–Так лечили же, – растеряно произнёс Маслай. – Всегда помогало вроде…
–Несомненно, – так и не открывая глаз, произнесла Осиня. – Это когда ты в нужнике голой жо…задницей на занозу сел, тогда да, тогда помогло. Правда, ты потом в нужник две седмицы не ходил, боялся. Весь скотник у себя загадил…
–В пользу пошло! – огрызнулся староста.
–И то правда, – согласилась с ним знахарка. – Сорник такой вымахал, что под ним от дождя прятаться можно было,…если конечно не вляпаешься ни во что.
Слушая их перебранку, колдун одновременно готовил своё снадобье. Открыв одну из склянок, он осторожно поставил её на стол.
–Мудро, – втянув в себя воздух, согласилась Осиня. – Только одно это не поможет…
–Несомненно, – повторил её словечко маг, улыбнувшись. – Так ведь мы добавим кое-что…
Рядом с первой склянкой, он поставил вторую, гораздо меньшую по размеру, с широким горлом, наполненную ядовито-зелёной массой. Отковырнув пробку, плотно прикрывавшую сосуд, он опустил в него широкую гладко выструганную палочку и, подцепив немного массы, опустил её в глубокую плошку, которую незадолго до этого попросил принести.
–Однако! – открыла глаза Осиня. – Редко встретишь такой отменный гейтарь. Откуда, если не секрет?
–Лоэ, – ответил маг, выливая в чашку красную жидкость из первого флакона. В чашке забулькало, в воздух полетели крохотные брызги, зелёная масса зашипела и стала пузыриться. Однако это продолжалось недолго. Вскоре всё стихло, и в чашке осталась однородная смесь бурого цвета.
–Пусть постоит чуток и потом на рубец тонким слоем,– понюхав содержимое и немного помешав его той же палочкой, сказал новоявленный лекарь. – Раз в день достаточно и так до полного исцеления. А вот это, – он достал из сумки маленький шарик, заботливо завёрнутый в тряпочку,– нарезать мелко-мелко, по одной крупице растворять в воде и давать каждое утро. Первую дозу можно сейчас.
–Палечник. Намного лучше, чем маракой пичкать, – кивнула Осиня. – Я б тоже с него начала, да только нету. И толлей нету, чтоб в Заречье на торговище съездить. Откуда их взять-то, если всё за долги в лавку уходит…
Несмотря на грустный тон знахарки, колдун улыбнулся, словно припоминая что-то. Убирая склянки обратно в сумку, он будто невзначай, поинтересовался у Осини: – А горный мёд можно достать? Ну, чтоб без толлей?
–Да ты что? – гулко рассмеялась та. – Разве ж без толлей горного мёду дос…?
Она внезапно умолкла, так и не договорив и, прищурившись, посмотрела прямо в глаза колдуну. Тот ответил ей спокойным, чистым взглядом, затем еле заметно подмигнул и вновь занялся своей сумкой.
–Скоро вы там? – прохрипела Валваль. – Колдун, помоги! Умираю….
–Раньше времени не сдохнешь! – неожиданно жёстко ответил маг и выпрямился. – Что-то ещё?
–Да…да! – забилась на кровати Валваль и тут же застонала от нестерпимой боли.
– Спокойно, – сказал колдун и, протянув руку над пульсирующим рубцом, медленно повёл ею, бормоча какие-то слова. Когда он закончил, Валваль дышала уже гораздо ровнее, и голос её уже не был таким глухим.
–Пусть все уйдут! – сказала она. – Останетесь только ты, колдун, и староста.
–Что ж,– вставая, заскрипела табуретом Осиня, – я и так тут больше не нужна…
–Подожди,– маг протянул ей склянку с гейтарем.– Держи. Такого даже в Порядье не купишь.
–А ты?
–Ещё есть, – усмехнулся маг.– Да и там, куда я отправляюсь, гейтарь не так дорог.
Прижав склянку к груди, Осиня шагнула было за порог, но остановилась и вновь посмотрела на колдуна. Дождавшись его ответного взгляда, она медленно, с нажимом произнесла, кивнув в сторону вздрагивающей спины Валваль: – Всё правильно! Затем тоже подмигнула магу и добавила: – Сбереги девчонку – то! Ей и так в этой жизни досталось!
Маслай так и остался в уверенности, что Осиня говорила про стонущую лавочницу.
На крыльце Осиня столкнулась с Хмариком, буквально взлетевшим навстречу. За оградой были видны ещё мужики, торопливо шагавшие к дому Валваль.
–Посижу, – сказала себе Осиня и, пройдя под окна комнаты Валваль, уселась на деревянный чурбак, по привычке закрыв глаза. Она не спала, чутко прислушиваясь к тому, что происходило в покоях. А там творилось что-то странное.
–Нашли! – ворвавшись в комнату, Хмарик чуть не сбил с ног старосту.– И Тита и Таверя нашли!
–Где?
–Там же где и рабыню ту, Рини, помнишь? В том же самом месте! И опять зверь! У обоих глотки разорваны от уха до уха. И ещё Нешка с сыном пришли, – зашептал он на ухо старосте. – Говорят Кемач того, помер… и харайшины его тоже.…Вот я и…
–А-а-а! – заорала Валваль, вновь забившись в постели.– Скорее, Маслай! Гони этого в шею! Гони!!!
Хмарик удивлённо посмотрел на молчащего колдуна и сам пошёл к выходу. Прикрыв за собой дверь, он тихо сказал подоспевшим слободчанам: – Заворачивай, мужики! Велено всем проваливать отсюда! Совсем умом лавочница тронулась от такого лечения. Вот тебе и знахарь.…
Раздвинув собравшихся, он пошёл в придомную, а следом за ним потянулись и остальные.
–Мы одни, – подал голос маг, присушившись к удалявшимся шагам. – Так что ты хотела?
–Сейчас, – лавочница приподняла голову. – Маслай, пойдёшь на скотник. Там, в дальнем сарае, за плетёнкой с красницей, дёрнешь сучок в стене. Потом снимешь доски, найдёшь и принесёшь увраж домовой с записями. Всё…
Валваль выдохнула и опять упала на постель. Неуверенно кивнув, Маслай направился туда, куда сказала лавочница. Отодвинув корзину, он подёргал торчащий из стены сучок и услышал, как под полом зашуршала задвижка. Сняв две короткие половицы, староста увидел довольно просторную ямку, заботливо выложенную деревянными же дощечками. Большая книга, обёрнутая несколькими слоями рыбьей кожи, покоилась на дне. Такие были в каждом доме. Увражи хранили всё, что происходило с обитателями подворья: смерти и рождения, радости и горе. По ним можно было проследить жизнь рода от постройки дома, до его продажи или полного запустения. Но занести новую запись в книгу мог только староста. Запись, сделанная другой рукой, считалась недействительной и не признавалась в случае какой угодно тяжбы.
Увраж дома Валваль был ещё не старым. Это подворье было построено Пишотом и именно с него начинались записи. Взяв его в руки, Маслай заметил в глубине укрывища железный сундучок. Посмотрев на него, Маслай заколебался, но пересилил себя, и, уложив половицы обратно, отправился в дом.
–Принёс? – спросила Валваль, едва заслышав его шаги. – Открывай, ищи запись про Мингу. Быстрее!
Лавочнице вновь становилось хуже. К счастью, подоспело питьё, которое обговорил ей колдун. Несколько мучительных мгновений все ждали, пока Валваль примет микстуру. Кое-как выпив снадобье, она уронила голову, терпеливо ожидая пока староста отыщет искомое.
–Вот оно, – медленно произнёс Маслай, отодвинув книгу подальше от глаз. – Читаю: «Минга-дочь Рини, невольницы. Отец неизвестен. Имущество Валваль, лавочницы».
–Меняй,– тяжело дыша, проговорила Валваль.
–Как? – растерялся староста.
–Колдун поможет. Да скорее вы! Меня от твоего зелья, чудодей, в сон клонит.…Эй, кто там за дверью? Принадлежности для письма сюда! Живо!
Маг подождал, пока дворовая девка принесёт требуемое, а затем, наклонившись над указанной старостой строкой, провёл над ней пальцем. Написанное исчезало, будто его и не было на этом месте. Осталось лишь начало: «Минга-дочь Рини…» Это и прочитал вслух Маслай.
–Пиши, – скомандовала Валваль. – «Минга – дочь Рини, знахарки…Что застыл? – прикрикнула она на старосту.– Рини в нашей жизни знахаркой была, точно знаю! Дальше пиши: ….-и Зубаря, вольного слободчанина, мужа Валваль, лавочницы, дочери Пишота». Написал?
Староста старательно выводил кривые буквы. Вскоре он закончил и с огорчением посмотрел на написанное. Свежие чернила сильно выделялись среди остальных записей и закрыть увраж, до того как они высохнут, было невозможно. Даже и потом корявые строчки не походили на другие, были бы ярче и сразу бросались в глаза. Оттого, любой любопытный, сунувший в книгу нос, мог сказать, что запись про Мингу была занесена позже остальных, а значит, подделана. Однако это не смутило чародея. Повернув ладонь, он будто собрал в горсть что-то с книжного листа, и надпись начала стремительно бледнеть, стариться прямо на глазах у Маслая, пока не стала неотличимой от других.
–Всё, – дрожащим голосом произнёс староста. Услышав его, Валваль расслабилась и успокоено забормотала:– Вот и всё, уже всё.… Маслай, ты там распорядись насчёт платы целителю. Денег там, еды… Живее!
Староста направился было к двери, но замялся, услышав слова лавочницы.
–Ну, колдун… выздоровею я теперь, как считаешь? – прерывисто говорила Валваль.– Уеду… отсюда, сойдусь с крепким купцом,… нарожаю детишек…
Она говорила всё медленнее и медленнее. Было заметно, что забытьё постепенно овладевает ей, даёт временную передышку её израненному телу и измученной душе. Но колдун не дал ей сразу провалиться в спасительный туман беспамятства. Расслышав последние слова лавочницы, он с неприятной ухмылкой произнёс: – Насчёт детей, ты ошибаешься, Валваль! Ни будет их у тебя, хоть здесь, хоть за сотни вёрст отсюда! Раньше надо было думать, когда безвинную душу из себя травила!
– А… – будто задохнулась Валваль. – И это знаешь.…Ну да, ты ж от них… Ты уж попроси, что б простили! Хорошенько попроси!! Так, чтоб поверили!!! – выкрикнула Валваль и, обессилев, обмякла, провалившись в глубокий, лихорадочный сон.
Ничего не понимая, Маслай переводил недоуменный взгляд со спящей лавочницы на спокойное лицо колдуна. – Про кого это она… – начал он, но чародей бесцеремонно перебил его, не обратив внимания на потуги старосты:
–Позови кого-нибудь. Пусть ей спину смажут, пока спит. И не забудь увраж на место вернуть. А мне пора…
–А как же лечение? – затоптался нерешительно Маслай. – Вдруг ей хуже станет?
–Не должно, если всё правильно делать, – мотнул головой колдун.– Знахарка ваша проследит.
–Проследит она… – недовольно протянул староста и самокритично добавил. – Это ж тебе не занозу пользовать…
Колдун, внимательно посмотрел на него, подошёл и, взяв одной рукой старосту за пояс, резко придвинул к себе. Его чёрные глаза уставились на Маслая, и тот почувствовал, как у него начали подрагивать ноги, а внизу живота внезапно появилась срочная потребность выйти до ветра.
–Знахарка ваша очень сильна, – медленно проговорил чародей. – Ей место не в вашем захолустье, а в большом городе. Осини просто помогать надо, травы собирать, покупать ингредиенты разные, снадобья готовить. Вот ты, как староста, этим и займись. А я навещу её как-нибудь, поговорю,– с нажимом произнёс он, чуть ли не в ухо Маслая.– И если увижу, что всё по– прежнему…
Колдун оттолкнул старосту и тот, не удержавшись на ногах, уселся на табурет. Маслай не видел, как маг покинул комнату. В его ушах всё ещё стояли последние слова знахаря-чудодея, а перед глазами стояла картина, видимо, тоже навеянная колдуном. В ней старосте отводилась очень незавидная роль, он даже машинально схватился руками за уши, которые в его видении чернели и отваливались ему под ноги. Постепенно морок исчезал, но и того, что увидел Маслай, ему вполне хватило. Несколько раз глубоко вздохнув, он поднялся на дрожащие ноги и, взяв увраж, поплёлся к выходу. Поймав в соседней комнате служанок, он передал одной распоряжение колдуна, а второй велел отблагодарить знахаря. В другое время Маслай вряд ли кому доверил копаться в закромах лавочницы, но здесь был особый случай. Всё ещё полностью не придя в себя, староста вышел на скотник. Привычно проигнорировав нужник, он облегчился прямо за углом, и, завязывая пояс, побрёл к дальнему сараю. Там никого не было и, вынув доски, Маслай уже было положил увраж на место, но таинственный сундучок притягивал его взгляд. Ещё раз оглядевшись, он, кряхтя, встал на колени и вытащил скрыню на пол. Сундучок был заперт лишь фигурной задвижкой и, отперев её, староста открыл крышку. Перед ним оказалось разделённое на две части нутро. В каждом из отделений лежали свитки. Взяв один из них, староста развернул его и увидел чёткий почерк Шичи. Свиток содержал сведения об имуществе Валваль. В остальных было то же самое. Положив их на место, Маслай вытащил свиток из другого отделения. Написанное там, заставило его нервно сглотнуть. Это была «хвостовая» – список должника с проставленными суммами долга и заложенными в лавке вещами. Лихорадочно выхватывая и разворачивая свитки, Маслай, наконец, нашёл, что искал. Это была его «хвостовая». По ней третья часть собранного им урожая в течение двух лет отходила лавочнице. Там же был полный перечень угодий старосты, его домашней скотины и утвари. Сминая и комкая пергамент, Маслай запихал свиток себе за пазуху. Опустив крышку, он собирался поставить сундучок в укрывище, когда услышал хруст. Поняв голову, он увидел давешнего мальца, сообщившего ему о колдуне. Тот сидел на длинном, вытянутом вдоль всей стены высоком ларе с фуражом для скота и, болтая ногами, с удовольствием грыз крутобокую, наполненную соком красницу.
–Хреновый из тебя воришка, – с набитым ртом сообщил старосте мальчуган и, спрыгнув с ларя, подошёл к стоящему согнувшись Маслаю.– Первый раз, что ли? – сочувственно спросил он.
Маслай неуверенно кивнул.
–Кто ж так тырит? – возмутился малец. – По одной ты до ночи таскать будешь.… Бери всё разом, пока хозяева не видят!
Словно во сне староста снова достал скрыню и, взяв её под мышку, направился к выходу.
–Стой, дурак! – догнал его детский голос.– Сундук-то тебе зачем? С ним спалиться проще, его ж хозяева в первую очередь хватятся, а так стоит он и стоит. Надо хватать то, что внутри хранится! – авторитетно добавил малец.– Давай шустрей, я помогу…
Посмотрев на него, староста поставил скрыню на пол и, открыв крышку, стал осторожно вынимать из неё свитки. Мальчишка не отставал, зачем то, разворачивая каждый пергамент и даже порой вырывая свитки из рук Маслая. Как-то между делом, все хозяйственные записи скопились в его руках, а «хвостовые», за исключением одной попали за пазуху старосте. Наконец, они прекратили своё занятие. Довольно кивнув, мальчишка сообщил стоящему Маслаю: – Похож, всё взяли. Глянь-ка, на скотнике никого нет? Тихо только!
Маслай осторожно подкрался к двери и выглянул наружу, оттого и не увидел, как странно повёл себя его нежданный помощник. Быстро запихав за пазуху несколько свитков, малец сложил остальные в скрыню и закрыл её на крючок, после чего шёпотом окликнул старосту: – Ну, что там? Пусто? Это хорошо, это нам повезло! Так, давай сундук на место…теперь увраж клади. Доски эти, что ли? Тоже на место их…Чего говоришь? Сучок повернуть надо? Так верти! Плетёнку, плетёнку не забудь сверху поставить. Т-а-ак.…Ну, вроде всё,– малец удовлетворённо отряхнул ладони и недоумённо уставился на старосту:– Чего застыл-то?! Бежим!!!
И Маслай побежал. Побежал так, что мальчишка даже опешил в первые мгновения. Высоко подбрасывая колени, хрипя, староста нёсся по скотнику, напоминая старого рогаля, выведенного на улицу и внезапно вспомнившему молодость. Под ногами хлюпал навоз, он дважды упал, но упорно вставал и продолжал своё паническое бегство. В глазах уже мутнело, когда он увидел, обогнавшего его мальца, заботливо раздвинувшего перед старостой две доски в тыне. К ним и устремился Маслай. С трудом протиснувшись, сильно ободрав себе плечи и щёку, староста тут же уселся на землю. Ноги не держали, сердце готово было выскочить из груди. Ему не хватало воздуха, в глазах прыгали «мушки», но он разглядел заботливо разведённый костерок. Возле него уже припрыгивал малец.
–Кидай! Сюда всё кидай! – прикрикнул он на Маслая, указывая на огонь. – Эх, так и знал, что с тобой вляпаешься, да жалко тебя стало! Ты ж в скотнике такого натворил, что найти нас по следу даже слепец сможет! А так хоть с пустыми руками будем! Да не тяни ты, дурак старый! Я своё сжёг уже!
Маслай кивнул головой, но продолжал сидеть и тогда малец бесцеремонно запустил руки ему за пазуху. Он вытаскивал свитки, и швырял их в костёр. Делал он это старательно, и вскоре всё было кончено. Костерок, более не получавший пищи стал угасать, ещё пытаясь выкинуть огненное коленце в отдельных местах, но постепенно смирился со своей участью и потух. Малец старательно разворошил пепел палкой и, подмигнув старосте проговорил: – Успели, похож. Теперь по щелям и тихарится до поры. Ты куда? Домой? Хорошо, только попетляй для начала, след попутай. Меня не ищи, сам тебя найду. Держись меня, я из тебя приличного воришку сделаю, – покровительственно закончил мальчуган.– Ну, что, разбежались?
Малец повернулся и приготовился шмыгнуть в кусты, но внезапно остановился и шепнул старосте:– Ты только это…дома переоденься, что ли.…А то воняет от тебя-я-я,… и эту одёжку тоже сожги, что б наверняка,– шепнул он напоследок и исчез. Лишь листва, покачавшись, помахала ему вслед. Маслай посидел ещё какое-то время, затем, с трудом поднявшись, направился было к своему дому. Но вспомнив слова мальчонки, тут же повернул в сторону рощицы, охватывающей полукругом подножье холма. Немного поплутав в ней и, к своему облегчению, никого не встретив, Маслай прокрался к своему подворью. Через скотник он проник в дом и, запершись изнутри, лихорадочно стал стягивать с себя рубаху. Скинув её, староста взялся за пояс, но тут же опустил руки. Жечь, крепкое ещё бельё, было жалко. « Отстираю его и всё, – думал Маслай. – Мало ли что этот пащенок говорил! Да и вообще, кто он такой?! Что-то не вспомню никак, чей сынок.… Ничего, ничего. Вот погоди, приведу себя в порядок, пройдусь по дворам и найду. Ухи оборву и плетью приголублю!»
Маслай распалял себя, одновременно набирая воду в большой бочонок, стоящий в тёмной придомной. Забравшись туда, он быстро натёрся помывком и, окунувшись несколько раз, вылез на доски пола, залитые расплёсканной водой. Одеваясь в чистое, староста уже кипел, представляя, как он хлещет по заднице орущего паршивца. Но что-то мешало ему в полной мере насладиться видением будущей мести. Он мучительно пытался понять, « что» и наконец, Маслая осенило. Мысль плавала на поверхности, никуда не пряталась и была простой, как рогалиная лепёшка на дороге. Малец тогда не станет молчать и вся, позорная для старосты сторона преступления, выползет наружу. И если местные слободчане, вряд ли поверят бредням какой-то мелюзги, то стражи и дознатчики, за которыми ещё с утра послали в Порядье, слушать будут всех. Может, и они не примут слова пащенка всерьёз, но вот толлей, чтобы умаслить приезжих, потратить придётся немало. Так что лучше молчать, никого не искать, а потом, когда кражу обнаружат, свалить всё на пожранных зверем Тита с Таверем. Он, конечно тоже в укрывище лазил, но сундучок не трогал, и что там внутри лежало, в глаза не видел. Так что малец ещё и правильно подсказал Маслаю, скрыню на месте оставить. Потому и злиться на себя одного придётся: не полез бы в сундук, ничего бы и не было.
Успокаивая себя, староста вышел на крыльцо. С холма, от дома Валваль спускалась малая телега, запряжённая парой аноп. Правил ими Нешка, которому видно велели подвезти пришлого чародея. « Пусть катиться,– с неприязнью подумал староста. – Не было у нас колдуна и не надобно, справлялись же как-то…» Он даже отвернулся, потому и не увидел, как медовник попридержал аноп и в телегу запрыгнула маленькая фигурка, удивительно напоминающая того парнишку, что обучал Маслая азам воровства. Когда ж староста повернулся обратно, телега уже скрылась за холмом и лишь пыль поднималась на том ответвлении Песчаника, что вело к недальнему лесу.
Темнело. Лохмоть разводил костёр, а эльма и Грошик осматривали содержимое плетенца, который Куну выдали вместе с телегой. Мальца не отправили в Заводь, вместе с Шичей и Мингой, после того как Кун сообщил спутникам о своём открытии. Юллин логично подумала, что отсутствующий так долго Грошик, невольно привлечёт внимание подручных Переплюя, а то и Бура. Его могли взять в оборот и под пытками развязать язык. Соответственно, пострадали бы и Минга с Шичей, и Касам с Араей, но самое страшное было в том, что Грошик мог вывести дознатчиков на Ивию.
–Она видно была тогда в той ложбине, куда свернул умирающий Талит,– говорила эльма.– Он успел отдать ей мешок с небесником и сказал, куда отправили цепь. Что-то типа: « Цепь в Безлюдье» или « Цепь отвезли в Безлюдье»… Ивия, конечно, ничего не поняла, но убежала, тем самым сумев спасти камень от посланцев Бура. Скорее всего, она потом осмотрела вещи, лежащие в мешке, но если и взяла что-то оттуда, то лишь самое необходимое для себя…
–И, скорее всего, забыла об этом, – перебил её Кун. – Но позже, гораздо позже, она услышала от кого-то о ниммоне и о том, что он обитает в Безлюдье…
–Тогда и нарисовала срез с цепью, – добавила Юллин. – Похоже, так оно и было. Понятно теперь почему Грошик должен оставаться с нами?
Её спутники покивали и, после этого, Лохмоть подозвал Шичу, который томился в неизвестности, пока они обсуждали своё неожиданное открытие.
–Грошик остаётся! – огорошил его Лохмоть. – Нельзя ему в Заводь… пока, по крайней мере.
–А я? – тут же влезла Минга. – Я тоже с вами?
–Нет, милая, – ответила ей эльма и присела на корточки возле девчушки.– Ты отправишься с Шичей. Ему же там нужна будет помощь? Да приглядеть за нашим домом, – Юллин посмотрела на своих друзей, – тоже кому-то надо. Касам с Араей уже в годах. Им трудно всё самим да самим…
–И твоя мама там, – задумчиво проговорила Минга.
–Может быть, – вздохнула Юллин. – Но боюсь, что она уехала.
–А я думаю, что нет. Она дома и ждёт тебя. Мы вместе будем ждать, – упрямо заявила Минга и тут же спросила: – А пока мы ждём, она меня будет учить рисовать?
– Конечно, – эльма потрепала Мингу по волосам и вновь наткнулась на нити росы. На этот раз она не отдёрнула руку, а провела по ним пальцами.
–Отдай их мне, – попросила Юллин. – А тебе Шича новые нити купит.
–На память? – серьёзно спросила Минга и тут же стала выплетать обереги.
–Вот, – протянула она их Юллин. – Только пусть мне Шича не покупает ничего. Ты мне привезёшь.
–Обещаю, – тоже серьёзно сказала эльма.
Вскоре, получив ото всех последние наставления, Шича и Минга отправились в путь. Минга несколько раз обернулась и всё же дождалась своего. Неуверенно, стараясь, что бы это не бросалось в глаза другим, Грошик коротко махнул ей вслед. Увидев его взмах, Минга показала Грошику язык и рассмеялась, а мальчишка, ещё бы пару дней назад крикнувший ей вслед что-нибудь обидное, на этот раз лишь улыбнулся и покачал головой.
И вот теперь Грошик, наравне со всеми поучаствовавший в жестоком ночном представлении, доставал из заработанного Куном плетенца провизию.
– Поскупилась Валваль, – сказала ему Юллин, критично осмотрев выложенное. Взяв половину пышника и небольшой копчёный окорок рогалёнка, она отдала Грошику запечатанный кувшин и направилась к костру, где уже расположились все остальные, включая Нешку и его сына. Отрезав по ломтю пышника и такому же куску мяса, эльма раздала их по кругу и вместе со всеми принялась за ужин. Первым со своей порцией расправился огр и стал осматриваться, ища на земле веточку, чтобы поковыряться в зубах. Однако сын Нешки неверно истолковал его взгляды и осторожно придвинул к нему свою долю, к которой даже не притронулся.
Громовой хохот потряс лес. Грошик свалился со ствола, на котором сидел и, задрав ноги, заливался смехом. Негромко посмеивался Кун, а вот Лохмоть и огр вовсю хохотали, время от времени толкая друг друга. Эльма тоже смеялась, глядя на ничего не понимающие лица слободчан.
–Ой, не могу! – вытерев слезы, проговорил Лохмоть. – Это ж он тебя подкармливает, Олбиран, чтоб ты на него не облизывался!
–Забери обратно, – тоже отсмеявшись, уже серьёзно сказал огр.– Не голодный я и вообще, мы то же самое едим, что и вы.
–Правда, немного поболее,– вставил знахарь. – Грошик, ты не ушибся?
Мотая головой, Грошик выбрался из-за бревна и уселся на место. Посмотрев в сторону слободчан, он ещё раз прыснул, но тут же прервал смех, с огорчением уставившись на свой недоеденный кусок, весь перепачканный землёй.
–Олбиран, ты добавку не хочешь? – с надеждой спросил он огра. Увидев его отрицательный жест, он нацелился было на порцию Нешкиного отпрыска, но тот оказался быстрее. Схватив свой кусок, он тут же запихал его в рот и так остался сидеть с выпученными глазами. Все опять засмеялись, глядя на расстроенного Грошика, но эльма уже отрезала новый ломоть, который протянула огорчённому мальчугану. Дождавшись когда тот поест, она оглядела всех и улыбнулась.
–Какие бы из нас потешники вышли! – сказала она. – Можно было бы по всей Обители ездить, представления выдавать.
–Если такие же, как здесь, то я только «за». Таких кровососок давить надо. И клейма такие вот ставить: во всю спину, да на всю жизнь – проворчал огр.– Правда, боязно немного. Я до сих пор прислушиваюсь к тому, как говорю…