Превратись. Вторая книга

Поймав на себе, как растревоженную блоху, взгляд дракона, он вздохнул и повернулся к нему. Подойдя и насильно завладев локтем дракона, свободным от проклятой плетёнки, Шанаэль потащил его прочь, приговаривая что-то насчёт того, что неплохо освежиться, час такой, что им – и старому Шанаэлю тоже, представьте – нужно посидеть в кустах.

– Я лично знаю тут местечко… – Успокоительно бормотал леопард. – Ах, да бросьте вы…

Он твёрдою рукой, почти обняв Всеволода, снял с локтя его кошёлку и подозрительно оглядел.

– Узнаю Сари. – Буркнул он. – Чертовка. – Тише добавил он, и, размахнувшись, зашвырнул термос на обочину.

Сдержав напуганное движение Всеволода, он фыркнул:

– Обабились мы. Скоро на поводке нас водить станут.

Не обращая внимания на стоявшую руки-в-боки Веду, Шанаэль повёл нетвёрдо шагающего дракона. Оба нырнули в кинувшийся под ноги закоулок.

Веда злобно проорала:

– Он мне платье порвал!

Морда Шанаэля с упрёком высунулась из кустов, цветок сидел у него за ухом.

– Ш-ш-ш. – Сказал он. – Не надо так громко, дорогуша. Мало ли что подумают.

Он со смешком исчез, а Веда яростно хлопнула себя, где достала рука, и погрозила кустам.

Затем она повернулась и побежала к арке, стараясь не наступать на расколотые вдрызг плиты.

В эту минуту пастырь искал в кустах термос, а Сари, стоявшая тоже лапы-в-боки, била хвостом так, что вздымались струйки пыли.

– Хотела бы я знать… – Проговорила она и, приметив, что пастырь, шаривший в траве, поднял голову, рявкнула. – Ищи!

По улочке шла к ней скорым шагом Веда, подобравшая плетёнку. Ещё издали она крикнула:

– У вас иголочка найдётся?

Она показывала подол, при виде которого Сари прищёлкнула языком, а пастырь потупился.

– Он, и впрямь, глуповат. – Говорила Сари, снуя по горнице, причём, она даже не давала себе труда изобразить, будто печётся по хозяйству. Она тщательно, по своему обыкновению, подбирала слова.

Веда, сидя отнюдь не на табурете, а на полу, зашивала на себе платье, сопровождая труд таким проклятиями, что целомудренно отвернувшийся пастырь всякий раз содрогался.

– Да подсунь ты себе подушку. – Прикрикнула Сари, останавливаясь с клубком в лапах.

– Разве Создатель не позаботился о нас, людях? – Возразила Веда, занося иглу тем движением, которое она слямзила у Гарамы. – И разве самому тощему из нас не будет мягко, где бы ни сели? Это не вы, леопарды, с вашими тощими задами.

Пастырь кашлянул.

– Прикуси язычок. – Посоветовала Сари.

Поймав взгляд Веды, она зашептала:

– Разве ты не знаешь достоверной приметы, что тот, кто зашивает одежду на себе, может зашить свой ум?

– Госпоже это не грозит, как бы могущественна ни была эта примета. – Льстиво заметил пастырь. – Её ум, как говорится, налицо.

Веда в это время исследовала качество починки. Григорий отвёл глаза.

– Да уж виден невооружённым глазом. – Доброжелательно процедила Сари.

– Ах, ты, Орс-Бриджентис, я потеряла эту чёртову иглу! – Вскричала мастерица, опуская подол и вскакивая.

На улице послышался шум, в котором явственно различались шаги человека и мягкая поступь леопарда.

Сари посмотрела на дверь, потом на Веду и нахмурилась.

– Надо найти обязательно. – Сурово сказала она и опрометью, подобрав юбки, метнулась куда-то в угол.

Вошёл боком Сахира и, застенчиво поздоровавшись с Ведой, полез на сук дерева, подминая под себя вышитую подушку. Следом – Всеволод (выглядевший в достаточной мере освежённым) и говоривший что-то ему с негромкими хохотками Шанаэль, держа комок лапы за портупеей.

Сари выскочила с веничком на длинной ручке и металлическим совком. Увидев Сахиру, она опешила:

– Эт что такое? А ну.

И погнала богатыря с ветки. Тот, что-то растерянно проворчав в своё оправдание, спрыгнул, зацепившись когтем за вышивку. Сари запричитала и, гневно глянув на вошедших, принялась бешено заметать чистейший паркет. На приветствие Шанаэля она не ответила и, грозно посапывая, повернулась синей юбкой.

Шанаэль, ничуть не обидевшись, всё внимание своих мудрых глаз переключил на акулу и, подходя, сказал:

– Надеюсь, что ущерб, нанесённый вашему одеянию, устранён.

Он вполоборота повернулся к Всеволоду, желая включить его в круг милости в виде Вединой улыбки.

– Ибо ущерб, нанесённый вашему настроению, я расцениваю как государственное преступление.

Глаза его нежно смеялись, портупея скрипнула, когда он вытащил лапу.

Сахира, изгнанный с дерева, неловко отступил и, поискав взглядом, куда ему деться, гигантским клубком свернулся по левую руку от входа.

– Э. – Протянула Сари, поднимая совок и тщательно изучая содержимое.

Шанаэль, которого она чувствительно толкнула, вежливо отступил, увлекая дракона и бровями показывая акуле на совок. Потом он закатил глаза. Сари выскочила, не глядя на них, на крыльцо, чтобы рассмотреть совок на свету.

Вошёл Гоби, оглянувшись на неё, и лёг, вытянув вперёд лапы, справа от входа, оглядывая горницу глубокопосаженными глазами с придирчивой небрежностью, как Сари – совок. Шанаэль ещё раз оглянулся на Сари и комически развёл лапами. Гоби негромко обратился к нему, видимо, имея в виду поведение хозяйки.

Веда же смотрела на дракона. Она подошла к нему и отряхнула ладонью его рукав. Всеволод посмотрел на рукав, на Веду и по лицу его скользнуло нечто, чрезвычайно похожее на удивление, впрочем, скользнуло так быстро, что заметить этого никто не мог, кроме той, что подошла ещё ближе.

Веда подняла руку и приложила её к губам дракона ладонью, громко сказав:

– Досталось тебе, бедняга?

Она ещё приблизилась, что было почти невозможно. Шанаэль шевельнул усами и, отвернувшись, заговорил с некоторой поспешностью, обращаясь к Гоби. На крыльце ворчала Сари.

Акула обхватила шею дракона другой рукой и привстала на цыпочки, хотя новая обувь в этом отношении менее её утруждала. Руку с его губ она убрала. Глаза дракона сначала выразили вопрос, затем выражение переменилось. Его твёрдый рот дрогнул, и тут Веда, чей нос был близок к носу дракона, чуть отстранилась и сказала одними губами (это называется «проартикулировать») два слова.

Тотчас она отошла, едва не столкнувшись с торопившейся Сари, несшей веник на плече, как винтовку.

Шанаэль глянул через плечо и, убедившись, что диспозиция переменилась на первоначальную, сочувственно улыбнулся дракону. Он кавалерийски кашлянул и спросил:

– Вам понравился Гарама, госпожа?

(– Ничего не понимаю. – Заметила Сари, зашвыривая веник в угол, а совок на предназначенную для того ветку, где он повис, как маленький щит).

– Ну, да. – Заметила Веда.– Я забыла вас поблагодарить за туфли.

Шанаэль возразил:

– Я спросил про Гараму, а не про туфли. А что, он и впрямь что-то там сделал? Госпожа не имеет нареканий?

Он заботливо взглянул вниз.

– Я только что испробовала новые каблуки. – Сообщила Веда.

Шанаэль хмыкнул.

– Что касается Гарамы, он показался мне очень целеустремлённым. Сари, ох, простите. Вот она, я пришпилила её к подолу.

Сари строго покачала головой и, всплеснув лапами, выхватила иглу.

– Да вы что? – Изумился Шанаэль, провожая взглядом Сари, яростно прыгавшую по дереву, чтобы вернуть иглу на место. – В чём же, простите, заключается целеустремлённость уважаемого Гарамы?

– Он вырезает восхитительные пепельницы из консервных банок. Этим занимался мой отец. И я знаю, сколько целеустремлённости для этого нужно.

– Вам пришлось смотреть по сторонам. – Горестно заметил Шанаэль. – В мастерской Гарамы! Сочувствую. Он не потрудился занять вас подобием беседы, это понятно.

– Вовсе нет. Мы разговаривали.

– Вот как? Он умеет… я хочу сказать, пасть у него не была занята шилом?

И Шанаэль, довольный своей незатейливой и грубой шуткой, взглянул на Гоби. Заметив скромно сидящего в тени Григория, он вздрогнул от неожиданности. Тот поклонился ему из угла.

– О чём же вы разговаривали, ежли это не то, что вы хотели бы сохранить в тайне, госпожа? – Добродушно спросил Шанаэль, убедившись, что его шутка не насмешила никого, кроме Сахиры, который хихикнул грубым басом и тотчас утих.

Веда припомнила.

– Чаще всего он возвращался мыслью к каким-то существам, нелюдям и не животным… и не леопардам. Они из города на горной границе Сурьи.

Шанаэль заинтересовался:

– Что за город?

– М… В точности не помню. Название чем-то похоже на имя вашего сапожника.

– Целеустремлённого сапожника.– Хмуро заметил Шанаэль. – А, Гоби? Сапожника, который затеял светскую беседу с красивейшей госпожой (простите, Всеволод), с госпожой, столь похожей на Затмевающую, что она могла бы сменить её на троне в тот час, когда…

Шанаэль как-то уж очень торжественно осёкся и, казалось, корил себя. Сунув лапу за портупею, он шмыгнул с извиняющимся видом заболтавшегося старика.

– Словом, Гарама разговаривал. – С чёрной иронией продолжал он. – А, Гоби?

Тот ничего не ответил. Шанаэль холодно взглянул в угол и спросил:

– Что же это за существа?

– О… Ну, у гоморрцев нет ни человеческой, ни иной души. Или же то, что у них есть, трудно назвать душой. У кого они наследовали эти штуки, трудно предположить. Возможно, это было что-то занесённое кометой в одно из её прежних посещений. Скорее всего, в самое первое.

(Когда Гарама, сопя и растягивая гласные, рассказал это, она спросила:

– Но ведь это – что бы оно ни было – живое?

Веда вспомнила, что Гараму утомили расспросы. Он устал на глазах.

– Да черт их знает. – Сухо молвил сапожник, но спохватился и, скрывая раздражение, выговорил. – Для чего вам знать, что у преступника внутри? Может, прикажете, монографию о них написать?

Он свирепо посмотрел. Вскочил и, уронив башмак, опираясь цокнувшими когтями в столешницу, прорычал:

– Это семя Люциферово, и довольно о них.

Он зацепил когтем страницу, надорвал и с огорчением взял книжку в лапы.)

Веда не пересказала этот разговор собравшемуся обществу, но и пары фразочек оказалось довольно, чтобы все присутствующие примолкли.

Сари свесила хвост с ветки.

– Да он знаток. – Вскричал Шанаэль. – Вы положительно разговорили целеустремлённого Гараму своими ножками, госпожа. (Простите, Всеволод).

Веда, довольная, как всякая сурийка, которой удалось оказаться в центре внимания, вдруг заявила:

– Я пошутила насчёт целеустремлённости.

– Так, значит, он не делает пепельниц?

– Делает, но я имела в виду другое. У него Лестница на Рабочем Столе.

– Вы полагаете, это свидетельство мании величия? – Улыбнулся Шанаэль. – Кстати, по статистике, одно из любимых изображений жителей всех четырёх материков.

– Я так не думаю. – Сказала Веда. – В смысле, про манию. Просто я… её боюсь.

– Почему?

– Так. Очень большая, и неизвестно, кто её построил.

Веда была не права. Как раз-таки множество учёнейших людей на всех четырёх материках убеждены, что знают, кто её построил. Предположений имелось в наличии столько, сколько учёнейших людей – ну, примерно. Столько же мнений существовало относительно того, когда это произошло.

Лестница выходила за пределы атмосферы, находилась в наклонном положении, но ни разу ни один ураган не пошатнул её. Хотя со времён появления Высокой Культуры то и дело кто-нибудь предлагал превентивно уничтожить её – как бы не упала и дел не наделала. То были, в основном, лица, профессионально озабоченные благом людей: среди них один царь, семь министров, два эстрадных певца и множество депутатов множества парламентов. Был и религиозный деятель, требовавший взорвать «идола», как он называл Лестницу, которая, по его мнению, подрывала идею Творения.

Его мнение бурно обсуждалось несколько лет, хотя, если честно, дискутирующие могли лучше потратить своё время. Материал, из которого состояла Лестница, был таков, что разрушить его не удалось за всю Историю ни одному любителю сувениров – а они и по сию пору приезжали сюда, в Долину, вооружённые почище отрядов специального назначения.

Давний Меморандум строго воспрещал попытки подняться по Лестнице, а зона разреженного воздуха, поддерживаемая специальными установками, служила убедительным доводом в пользу Меморандума.

Сурийцы очень гордились тем, когда осуществили первый выход в космос. В газетах тогда писали: «обыкновенный багажник одолел Древнего Колосса».

(Сурийцы, кстати, никогда и нигде не употребляли выражение «первый суриец в космосе», а только «первый багажник в космосе». Впрочем, большинство газет в мире отдали должное этой скромности, и только в одной годанской газете написали, что «…вековая сурийская тьма соединилась с тьмой более древней». )

– Ах. – Заметил Шанаэль на замечание Веды по поводу Лестницы, но поспешил снова навести разговор на бедного, попавшего на зуб Гараму.

Веда распознала его происки и не стала сопротивляться.

– Да, и вообще, ваш сапожник, по-моему, занят какими-то исследованиями.

– Вы поражаете меня, госпожа. Вы – наблюдательны. А что за исследования?

Веда выгнула губы, она думала.

– Сдаётся мне, – произнесла она после небольшого молчания, – в области цветоводства. Пока он делал мне туфли, он всё время листал в обещалке книгу с цветами. Очень старый файл, как мне показалось.

– Да-а?

Шанаэль обвёл взглядом горницу, точно желая убедиться, что свидетели достойны этого сообщения.

– Что-то вроде… Ну, значит, свёрнуто такой трубочкой. И нарисованы цветы.

– И вы таких цветиков не видали?

– Очень странные. Кстати, Всеволод, Гарама, по-видимому, убеждён, что мы тут надолго задержимся, что не приводит его в восторг. Он настойчиво предупредил меня, чтобы я хорошо примерила туфли – вдумчиво – так он сказал – потому что в следующий раз он сможет принять меня только недели через две.

– Хлопотун. – Буркнул Шанаэль. – Он так сказал?

– Ну, он, кажется. сказал «дней через десять, одиннадцать» и велел передать Сари…

Веда зажала себе рот, с ветки раздалось ворчание. Шанаэль рассмеялся.

– Нет, я другое… значит, если вам неудобно в его туфлях, вы – вы – должны терпеть и молчать?

Шанаэль зловеще засопел.

– Он и, впрямь, что-то замышляет. А, Гоби?

– Он что-то вычислял. – Вспомнила Веда. – У него карта Дальнего Неба. Здорово выглядит.

– А вы подумали, он делает новую пепельницу.

– Нет. – Сказала Веда. – Не делает.

– Что ж, Гарама не ударил, как говорите вы, люди, в грязь лицом.– Удовлетворённо вздохнул Шанаэль. – Сочту это предзнаменованием долгого и счастливого пребывания в Ловарне.

И он сделал лапой неопознанный из-за быстроты жест в воздухе. Сахира, смотревший ему в рот, опустил большую свою голову на лапы.

– Слава Орсу, Гарама вас не слышит. – Сказала Веда. – Я бы и, впрямь, не отказалась долго и счастливо пребывать, тем паче, в Ловарне.

Она вздохнула.

– Но, увы. – Заметил Всеволод. – Мы принуждены отбыть… как можно, скорее.

Шанаэль, глядевший на Веду, вскользь взглянул на дракона, поклонился ему с выражением почтительного внимания и вновь посмотрел на Веду.

– Госпожа так внимательна к ничтожнейшему из своих слуг, к коим причисляю и себя.

– Вы мало цените учёных? – Возмутилась Веда.

– Миль пардон, – добродушно откликнулся старый атлет. – Это вы, э, по поводу цветоводства? – И, не дав Веде ответить, повертел лапой, на сей раз запросто, изображая что-то несложное. – К слову, боюсь, что глубокоуважаемый – и мною отныне, и мною, – Гарама не сыщет того, что занимает его воображение.

Он посмеивался.

– Отчего это не сыщет?

Всеволод оглядел горницу так, будто впервые видел.

– Вы что-нибудь потеряли? – Спросила его вполголоса Сари. – Скажите, я найду. В этом бедламе никто, кроме меня, не разберётся.

– Оттого, что это существует лишь в его воображении.

– Веда, ты ничего не оставила там, где мы ночевали? – Тихо спросил Всеволод.

Веда не повернулась к нему, а обратилась к Шанаэлю:

– Я понимаю, что вас беспокоит: магический ли она предмет? И если да, то как это понимать? Действует ли на такие предметы Закон Любви?

Шанаэль, не отвечая, печально спросил:

– Вы так-таки намерены покинуть нас?

Веда улыбнулась ему и только ему:

– Ага.

Шанаэль встревоженно и с какой-то горечью проговорил:

– В эти жаркие часы.

Он оглянулся на вход. Сахира поднял голову с лап.

– Неужто… и так внезапно? Не могу примириться с мыслью, что ваши величества уйдут от нас… подвергаясь опасностям большого пути, утомлённые, без чьей-либо помощи?

– Именно. – Согласилась Веда. – Но почему вы называете нас величествами? Мне не по себе, и даже холодок пробежал вот тут. А у тебя, Всеволод?

– Но это невозможно. – Твердил Шанаэль.

Голос его сделался глубже, Шанаэль выпустил на волю скрытую доселе силу.

– Тем не менее, мы уходим. – Подтвердил Всеволод и властно взглянул на леопарда. – Шанаэль, проводите нас.

– Уйти в мир, где так много зла… – Простонал Шанаэль, но глаза его спокойно блестели. – После того, как мы обрели… Государь, смиренно сообщаю вам, это – невозможно. Этот риск неоправдан.

Веда хотела вмешаться, но её опередил Всеволод.

– Шанаэль, – мягко сказал он, – вы плохо начинаете служение – с непослушания.

– Но, сир! Сир!!

Затрепетавший Шанаэль простёр лапы, не смея подойти, и уронил голову.

– А здорово Подлёночек вас заловил. – Задумчиво подала голос Сари.

Шанаэль быстро повернулся к ней.

– Ваше величество не желает понять… – Пробормотал он и взглянул, глубоко опечаленный, на дракона.

– Тем не менее, – без малейшей иронии ответил Всеволод, – я ухожу с её величеством тотчас. Проводите вы нас или нет, не важно.

– В чём дело? – Спросила Веда, оглядываясь на Сари, сидящую на ветке.

– Вижу, что ваша верность лишь на словах. – Сурово закончил Всеволод.

Шанаэль дрогнул.

– Как угодно, государь. – Еле выговорил он.– Но мы не можем допустить…

– Ах, я поняла. – Сказала Веда. – Измена, Всеволод.

После этого страшного слова возникла на мгновение смятенная тишина, засим затрещавшая от множества действий и голосов.

– Враньё! – Крикнула Сари.

Шанаэль ощерил на неё клыки и провыл:

– Молчать в присутствии королевы!

Сахира потеснее свернулся, но Веда видела, что он весь напряжён, округлые гири мышц подрагивали под шерстью. Гоби подавил зевок, прикрываясь лапой.

– Дурачьё! – Выкрикнула Веда.

Снова стало тихо.

Веда указала на дверь.

– Им заложники нужны, ведь так, государь?

Всеволод молчал.

– Нет! – Отчаянно крикнул Шанаэль. – Ради Орса и Бриджентис, не будьте так жестоки, бедное моё дитя!

– Чего это? – Спокойно спросила Веда. – Вот Гоби подтвердит.

Гоби неохотно поднялся на лапы.

– Никак нет, госпожа. – Вяло пробурчал он.

Шанаэль, казалось, успокоился.

– Умоляю вас выслушать. – Сказал он, и у акулы создалось впечатление, будто старый леопард мысленно ступает по тонкому льду – до того тщательно он подбирал слова. – Сначала… В начале… ну, да, ну, да… Ведь наше одиночество должно быть как-то оплачено… гарантировано, в конце концов. Но произошло другое… К тому же, обстоятельства указывают на скорое и необратимое решение, и мы не можем расстаться с…

Он забормотал, вновь теряя нить:

– Когда мы увидели ваши величества в жаркий час, идущими так одиноко… Моё сердце…

И он вскрикнул, хватаясь за портупею:

– Во имя Той, что сотворила человека по образу и подобию нашему! Поверьте мне, государь, ибо душа вашей спутницы уже да, да, поверила!

Веда кивнула.

– Да, я сразу догадалась.

Шанаэль зыркнул на ветку.

– Госпожа, – обратился он к Веде, – вы всё ещё не можете отказаться от мысли, что… царственное чадо… та штука… в общем, дурак и неуч Гарама прав – и, увы, прав, стократно: её нету.

– Клянусь Адом, в который я спускалась, – сказала Веда, – та штука есть. Но причём тут?

– При том, – вмешалась Сари, прыгая с ветки на паркет, – что через полмесяца тут не будет ни той штуки, за которой послали вас глубокомысленные монастырские кретины… и вообще ничего, ничегошеньки.

Веда помолчала и во второй раз спросила:

– В чём дело?

Шанаэль обрадованно поклонился ей и отверз уста, но вместо каких-либо объяснений раздалось кряхтение. Все посмотрели на Гоби, который, сидя на задних лапах, заговорил:

– Дело в том, что господин дракон необыкновенно опасен и может в один присест сжечь Ловарню. И всё же он никогда этого не сделает.

Гоби ни на кого не посмотрел. Шанаэль уронил лапы и прошептал:

– Это ошибка, мой друг.

Всеволод нашёл его взгляд и заметил:

– Так вот, как вы цените жизнь её величества.

Шанаэль в отчаянье прорычал что-то и жалобно мявкнул:

– Нет! Нет, государь! Это всё слова… и слова добрейшего старика!

Веда взглянула на дракона.

– Я становлюсь тебе обузой?

Всеволод услышал сдавленное шипение – это был Сахира. Богатырь припал на передние лапы и фукал, как перепуганный котёнок. Всеволод повернулся, и на миг его взгляду представился фантом, чудовищное видение.

Неизвестное разевало рыбью пасть, серые, текучие, как вода, лапы простёрлись… Тут же видение сгинуло, и на пол обрушилась, заняв горницу до самой стены, акула. Её плавник упирался в верхние сучья дерева. Она изогнулась, круша ветки и, раскрыв пасть, издала низкий тонущий вой, затем, невероятным усилием встав на хвост, захватила зубами ствол. Дерево заскрипело, заболтались хозяйственные принадлежности на верхних ветках. Челюсти сошлись и разомкнулись. Упала подушечка с иголками. Дерево повисло в воздухе, купол беззвучно покрылся трещинами, как стекло. Акула дёрнулась, высвобождаясь, и ощетиненным зубьями боком проехалась по стене, круша древесину.

Веда стояла у стены. Она пробормотала: «Увлеклась».

Гоби посмотрел на могучий пень с обглоданными неровными кусками коры, потом закинул голову и, шевеля усами, вгляделся в голубую дыру потолка. Обратившись всем корпусом в сторону Веды, отнюдь не с показной почтительностью проговорил:

– Это убедительно, ваше величество.

Сари измерила взглядом болтавшийся в воздухе по гипотенузе ствол, коротко взвыла и добавила:

– Бессовестная.

Она пнула лапой продолжавшего шипеть и пялиться Сахиру.

– Молчать! – Горестно рявкнул на неё Шанаэль.

Сари покачала головой, её глаза сузились лезвиями. Она уставила эти лезвия в бывшую стену своей гостиной.

– Думаешь, я не знаю, что это за два слова ты ему сказала.

Веда пропустила реплику мимо ушей и принялась извиняться за причинённый убыток с известным самодовольством.

– Что это за два слова? – Недоумённо промолвил Шанаэль.

Сари подбоченилась.

– А ты бы больше, старый кот, зевал.

Она вздохнула.

– А всё-таки вам не уйти… Бессовестная, бессовестная сломала моего доброго Кусеньку.

Шанаэль зарычал на неё. Сари захихикала:

– Старая дуэнья может себе позволить, милый мой Шанаэль.

Всеволод вопросительно взглянул на неё.

– Ловарня закрыта изнутри очень надёжно. – Ответила она вполне вежливо на этот взгляд. – И вы сами это сделали… государь.

– Я?

Сари, хмурясь, спросила у Шанаэля:

– Он ведь выиграл партию, ты сказал?

Шанаэль молчал. Собравшись с духом, он просительно напомнил:

– Сир, биллиард. Вы изволили вкатить, ежли помните… Помните?

– Ты играл на биллиарде?

Всеволод кивнул Веде.

– Ну, вы даёте. – Легкомысленно заметила Веда.– Ваше величество изумляет меня.

– Словом, мы под замком. – Добавила, скорее, в ответ на свои мысли Сари.

Тон у неё был безрадостный.

– Мы в безопасности… И на сей раз у нас есть… (она произнесла слово на родном языке, и все присутствующие склонились, глядя на гостей).

– Что?

– Заложники. – Весело сказала Сари. – Ты ведь другого не понимаешь, и мне придётся с тобой повозиться, чтобы ты стала, хоть немного, похожа на Ту, за Которую тебя принимают легковерные эти.

Шанаэль заворчал.

– А ведь Лео, сестричка моя, могла бы тебя предупредить.

Веда выгнула губы.

– Вот как… Могла бы… Глупейшая из моих подданных, ты, выжившая из кошачьего ума, раз она не предупредила, значит, не надо было.

– Гм. – Отозвалась Сари. – Ты не самая глупая из королев.

– Дзякую.

– Да не за что.

– А много ты их видела?

Сари холодно ответила:

– Вижу сейчас.

Слабый голос из тёмного угла позвал:

– Именем Неба…

Они все посмотрели на выкарабкивающегося из путаницы ветвей Григория. Вид у пастыря был помятый. Сари хмыкнула.

– Хвост на месте? – Грубо пошутила она.

Пастырь оглядел себя безумными глазами.

– Я служу не Ловарне.

– Это мы знаем. – Сказала Сари.

– И вот именем Того, Кому я служу, я требую пропуска для обретённых.