Книга Бессонные ночи - читать онлайн бесплатно, автор Александр Назаров
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Бессонные ночи
Бессонные ночи
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Бессонные ночи

Александр Назаров

Бессонные ночи

Предисловие

Приветствую тебя, дорогой читатель. Перед тобой книга о потерянных людях, о людях, что ищут свой путь в этом мире. Это книга целиком погружает в тяжелое моральное состояние главного героя. Поэтому перед тем, как начинать повествование, я хочу прояснить некоторые моменты: эта книга не является попыткой ”поныть о жизни”, тем более не является исповедью. Это картина мировосприятия человека, который запутался в себе. Поэтому не стоит воспринимать всё, что описано в Бессонных ночах, как истину об этом мире.

Надеюсь, я не создал у тебя впечатления, что впереди тебя ожидает только монотонный мрачный текст. Нет, думаю, это не так. Бессонные ночи – это в первую очередь эмоциональные качели. В них есть место как грусти, так и драйву.

Перед тем, как начать чтение этой книги, рекомендую тебе ознакомится с предыдущим произведением в этой вселенной, рассказом “Распадаясь”. В “Бессонных ночах” существует довольно много упоминаний событий, произошедших в рассказе “Распадаясь”. Не зная, о чём идет речь, можно счесть некоторые элементы повествования ненужными и не понять их влияния на сюжет этой книги.

На этом всё. Не люблю долгие предисловия в книгах, да и тебя задерживать не желаю, дорогой читатель. Вместо этого, желаю тебе приятного чтения!

1 ночь

Не успел, не добежал. Буквально пару секунд не хватило. Вот так, теперь замерзну насмерть. А вокруг дома, там тепло, но мне нельзя, спешу. Ветер отгибает проржавевшие листы остановки, а затем врезается в плоть, заставляя кости внутри дрожать. Не так я бы хотел умереть. В такой смерти нет ничего интересного. Но я стою и замерзаю на тёмной остановке.

Ниже по течению Города искусственными огнями сияет гигант – Иггдрасиль, наш венец, наша гордость. Древо мира, воплощённое в небоскребе. В зеленом свете дирижабли, кружащие вокруг него, предстают широкой кроною. Даже само небо в центре города светиться зеленым светом. Если бы я сказал человеку прошлого, что в будущем небо будет светиться по ночам, да еще и зеленым, то меня бы приняли за сумасшедшего. Тем не менее, сейчас окрашенное ночное небо стало обыденностью. Свет придает Иггдрасилю некую необъятность.

А я тут, маленький, тонкий стебель, который от холода хочет кусаться. И умудрился же я на пару секунд опоздать на прошлый трамвай! Справа от меня стоит женщина на полторы головы выше меня в длинной пушистой шубе. Хочется с головой зарыться в неё и просто посидеть там, в тепле. Гоню от себя эту мысль. Из тьмы подворотни засверкали хищные кошачьи глаза нового трамвая. Людей внутри мало, большая часть уехала на прошлом. Хоть что-то радует, там бы пришлось ужиматься до такой степени, что под давлением тело бы превратилось в уголь, а он в свою очередь – в алмаз. Грохоча, трамвай двинулся в путь.

Станция, остановка, станция. Остановка затянулась. Вижу, машинистка вышла куда-то наружу. Подхожу к ней:

– Почему мы остановились, что случилось?

– Впереди авария, – ответила машинистка, – там полиция, зафиксируют все и уедут. Подождите.

– А долго?

– Кто знает? Иногда минут две, иногда на пол часа затягивается. Скажите спасибо, что не на мосту. Тут, если хотите можете выйти, там бы надолго застряли.

Так, времени ждать у меня нет, делать нечего, пойду пешком. Выпрыгиваю в сугроб и дохожу до тротуара. Снег попадает ко мне в сапоги, и к ступням спускаются тонкие струйки талой воды. На ногах образуется обруч холода, который со временем начинает ощущаться как раскаленные кандалы. Скоро я оказываюсь прямо на месте аварии.

От вида места происшествия меня бросает в холодный пот. В трамвай с горки на полной скорости врезался грузовик, он превратил заполненный до отказа людьми трамвай в консервную банку с мясом, сам же он влетел в здание, где разрушил магазин и застрял внутри. Холодок пробегает у меня по спине. А ведь я мог ехать на этом трамвае. Буквально пять секунд отделило меня от того, чтобы превратиться в фарш. Десятки людей, у которых были свои жизни, свои дела нынче стали одной ужасающей кровавой массой. Сам трамвай неестественный образом перекосило, он стал напоминать странного хтонического монстра.

Так странно. Когда читаешь книгу или смотришь фильм, где смерти и убийства – это регулярные события, задаешься вопросом, а что ты будешь чувствовать, когда увидишь смерть вживую, как бы парадоксально это не звучало? Я думал, меня будет тошнить или я буду бояться. Но ничего из этого не просыпается в душе моей. Помню, в детстве я один раз шел в больницу с утра пораньше. Вижу, в траве у дороги что-то валяется. Это было тело мужчины: голова его была неестественно повернута, а на затылке виднелся кровавый пролом. Это была моя первая и единственная до сегодняшнего дня встреча со смертью. Но я просто смотрел на мертвого мужчину, ничего не чувствуя. Передо мной лежал уже не человек: лишь груда белков, натянутая на минеральный скелет. То, что когда-то жило, чувствовало, мыслило исчезло в неизвестном направлении.

То же происходило и сейчас, но с единственным отличием, осознанием, что я сам ныне мог быть частью безликого фарша. Мысль это не дает мне покоя на протяжении остального пути. Что прямо сейчас отличает меня от бездушного трупа? То, что мыслю? Машине с отказавшими тормозами было бы все равно. Мне кажется, для природы мы все одинаковы, что живые, что мертвые. В один момент привычная дискретность бытия пропадает из моего разума, я чувствую, что являюсь частью разбитого трамвая и людей в нем.

Сегодня в театральном кружке, расположенном в одном из бывших складов крепости Нордштадт, ныне института, читаем крайне утомительную пьесу. Автор решил не заморачиваться и не создавать красивых предложений. Он просто создал длиннейшие монологи, состоящие из не отличающихся друг от друга фраз. Пьеса таким образом превратилась в ужасающую по своей скукоте мантру:

– Вы должны понимать эту конструкцию. Конструкция эта необычная. Когда я впервые осознал эту конструкцию, я сначала даже не поверил, что такая КОНСТРУКЦИЯ возможно, – во мне было два желания в момент чтения: рыдать и смеяться, – всё я не могу. Автора заклинило что ли? Он не мог хоть одного синонима, черт его побери, подобрать?

– Ты не понимаешь, – говорит сидящая рядом со мной девушка, – так автор передает уникальный стиль речи и характер героев.

Я не понимаю, она сама прикалывается, или, не дай бог, говорит об этом в серьез. Вижу, что некоторые согласны со мной, а некоторые с ней. Вот она – малая гражданская война из-за ерунды.

– Ты шутишь? Тут все так говорят! Вот слушай: я не хочу, чтобы дети умирали с голоду, я не хочу, чтобы права человека ущемлялись, я не хочу, чтобы мой завтрак был холодным (как это связано?), я не хочу, чтобы мои дети чувствовали себя некомфортно на родине, я не хочу, чтобы…

Нарочно я читаю этот монолог на пол тысячи слов полностью. Под конец я начинаю читать каждую фразу с разной интонацией. Меня останавливают:

– Давай просто продолжим дальше, – предлагает наш преподаватель. Я уступаю, но оставшуюся часть занятия мне предстоит просто выживать, слушая и читая эту тягомотину.

После занятия ко мне подходит девушка, которая спорила со мной до этого:

– Вот теперь-то ты понял? Каждый из героев твердит безостановочно о своем. Да, все они обсуждают одну важную проблему, но одеяло перетягивают на себя.

– Зачем для этого многоэтажные монологи? Краткость сестра таланта. В историю входят авторы, что одним предложением, одной фразой способны разжечь сердца. А в воде этой пьесы можно утонуть.

– Тогда каждое произведение превратится в эпитафию. Как будто у автора есть всего пара секунд, чтобы сказать что-то умное, пока он не испустит дух. В любом случае, тебе нужно уметь втягиваться в любую роль, в любую пьесу, пускай она тебе не нравиться, – в последних словах её слышаться мне нотки упрека.

– Ты сомневаешься в моих способностях?

– Я такого не говорила, но сегодня ты был умирающим лебедем.

– А мог бы быть и вполне себе мертвым. В любо случае, если понадобится, я сыграю даже пророка выдуманной шизофреничной религии и даже найду последователей.

– Было бы интересно посмотреть, если хочешь, можем заключить пари, но да ладно, мне пора. Бывай

– Увидимся.

Прохожу мимо зеркала, смотрюсь в него и думаю, когда я стал таким ублюдком? В последнее время на каждый упрек реагирую болезненно. Чувствую себя до невозможности нервным, надо сбить стресс, развеяться что ли. А не сходить ли мне в бар? Выхожу на улицу и обнаруживаю, что ночь опустилась на город окончательно, а значит, он сейчас вспыхнет. Буквально через минуту, как по команде, улицы одна за другой загораются неоновыми огнями. Весь центр города заливает приятным оранжевым светом. Дальше так называемой зоны благополучия свет слабее и более прерывист. Он буквально образует лабиринты темноты в дворах. Еще через несколько улиц стоит стена мрака: деревни, где освещения не было и в помине. Там до сих пор абсолютная ночь, иногда я даже завитую той темноте. Здесь же небо пылает.

Неспешно иду по улице, глазами выискивая бар, в котором я еще не был. Тошно уже от привычных мест, видеть их не могу. Впереди меня идет мужчина в длинном черном пальто, голова его слегка наклонена вниз. Когда я проходу мимо него, по моем позвоночнику пробегает странное чувство, оно слабым потоком поднимается к голове и буквально говорит мне: “ты знаешь человека сзади”. Слегка вздрагиваю толи от этого ощущения, толи от резкого порыва ветра. Оборачиваюсь. Мы с мужчиной пересекаемся взглядами, я узнаю его.

– Герр Бауэр, здравствуйте! Сто лет вас не видел, – говорю я своему бывшему учителю, которого я и правда не видал так много времени. Чувствую радость от встречи, мне сейчас действительно надо поговорить с понимающим человеком. Столько всего надо ему рассказать.

– Приветствую, Шольц, рад тебя видеть. Как вы?

– Знаете, меня только что чуть не сбил грузовик, трамвай передо мной попал в аварию, выживших нет.

– Что же, тебе повезло, я рад за тебя. Слышал про Иммермана? Он отправился в горы с геологической экспедицией. Я счастлив, что мой ученик стал заниматься научной деятельностью. Всегда им гордился. Только подумай, человек всегда был верен своему пути и всегда тянулся к знаниям.

Я хотел выговорится, а мне опять начинают рассказывать про моих успешных ровесников. Так каждый раз, столько всего хочешь сказать человеку, а он начинает тебе рассказывать совершенно про других людей, пускай даже твоих друзей. Неужто средние ученики для них вообще не существуют? Всегда так было. Раньше Бауэр только и болтал что о Шнайдере и Раэ, его “самых лучших учениках”, великих умах, которым суждено изменить мир. И что мы имеем в итоге: Лилиан Раэ мертва, а Ганс спился. Мне хочется в душе позлорадствовать, но как только мысль об этом мелькает у меня в голове, все нутро мое сворачивается, и привычная печаль заполняет его. Даже вспоминать не хочу, это было так давно.

– Мне налево, – вдруг говорит Бауэр, – мой дом буквально в двух шагах.

– Тогда до свидания, – говорю ему я и в задумчивости иду дальше.

Неожиданно сильный порыв ветра толкает меня вправо на перекрестке. Он буквально разворачивает меня. Что же, кто я такой, чтобы противится ветру? Пойду направо, вдруг что-то интересное увижу. На небольшом возвышении прямо перед входом в портовый район разместилось старое здание, похожее на монстра из дерева и затонированного стекла. Изнутри доносится монотонная музыка, что со временем превращается в белый шум в моей голове.

Зайти туда? Почему нет. Как только я открываю дверь, в нос мне врезается запах пота и духов. Освещения в баре почти нет, а все стены обклеены черными обоями. Мебель обшита черным бархатом. Кажется, люди здесь любят черный цвет. Обычно его ассоциируют с чем-то мрачным или зловещим, но здесь он неожиданно приобрел для меня странный смысл: во мне родилась ассоциация с покоем или забвением. Захожу и вещаю пальто на крючок.

Кажется, это было как раз тем, что нужно. Заказываю виски и жду. Через минуту передо мной появляется стакан, большую часть объема которого заполняет кубическая ледышка. Само виски где-то на дне, постепенно растворяет в себе лед. Делаю глоток. Ну и дрянь. Как люди пьют такое? Совсем отвык от алкоголя, закашлялся. Бью себя в грудь кулаком. Надо выйти и отдышаться, срочно.

На улице меня пронзает порыв ветра. Понимаю, что забыл пальто внутри. Но мне даже нравится это сейчас. Пару часов назад я был готов отправится в ад, лишь бы было потеплее, а сейчас наслаждаюсь холодом. Мозг мой пребывает в некой прострации. На душе все еще погано, но на мгновение мне становится все равно, словно ветер забрал часть разума. Поворачиваю взгляд и вижу следующую картину: какой-то громила с ножом прижал к стене мужчину. То, что я вижу, вводит меня в ступор, я замираю, не зная, что делать. До моих ушей доносится их спор:

– Ты за слова ответишь, предатель, – кричит громила. Кажется второй совершенно не боится.

– Только ножом и умеешь орудовать. Вот так всегда, начинаешь вполне обычный спор, а заканчивается все поножовщиной. Не умеют люди воспринимать критику.

– Сейчас языка лишишься. Ну, я дам тебе шанс спастись. На колени!

В друг, где-то на другой стороне моего черепа появляется желание, чтобы он меня прирезал, плоть захотела почувствовать в себе металл, почувствовать, как через дыру в теле уходит уныние. Усталость бывает и не к таким мыслям приходит. Делаю шаг вперед, другой, третий. Вот я уже впритык к ним, но они меня не видят. Кажется, между спорящими такое напряжение, что вот-вот заряд пробьет молнией, и оба мужчины вспыхнут. Два фонарика во тьме. На секунду я перестал себя контролировать.

– Пшел вон от него, – вырывается из моего рта не мой голос, такой спокойный. Спокойствие в голосе, вот, что может выбесить психов.

“Я не хочу умирать, не хочу ни за кого вступаться. Нет, зачем мне это делать” – думаю я про себя, но тут другая мысль перекрывает все мои панические размышления – “Ты должен был быть в том трамвае”.

– Еще один нацик, – оборачивается ко мне мужлан с ножом. Погодите, что, “нацик”? Я заступился за нациста?

– Я не нацист, – почему я оправдываюсь? Нахера?

– Так и я тоже, – вступается мужчина, до этого прижатый к стене.

Кажется, я перевел внимание психопата на себя. Он двигается в мою сторону, держа нож наготове. Вдруг моя рука выхватывает перчатку из кармана и бьёт по ножу, который вылетает от удара и падает где-то в сугробе. Вижу испуганное лицо нападающего и удивленное лицо другого мужчины. Да я и сам удивлен не меньше их. Кажется, мне повезло, и на моей стороне сейчас эффект неожиданности. Идем ва-банк, становимся психопатами!

– Ты вызываешь меня на дуэль?! – кричу я, – давай, нападай, посмотрим, на что ты способен.

– Да идите к черту! – он быстрыми движениями скрывается за углом дома. Кажется, он решил сбежать.

Подхожу к парню, на которого изначально было совершенно нападение.

– Ты как?

– Да ты псих, – говорит он с улыбкой, – мое уважение.

– Я сам не до конца осознал, что сделал, – говорю я и упираюсь спиной в стену, – словно выпал из реальности на секунду, будто больше не хотел жить. А потом рука сама дернулась и спасла меня. Не поверишь, сейчас такую эйфорию чувствую.

– Понимаю тебя прекрасно: жить осталось несколько секунд, а у тебя есть всего четыре слова перед вечностью. Если бы ты знал, что вот-вот умрешь, какие бы четыре слова ты сказал?

– Это какой-то мысленный эксперимент?

– Ни какой-то, а вполне конкретный, – улыбается он, – так какие?

– Не знаю, не нахожу таких слов. Мне бы хватило и трех, наверное, или даже двух.

– Нет, эксперимент состоит именно в том, чтобы слов было четыре.

– Пока не отвечу тебе, подумаю.

– Что же, ладно. В любом случае, спасибо за помощь. Спас, а сам не знаешь кого.

– Представься, буду знать.

– Конрад Ньюман. И знай, я не какой-нибудь там нацик. Просто, скажем так, лицо, не равнодушное к делам в государстве. Видишь, к чему приводит забота о родине?

– Извини, мне сейчас совершенно не до политики.

– Оно и понятно, тебя чуть не убили только что.

Когда Конрад произносит эти слова, меня пронзает поток холодного ветра. Растираю плечи руками.

– Ты бы хоть куртку надел, простудишься, – Ньюман говорит это в явно шутливой манере, пародируя родительские нотации.

– Переживу.

– Это ты сейчас такой смелый, бесстрашный “самоубийца”. А завтра у тебя будет болеть спина и горло, глаза будут слезиться, а нос потечет. Тебе оно надо?

– И то верно, рано умирать. Зайдем внутрь?

– Ты иди внутрь, а я пойду своей дорогой, – отвечает он, – мне надо спешить. Предлагаю встретиться здесь позже и отметить знакомство и спасение.

– Давай через недельку, у меня как раз время будет.

– Сойдет, – говорит он и быстрым шагом уходит. На секунду мне кажется, что я его уже где-то видел, но я не могу понять, где.

Оставшуюся ночь, вплоть до трех часов, когда бар закрывается, пью разные коктейли. Все никак не могу опьянеть. А может быть некоторые люди просто одинаковые в обоих ипостасях и даже не чувствуют, что пьяны? В один момент со мной чуть не происходит очередное приключение.

Играет музыка, люди танцуют. Смотрю на них и грущу: может тоже потанцевать? “Один? Ты дурак что ли?” – спрашиваю я у себя. С лева от меня сидит премилая девчушка, которая выглядит довольно веселой. Но не танцует. Может пригласить её на танец? Почему нет, это будет неплохо, да и вряд ли она откажется. Какое-то время ломаюсь, но в итоге решаюсь. Однако перед тем, как произнести первое слово, во мне неожиданно все внутри обвалилось. Некая сторона меня будто бы возопила, что не надо этого делать. Словно я пожалею о том, что скажу, причем очень сильно. Нет, не могу, не буду.

Ровно в тот момент, когда я решил для себя, что все же не буду звать её на танец, она встает на костыли и уходит из бара. Я сижу ни жив, ни мертв. Если бы я действительно пригласил её, то умер бы на месте, осознав, что сделал. Внутри меня холодеет. Еще немного бы и всё…

Ночь на удивление теплая. На улице никого. Не спеша возвращаюсь к себе домой под самое утро, после чего падаю лицом в постель. Заинтриговал меня этот Конрад Ньюман. Кто он и что несет за собой? Мне было плохо. Последние месяцы мне было очень плохо и скучно, скучно жить, скучно идти дальше. Хотелось просто некого покоя и забвения. Но сейчас, что-то заинтересовало меня. Боюсь. Как бы не разочароваться вновь. Мысли. Они текут через голову куда-то вниз, под землю, утягивая меня в темноту. Не могу думать. Спать.

2 ночь

Всю остальную неделю я провел на измене. Ходил по улицам и озирался, вглядывался в лица прохожих. Такое бывает, когда знакомишься с интересным человеком: тут же начинаешь искать его в толпе людей, ожидая случайной встречи на улице. Так и случилось с Конрадом. Однако встретить мне его не удалось. Сколько бы я ни напрягал зрение, сколько бы лиц ни осматривал, его не увидел. Мимо шли толпы, носились машины, создавая завесу выхлопных газов. Дни были серые. После случая с сумасшедшим, что чуть меня не зарезал, я начал опасаться. Сам не знаю чего. Толи того, что он меня подкараулит и зарежет, толи того, что таких как он может быть много. Во внутреннем кармане пальто стал носить с собой кухонный нож. Так спокойнее. В груди моей билось чувство предвкушения заветных выходных, дабы вернуться в тот бар. С ним прошел я через всю эту неделю, не замечая ничего, пропуская информацию сквозь себя навылет. Но время пришло.

Воздух стал чуть теплее с прошлой пятницы. Ветер снова подгоняет меня к бару. Повинуясь ему, я словно плыву по течению невидимой реки, плыву, посылая взгляд в пустоту. На улице никого, лишь я. Быть может, вокруг меня сейчас идут люди, но я их не вижу и не слышу, что мне до них? Они, их мысли и устремления стали шепотом среди мертвых деревьев.

Небо разделено напополам. На востоке темно до невозможности, только блеклые звезды видны в небе. На западе облака стелются бордовым фронтом. В один момент мне кажется, что я пересекаю не пространство, а нечто большее, но уловить мысль или сформулировать её. Передать бы эту картину в фильме. А зачем? К черту, не выйдет нафига. Красивое небо. Любое небо красивое; зачем другим твой небосвод? Передай свои чувства. Они тоже никому не интересны, ты придаешь им слишком много весу. Ведь вся эта история была бы отличным сюжетом для киноленты, не зря же учился? А если зря? На кого я учусь и зачем? Ведь ты мог окончить свою карьеру в трамвае. Было бы забавно. Нет. Вот, передо мной дверь бара, и я спасен от мыслей.

Сегодня здесь меньше народу, чем в прошлый раз, так даже лучше для меня, не люблю переполненных мест. Сажусь за стойку. Разглядываю полки, уставленные бутылками, содержащими всевозможные виды алкоголя. Не могу выбрать.

– Налить что-нибудь? – вдруг спрашивает бармен.

– Не знаю… что у вас есть? – рассеяно отвечаю я, а сам обвожу бар взглядом в поисках Конрад, – давайте начнем наше паломничество с чего-нибудь полегче.

– Паломничество? Ни слова больше. Посмотрим, правильно ли я понимаю ваше настроение.

– Делаете коктейли под настроение?

– Именно, – говорит бармен с улыбкой и начинает свое таинство.

Первый пошел. Второй. Я – машина, работающая на алкоголе. Мое тело – реактор. Я – паломник городской бездны. Конрад все не идет и не идет. Выхожу на улицу, там его нет: ни тени, ни звука, лишь яростные огни Иггдрасился вдалеке. Вечный памятник человечества. В небоскреб стреляли из артиллерии, люди умирали прямо в офисах здания от чумы спустя несколько десятков лет после войны. А после у стен этого здания были расстреляны люди, начавшие последнюю войну. Но Иггдрасиль все стоит. Нет, никогда не падет Иггдрасиль. Лишь вокруг будет вырастать груда трупов наших тел, покуда не проглотит его.

Возвращаюсь внутрь. Внутри растет странное настроение. Словно ком чувств поднимается от желудка, хочет быть извергнут, обратиться в слова. Но некому слушать. А зачем исторгать слова, придавать им форму, когда некому услышать? Сказать бармену? Нет, еще за сумасшедшего примет, выставят. Да и неинтересно ему это будет. Да в принципе никому. Все сидят тут, улыбаются, болтают ни о чем. А глаза-то пустые, без эмоций.

Вдруг на соседний стул садится девушка. Видимо, я был слишком погружен в свои мысли, что не заметил, как она вошла. Её светлые волосы растрепаны, одета она в черную рубашку и черное платье, одна рука перемотана бинтами. Я вижу, что глаза её заплаканы. На секунду наши взгляды пересекаются, и я поражаюсь тому, насколько глубоки её очи, насколько полны они печали. Если бы Бог увидел эти бы глаза… он бы повесился.

– Кто тебя обидел, душечка? – спрашивает у неё бармен, – Что приключилось в жизни твоей.

– Не жизнь это, а чан с дерьмом. Просто Ад, – коротко заявляет она.

Мне словно ударяет в живот кулаком. Чувство, что взращивалось во мне в последние минуты, чувство, что смешалось с актерским пари, заключенным на прошлой неделе, словно обрело тело, страшное, многорукое. Схватило меня за шею, за легкие, за сердце. Оно начинает водить меня, управлять словно марионеткой. Вот кто должен меня услышать. Она поймет меня, ведь она тоже страдает. Иначе и быть не может.

– Не Ад – Инферно. Техно Инферно, – вдруг оборачиваюсь к ней я и начинаю разговор. Она поворачивается ко мне. Во взгляде её я не вижу отторжения, лишь заинтересованность. Я продолжаю, – Наша реальность есть Техно Инферно. Мы живем в безжалостном мире техники, денег и музыки. Однако, у нас есть шанс сонастроиться с высшим измерением, подняться над этим миром, стать выше инферно. Через музыку и танцы, через образы и слова. Отойти от всего, что гнетет, сбросить это. Сплести тело и душу в одно кружево. Это искусство, в котором еще никто не достиг вершины, но это возможно, поверь мне. Ну, что хочешь узнать больше?

– В следующий раз, “пророк”, – говорит она со смешком, после чего залпом выпивает коктейль и встает, – сейчас я не в настроении, но и вряд ли буду.

– И не будешь, ведь ты сбросишь все это с себя и не освободишься, пока не начнешь сонастройку, – да что я такое несу? Идиот, безумец. Пора бежать. Нет, раз начал, продолжай, – как тебя зовут?

– Этель Мейер, – говорит она без энтузиазма и тут же уходит.

И вот я остался один. Снова. Сижу в баре, вокруг люди, рядом бармен, но я один. Такое чувство, что на меня только что светил прожектор, но я не смог сказать ни слова, просто что-то промямлил. Какой бред. Зачем я все это говорил? У девушки и так было все плохо, а тут ты со своим полурелигиозным музыкальным бредом. Молчание настолько неловкое, что хочется просто провалится в никуда. Нужно заполнить образовавшуюся внутри пустоту. Коктейль. Еще один. В один момент ко мне приходит осознание: ты просадил уже 200 кронмарок. Пора заканчивать.