Взывая из бездны. De profundis clamat
Лесс: Яма была полна трупов?
Эйхман: Она была полна. Я ушел оттуда к машине, сел и уехал. Поехал во Львов… Прихожу к начальнику гестапо и говорю ему: «Это ужасно, что там делается… Ведь там из молодых людей воспитывают садистов… Я говорил это каждому. И там фюреру во Львове я сказал: «Как можно вот так просто палить в женщину и детей? Как это возможно?… Ведь нельзя же… Люди либо сойдут с ума, либо станут садистами, наши собственные люди» (Йохен фон Ланг. Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле).
«Неподобающий» способ массового истребления человеков, связанный с солидными материальными издержками – на каждую жертву по одной, а иногда и более пуль – плюс моральная травма, грозящая превратить храбрых рыцарей рейха в невротиков и варваров – требует серьезной корректировки.
В поисках технического решения
«Весной 1942 года, – по свидетельству Отто Олендорфа, деятеля германских спецслужб, группенфюрера СС, – поступил приказ от Гиммлера изменить метод казни прежде всего женщин и детей».
Во исполнение приказа задействован серьезный технический потенциал нации и традиционно свойственный Германии высокий уровень организации. Ведущий разработчик проекта, ответственный за ракетную программу и, одновременно, за проектирование концлагерей – главный инженер СС Ганс Каммлер.
На рассмотрении экспертной комиссии – передвижная камера смерти (душегубка на колесах – мобила).
Краткая характеристика: мобильная газовая камера – газваген. Используется для отравления людей угарным или выхлопным газом. Производится в двух вариантах – вместимостью на 30–50 человек и на 70–100 человек. Произведена двумя берлинскими фирмами. Устанавливается на шасси грузовых автомобилей моделей Опель-Блиц, Даймонд Рео, Рено. Выглядят обычными фургонами. Сконструирована таким образом, что с запуском двигателя – выхлопные газы подаются в закрытый кузов, умерщвляя в течение десяти-пятнадцати минут всех, кто там находится.
По заключению авторитетных экспертов, при всех своих достоинствах новинка не полностью отвечает поставленным целям:
«Захоронение погибших в грузовиках с газовыми камерами, – сетует Олендорф, – было тяжелейшим испытанием для личного состава отрядов спецакций».
Подобное мнение разделяет и один из разработчиков душегубок, доктор Беккер. В своем письме в штаб СД он возражает против того, чтобы персонал СД выгружал трупы удушенных газом, на том основании, что «всем занятым на этой работе могут быть нанесены сильнейшие психологические травмы и причинен серьезный ущерб здоровью. Они жаловались мне на головную боль, появлявшуюся после каждой такой выгрузки».
Вместе с тем доктор обращает внимание вышестоящего начальства на ошибки в эксплуатации «газвагенов», связанные с «человеческим фактором»:
«Применение газа не всегда осуществляется правильно. Для того чтобы поскорее завершить операцию, водитель нажимает на акселератор до отказа. При этом лица, подлежащие умерщвлению, погибают от удушья, а не от отравления газом, погружаясь при этом в сон».
Из «гуманистических» побуждений доктор Беккер настаивает на необходимости точного соблюдения технологии истребления жертв:
«Мои рекомендации подтвердили теперь, что при правильной регулировке рычага смерть наступает быстрее и узники засыпают мирным сном. Искаженных от ужаса лиц и экскрементов, как это было раньше, не наблюдается».
«Искаженные от ужаса лица и экскременты», травмирующие сентиментальных палачей, – одна из претензий, возможно, не самых важных, в адрес газвагена.
Другой, по-видимому, более существенный недостаток газвагена – низкая производительность, не соответствующая масштабам предполагаемого истребления.
В целом ноу-хау, полученное в опыте удушения людей с помощью газа, признается целесообразным – и берется на вооружении при строительстве стационаров по массовому производству трупов в лагерях смерти.
«Щадящее» обращение
Именоваться флагманом индустрии по масштабам производства трупов и эффективности применяемой «прогрессивной» технологии истребления узников по праву завоевывает лагерь смерти Освенцим-Аушвиц. Во главе разработчиков столь масштабного проекта – оберштурмбанфюрер Рудольф Гесс, который лично тестируют внедрение в производство новых разработок. Полученные результаты впечатляют:
«Смерть в переполненных камерах наступала тотчас же после вбрасывания. Краткий, сдавленный крик – и все кончалось. Первое удушение людей газом не сразу дошло до моего сознания, возможно, я был слишком сильно впечатлен всем процессом» (Гесс).
Неизгладимый след в памяти герра коменданта оставляет один из первых экспериментов массового удушения узников, выпавший на долю русских военнопленных. Их душили в помещении старого крематория, так как в силу различных причин использование для этой цели экспериментального блока 11, где на постоянной основе располагалась пыточная тюрьма лагеря, считалось нецелесообразным.
«Русские должны были раздеться в прихожей, а затем они совершенно спокойно шли в морг, ведь им сказали, что у них будут уничтожать вшей. В морге поместился как раз весь транспорт. Двери закрыли, и газ был всыпан через отверстия. Как долго продолжалось убийство, я не знаю. Но долгое время еще был слышен шум. При вбрасывании некоторые крикнули: «Газ», раздался громкий рев, а в обе двери изнутри стали ломиться. Но они (разумеется, двери!) выдержали натиск. Лишь спустя несколько часов двери открыли и помещение проветрили. Тут я впервые увидел массу удушенных газом…»(Гесс).
Результатами применения новейшей технологии массовых убийств герр комендант вполне удовлетворен. Ведь вплоть до этого момента, признается палач, «ни Эйхман, ни я не имели представления о способах убийства ожидавшихся масс… А теперь мы открыли и газ, и способ…».
Не забывает Гесс подчеркнуть и психологическую составляющую отрабатываемого метода массового истребления: «Я всегда боялся расстрелов, когда думал о массах, о женщинах и детях. Я уже отдал много приказов об экзекуциях, о групповых расстрелах, исходивших от РФСС или РСХА. Но теперь я успокоился: все мы будем избавлены от кровавых бань, да и жертвы до последнего момента будут испытывать щадящее обращение»…
P. S. Открытие эффективного «во всех отношениях» способа массового уничтожения жертв воодушевляет герра коменданта, находившегося под глубоким впечатлением от рассказов Эйхмана о практике «примитивных убийств», к которой прибегали айнзацкоманды – военизированные эскадроны смерти на полях и весях оккупированных территорий Советского Союза:
«При этом разыгрывались ужасные сцены: попытки подстреленных убежать, убийства раненых, прежде всего женщин и детей. Часто члены айнзацкоманд совершали самоубийства, не имея больше сил купаться в крови. Большинство солдат этих айнзацкоманд старались отвлечься от своей жуткой работы с помощью алкоголя. Согласно рассказам Хёфле, люди Глобочника, служившие в местах ликвидации, поглощали множество алкоголя»… (Гесс).
«Торопитесь, господа, еда и кофе стынут» (!)
Прежде чем внедрить свой «прогрессивный» вариант технологии массового истребления – с учетом более высокой производительности труда и минимализации травматического эффекта на чуткую к человеческим страданиям психику эсэсовских палачей – Гесс знакомится с опытом профильно родственных предприятий. В частности, он посещает концентрационный лагерь Треблинку, который наряду с другими лагерями смерти – Бельзек и Волзек – к тому времени уже успели наладить более или менее успешное массовое истребление жертв с помощью газа.
«Я посетил Треблинку и познакомился на практике с применяемой там технологией истребления. Комендант лагеря сообщил мне, что в течение полутора лет им удалось ликвидировать восемьдесят тысяч человек. При этом он выразил озабоченность по поводу нехватки мощностей… Я пришел к выводу, что применяемый в Треблинке для удушения моноксидный (monoxide) газ не является достаточно эффективным. С учетом этого обстоятельства у себя в лагере Аушвице я использовал газ Zyklon В, кристализующийся в синильную кислоту… Для умерщвления находящихся внутри газовой камеры узников требовалось от трех до пятнадцати минут – в зависимости от климатических условий…» (Гесс).
Усовершенствование средств массового истребления узников, благодаря использованию газа Zyklon В (синильная кислота), сопровождается технической революцией – возводятся газовые камеры «с разовой пропускной способностью в 2 тысячи человек, в то время как в десяти газовых камерах Треблинки можно было истреблять за один раз только по 200 человек в каждой».
Разрабатывая подходящие варианты логистики истребления людей в промышленных масштабах, Гесс не забывает о психологической составляющей процесса.
В отличие от «варварского метода», применяемого в Треблинке, где «каждый прибывший знал, что его ожидает, к нам не информированные о предстоящей участи узники относились с доверием» (Гесс).
Для поддержания атмосферы доверия между палачами и жертвами, высокое начальство СС прибывало к месту экзекуции в машинах с успокаивающей символикой Красного Креста. Нельзя в этой связи не отдать дань своеобразному юмору палачей, которым они подбадривали ведомых на смерть.
«Шутники-эсэсовцы напоминали раздевшимся детишкам, чтобы они не забыли взять с собой мыло и обязательно связали туфельки шнурками».
Другие шутники, поторапливая узников принять «газовый душ», стимулировали их бодрящими фразами:
«Торопитесь, господа, еда и кофе стынут» (!)
На завершающей стадии операции юмор обретает более предметную и циничную тональность:
«Готово!» – бодрым голосом, преисполненным чувством исполненного долга, сообщает врач, посматривая попеременно то на часы, то в глазок газовой камеры.
Затем звучит слово «камин» – ласковая кличка крематория – и игривое выражение «рыбкам на корм» – речь идет об образовавшемся после сжигания трупов пепле, загружаемом в грузовики для отправки на удобрение, либо на строительные нужды, либо просто для сбрасывания в реки – Вислу либо Солу на «корм» рыбкам.
Глава VIII
Демоцид
Освенцим – нечто более значительное, чем просто концлагерь, чем фабрика по производству трупов. Это производное особого типа мироощущения – ядовитый плод, взращенный сумеречным состоянием цивилизации, на фоне которого утвердился особый культ насилия.
Масштабы разыгравшегося культа насилия пытается определить профессор Гавайского университета Рудольф Руммель. Собранные факты, связанные с массовым насилием и бессудными расправами, и их анализ подводят его к характеристике XX столетия, как эпохи «демоцида», или «мегаубийства»:
«Собирая данные о демоциде, я погружался в атмосферу ужаса. Вскоре передо мною открылась ошеломляющая картина невероятного повторения следующих друг за другом режимов, правителей, под чьим контролем или управлением убивают, закапывают живьем, вешают, закалывают ножом, морят голодом, сдирают кожу с живой плоти, избивают, пытают и т. п. И речь при этом идет не о десятках тысяч жертв, но о многих миллионах».
(Rummel R. J. Genocide and Mass Murder Since 1900. Univ. of Virginia, 1997)По подсчетам автора, в среднем эта цифра за XX столетия приближается к 170 миллионам. При этом собранный материал позволяет ему придти к далеко идущему заключению:
«Убивает любая власть, абсолютная власть убивает абсолютно».
При этом следует важное добавление: «Жертвами демоцида (то бишь, бессудных расправ) за все прошедшее столетие оказалось в шесть раз больше людей, чем погибло на полях сражений всех войн, которые велись как между государствами, так и внутри стран» (Там же).
Quo vadis? (Куда идешь?)
Никуда не деться, приходится рассматривать Освенцим как последнюю станцию, на которую Европа прибыла после двух тысячелетий построения этической и моральной культуры.
И. Кертес. Из Нобелевской речиОсвенцим и есть наивысший символ страданий, конечная станция, на которую привезли человечество.
Л. Гинзбург. Разбилось сердце моеДороги – зримое начало цивилизации. С момента выхода из первобытных троп на дорогу человечество оказывается в особом физическом и смысловом пространстве, где жизнь индивида обретает некий вектор, вместе с которым у него возникает ощущение странника, бредущего во времени из неизвестного откуда в манящее куда-то.
По истечению времен дорога жизни естественно завершается перед встречей с вечностью либо безвременно обрывается рукой палача.
Одно из выдающихся технических достижений античной цивилизации – римские дороги – запечатлено в горделивой фразе – «Все дороги ведут Рим». В сороковые – роковые годы XX столетия, на пике научно-технического взлета и прочих достижений западного общества, указатель цивилизационного маршрута европейских дорог на какое-то время заменен на зловещий – «Все дороги ведут в концлагерь»…
С завидной регулярностью по вновь обозначенному доминирующему маршруту в концлагерь Аушвиц-Освенцим направляются транспорты с десятками тысяч жертв из Парижа (Дранси), Вены, Берлина, Копенгагена, Афин, Рима, Будапешта, Праги и других известных и не очень известных мест – знаковых обиталищ европейского духа.
Под защитой «страхового полиса»…
Дороги эти оказались под таинственным покровительством – ни единая бомба не удостаивает их своей взрывной мощи, ни единый партизан не предпринимает попытку вывести их из строя в момент следования по ним эшелонов смертников по намеченному графику.
Страховой полис, увы, распространяется не только на дороги смерти, но и на конечный пункт их назначения. Ни единая бомба не нацелена на разрушение инфраструктуры – логистики фабрики смерти, обеспечивающей непрерывное функционирование газовых камер и крематорских жаровен, выдающих на-гора до десяти тысяч трупов в сутки.
А между тем мученики Освенцима, как и других концлагерей, вызывают огонь на себя – умоляют обрушить бомбы на своих истязателей, будучи готовы при этом погибнуть сами. Смерть от «дружеской» бомбы представлялась им неизмеримо более достойной и осмысленной, чем от рук палачей:
«Когда мы видели, что над нами пролетают американские или британские самолеты, мы усердно молились: "Пожалуйста, сбросьте хотя бы одну бомбу на лагерь. Если сможете, уничтожьте его". Какой прекрасной была бы смерть, если бы мы знали: я умираю, потому что кто-то обо мне заботится, а не потому что все меня ненавидят. Мы благословляли смерть в схватке с этим звериным врагом», – свидетельствует бывшая узница Освенцима (Уильям Перл. Холокост как заговор…).
20 августа 1944 года – по Освенциму проносится тревожно-радостный слух: «Бомбардировщики наконец летят сюда!» Слышится мощный гул моторов – в безоблачном небе 227 американских самолетов – 127 тяжелых бомбардировщиков класса «летающая крепость» и сотня сопровождающих их истребителей. Рядом раздаются мощные взрывы. Земля трясется под ногами. В лагере слышатся возгласы – «Они пришли! Они здесь!».
Они пришли… Но они вовсе не «здесь», вернее, не там, где их так страстно ожидали. Согласно боевому заданию, авиация осуществила точечную бомбардировку химического завода в Моновице – всего в восьми километрах от газовых камер.
Сразу же после не состоявшегося налета целехонькие газовые камеры продолжали исправно работать – душили в своих объятьях очередные партии жертв.
Утверждается, что трубы крематориев летящим бомбить вражеские стратегические объекты летчикам зачастую служили важным ориентиром на местности.
Достоин упоминания и такой факт – истории неизвестны серьезные операции, в ходе которых какие-либо спецотряды сил антигитлеровской коалиции либо примкнувших к ним борцов Сопротивления помогли бы узникам концлагерей как-то облегчить их участь – устроить побег либо оказать помощь в вооруженном отпоре палачам.
«Имеющий уши да услышит…»
(Qui Aures Habet, Audiat)
Ни подъездные пути, ни газовни, ни печи Освенцима-Биркенау союзники не бомбили. Их бомбардировщики пролетали над лагерями смерти, но цели их были иными. Возможно, это прозвучит кощунственно, но фактически союзники поддерживали работу Освенцима. Концлагерь был освобожден совершенно случайно советскими войсками. Приказа такого не поступало, хотя высокое командование стран-союзников по антигитлеровской коалиции об Освенциме знало с конца 1943 года. Советские солдаты и офицеры 60-й армии, освобождавшие Освенцим, узнали о его существовании накануне штурма.
Грета Ионкис. О сообщниках и соучастниках Холокоста.Безответное вопрошание
«Мировые сверхдержавы фотографировали железнодорожные пути, ведущие в Освенцим и в другие лагеря смерти… Объясните мне, почему эти пути не были разбомблены?» – безответно вопрошает собравшуюся его послушать богопослушную публику Папа Римский Франциск во время очередного пастырского визита в Турин.
Знали ли сильные мира сего, которым волею исторической судьбы выпала миссия спасти мир от чумы фашизма, ужасах, царящих за колючей проволокой концлагерей и загонов гетто? Разумеется, знали – и знали не только благодаря могуществу их спецслужб, которым удавалось раздобыть куда более засекреченные сведения, чем информация о прилюдно совершаемых нацистами и их пособниками преступлениях над миллионами жертв, но и непосредственно из уст живых свидетелей кровавых побоищ, бежавших из ада концлагерей узников, пытавшихся поведать свободному миру о доселе неведомых истории немыслимых преступлениях.
Одними из первых посланников, выбравшихся из пекла ада, пытавшихся донести до сознания «прогрессивного человечества» творящееся теми, чьи предки устами славных просветителей еще сравнительно недавно предвосхищали наступление царства Разума и Справедливости на земле, были бежавшие из Освенцима узники Рудольф Верба (Вальтер Розенберг) и Альфред Вельтцер, доставившие свидетельства о происходящем в Освенциме лидерам антигитлеровской коалиции.
Составленный ими документ включал в себя подробное описание территории Освенцима, вплоть до числа печей в различных блоках крематория, в которых сжигались трупы узников, предварительно умерщвленных в газовых камерах. В нем впервые называлось число жертв Освенцима – 1 млн 765 тыс. человек.
Из воспоминаний Рудольфа Вербы:
«Восемь месяцев работал там и я. Я видел, как туда приехало 300 грузовиков. Я помогал освобождать их от перепуганного и озадаченного груза. Я видел своими глазами величайший обман в мировой истории. Там-то я и понял, для чего мне на самом деле нужно отсюда убежать.
Я был полон решимости выбраться оттуда, но уже не потому, что хотел свободы для себя. Я хотел предупредить тех, кто еще не попал сюда, но скоро попадет. Ведь я знал, что они восстанут и будут драться, как дрались евреи Варшавского гетто. Узнав правду, они откажутся покорно идти на бойню.
Каждый вечер я разгружал вагоны и смотрел, как человеческий груз выстраивается для отбора. Здесь статистика, которую я так тщательно собирал, те цифры, которые я держал в голове, становились внезапно мужчинами, женщинами и детьми. Живыми людьми на волосок от смерти.
На это трудно было смотреть. Но именно это зрелище делало мою задачу такой необходимой. Перед моими глазами были люди, которых можно было спасти, если бы только хоть один человек, видевший концлагеря изнутри, мог сбежать и рассказать о них миру».
Информация, поведанная ими миру в лице его видных деятелей, судя по последовавшим результатам, никого особенно не впечатлила.
Отсутствие соответствующей реакции некоторые объясняют тем, что мир был не готов поверить в реальность творимого зла, другие полагают – миру в тот момент было не до них…
Особое место среди свидетелей – вестников из ада, принадлежит поляку, католику, просто порядочному человеку и гражданину, удостоившегося за свои деяния звания «Праведника мира» Яну Карскому.
Вероятно, по зову души, до которой дошли стенания сотен тысяч его сограждан, переодетый в форму украинского полицая, он посещает застенки Варшавского гетто с тем, чтобы лично увидеть и запечатлеть здесь происходящее. Его встречают горы трупов, сброшенных в сточные канавы, умирающие скелеты с застывшим и устремленным куда-то в небо взором просящих подаяния детей, женщины в лохмотьях с безумными глазами, прячущиеся в подворотнях разрушенных домов…
Неожиданно где-то рядом раздается стрельба. Два подростка в нацистской солдатской униформе с пистолетами в руках несутся по улице.
– Они занимаются охотой на евреев, – объясняют Карскому сопровождающие его друзья.
Днем позже Ян Карский оказывается в Избице – на сортировочной станции, где становится свидетелем отправления узников гетто в газовые камеры концлагеря Треблинка.
Возможно, речь идет о чем-то, что Кант подразумевал голосом нравственного императива, присущим человеку изначально, либо об ином глубоко человеческом чувстве, подвигшем его на отчаянный шаг, – он должен любой ценой вырваться из окружающего ада и сообщить «Городу и миру» («Urbi et orbi») о немыслимом творящемся на его земле зле, достигшем библейских масштабов.
В Лондоне Карский встречается с официальными лицами, включая министра иностранных дел Идена. Уинстон Черчилль сообщил, что, к сожалению, встретиться с ним не может из-за чрезвычайной занятости. На поведанную Карским информацию следует более чем прохладная реакция и ответ типа – «Это все ужасно. Но мы не можем предпринимать особые меры для спасения евреев! Другие народы тоже страдают. Что скажут французы и голландцы? Не боитесь ли вы, что и ваш народ вас не поймет?..».
По пути в Америку он встречается с польским консулом в Канаде Бжезинским и сообщает ему:
– В городах Восточной Польши не осталось евреев.
– Как это не осталось?
Выражая легкое удивление, консул вместе с тем пытается уточнить, о чем собственно идет речь:
– Что вы имеете в виду?..
На беседе присутствовал его сын – Згибнев Бжезинский, будущий советник по национальной безопасности при президенте США и влиятельный политолог.
И, наконец, Карский у главной цели своего вояжа – в Вашингтоне, где 28 июля 1943 года у него состоялась историческая встреча в Овальном кабинете Белого дома с президентом США Франклином Рузвельтом.
В беседе, которая длилась около часа, он знакомит президента с ситуацией в Польше.
В одном из интервью, сообщая о встрече с хозяином Белого дома, Карский вспоминает: «Вот он стоит пред моими глазами… Настоящий властелин мира. В какой-то момент я сообщаю ему:
– В Польше убивают евреев…
– Не беспокойтесь. Дело свободы непременно победит. Когда мы победим, все виновные будут наказаны. Мы поддержим ваш народ, вы всегда можете рассчитывать на нашу поддержку, – слышу я в ответ.
Уйдя от затронутой темы, которая, похоже, не вызывает у него особого интереса, он вдруг обращается к Карскому с вопросом:
– Кстати, Польша сельскохозяйственная страна – это ваших лошадей немцы используют в России?
P. S. Примерно за шесть недель до состоявшейся встречи Карского с Рузвельтом администрация президента создает правительственную комиссию, основная цель которой – «спасение и защита художественных и исторических памятников в Европе».
Жеребцы липицианской породы
Большой любитель лошадей – генерал Паттон взволнован поступившими в его распоряжение сведениями о том, что немцы собираются эвакуировать из Вены «танцующих» белых жеребцов липицанской породы. Озабоченный судьбой животных редкой породы, он принимает необходимые меры для их спасения.
Из книги «История Второго американского полка» мы узнаем о дерзкой вылазке группы американских солдат в тыл противника, осуществленной во главе с опытным наездником капитаном Т. М. Стюартом. Капитану удается убедить командира немецкого отряда – видимо, также не равнодушного к судьбе охраняемых им лошадей – о грозящей опасности подопечных ему четвероногих. По гуманным соображениям стороны приходят к мирному соглашению.
Акция по спасению лошадей липицианской породы прошла успешно. Четвероногие животные в целости и сохранности доставлены на безопасную территорию. Дальнейшая судьба этих великолепных «танцующих» белых жеребцов не прослеживается.
Триумфальная арка
Триумфальная арка – архитектурный памятник, представляющий собой большую торжественно оформленную арку. Воздвигается при входе в города, в конце улиц, на мостах, на больших дорогах в честь победителей или в память о важных событиях.