивая мою нерасторопность.
– Уходим немедленно!
Кидаюсь к ее не распакованному багажу и быстро вытаскиваю аккуратно сложенный сверху наряд, благо ничего другого там нет.
Длинная шелковая рубаха, батистовые нижние юбки, еще одна из чудесного, нежного бархата и лиф с шелковой шнуровкой на спине.
– Быстрее! – Моя хозяйка уже стащила с себя сапоги и штаны.
Стянув через голову рубаху, она бросает мне охапку одежды, которая только-что была на ней.
– Одевайся.
Я в замешательстве, что делать в первую очередь. Одевать хозяйку или одеваться самой. Поскольку Луиза стоит совершенно голая, то решаю все-таки начать с нее. Опыта возни с таким количеством дорогой одежды у меня никакого. Да и откуда, мое тело кроме одной суконной рубахи никогда ничего не знало. Аккуратно расправляю платье, боясь порвать. Все такое тонкое и нежное, что хочется прижать эти ткани к лицу и замурлыкать. Наконец, разобралась и пошло быстрее. Чулки, юбки, затянула корсет и довольная выдохнула.