Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть пятая

– Я знаю. Вот почему я вас умоляю, господин Ванель, – слышите? – я вас умоляю вернуть мне его…

Фуке остановился. Слово умоляю, он видел, не произвело желаемого действия, и это отняло у него дар речи.

Арамис, все еще играя ножичком, вонзил в Ванеля взгляд, который, казалось, хотел проникнуть до самого дна его души.

Ванель поклонился и сказал:

– Монсеньер, я взволнован честью, которую вы мне оказываете, советуясь со мной о совершившемся факте, но…

– Не говорите но, дорогой господин Ванель.

– Увы, монсеньер, подумайте, я ведь принес деньги, я хотел сказать – всю сумму.

И он открыл толстый бумажник.

– Видите, монсеньер, здесь купчая на продажу земли, принадлежащей моей жене. Чек в порядке, на нем необходимые подписи, и деньги могут быть уплачены немедленно. Это все равно что наличные деньги. Одним словом, дело сделано.

– Дорогой господин Ванель, всякое дело на этом свете можно разделать, чтоб оказать одолжение…

– Конечно… – неловко пробормотал Ванель.

– Чтоб оказать одолжение человеку, другом которого станешь таким образом, – продолжал Фуке.

– Конечно, монсеньер…

– Тем более законно станешь другом, господин Ванель, чем больше оказанная услуга. Ну, сударь, скажите, что же вы решаете?

Ванель молчал.

В это время Арамис подвел итог своим наблюдениям.

Узкое лицо Ванеля, его глубоко сидящие глаза, дугообразные брови – все говорило ванскому епископу, что перед ним типичный скупец и честолюбец. Пробивать одну страсть другой – таков был метод Арамиса. Он увидел разбитого и поникшего Фуке и бросился в бой с новым оружием.

– Простите, монсеньер, – сказал он, – вы забываете объяснить господину Ванелю, что его интересы прямо противоположны этому отказу от покупки.

Ванель с удивлением посмотрел на епископа, он не ожидал отсюда получить помощь. Фуке тоже стал слушать епископа.

– Итак, – продолжал Арамис, – господин Ванель, чтоб купить вашу должность, монсеньер, продал землю своей супруги; это ведь серьезное дело, нельзя переместить миллион пятьсот тысяч ливров, как он это сделал, без заметных потерь и больших затруднений.

– Правильно, – сказал Ванель, у которого Арамис своим ослепительным взглядом вырывал правду из сердца.

– Затруднения, – продолжал Арамис, – выражаются в тратах, а когда тратишь деньги, то эти траты занимают первое место среди забот.

– Да, да, – подтвердил Фуке, начинавший понимать намерение Арамиса.

Ванель промолчал – теперь и он понял.

Арамис заметил его холодность и нежелание отвечать.

«Хорошо же, – сказал он про себя, – скверная рожа, ты молчишь, пока не знаешь суммы, но не бойся, я засыплю тебя такой кучей золота, что ты капитулируешь!»

– Надо предложить господину Ванелю сто тысяч экю, – сказал Фуке, поддавшись природной щедрости.

Куш был достаточный. Принц удовлетворился бы такой взяткой. Сто тысяч экю в те времена получала в приданое королевская дочь.

Ванель не шевельнулся.

«Ну и мошенник, – подумал епископ, – ему нужно все пятьсот тысяч ливров сполна». И он сделал знак Фуке.

– Вы, кажется, истратили больше, дорогой господин Ванель, – сказал суперинтендант. – О, здесь даже не в деньгах дело! Ведь вы принесли жертву, продав эту землю. Ну, где же была моя голова! Я подпишу вам чек на пятьсот тысяч ливров. И еще я буду вам признателен от всего сердца.

Ванель не проявил ни проблеска радости или желания. Его лицо было непроницаемо, и ни один мускул не дрогнул.

Арамис бросил на Фуке отчаянный взгляд. Затем, подойдя к Ванелю, он взял его за отворот куртки уверенным жестом человека, занимающего большое положение, и сказал:

– Господин Ванель, вас не занимают ни стесненные обстоятельства, ни перемещение вашего капитала, ни продажа вашей земли. Вас занимает более высокая идея. Я ее понимаю. А сейчас, прошу вас, как следует запомните мои слова.

– Да, монсеньер.

И несчастный задрожал; огненные глаза прелата сжигали его.

– Итак, я от имени суперинтенданта предлагаю вам не триста тысяч ливров, не пятьсот тысяч, а миллион. Миллион, слышите?

И он нервно встряхнул Ванеля.

– Миллион! – повторил побледневший Ванель.

– Миллион, то есть, по нынешним временам, шестьдесят шесть тысяч ливров годового дохода.

– Ну, сударь, – сказал Фуке, – от таких предложений не отказываются. Отвечайте же – принимаете ли вы его?

– Невозможно… – пробормотал Ванель.

Арамис сжал губы, и лицо его как бы покрылось тучей. За этой тучей чувствовалась гроза. Он не отпускал Ванеля.

– Вы купили должность за миллион пятьсот тысяч ливров, не правда ли? Вам будет дан этот миллион пятьсот тысяч. Вы заработаете полтора миллиона на том, что посетили господина Фуке и он вам подал руку. Честь и выгода одновременно, господин Ванель.

– Не могу, – глухо отвечал Ванель.

– Хорошо! – отвечал Арамис и неожиданно отпустил куртку Ванеля, за которую он так крепко его держал. Ванель отлетел назад. – Хорошо, теперь достаточно ясно, зачем вы сюда явились!

– Да, это ясно, – проговорил Фуке.

– Но… – начал Ванель, пытаясь побороть свою слабость перед этими людьми.

– Мошенник, кажется, пытается возвысить голос! – сказал Арамис тоном императора.

– Мошенник? – повторил Ванель.

– Я хотел сказать – негодяй, – добавил уже хладнокровно Арамис. – Ну, вытаскивайте ваш договор, сударь. Он у вас, должно быть, где-нибудь под рукой в кармане, как у убийцы пистолет или нож, спрятанный под плащом.

Ванель что-то проворчал.

– Довольно! – крикнул Фуке. – Подавайте сюда договор.

Ванель дрожащей рукой начал рыться у себя в кармане; он вытащил из него бумажник, из бумажника в тот момент, когда Ванель подавал договор, выпала какая-то бумага.

Арамис бросился на бумагу, так как узнал почерк, которым она была исписана.

– Простите, это черновик договора, – сказал Ванель.

– Я это вижу, – продолжал Арамис с улыбкой более жестокой, чем удар хлыстом, – и восхищаюсь тем, что этот черновик написан рукой господина Кольбера. Вот взгляните, монсеньер.

И он передал черновик Фуке, который убедился в истине. Этот договор, весь исчерканный, с добавленными словами, с исписанными полями, был живым доказательством интриги Кольбера и все открыл его жертве.

– Ну? – прошептал Фуке.

Ошеломленный, Ванель, казалось, готов был провалиться сквозь землю.

– Ну, – сказал Арамис, – если бы вы не были Фуке, если бы ваш враг не был Кольбером, если бы против вам был только вот здесь стоящий подлый вор, я бы вам сказал – откажитесь… Подобное доказательство уничтожает всякое честное слово; но эти люди подумают, что вы испугались; они бы стали вас меньше бояться; подписывайте, монсеньер!

И он подал ему перо.

Фуке пожал руку Арамису, но вместо копии, которую ему подавали, он взял черновик.

– Нет, не эту бумагу, – живо сказал Арамис. – Она слишком ценна, и вам следовало бы сохранить ее у себя.

– О нет, – отвечал Фуке, – я подпишу на самом акте, собственноручно написанном господином Кольбером. Вот я пишу: «Подтверждаю руку».

Он подписал и сказал:

– Берите, господин Ванель.

Ванель схватил бумагу, подал деньги и хотел было убежать.

– Одну минуту, – сказал Арамис. – Вы уверены, что здесь все деньги? Деньги надо считать, господин Ванель, особенно когда господин Кольбер дает их женщинам. Ведь он не так щедр, наш достойнейший господин Кольбер, как господин Фуке.

И Арамис, читая по складам текст чека, вылил все свое негодование и все свое презрение каплю по капле на негодяя, который в течение четверти часа выносил эту пытку. Потом он приказал Ванелю удалиться даже не словами, а презрительным жестом, как лакею.

По уходе Ванеля министр и прелат, пристально глядя друг на друга, помолчали несколько секунд.

Арамис первый нарушил молчание:

– Ну, с кем вы можете сравнить человека, который, перед тем как сражаться с закованным в доспехи и вооруженным врагом, обнажает грудь, бросает оружие и посылает противнику любезные поцелуи? Прямота, господин Фуке, есть орудие, которым часто действуют мерзавцы против хороших людей, и им удается достигнуть цели. Поэтому хорошие люди должны были бы пускать в ход против мерзавцев обман. Вы бы убедились, какими бы они стали сильными, не переставая быть честными.

– Но их действия назвали бы действиями мерзавцев.

– Совсем нет, их назвали бы кокетством честности. Но раз уж вы покончили с этим Ванелем, раз вы лишили себя счастья уничтожить его, отказавшись от вашего слова, раз вы дали против себя единственное оружие, которое может нас погубить…

– О, друг мой, – сказал с грустью Фуке, – вы, как тот учитель философии, о котором нам на днях рассказывал Лафонтен… Он видит тонущего ребенка и произносит ему речь по всем правилам искусства.

Арамис улыбнулся:

– Философ – верно, учитель – верно, тонущий ребенок – тоже верно, но вы еще увидите ребенка, который будет спасен! Однако прежде всего поговорим о делах.

Фуке посмотрел на него с недоумением.

– Вы, кажется, когда-то рассказывали мне о празднестве в Во, которое вы собирались устроить.

– О, – сказал Фуке, – это ведь было в доброе старое время!

– На это празднество, кажется, король сам себя пригласил?

– Нет, дорогой друг, господин Кольбер посоветовал королю пригласить самого себя.

– Да, потому что это празднество было бы столь дорогим, что вы разорились бы на нем.

– Вот именно. В доброе старое время, как я вам только что сказал, я гордился возможностью показать моим врагам неисчерпаемость моих ресурсов; я гордился тем, что повергаю их в смятение, создавая миллионы там, где они ждали только краха. Но теперь мне надо считаться с государством, с королем, с самим собой; теперь мне надо стать скупцом; я сумею доказать всем, что я действую, имея в распоряжении гроши, совершенно так же, как имея мешки пистолей, и, начиная с завтрашнего дня, когда будут проданы мои экипажи, сданы мои дома и сокращены расходы…

– Начиная с завтрашнего дня, – перебил спокойно Арамис, – вы будете, дорогой друг, без устали заниматься приготовлениями к прекрасному празднеству в Во, о котором однажды будут говорить как об одном из героических великолепий нашей прекрасной эпохи.

– Вы сошли с ума, шевалье д’Эрбле!

– Я? Вы этого не думаете.

– Как? Да знаете ли вы, сколько может стоить самое простое празднество в Во? Четыре или пять миллионов.

– Я не говорю о самом простом празднестве, дорогой суперинтендант.

– Да, раз празднество устраивается для короля, – отвечал Фуке, не поняв Арамиса, – оно не может быть простым.

– Конечно, оно должно быть роскошнейшим.

– Тогда мне надо истратить от десяти до двенадцати миллионов.

– Если понадобится, вы истратите и двадцать миллионов, – сказал Арамис бесстрастным тоном.

– Где же я их возьму? – воскликнул Фуке.

– Это уже мое дело, господин суперинтендант. Вы совершенно не должны об этом беспокоиться. Деньги будут в вашем распоряжении раньше, чем вы наметите план вашего празднества.

– Шевалье, шевалье! – воскликнул Фуке, у которого закружилась голова. – Куда вы меня увлекаете?

– По ту сторону пропасти, в которую вы готовы были упасть. Схватитесь за мой плащ и не бойтесь.

– Почему вы мне раньше не говорили об этом, Арамис? Был день, когда вы могли меня спасти, дав мне один миллион.

– Тогда как сегодня… тогда как сегодня я дам вам двадцать миллионов, – сказал прелат. – Да будет так! Причина этого очень проста, друг мой: в тот день, о котором вы говорите, у меня не было в распоряжении этого необходимого миллиона, нынче же мне легко будет получить двадцать миллионов, которые мне нужны.

– Да услышит вас Бог и спасет меня!

Арамис вновь улыбнулся обычной загадочной улыбкой.

– Меня-то Бог всегда слышит, – сказал он, – это происходит, может быть, оттого, что я ему очень громко молюсь.

– Я отдаюсь в вашу полную власть, – прошептал Фуке.

– О нет, я совсем иначе на это смотрю. Я сам в вашей полной власти. Поэтому вы, как самый тонкий, умный, изысканный и изобретательный человек, вы в мельчайших подробностях распорядитесь празднеством. Только…

– Только? – переспросил Фуке как человек, знающий цену умолчания.

– Только, предоставляя вам изобретение всех подробностей, я оставляю за собой наблюдение за выполнением.

– Каким образом?

– Я хочу сказать, что на этот день вы превратите меня в мажордома, в главного управляющего, в человека, в котором будут совмещаться начальник охраны и эконом; мне будут подчинены люди, и у меня будут ключи от дверей; вы, правда, будете отдавать приказания, но вы будете их отдавать мне; они должны пройти через мои уста, чтоб достигнуть назначения, вы понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Но вы принимаете мои условия?

– Еще бы! Конечно, друг мой!

– Это все, что мне нужно. Благодарю вас. Составляйте список гостей.

– Кого же мне приглашать?

– Всех!