Дневник фюрерюнге, или Хроники с планеты Нибира
Высота пять тысяч метров. Мы летим над Московским морем. На месте снесенной варварской столицы – мемориал фюрера. Как здорово наблюдать отсюда грандиозный монумент, воздвигнутый в честь нашей победы в Великой войне. Циклопическая фигура арийского воина попирает мечом пятиконечную коммунистическую звезду. Он столь велик, что даже отсюда, из-за облаков, во всех подробностях можно разглядеть черты его сурового лица и складки одежды. Ничего величественней я в жизни не видел. Легко представить, какое неизгладимое впечатление он производит на любого путника, взирающего на него снизу.
Вальтер спит. Заснул после пятого стакана «Асбаха», жадно выпитого во время обеда. Мерзкий старикан. Громко храпит, раззявив слюнявый рот, и шмыгает. Он чем-то напоминает мне нашего сторожа Уве Фромаде – туповатого швабского крестьянина. Такой же жадный и трусливый. Как все-таки правильно поступила наша партия, лишив его права на размножение. Прилечу в Герингбург и обязательно напишу рапорт встречающему оперуполномоченному. Изобличу идеи мерзкого клеветника о расовой политике Рейха. Это мой долг – выводить на чистую воду инакомыслящих, изолируя их от общества добропорядочных граждан. Кстати, в рапорте надо будет особо указать на то, что старикан посещает бордели со славянскими проститутками в Сибирском комиссариате. Нарушать закон о кровосмешении никому не позволено. Неважно, где находится публичный дом. Это, в конце концов, оскорбление всех немцев, а не просто физическая слабость отдельного человека. Национальность накладывает на нас особые требования вне зависимости от возраста и воспитания. Если бы не верность основополагающим принципам Рейха, то нас бы давно завоевали иудеи-американцы.
Интересно, слушает ли этот старикан вражеские голоса? Собирает ли пластинки с рок-н-роллом? Говорят, в Сибирском комиссариате купить их так же легко, как апфельвайн во Франкфурте-на-Майне. Ребята просили привезти последние диски Элвиса Пресли, Луи Армстронга, «Yes» и «Чикаго». Даже денег дали – целых триста рейхсмарок. Как все-таки странно: здоровое, выверенное искусство Берлинского мюзик-холла в молодежной среде непопулярно, его разве что слабоумный не высмеивает. А извращенная музыка американских дегенератов пользуется бешеным успехом. Интересно, будет ли у меня свободное время, хотя бы часа три, чтобы сходить в кино: посмотреть запрещенного Чарли Чаплина и Мэрилин Монро? В Герингбурге американские фильмы вполне легально крутят везде, где есть доступ славянам. Умники из министерства Рейхбезопасности убеждены, что разлагающее влияние дегенеративного американского кинематографа подрывает нравственные устои славян. По мне, очень странная позиция – глупо беспокоиться о растлении рабов, ведь они от рождения лишены морали.
Интересно, а какие они, эти славяне? Тот же Дитер говорил, что на самом деле не мы, а они – истинные арийцы. И что если бы не наша победа в Великой войне, то неизвестно, кого бы из нас объявили недочеловеками. Прямо скажем – государственно опасная точка зрения. За такие взгляды можно угодить в трудовой лагерь на перевоспитание. Еще Дитер утверждал, что история, которую мы учим, не имеет ничего общего с той, которая была в мире до победы Германии в Великой войне. Его для изучения истории Прусского государства командировали в Германский университет. И там в закрытом фонде Дитер читал книги. Факты, изложенные в них, по его словам, не имеют ничего общего с теми, что мы учим и сдаем на экзаменах…
В конце концов, какая разница, кто правил миром до нас? Важно только одно: теперь отныне и навек мир принадлежит нам, немцам, во главе которых стоит партия и фюрер. А мог бы я быть фюрером? А почему нет! Нет, правда, если представить себе: я оказался во главе Рейха. Что бы я сразу сделал? Отменил экзамен на расовую зрелость? Пожалуй, дельная мысль. Кому нужно знать пять законов доктора Менгеле и двенадцать доказательств расового превосходства немцев? Всё равно инородцев депортировали с территории Рейха еще пятьдесят лет назад. А вот что бы я разрешил – это мультфильмы Уолта Диснея и американские вестерны. Нет, правда, кому мешает смотреть, как Грегори Пек или Чарли Бронкс борется с Фрэнсисом Фондой или Фрэнком Синатрой? Разве это расовое преступление, как сейчас считают? Я же не изменяю идеям Рейха. Я просто смотрю, как ковбои защищают мирное население – престарелых одиноких фермеров и их красавиц-дочек – от озверевших банд мародеров и бандитов, верящих только в свою силу и искусство стрельбы из кольтов. Ведь это же только кино, это всё не по-настоящему, понарошку: выдуманная жизнь. Ее разглядывание никому ничего плохого не сделало. А еще лучше разрешить немцам посещать страны, въезд в которые сейчас запрещен. Чего бояться? Пускай все наши граждане лично убедятся, что мы живем лучше всех и у нас самые правильные законы. Разрешил бы читать любые книги, а не только те, что одобрила Палата искусств при Рейхскомиссариате по культуре и спорту. Кстати, и в баскетбол и хоккей надо разрешить играть, а не штрафовать мальчиков из приютов. Спорт еще никому не мешал стать отличным воином, а то, что баскетбол изобрели янки, – ну и пусть. Когда я бросаю мяч в кольцо или гоняю шайбу по льду, я же не совершаю идеологическую диверсию, не пропагандирую нездоровый образ жизни? (Так школьный комиссар Майер говорил. Редкостный дурак. Кто его только на такой ответственный пост назначил?) Я просто хочу победить. Вот и всё! За что же меня штрафовать и наказывать? Вот докажу, что достоин стать штурмовиком и носить коричневую форму со свастикой, вернусь и напишу письмо лично фюреру. Предложу сделать баскетбол и хоккей обязательными предметами обучения. Ведь с чего-то же надо начать изменять нашу жизнь – хотя бы со столь малого, как спорт. А литература как же? Пусть Гёте и Шиллер останутся; в конце концов, «Фауст» ничем не хуже «Гамлета», которого мы обязаны учить. Но зачем нам Рильке или Новалис? Лучше читать «Песнь о Нибелунгах» и восхищаться Хагеном или Атли Гуннаром, нежели слюнявыми стишками о «сущем» и «грядущем». Интересно, курс обучения у девочек такой же, как у нас, или они читают других авторов?»
4
Немецкая речь
– Цель прилета в Комиссариат?
– Миссия №6 по программе изучения эрзац-народов.
– Первый раз у нас?
– Так точно, меня должны встречать. В моих бумагах об этом всё сказано.
– Бумага, молодой человек, – это всего лишь текст с печатью, а я обязан вас лично допросить. Вы вступаете на территорию, где поступки значат больше, чем слова. Понятно?
– Не совсем. Разве Сибирский комиссариат – это не часть Рейха?
– Прежде всего это анклав компактного проживания славян – гетто! Как следствие – место повышенной опасности для всех граждан Рейха. Славяне неразвиты, грубы и не всегда адекватно реагируют на наши поступки. Это крайне дикий народ. Поэтому пребывание здесь равносильно участию в сафари в Южной Африке, когда вы с гидом охотитесь на диких зверей. Понятно?
– Не очень. Разве они не часть эрзац-народов, над которыми мы проводим эксперименты?
– Лет десять назад так оно и было. Но в последнее время в их среде наметился рост самосознания и псевдопатриотизма. Рождаются протестные настроения. Всё больше и больше славян начинают считать, что они – народ-богоносец, временно переданный в руки народа-узурпатора, то есть нас. Эти дикари верят, что в их среде должен родиться спаситель, миссия, который сбросит антиславянское иго и вернет им все утраченные земли. Конечно, всё это бредни слабого детского ума – не забывайте, в социальном и умственном состоянии они находятся на несколько ступеней ниже немцев. Но бредни эти крайне опасны. Как долго вы планируете быть у нас?
– Если всё пройдет, как было намечено, то я сегодня же улечу.
– Что-либо запрещенное к ввозу на территорию анклава имеете? Оружие, литературу на местных языках, Библию, предметы христианского культа?
– Только томик Ницше «Так говорил Заратустра».
– Это разрешено. Музыкальные произведения с собой имеете?
– Никак нет, господин оберцольрат. Я предпочитаю читать, а не слушать.
– Хорошо. Слушать здесь вообще никого не надо. Врут на каждом шагу. Сплетен – ох как много. Порой такую чушь несут, что только диву даешься, как вообще такое человеку может прийти в голову.
– А приведите мне пример подобного вранья. Я в разговорах со славянами хочу различать, где они врут, а где говорят правду.
– А они вообще никогда правду не говорят. Это, скажу я вам, похоже, самый бесчестный народ на всем белом свете. Я раньше, до перевода сюда, служил в Италии. Так вот, по сравнению со здешними итальянцы – самый примерный и дисциплинированный народ, какой мне доводилось встречать. А местные жители сами никогда не знают, врут они или говорят правду.
– Возможно ли такое? Ведь ложь всегда направлена на достижение конкретной цели. Иначе зачем врать?
– Э, милый мой, вы рассуждаете, как немец, руководствуясь здравым смыслом. У славян всё иначе. Для них наивысшая ценность – собственное самолюбие. Слова, слова – просто дымовая завеса. За ворохом красивых слов они скрывают ничтожество своих устремлений. Запомните: когда славяне говорят о душе́ – это верный признак, что они замыслили против вас что-то низкое. Вообще слово «духовность» у них самое любимое. Недочеловеки всегда произносят его, когда не знают, что сказать.
– Какой странный народ!
– Животные, одни словом. Они ничем не лучше павианов, насилующих друг друга за право быть первым. Ведь основной мотив славян – желание самоутвердиться любой ценой. И они для этого не побрезгуют ничем. Нужно уничтожить самое святое и дорогое в их жизни, хоть родителей или детей, их национальные святыни – уничтожат. На всё пойдут, всё продадут. У них нет понятий «нация», «государство»; для любого славянина и нация, и государство заканчиваются им самим.
– Как же они существуют?
– Я уже говорил: как животные, в постоянной борьбе друг с другом. Брат восстает на брата, сын на отца – это для них нормально. Обмануть соседа – наивысшая доблесть, природное право. Но если славянин обнаружит, что его самого обвели вокруг пальца, это он посчитает тяжким оскорблением. Очень странное убеждение, верно?
– Какой бессмысленный народец! Мы изучали славян на уроках расовой гигиены в приюте. Я всегда думал, что им просто не хватает дисциплины, внутреннего стержня. А оказывается, что весь этот народ – всего лишь генетический мусор, ошибка природы.
– Да. Они как слабоумные или дети: отказываются отвечать за свои поступки. У нас, слава богу, после введения закона «Т-4» со слабоумными покончено раз и навсегда… Ну что ж, юный геноссе Мюллер. Добро пожаловать в Сибирь, и удачи вам в вашей миссии.
– Спасибо, оберцольрат. Удача никогда не помешает во время охоты на недочеловека. Еще увидимся.
– Несомненно. Проходите, юноша, проходите. Не задерживайте поток. Мне сообщили, что вас уже ждут.
5
Немецкая речь
– Разрешите представиться, партайгеноссе окружной комиссар! Роттенфюрер из фюрерюгенда Ганс Мюллер! Прибыл в ваше распоряжение для выполнения миссии №6 и для изучения особенностей поведения славян в полевых условиях.
– Вольно, мой мальчик. Отставить весь этот официоз. Зовите меня просто доктором Заком. У нас здесь всё по-простому: как-никак, а глубинка, от Германии добрых четыре тысячи километров. Это последний оплот нашей цивилизации на северо-востоке. Не устали в дороге?
– Никак нет, доктор Зак. Наш ракетоплан доставил меня сюда с отменным удобством. Пролетая над Московским морем, я видел мемориал фюрера. Грандиозное сооружение, достойное подвига величайшего героя в истории человечества, нашего народа. Я бы тоже хотел совершить что-то великое!
– И совершите, мой юный друг, обязательно. Нашей партии нужны преданные и энергичные юноши, готовые пожертвовать собой во благо фюрера и немецкого народа. Сегодня вам впервые представится такая возможность.
– Я не подведу, честное слово, партайгеноссе, я не подведу.
– Охотно верю, что вы будете очень стараться. Но не переживайте, если с первого раза не получится. Убить даже недочеловека, который ниже тебя в развитии, это непросто. Самое главное для вас – определить границы своих возможностей. Понимаете меня?
– Если честно, не очень. Меня всегда учили, что у нас, сверхлюдей, возможности для самореализации безграничны.
– Милый Ганс, не обольщайтесь. Вы не сверхчеловек, а еще только кандидат. Инициация – убийство недочеловека – позволит понять, подходите вы для этой роли или нет. Возможно, вы просто немец, призванный служить партии и народу в тылу, а не на передовой.
– О чем идет речь? Разве война не закончилась пятьдесят лет назад?
– Война между цивилизациями богов и людей не закончится никогда. Понимаете – никогда! Мы, раса богов, призваны управлять всеми остальными народами. Но закон природы – побеждает сильнейший! – никто не отменял. Сильнейшего пытаются свергнуть враги. Вы спросите меня – а кто наши враги? Я вам отвечу – все, кто не являются немцами, в ком не течет арийская кровь. Человеческая жизнь ничтожна вне цели коллектива, вне цели воли партии и фюрера. Вся жизнь обычного человека протекает всего лишь между двумя полюсами, на одном из которых находится наслаждение, а на другом – боль. Поэтому людьми движут два основных инстинкта: жадность и страх. Страх перед болью и жажда получать наслаждение заставляют их менять мир. А мы, манипулируя желаниями людей, можем управлять ими.
– Но при чем здесь мое испытание? Я обычный ученик, нас в классе двадцать человек. У каждого одно задание: при изучении недочеловеков посетить комиссариат и убить славянина.
– Убить – это еще не всё. Не забывайте: глядя на вас, они должны бояться. А вы, юноша, должны манипулировать их страхом, научиться править ими. Они рабы, а рабы мечтают только об одном: отомстить хозяину. Но раньше, в древние времена, рабом мог стать всякий, случайно. Отвернулась фортуна – ты в кандалах. А затем вновь освободился. Поэтому великие империи и распадались: рабы стремились к свободе и рано или поздно получали ее, свергая хозяев или порабощая их в ответ. Теперь всё иначе. От рождения и до гробовой доски ты или раб, или господин. Случайности исключены. Научно обосновано, какие расы и нации могут быть свободными и помогать нам править миром, а какие навечно обречены быть рабами и служить нам, господам. Еще общество «Туле» доказало, что арийцы – древнейший народ на земле, а все современные знания происходят из легендарной Гипербореи – нашей прародины. Мы, немцы, призваны править миром, а вы, Ганс, как один из нас, должны сейчас на практике показать, что уже готовы служить партии и фюреру. Славяне не просто рабы – они наши извечные враги, война с которыми длится уже не одно тысячелетие. Когда-то из-за трех всемирных катаклизмов – вам говорили о них на уроках истории – земля почти полностью оказалась во власти льда и холода. Наш народ, чтобы выжить и не замерзнуть, бежал на юг, в Индию. Тогда-то весь север и восток континента захватили зверолюди. Тупиковая ветвь эволюции – потомки неандертальцев, мутировавших в славян и татаро-монголов. У славян даже поговорка об этом есть.
– Какая, доктор Зак? Расскажите. Всё это крайне интересно. Я ничего подобного в приюте не слышал.
– Они любят говорить, что если любого русского хорошенько отмыть, то под слоем грязи обнаружишь татарина. Каково? Ха-ха-ха!
– Как любопытно, партайгеноссе. Получается, у них есть чувство юмора, раз они шутят над собой. Значит, славяне не окончательные звери, как нам внушают на уроках евгеники?
– Глупости, глупости, Ганс! Это вовсе не юмор, а констатация биологических фактов. Общество по исследованию и преподаванию наследия предков, в котором я состою, со всей тщательностью доказало, что черепа татар и русских, как, впрочем, и всех остальных славян, по типологии ничем не отличаются друг от друга. Антропологически они идентичны. Понимаете теперь, что это не шутка? Они, как животные, чуют на уровне инстинкта своих и чужих. Мы для них всегда чужие, как бы мы ни маскировались. Да в этом и нет нужды.
– Почему, партайгеноссе? Разве нам не важно знать из первых, так сказать, уст, что у них происходит?
– Нюрнбергские законы запрещают нам жить среди славян. Да и незачем: они сами охотно доносят нам друг на друга. Это у них в крови. Животные всегда чуют более сильного и готовы ему служить. Но только до тех пор, пока понимают, что вы – сильней. Теперь вам ясно, геноссе роттенфюрер, как важно дать им понять, что вы сильнее? Среди немцев нет первых и нет последних, мы все – один народ, одна воля, одна судьба. А вы – лицо нации. Ясно?
– Так точно, партайгеноссе окружной комиссар! Один народ, одна партия, один фюрер. Победа или смерть. Хайль фюрер!
– Зиг хайль, юноша, зиг хайль, зиг хайль!
6
Немецкая речь
«Ну, вот я и в Сибири. С ума сойти, насколько всё нереально: еще пять часов назад я завтракал в приюте, а школьный оберфюрер Вайс мне давал последние инструкции… И вот я здесь, среди снегов и льда, – еду по тундре в один из поселков, где проживают русские. Говорят, тут зимой так холодно, что слезы превращаются в ледышки, а воздух, когда выдыхаешь, тут же становится снегом. Б-р-р! Страшно представить, как здесь морозно. Слава богу, что я приехал в марте. Хотя до сих пор вокруг лежит снег и дует студеный ветер. Мне кажется, что если ад и существует, то он должен располагаться где то здесь: тут большую часть года темно и холодно. Данте, помещая своего Люцифера в центр земли, думал, что это самое страшное место в мире. Как же он ошибался, сидя в своей теплой Италии, предполагая, что подобного места не может быть на поверхности земли. Вот она – страна вечного льда и горя, где всё живое обречено на страдания. Как прозорливо фюрер поместил славян именно сюда, в земной ад, в наказанье за строптивость и за то, что они так долго мешали нам двигаться на восток».
– Геноссе оберлейтенант, как долго вы здесь служите?
– Что, парень, страшно? Ничего, не бойся. Пока я рядом, бояться нечего. Небось окружной комиссар наговорил тебе немало страшилок про местных? Теперь сидишь и думаешь, как бы побыстрей отсюда ноги унести, а?
– Да ничего я не боюсь. Мне, конечно, приятно, ведь вы лучший егерь округа. Приятно, что именно вы сопровождаете меня в поездке. Но я, в отличие от других ребят в моем классе, знаю язык славян и могу на нем говорить! И не боюсь. Просто я хотел заметить, геноссе Цинобер, что эта местность сильно смахивает на преисподнюю в моем представлении. Здесь, наверное, всегда темно и страшно холодно?
– Не то слово. Зимой – сущий ад: мороз пробирает до костей, ни дня без пурги, а ветра столь сильные, что кажется, будто с тебя живьем кожу сдирают. Знаешь, как местные прозвали здешние горы?
– И как же?
Русская речь
– Они их называют Норильские горы. А знаешь, почему?
– Почему?
– Говорят, что здесь, куда ни пойди, ветер всегда на рыло дует.
– Что значит «рыло»?
– Они так свои лица называют.
– Как странно! Я этого слова не слышал. Я знаю, что у русских есть глагол «рыть». Его форма в среднем роде в прошедшем времени будет звучать как «рыло». Можно сказать: «оно рыло», «нечто рыло». Слово «рыть» – синоним «копать», не так ли?
Немецкая речь
– А ты неплохо знаешь русский язык, в отличие от других парней, что нам сюда присылают. Сразу тебе скажу: если не знать языка, то совершенно невозможно понять ни мотивы их поведения, ни самих недолюдей. Порой язык народа говорит о нем больше, чем вся его история.
– Точно, геноссе оберлейтенант! Просто диву даешься, как они сумели изобрести столь чудной язык. Странная грамматика и синтаксис, никакого порядка в построении предложений! Не то что немецкий…
– Ну ты, парень! Не путай язык, на котором говорил Гёте, и язык недочеловеков. Как-никак, а они все-таки варвары, отсюда и беспорядок в их варварском наречии. Никакой гармонии и четких правил построения. Одно и то же предложение может быть и повествовательным, и вопросительным – всё зависит от интонации.
– Может быть, поэтому они не умеют самостоятельно жить? Эмоции их постоянно захлестывают, не позволяя принимать обдуманных решений. Я читал, какие чудовищные были правители у славян до их европеизации царем Петром. Наши историки пишут, что всех царей до Петра это дикое племя почитает как святых. Славяне молятся им, как главным заступникам, совершенно не замечая, что те к ним, простым людям, относились, как к скотам. Возможно ли такое?
– Да у них, парень, всё возможно. Скажу тебе по секрету: каждый русский думает, что именно он – Господь Бог, а все остальные вокруг – антихристы. Это, если хочешь знать, их национальная идея. Вообще, религия – их пунктик. Они повернуты на вере.
– Это как? Они что, очень религиозны?
– Да я бы не сказал. Я славян наблюдаю уже пять лет, как меня сюда перевели с Кавказа. И должен сказать, что более нечестивого и в то же время суеверного народа я еще в жизни не видел. Они исповедуют какую-то странную веру, в которой грех – главный побудительный мотив.
– Что это значит?
– Славяне все поголовно утверждают, что если не согрешишь, то и не покаешься. А покаяние, по их глубокому убеждению, – единственный путь к Богу. Поэтому они постоянно грешат, нарушая все мыслимые и немыслимые запреты своей церкви. Потом славяне идут к попам, каются в совершённом непотребстве, те им отпускают грехи, а они с чистым сердцем идут вновь грешить. Вот такая у них вера.
– Геноссе Цинобер. Я национал-социалист и не верю в бога, но кое-что знаю о христианстве. По-моему, эта вера не имеет с ним ничего общего. Ведь христианство призвано делать человека лучше, освобождая его от рабства плоти и совершенствуя душу. Единственный путь к Богу – это добрые дела. Если бы не преданность идеям фюрера, то я бы хотел быть христианином, чтобы вести безупречный образ жизни.
– Ха, геноссе Мюллер, ты рассуждаешь, как добропорядочный немец. Для нас христианство – это работа, где заказчиком выступает сам Господь Бог. Если ты ее сделал хорошо, то тебе за нее хорошо заплатят. Но славяне же недочеловеки, следовательно, они верят не в Бога, а в спасение. Понимаешь, парень – в спасение!
– Разве спасение и вера не одно и то же? Разве обрести спасение – это не соединиться с Богом?
– Для нас, арийцев – да, для них, славян – нет. Их Бог – это ужас, перед которым не устоит ни один из смертных. Бог – тот же древний царь, жестокий и непредсказуемый. С ним нельзя договориться, от него можно только спастись. Понимаешь, парень – спастись! Неважно, какую жизнь ты вел до того, как с ним встретился, понимаешь, совершенно неважно. Главное – спастись.
– Через покаяние?
– Именно, парень, именно. Все они пытаются купить спасение, а не заслужить. Может, это следствие ужасной судьбы, что постигла их государство после разгрома в Великой войне.
– Вы это так произнесли сейчас, будто им сочувствуете. Разве они не заслужили поражение безумием своего еврейско-большевистского правительства и его политики?
– Никто не знает, как бы сложилась та война. Гудериан мог не захватить с ходу Москву. Славянские маршалы могли не поднять мятеж против большевиков. Поэтому мы могли проиграть Великую войну. Нам просто чертовски повезло.
– Геноссе оберлейтенант, неужели вы не верите в гений нашего фюрера?
– Милый мой, я с тобой сейчас разговариваю, как солдат с молодым наивным мальчишкой, который впервые покинул стены дома и оказался на территории проживания наших естественных врагов. Я воевал и знаю, как много в войне значит удача. Да-да, простое глупое везение. Оно для солдата намного важнее, чем хорошо продуманный план боя или уверенность в том, что идеи нашего гребаного фюрера всегда верны. Он был всего лишь везучим сукиным сыном. Ему повезло, он выиграл у русских, теперь его боготворят. А если бы он проиграл, то большевики и американцы объявили бы его величайшим мерзавцем всех времен и народов и повесили вверх ногами в назидание выжившим после разгрома немцам.
– Но ведь он выиграл. Победителей не судят.
– Это точно. Поэтому мы с тобой, парень, сейчас едем к русским творить над ними расправу, а не наоборот. Русское государство оказалось несостоятельным в исторической перспективе, не создав ничего ценного.
– Так же, как и русский народ. Он не способен на самостоятельную жизнь и роль в истории. Правда же?
– Ясное дело! Это даже не требуется обсуждать.
– Тогда почему вы все-таки жалеете славян? Ведь я прав – вы им сочувствуете? Признайтесь, оберлейтенант, вы им сочувствуете?
– Отчасти. Легко смеяться над страной, в которой всё плохо, не замечая, что твоя собственная жизнь – полное дерьмо. Нас, немцев, вынудили стать палачами всех эрзац-народов, которым яйцеголовые доктора-антропологи из Германии не разрешили существовать. А быть палачом лично мне не нравится. Мерзко убивать ни в чем не повинных недочеловеков только для того, чтобы запугать остальных. Да и бесполезно: они всё равно восстают и восстают. А мы их убиваем и убиваем. Плохо это, парень, плохо.