Тетради 2016 года
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Тетради 2016 года
Тетради 2016 года
Александр Петрушкин
© Александр Петрушкин, 2018
ISBN 978-5-4490-5484-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Хорошо лежать у неба…»
Хорошо лежать у небапод пробитой головой,чья прозрачна полусфера —электрической дугойхорошо, не умирая,воздух ложкою скрести,в смерть персты свои влагая,воды сквозь неё мести,хорошо в обнимку плакатьвслед за смертию своей —и на цыпочках из раявыдувать шары светлей,затихать всей тьмы темнее —с непришитой головой —воробьиной печкой полным,с ангельской, как речь, иглой.(16/01/2016)Пташка
И радость ласточки, и рукава садов,и слово, что уловлено в садок,и жженья пятнышко на языке чернильном,в котором жизнь покажется недлинной,но спутанной, где нас воды глотокпредожидает, ко всему готов,среди предметов, что поют из линий,где каменеет бледный Господинот нас содеянных из радости и льдин,и сброшенных, как мясо, сожалений —всё это атом, что обнимет нас,и понесёт в полёте, через мракв каком-нибудь созревшем мандарине,с женой моей, прозрачными детьми,которым мы всё зренье возвратимжестокое, двойное, кем поднимемсвинцовых ласточек мы в разрывной полёт,где птаха с неба отрывает ход —срываясь в воздух, что собою пилит,где в кольцевых, как выдохи, стволахпроизнести не успевает «ах»,но падает почти что без усилий,кем радостно падение садов —когда дыханье наше нас не ждёт,в своём мерцая атоме мгновенном.(01/2016)«Наскальный человек, живущий внутрь …»
Наскальный человек, живущий внутрь —не соблюдая временную жуть,напяливает камень на пальто,улиткою, по имени никто,он совершает одиссею, путь —попробуй за него, как тьма, скользнутьи отразишься в вечности его,которая, как изморозь, в стеклосложилась вслед за пропуском твоимгде дворники мигают с лобовымгорячим задыханием ворон,что в трещинах тройных несут урон —когда-нибудь и я внутрь оживутревогу принимая, как жену,пергамент, иероглиф и Урал —ни для чего, который здесь соврал.где камень, разрываясь, как орехзапоминает птичий тонкий смех —и крутится внутри его спираль,как человек, который долго спал(18/01/2016)Стеклотара
Сергею Ивкину
Густы бутылки нашего дыханья,которые – средь осени звеня —теряют все права на пораженье —в её плавильне точного вина«Вина их высока – и это правохранить они устали» – говорятак – дворники и грузчики усталосадятся справа, плакая в меня.Я не горжусь своим прекрасным правомвзять на себя за речь свою винупрямую, как портвейн и – грузчик Ваняменя глотнёт и в тьму, и в глубину.С густой бутыли станет он прозрачными полетит, как шарик надувной,туда где вся вина меня лишь значити ничего не значит предо мной.А на причале вглядываясь в наши,холодные, как кашель, голосасгущаются улыбки или чаши,в левиафана животах галдя.(18/01/2016)«С лицом холодным между крыл…»
С лицом холодным между крыли лошадиным ликомне спрашивай – зачем я былв твоей земле и дикойзачем я жаждал речи, ина рыбе бессловеснойсвоё дыханье рисовал,как память о чудеснойтвоей невидимой воде,что между нами всходит,как раненый слюдой олень,как на заре уродец,без серебра и без ценызачем почти что даромсобою лошадь я поилс которой рядом падал,зачем, как бабочки, прудыдыханья спрятав кокон,как ангелы вокруг прямыи крестятся из окон?(19/01/2016)«Где липы комната пуста…»
Где липы комната пустапока под нею Бог горит,и – дерево свои уста,его коснувшись, опалит,где утка размыкает дождь,сшивая за собой места,где выпал вверх ногами светснег сосчитав в себе до ста —там темнота моя стоит,как дева [стыд] свои соскиразтеребив до молокапарного из моей тоски,где листья, словно мертвецыгорят, как лампочки легки,и хворостом стрекоз шуршат,кровавя чёрные виски —там ящерка, прижав к себесвою мясную наготу,бликует, как сгоревший лес,и дует в чёрную трубу,и выдувает липы в парк,и птиц, которые густы,летят, сгорая до угляи камня, не в себе чисты.(20/01/2016)«Здесь свет всё заслоняет – даже свет…»
Здесь свет всё заслоняет – даже свет,который я вписал неосторожнов круг снега, в стыд свой, в то, чего здесь нета если есть – наверняка подложно.Наверняка причины нет такой,чтоб длить моё ему принадлежаньеи потому я в нём стою босой,наколотый на иглы из молчанья.Из треска додревесного егоя, вынутый рукою деревянной,теперь лишь света стою одногои свету заслонённому неравен.(01/2016)«Сад возьмёт твой след…»
Сад возьмёт твой следи пойдёт, как кошка, сквозь тень —человечек, что спит в середине,поёт целый день.День лежит в середине егои прекрасен внутри,как ключи, что из скважинзвенят, словно кошки когтьми,и царапками сныв животах надувных их скрипят,где следы, как птенцы,то умрут, то сады воскресят.(21/01/2016)«Бессмертник – ксерокопий наблюдатель…»
Бессмертник – ксерокопий наблюдатель,отцвёл и ты, как конская косаводы, что спит внутри у готовален,когда внутри её течёт оса,и чертит волдыри и полукругив немыслимом, как смерть, поводыре,и лошади похожие на дугикусают отражения в дыретвоей, бессмертник, но скорее данникпоследних отражений – слепотабумагу обнимает и светает,как циркуль неба изнутри ведра.(21/01/16)«Метель, почти синица, чепуха …»
Метель, почти синица, чепуха —пурга словесная на столике портвейнаплывёт по небу плотному песка,чья приоткрыта ангелам всем дверца.Плывут по небу ангелы мои,чья плоть небрежна, непреодолима,чей куст всегда пылает изнутри —пока здесь плоть на хлеб с вином делима,и смотрят вслед за музыкой моейтой, что плывёт по небу всякой плотипо воздуху, зажатому рукой,и с ключиком глагола в повороте.(22/01/2016)Воронка
Постепенные как рыбыходят, плачут между насснега вьющиеся глыбы,как воронка или лаз,но едва начнётся ветериз пернатой тишины —рыбы высохнут, как дети,на песке своём черны.И, когда в прозрачной сети,ты здесь плачешь за меня,распрямляя камни – светитчёрно-белая земля,где рукой своею рыбнойразломивши черноту,рыбная душа, просветывертит взглядом, как черту.(20—23/01/2016)«Немолодая пара тишины…»
Немолодая пара тишины,которой даже ангелы слышны,переступает человечий слухи невозможно более вздохнуть,чем тройка, что по дому на саняхсебя продлит в приподнятых снегах,в морозе, в шапке волчьей, в рукавеу лошадей неназванных кровей,у твёрдой, молодой ещё, воды,где бабочкой просверлены ходызаписаны как будто человекпобуквенно минует выдох, вексвоих не размыкая, слепотужуя, как смех или мороз, во рту.(24/01/2016)«Удивительна ненависть и фонограммы…»
Удивительна ненависть и фонограммысвета, в котором нам шлёт телеграммыкаменный пёс, что из кадра ушёл —в смысле музыку отсюда увёл.дом ли скрипит, ощущая прорехиэти подземные и извлекаяводы свои многоплодные – этивоспоминания почвы и рая,где непонятная стая твердеетокоченев под просмотренным снегом,после бежит через пропуски небаили [точнее] становится гневом,но удивлённым, как только собакиэто умеют, открывшие дверидля мертвецов, что за бок их хватают,воспоминая отсутствие веры.Скрипнет оконце чужой фонограммы —некто его утирает от влагис той стороны, где потьма не бездонна,но терпеливо растёт в красном маке.(25/01/2015)«Жук дождя меня во ртах…»
Жук дождя меня во ртахсвоих держит, как сапожник,из травы связав верстак,где живой, неосторожныйжук себя со мной проноситв грозди тающей земли —от игрушек человечьихсохрани меня, спаси.(01/2016)«Округлый голос голубей…»
Округлый голос голубейкак парус катится сквозь мячикянварский, никому-ничей,свои края сказав иначе,чем я его произнесухолодной мельницей из пота,в которой птахи на летузвенят сквозь дерево потопа,где отражается десантиз веток нищих и прозрачных,что плавятся в узлах воды,как бубенцы её двузначны.(26/01/2016)«О, бедная моя природа…»
О, бедная моя природа,ты в слове плачешь надо мной —пологая вода, погода,деревья, тёмный перегной,два-три прохожих, чьи не-лицасметёт метель под полый снег,грачи, снегирь или синицаdelete чей растирает смех.Жена и дым, два-три подросткасобака, что запишет двор,и ангела просвет-заточка,что колят левое ребро,и спиртовые неба гвозди,забитые в мои ключи —не говори со мной, стрекозья,теперь – по множеству причин.(27/01/2016)«Невинность предпоследней нас покинет…»
Невинность предпоследней нас покинетв слезе что, оплатила весь проезд,сбегая из трамвая человечка,не чая боле перемены мест,обозначает мягкий и округлыйбеременный, как маменькин, животу Бога, что за нас умрёт упруго,и, что возможно, нас не обождёт.Опять, опять метла из побережьятемна и высока, а внутрь светла,опять невинность ей кидает слёзыкоторые из птиц сих испекла,в ком мы, определив себя и место,шуршим своей бесполой чернотой,которое веретено и тесно,а если и выходит, то слезой.(28/01/2016)«Утро фосфор ангельский порежет…»
Утро фосфор ангельский порежетна деревьев мякоть и сквозняк,вложит насекомые коленив воздух их мерцающих заплат.Отрывное зрение пространства,повзрослев, уходит в водоём,захлебнувшись зреньем, как пожаром,утерявшим, словно чаек, дом.Ты считаешь клевер, оступившись,в паутины распускаясь весь,чтобы свет на пауке увидеть,на котором вырастил дверь в лес.И когда по оттепели тонкой,ты себя вслепую проведёшь —холод из сустава камня вынув —глаз его надорванный зашьёшь.(29/01/2016)«Рассыпешься, словно был снег…»
Рассыпешься, словно был снег,обочинный след переполнивиз всех своих белых прорех,где стыд твой разрежен и горний.И вякнет монетка свой звукнеслышимый и неподвижный,упав с тёплых век у старухк похлёбке у ног чечевичных.Но, если колеблется смерть,здесь рядом с тобой оказавшисьто стоишь её ты, как листдеревьев своих, вдоль пропавших,когда рассыпается свети трогает свой позвоночниккак [в комнате детской] ночниксвой выдох, что падает в дочек.(30/01/2016)«Что за сила покинет зерно…»
Что за сила покинет зерносделав петли у стебля чернейв затворённое дно удлинится,[из следов и корнейсвяжет птицу и тень шерстяные,и список имён,вложит в глиняный рота затем, как ожог, разобьёт]?Что за выдох здесь были на вырост зачем тебе дан —как порушенный август и хвостиксиничий? И в токе семянвыбран ты, и зашит в своём теле,как в шубы январь,выдыхая лицо, как ожог,что течёт за зерном в киноварь?(31/01/2016)«Иная очередность поворотов…»
Иная очередность поворотов,животных, световых шумов-ежей,что обгоняют души и пилотов —огней своих монашеских нежней.Ты поднимаешь, что проговорила,что уронила в темени бултых —вода расходится среди немногих женщини трещин, растворившихся на них.Ты понимаешь, ты не говорила,и ты не существуешь здесь ещё —возможно, что тебя сейчас забылоздесь время – то, которое ничьё.а хлеб преломлен неба низкой призмой,когда ты начинаешь мною житьи сыплешься вокруг меня так дивно,что вечность забываю как не быть.(01/02/2016)«Скрученною ласточкою стужи…»
Скрученною ласточкою стужи[пожалеть бы, зрячего, меня!]рядом с теплотрассой проезжаюттри похожих на стекло коня,ямы двухсторонние обходяти, пугаясь цыканья копыт,ломким льдом сшивают обе доли,как французы лёгкими иприт.Постепенный шум, в них начинаясь,срежет речь их, деревянный мост,как весло из вида упускаяв ласточке восшедшей на мороз.(02/2016)«Ты проводишь крота детских губ из земли…»
Ты проводишь крота детских губ из землидо открывшейся в тёмное небо воды —никого не случается в комнате той,что с тобой породнилась своей темнотой.Никого не включаешь, словно ангела светбелый выключил так – будто ангелов нет,и сочится пернатая кровь из воды,поделивши её на гусей и следы.(02/2016)«Тепло, как флюс, торчит из февраля …»
Тепло, как флюс, торчит из февраля —ещё одной зимы оборванная веткалетит – не долетит – но взяв стрижакак компаньона, станет здесь пометкойи полем, и Батыем для зимы,которая печёт в груди чечётку —пока мы ей, как веточки, видныкогда заходим в кадр [не свой] нечёткий.(02/02/2016)«Весло на пряжу распуская…»
Весло на пряжу распускаяненапряжённо и светлометёлкою вода взлетает,высчитывая дна число,и, выдохнув наружу берег,как заговор для жабр своих,внутри её вдвоём смеютсянесотворённые мальки.Плывёт, пузырясь в отраженьеповязок кровяных, душа,царапая под горлом жженье,прочтённой галькою шурша —и, на иные встав просторы,сужаясь в щепоть облаков,метла лакает новый воздух,свернувший времени кулёк.(03/02/2016)«Барьер из дерева и сна…»
Барьер из дерева и сна.Я верю, что, сойдя с ума,в них звука сыплется желтоки пузырится, как ожог.Ожегшись длинною пургой —земля растёт вокруг трубойпо центру шёпота, стыдав кровь перекрашенных. Легкаих поступь, их зазор, просвет,напоминающий, как смертьлетит вокруг как будто жизньс ней приключилась и не вниз,не вверх толкуя свой полёт,раскрывший клюв, где снег идёт,где идиот живёт в саду,её прижавший к животув котёнке, в ледяной водев диагонали и дожде,пересекающем барьер,как слепоту, которых две.(04/02/2016)«Велосипед дождя катается по крышам…»
Велосипед дождя катается по крышам,чьи ангелы из спиц нарушены и слышат —на цыпочках молитв приподняты своимипромокшими людьми, как мякиши живыми.И ты идёшь во двор с прозрачными ногами —искать велосипед, шуршащий между нами,что слышит, как растут антоновка и камни:как брат или сестра – касаясь животами.(08/02/2016)«Что со мной остаётся …»
Что со мной остаётся —то не имеет причины,вытащит из меняножичек перочинныйнеумолимое детствомалое там, где шарикгелиевой рукойнас в кислород строгаетв Каменске или где-то —и, утерявши нитки,шарик по мгле летиттакой же, как лошадь зыбкий.(07/02/2016)«По контуру совы…»
По контуру совыЕсть роща, а в ней львы —В них счастье тоже есть,Но им его не съесть.«Где ночь лежала у виска …»
Где ночь лежала у виска —зову холодного отцазвездой, молекулой – имённе выбирая там, как тёрн.Скрипят здесь атомы, Аидтеряя то меня, то вид,то хлев нагретый молокомстекающим, где смерть окном,как ворон [космос, а не глас]косится в жизни новый глаз,встаёт невнятно у вискаканюча люльку у отца.(13/02/2016)«Созреет ранет и разбрызжет птицу по ветру…»
Созреет ранет и разбрызжет птицу по ветру,и вновь соберёт из коллекции местных зерцал —и лампочку в ней повернёт – и темень в пейзажах разметит,в дыхания нить часовую обрушив овалеё бесполезного тела – чью пряжу из звукаранет белый вяжет, как мать свой бугристый живот —пока свет скрипит в нём повозкою длинной, и чутколадони иной стороны в пересвет фотографий кладёт.где спицы ранета порхают снаружи и в стужеи птицы всё брызжут, как лодки, в топорной реке —в кувшинах древесных себя собирают и – глубжесвоих отражений – нырнув в задыхания чёрной руке.(14/02/2016)Государь
Пишу, пишу депеши государюв ладонях у размолотой водыгде – словом лёгким намертво придавлен —как Лазарь собираю в смерть дары,и – не дойдя в свету до половинысвоей вины – смотрю на письмена,которые мне почтальон доставилна псах своих, чья буквица виднана теменной у паровых сугробов,у шашек дымных птиц или потом —предожидая встречу, как обломокего империи, что плещется за тьмой.(15/02/2016)«Выдох наизусть печёт…»
Выдох наизусть печётстрекозы [немой] полётвертикальный (в смысле – полый) —или всё наоборот:из полёта, словно выдох,вынимаешь стрекозуи в зрачок её вставляешь,и сужаешь, как слезу.(02/2016)«Испаряются птицы, слетая на свет…»
Испаряются птицы, слетая на светкруговой, как берёза стоящая в боге —что, вполне вероятно, получили ответ,чтоб оставить его на холодном пороге —и, распавшийся пот раскрутив на грудирахитичной своей, потому что пернатой,их фотоны и волны летят впередиих теней, через снег обернувшись – как атом,когда падают птицы в своей полутьме(подзаборной, фонарной) из ада и рая —и, столкнувшись, разносят хлопки по странена окраинах слов и их скрипа сгорая.Ты возьмёшь себе выдох промокший до слёздревесины разбухшей от синичьего сокаи окажется мир незнакомым, как плоть,из которой плывёшь, как большая сорока.(16/02/2016)Остров
Андрею Таврову
Обмелели холмы или мельницы ихсвет занёс по окружность зрачков лошадиных —и лежит в земном мясе, один на троиххолм врастающий в небо на пчёлах недлинных,и свободно вращаются в нём жернова,холм крошится в муку, что поднимется к верхуи мерцает, как речи живой голова,и кроится тоской лошадиной по бегу,он плывёт, как плоды в животах у реки,что откроются медленней женщин, не сразу,потому что глубины его высоки,да и он уподоблен туннелю и лазув этих водах, чьи слайды ложатся к землеи снимают, как Бога, свои опечаткичто оставлены ими на всяком углезаштрихованным светом – человечьим и шатким.Вот и трое растут плоскодонкой-звездой,именуя своё за трещоткою птичьей,что уносит не холм коготками в гнездо —только лошадь и звук от неё неотличный,а звезда в тёплой птице механизмом шуршит —то клокочет, то квохчет, то камнем бежит,кровь тачает, лежит, выцветаяв молоке, что вершится, как амен.Холм скворчит на ложбине случайной её —и целует её жеребёнка, как Богв лоб и в темень, в прозрачные лица,что текут изо лба кобылицы.(17/02/16)Ключ
Заводи разговоры со мною, как ключощущая дыхания пот, перекличкус крайним ангелом, что был засеян тобойв моей плоти песчаной, в эту кислую дичку.Поверни этот ключ, эту тень на стене,что скорее болезнь или дверь в переходе,или свет на запутанной, как бороде,насекомейшей речи, что в кожаном ходитэтом самом мешке, что несу на себе,в месте вязком, как речка из мокрого детства,когда девочка рядом на глине стоит —и торопится воздух пред нею раздеться.Заскрипит во мне ключ и вскипят зеркалаи пейзаж разобьется и лица осветятта, которая здесь мне уже не женаи дитё – который вода и ответы.(18/02/2016)«Как недостроенная церковь – дом в снег войдёт…»
Как недостроенная церковь – дом в снег войдёт,сметая свет шмелиных лиц в слепой полёт,края свои или углы внутри неся,в огнях тройных ломая то, чего нельзяпроизнести и пронести, в скорлупке свойзвучит – как будто из полен сложён – прибойи в окнах тех, где агнец помнит о тебесреди колец от наших лиц, шмелям теплей,когда летит вокруг церквами снегопади разоряет, как голубка, ничейный ад.(19/02/2016)«Воздух сгущается в птицы воронку…»
Воздух сгущается в птицы воронку,где, покидая смерть и сады,многоугольный губастый свет вяжеттощей зимы разрывные снопыв белые пятна, всплывая отцамичто оплатили слепой листопад,режущий смерть их надвое серпами.Милуя малых, щенков и котят —воздух свергается в пристань и лодкив плод из слюды бормотания в нихполых стрижей в досоветской пилотке,в плот, прорастающий бабочки чих,что в тростнике – от мороза нечётком —незавершённый даггеротип,словно душа, покидает иголку,водоворот двухсторонний разбив.(21—22/02/2016)«В мороза колокол ударив…»
В мороза колокол ударив,из всех особенных приметязыка дерево стоити щурится на хладный свет.Свет щурится, вглядевшись ниже,чем дерево его звучит,и пёс кору из света лижетчтоб свет собою напоить.Вода резная, как наличник,стоит вдоль пёсьего окна —то вздрогнет сквозняком, то вынетсвой лай из птичьего огня,из винтового, как порезына мгле из наших голосов,которых в вязанках немного,что светом прибраны в улов,чьё дерево растёт и множитколокола воды, чей звукнесёт упругий, невесомый —как мячик – ангел или стукумножен ксероксом мороза,что в свет вторгается с ольхи,подростком встав на перекрёсток,где псы и люди высоки.(02/2016)«Так выпадают сгустки темноты…»
Так выпадают сгустки темнотына дно царапин белых побережий,которые мне сохраняешь ты,как новую последнюю одежду.Я – черно-белой фотокарточки своейгалчонок, выкормыш у смазанного тела,которое достанется земле,которая врастает в меня слева —пока что снег летит сквозь самолёт,в подземный мир распавшийся на зёрна —и небо окормляет и клюётмои царапины мерцающего дёрна.(23/02/2016)«Где древа дирижабль преодолеет смерть…»
Елене Зейферт
Где древа дирижабль преодолеет смертьи почву, как прилог, и белое молчанье,чьи соты и поклёп перегибают сетьводы, из рыжих ос ворующей дыханье,у дерева внутри, там, где зиянье птицспиральный лабиринт распустит в листопадаракушку, что бежит в глаголице корней,как побережье и/или причина сада.Неосторожный сад в её волне растёти омуты, как нить, в свои вдевает жабры,где кровь, как сом, в сетчатке у ангела плывёти ищет, словно звука, обёрнутой им жажды.(24/02/2016)«Опередит окрестности зрачок…»
Опередит окрестности зрачок,размоченный свой ветер через порохфевральский вынося туда, где ворогвзрывается, как ворон-дурачок.По глине виноградари идут —молчат они, стучат медуз подковы,глазея в високосной мглы редут,в который вбиты – хоть и не готовы.Насмешливый снегирь определит —в нас выдохнув – окрестности, означивпорезы снега, что внутри летитсвоих потёмок, где хлопушки плачут.(28/02/2016)«В уловке соляной из нашего остатка…»
В уловке соляной из нашего остатка,где пустота горит просвечивать звезду —мы ощутим: не смерть рождается – отвагаидти на темноту,что уточкой поёт, сужается до звука,где ночь ещё скворчит, как Волга или март,или сирень растёт, одолевая мракаворонку, слово, фарт.Что скажешь ты прорабу, входя в его чертоги,сочась внутри у света разорванной водой,которая свершает и сносит соли прописьусохшею рукой?(28—29/02/2016)«Вниз головой растут деревья…»
Вниз головой растут деревьянеотличимые в деталях,в порыве или двух от ветрагде холода себя зеркалят —в стволы их прорастает почва,как влага, листья, мгла и стая —корою птиц, стрекозулова сустав увечный разгибаяпо человечьи так, как голоссебя разматывает в эхе,в окрестность синюю, как полозсаней в экранном чёрном снеге,где баржи ос [пока что мёртвых]скрипят в окраинах недлинных,клубком зияющим мерцаявнутри у белых комьев глины,где сны выходят, как деревья,в ушанке грачьей, на охоту —палят душой подземной в небо,врастая в звуки, как в пехоту.(07/03/2016)«Закрывая очи осам…»
Закрывая очи осам,ржавым лампочкам весны,плавит цапля сгустки сосеняблоком сквозным, глазнымкожуру смолы снимаети в колодец их гулит —как дуга не умирает —в электричестве сквозитптиц плетение смешноев белом хворосте небес,видит зёрна паутинызреют в ледяной росе,Это ангелы – смыкаясь —запирают в глаз пейзаж,и их тёплые ключицыв вёдрах осами дрожат.(08/03/2016)«Не знак, не Бог и не причина …»
Не знак, не Бог и не причина —вставал с утра и видел: каменьбыл вплавлен в небо белой призмой,плывут в спасение кругамидеревья, впадшие в окружность,как в ересь, в юность или в брёвна —и Плотник их берёт снаружии тын выстраивает ровный,где снег бредёт, так будто времярасставленное между нами,как будто сбрасываешь бремяпроросшее сквозь смерть словами,проросшее и страх, и храмы,и клубни ангелов на пашне,где облака велосипедовсверкают водяной поклажей,где в свиток развернулся камень,как знак и Бог или причина,вставая утром слишком ранним,пролившись улием пчелиным.(09/03/2016)«Где мнимый соловей летел…»
Где мнимый соловей летел,как дымный мим среди петельдверных и точных мертвецов,всходящих из его вдовцов,на ловчий и прибрежный свет,что в зренье муравья продети вписан в божий этот мартв собранье тёмное петард,что разгибают кислородна дерево и рыбу, мёдзамедленный внутри у нихключами медными бренчити выпускает птицу вверхиз соловьиных дыр, прорехглазных, и плачет на весув силках, похожих на росу.(14/03/16)«За воздухом стеклянным лошадь спит…»
За воздухом стеклянным лошадь спиткузнечиком, прижав к себе звезду,которая в руках её звенит,напоминая воды и дуду,которые вдохнут её сюдавдоль диафрагмы и лучей округлых,ладонью слюдяной разжав углыкузнечика, похожего на губыи море в этой лошади ревёт,и небо обрывает лепестками,похожими на шкуру от неё,чей лабиринт расходится, как камень.(15/03/2016)«Руины неба = свет и язвы…»
Руины неба = свет и язвызакручены по часовойв язык прекрасно-безобразный,лежащий раем под горой,и скачет в косточке птенцовой,надмирный выдох сохранивв пчелином гуде, кровоточа,их шар из белой глубины,как рой, наитие и Отчезаконченной (почти) зимы…и в букву зренье удлиняя,пружину снега сократив,земля дрожит, опознаваятепло, колени и мотивв обломке мартовском, что в теменьстучится медным своим лбом,прощая имени скольженье,где дышит муравьиным львом.(18/03/2016)Лопаты и львы
Крупнозернист пейзаж и беспокоен,и протекает из подвод на март,крупою медной тёплых колоколени – беден звук скребущих тьму лопат:как речь моя, стоящая в пустотах,горит в телеге, в лошади, в ночигде соловей кровав, как цвирк неточный,и в полый лес из мертвецов горчит,когда я выхожу на бездорожьеи в каждом оке у меня два льва,и выдоха четыре невозможныхживут сквозь камень на пробеле рта.(20/03/2016)Авторизация