Это я – ваш Творец

– Если хочешь, мы можем съездить в те места, куда ты ходила пешком с Ахиллом, – благодушно предложил Ганеша. Орудуя зубочисткой. – В качестве аванса за перевод книги. Туда есть дорога? Я ещё ни разу не был на «Триозёрье».

– Что, правда что ли? – не поверила Елена. – Когда?

– Да хоть сейчас. Погода классная! «Meteo the Best», как поёт Ганимед.

– Но туда ехать только часа полтора-два.

– Прокатимся на пару часиков. Искупаемся и позагораем, да и всё тут. Я же тебе с ночёвкой ехать не предлагаю. Так что можешь меня не бояться, я не кусаюсь. Пока светло.

– Ты гений! – подскочила та. – Я только плавки и покрывало дома возьму.

– И шарфик на шею, – усмехнулся он, – на тот случай, если мы задержимся.

– Так ты вампир? – испугалась Елена.

– И ещё какой! – рассмеялся он, подражая Дракуле. Чтобы она поняла, что это шутка.

Когда они въехали в Коринф, Елена спросила:

– Давай заедем на рынок и купим чего-нибудь на пляж? Мы с Ахиллом тут постоянно что-нибудь покупали.

– Ты забыла, что я перешел на питание кишечником? – усмехнулся над ней Ганеша.

– Чёрт, надо было взять шарфик! – расстроилась Елена, что этот «кровосос» ей ничего не купит.

Они приехали на пляж «Триозёрья» и оказались на удивительно светлом берегу моря. Достали из багажника покрывало, расстелили его на песке у самой воды и пошли купаться.

Но вода оказалась довольно-таки холодной, так как бухта выходила прямо в открытый океан, и в этом году тёплое течение пошло, обогнув Японию. И холодным течением, выдавленным из ледовитого океана, охладило их пыл ныряльщиков. Вышли из воды и легли загорать на оставленное ими у самой кромки покрывало. Любуясь на удивительно синее море, словно бы на открытке, снятой с усилителем синего светофильтром. Подставив грудь солнцу.

– Я загораю без купальника, чтобы не осталось белых полосок на груди, – усмехнулась над ним Елена, – а вовсе не для того, чтобы ты на неё пялился!

И все проходившие мимо отдыхающие, выпучив глаза навыкат от удивления, именно пялились на её роскошную грудь. И посмотрев на Ганешу, отрицательно мотали головой. Мол, что ты своей девушке позволяешь?!

– Да в Европе все так делают! – лишь отмахнулась от них Елена. – А некоторые так и вообще – голые. Мы с Ахиллом тут именно так и загорали. Просто, я не захотела тебя этим смущать, чтобы ты не решил, что я с тобой заигрываю.

Так что Ганешу уже через пять минут охватил испанский стыд за то, что она вытворяла тут с Ахиллом. И он стал закрывать её высокомерно вздёрнутые носики сосков белыми ракушками:

– Ты разве не знала, что от солнечного света очень вероятен рак груди?

– Ой, да ладно врать! – усмехнулась Елена. Но не стала стряхивать ракушки. – Знала бы я, что тут уже успели построить базу отдыха, ни за что бы не согласилась сюда поехать. Надо было ехать в соседнюю бухту. «Окунёвая» чуть поменьше, поэтому отдыхающих там почти нет.

– Так поехали в «Окунёвую», чего тут сидеть?

– Что, всё бросим и поедем? – не поняла Елена. – Ты всегда такой реактивный?

– Всегда. Поехали! А то эти зеваки меня тут уже достали! – закатил Ганеша глаза. Так высоко, что протёр их линяло-голубой скатёркой неба, натянутого на круглую столешницу мироздания. Вздутостью центра своей противности явно давившей на шары и выдавливающей талую слезу, нерву в прогрессии и выход из себя на выхлопе эмоций. – Скоро они будут подходить и целовать по очереди твою грудь, словно поклоняясь ожившей статуе Золотой Богини!

– Нет. Давай сегодня погуляем тут, а в следующий раз поедем уже в «Окунёвую».

– Тогда пошли гулять! Чего сидеть?

И они направились прочь от базы отдыха «Триозёрье». По удивительно светлому пляжу в сторону белёсых валунов, громоздившихся в конце длинной дуги побережья, упиравшейся в зелень сопки.

И пока они шли по песку, омывая ступни в волнах, Ганеша понял, что Елена пытается убить его самооценку своим шикарным бюстом. Значит, решил он, нужно чтобы она считала это не своим достоинством, а недостатком. И перестала этим кичиться. По крайней мере, на глазах у всех.

– Вещи вовсе не таковы, какими мы хотели бы их видеть. Для того чтобы извлечь из них максимум сиюминутной пользы для своего самолюбия. Ведь мы не должны себя ими утешать, приукрашиваться, – улыбнулся он, непроизвольно искоса глянув на её грудь, – если всё у нас и так нормально.

– В голове? – усмехнулась Елена, уловив его взгляд.

– Нам должно быть достаточно лишь самого необходимого. Без чего нам сейчас действительно нельзя обойтись! – подчеркнул он. – В текущий момент для осуществления данного вида деятельности. Одежда – это не более, чем роба. Просто, для каждого вида деятельности существует своя роба. Вот и всё. И чем грубее твоя одежда, тем полнее она призвана компенсировать твою невнимательность и неловкость. Выдавая твою грубость и неуклюжесть. Как модные теперь джинсы, – вспомнил он Вуячич, – которые носят все, даже девушки, превращая себя в мужланов.

– Я, если честно, тоже так думаю, – призналась Елена. – Поэтому-то я и не могу понять, зачем в современном мире такое сумасшедшее разнообразие вещей? Обнажённое тело – это самое красивая вещь на свете! – расправила она плечи. – Правда?

– Все предметы в мире возникают при столкновении живых существ с миром, как разнообразные способы самостоятельного разрешения возникающих противоречий.

– В смысле? Это ты про то, что я загораю без купальника?

– Ну, как бы объяснить попроще… – смутился тот. – Например, при сопротивлении природным стихиям возникла идея одежды, как попытка перенять или даже отобрать её у мохнатых животных. Без которой в конкретной жизненной ситуации просто не обойтись! – снова подчеркнул он. – Ведь у каждого свой взгляд на жизнь и, как следствие, и сама жизнь.

– А то и – наоборот, – улыбнулась Елена. – Как у панков.

– Пока мы не осознаем подлинного смысла жизни! – усмехнулся над ней Ганеша. – Поэтому мы и приобретаем или даже изобретаем именно те вещи, которые, на наш взгляд, – скосил он глаза на её грудь, – в данной ситуации нам жизненно необходимы.

– Так, а в чём – подлинный – смысл жизни?

– Как это – в чём? – удивился Ганеша. – Хайдеггер давно уже ответил на этот наивный вопрос: «Смысл жизни в бытии. И не просто в бытии, а в становлении. Как активном действовании».

– То есть?

– Говоря по нормальному, в упорном становлении совершенным.

– Как это – совершенным, как бог?

– Для этого не обязательно быть богом. Достаточно стать богоподобным! – гордо расправил Ганеша плечи. Как Аполлон. – Но лично я считаю, что смысл жизни в том, чтобы уметь видеть красоту.

– Где? – не поняла Елена.

– Везде! Оглянись вокруг! «Триозёрье» – это самая шикарная бухта в мире! Её песок напоминает мне песок в Анапе, где я отдыхал в детстве. Посмотри, как тут красиво!

– Вот поэтому-то я тебя сюда и позвала, – улыбнулась Елена. Столь же выразительно, как в кафе.

– Чтобы научится сознательно видеть красоту, тебе вначале придётся буквально заставлять себя воспринимать мир этетически. Потому что у тебя наверняка ещё нет соответствующе развитых отделов головного мозга, как у художников и поэтов. Но с каждым разом видеть мир прекрасным будет всё легче и приятнее.

– Даже тогда, когда мне снова станет плохо? – глянула она на свои шрамы.

– Достаточно будет просто взглянуть в окно, начать видеть красоту в знакомом пейзаже, который вдруг станет таким красивым, что твоё мироощущение тут же перевернётся! И ты станешь элементом более высшего, чем ты была до этого, общества!

– Истинной леди? – усмехнулась Елена. И поняла, что он снова про купальник. Наконец-то осознала, насколько ему рядом с ней неловко. И отбросила ступнёй с розовым педикюром пустую белую ракушку (его пустых претензий) обратно в воду (забвения).

– Как я выразил это в стихотворении, когда ранней весной шёл поздно вечером домой и вдруг увидел красоту в обычном клёне, на котором не было ещё ни одного листика:

«Чёрны злые клёны,

В каменном фантазме

Выгнулись всей сетью

В сумрачном оргазме!

– А вот здесь мы ставили палатку, – показала Елена на небольшую возвышенность в десяти шагах от берега в конце пляжа. – В сумрачном оргазме.

– Если хочешь, я могу купить палатку. Я и сам люблю ходить в походы! – поддержал её Ганеша. За талию. – Могу развести костёр и приготовить ужин.

– Что ж, если получится вырваться от матери, – вздохнула Елена, убирая его руку.

И они побрели по зеркальному мокрому песку обратно, омывая ступни прохладными волнами.

Вернулись к покрывалу на песке и ещё раз искупались. Обсохли, подставляя грудь солнцу уже безо всяких опасений. Гордо расправив плечи. Как равные.

– А затем я снова обрёл для себя этот метод, когда стоял в пробке. И вдруг вспомнил слова Уайльда, что «нужно уметь видеть красоту». И снова «включил» Художника, воспринимая мир, как картину. Перестал нервничать от того, что я еле-еле ползу в пробке и начал заставлять себя наслаждаться жизнью, подмечая красоту окружающих зданий, машин и деревьев. И теперь, как только попадаю в пробку, использую её как способ вынырнуть из круговерти мирской суеты, сознательно включаю Художника и уже наслаждаюсь жизнью! В отличии от остальных, что в соседних машинах бьют по рулю в бессильной злобе и ворчат, видя мир серым и грязным. А не хрустально чистым, как я. Переворачивая своё мировосприятие «по щелчку!» Включаю Художника и начинаю жить в Сказке! Именно это Ганимед и воспел в песне «Вечер», когда в один из вечеров я поделился с ним этим методом. Сама попробуй!

Елена села на покрывале и стала любоваться морем. Оглядываясь на прибрежные скалы с зелёными шапками леса. И вдруг глубоко вздохнула, словно всплыв из под воды на поверхность:

– Да, слушай, у меня получилось! – засияла Елена. – Господи, как же тут красиво!

– А Тотальное Принятие – это когда ты в состоянии Художника всегда. Когда ты сам становишься Художником.

– Как ты? – удивилась Елена. – Блин, да ты и вправду живёшь в Сказке!

– Добро пожаловать в мой мир, – улыбнулся Ганеша, коснувшись её руки. – Думаешь, зачем все ездят куда-то отдыхать? Чтобы научится включать Художника хотя бы в незнакомом месте.

– Ведь дома им уже всё осточертело, – согласилась Елена. – Может, именно поэтому меня и тянет в Америку?

– Это не Америка тебя тянет, это твой мир тебя отталкивает! Твоё разочарование в себе. А включая Художника, ты выныриваешь из животной души со всеми её социальными проблемами прямо в дух! Это самая простая и приятная медитация.

– Остается лишь наслаждаться миром и просветляться! – засияла Елена. Как только он снова коснулся её руки, закрепив «якорь».

Затем они собрали покрывало, кинули в багажник и отправились обратно в Дельфы.

– Так если всё так правильно и просто, как ты говорил, то почему все говорят, что этот мир – иллюзия, майя? – очнулась Елена, как только они стали преодолевать перевал. – И советуют его избегать. Ведь тут так красиво, посмотри! – указала она на «парящие скалы» из голубого гранита, торчавшие в синее небо прямо из густых тёмно-зелёных зарослей, кружа над машиной сверху, пока Ганеша объезжал их по дороге из сыпучего жёлтого грунта, петляя по горному серпантину.

– И правильно делают. Только давно уже и сами не понимают, почему именно, – усмехнулся Ганеша.

– Так, а почему – именно? – настаивала Елена, чтобы польстить его больному самолюбию, которое он высокомерно именовал Аполлон.

– Потому что источником вещного мира являются идеи. Идеи вещей, – вздохнул он, неохотно включив мозги. – И ты, естественно, и должна стремиться к их источнику. Уметь их для себя конструировать и изобретать. Быть Творцом. А пользуясь уже застывшими мыслеформами и уже готовыми вещами, ты и сама застываешь в них, став вещью среди вещей. Рядовым потребителем.

– Обывателем! – поддакнула ученица, видя, что Учитель заглотил наживку.

– Продавая себя вещам в рабство.

– За деньги?

– За твоё рабочее время, которое у тебя каждый день отнимают с твоего добровольно-принудительного интересующими тебя вещами согласия. Милостиво создавая тебе для этого все необходимые условия.

– Условия труда? – озадачилась ученица. – Чтобы я смогла совершить свой выбор?

– Боюсь, что выбор существует только для того, чтобы мы могли добровольно совершить ошибку, заблуждаясь. И, исправляя её, набраться жизненного опыта борьбы с самой собой. Пока не научимся всегда поступать только правильно. А не так, как вздумается, послушав свой инстинктивный ум, который и мечтает о вседозволенности, нарядив её в тогу свободы.

– Как в Нью-Йорке? – усмехнулась ученица. – Но как поступать правильно всегда? Разве так бывает?

– Так именно для этого ты и должна разбудить в себе Судью, который и будет взвешивать все за и против, перед тем как совершить поступок. Используя каждую текущую ситуацию для своего же блага. Особенно – конфликтную.

– Конфликтную? – оторопела Елена. Моментально выйдя из образа ученицы.

– Конфликты и проблемы – это самые мощные катализаторы твоей активности! Их полюбовное разрешение – самый быстрый путь к совершенству.

– Так вот зачем Ганимед толкнул тебя ко мне на пляже! – засмеялась Елена. – Чтобы мы полюбовно решили свой конфликт.

– Тем более что мы по-настоящему живем лишь пока взаимодействуем, обмениваясь полезной друг для друга информацией. Обучаясь быть кем-то большим, чем мы есть сейчас. Именно наше общение на фоне нашего взаимодействия и позволяет нам выйти за рамки себя, постоянно пересматривая и изменяя себя в процессе нашего общения. Перестав быть оторванными от мира Нарциссами, засевшими в скорлупе своего эго, которое заставляет нас по поводу и без собой восхищаться.

И Елена подавленно замолчала, осознав себя Нарциссом, желающим оторваться от мира, в котором выросла. Рассматривая зелёные сопки с вкраплениями серых и голубых скал, за которыми уже виднелся Коринф, то проглядывая из-за сопок, то вновь скрываясь за крутым поворотом дороги.

Но уже через пять минут спросила:

– То есть если мы периодически не будем доверять чужому мнению, подвергающему сомнению наше текущее поведение, то мы так и останемся животными?

– Социальными животными, – понял он, что Елена снова про купальник. – И это – в лучшем случае. Иначе мы вначале постепенно станем антисоциальными, как панки, а затем и – просто животными. Поэтому мы не просто должны, а обязаны постоянно прислушиваться к другому.

– Любому? – вспомнила она тех, что крутили пальцем у виска.

– Любому, кто говорит нам разумные вещи.

– Даже если мы потом и выясним, анализируя его выводы, что он был не вполне прав, исходя из ложных по отношению к нам предпосылок? – озадачилась она. – Ведь в Европе все так делают!

– Твоя задача – как можно чаще отчуждаться от себя, подвергая сомнению и пересмотру свои действия. Пробуждая в себе Судью. В философии это называется «будить мысль». И надо будить её в себе до тех пор, пока через три недели тебе не удастся полностью стать Судьей.

– Всего-то три недели? – удивилась ученица. Совершенно искренне.

– Ну, иногда чуть больше, – вспомнил Учитель. – Один раз я так отупел на берегу, что корпел в рейсе над книгами больше двух месяцев. Пока не почувствовал, что снова в Большой Игре. А ты попробуй-ка мыслить хотя бы три недели подряд, отвлекаясь лишь на туалет и приемы пищи, – усмехнулся он. – Зато потом у тебя начнётся процесс полного пересмотра картины мира, во время которого ты начнёшь его полностью выворачивать наизнанку и формировать свое собственное мировоззрение. Перепостигая его для себя заново. В философии это называется «Эпохэ». А когда этот процесс закончится, ты станешь «трансцендентным субъектом». И будешь всё глубже и глубже уходить в себя, время от времени полностью себя пересматривая. И выворачивая наизнанку уже саму себя.

– Так вот для чего ты ходишь в море, – дошло до неё, – развивать мозги! А не за эти жалкие гроши, как мой отчим.

– Судно заменяет мне мужской монастырь. Именно там я и понял, почему этот мир официально считается майей.

– Почему?

– Потому что эта планета – «развивашка». То есть строго управляемая реальность, а не «само по себе», как хотелось бы обывателям – творить тут всё, что им заблагорассудится.

– Да, но если мы начинаем как недоверчивые животные, которые верят только себе, то что делает нас такими доверчивыми, открытыми для других?

– Когда ты можешь хоть чему-то научиться у другого, ставшего для тебя Ты, сняв панцирь эго на время восприятия полезной для тебя информации, он становится на это время для тебя неким сверх-Я, обретая над тобой подлинную власть. И чем большему ты сможешь у него научиться, тем более пролонгируется его власть над тобой. Которая постепенно становится чуть ли не абсолютной!

– Заставляя глядеть на мир его собственными глазами? – удивилась ученица.

И как только они въехали в Коринф, спросил Елену:

– Может быть заедем по дороге в гостиницу? Принять душ, – подмигнул он.

– Когда я захочу встать под душ твоих ласк, я тебе обязательно подмигну, – усмехнулась Елена.

И наконец-то понял, что после инцидента с Ахиллом у ней реально не все дома.