Ви-Церг пытался выудить хоть какую-то информацию из своих гостей, но они не стремились откровенничать с ним даже под градусом.
Часы на руке показывали двадцать два четырнадцать и Неман нехотя встал, включив приглушенный свет. Он взял в руку новый медицинский пистолет, вставил в него ампулу и ввел лекарство в вену. Знакомое чувство растекающегося по телу холода подарило Неману обновленное ощущение жизни.
Он не просто так подозревал, что неизвестный человек управляет шагами Таркельи и ее спутника, хотя те старались показать своим поведением, что это они указывают своему патрону направление движения в данном конкретном деле.
Проходя перед прыжком в подпространство мимо каюты Игоря, Неман случайно услышал из-за неплотно прикрытой двери искаженный динамиками голос, не принадлежавший Игорю. Этот голос говорил спокойно, с расстановкой, поучая молчавшего парня. Неман не стал подслушивать, чувствуя неловкость. Чуть позже, перед прыжком, когда капитан «Гепарда» и Васко определяли координаты для выхода из подпространства, Игорь, внимательно слушавший переговоры компьютера и человека, сказал своим сиплым, прокуренным голосом:
– Выход будет у Европы. Это не будет вызывать подозрений. И систему маскировки нельзя включать.
– Тогда как мне делать свою работу? – учтиво обратился к нему контрабандист. – Как я вас проведу на Землю?
– В этом тебе помогут.
Неман скривился от этой фразы. Ему не нужна была помощь. Хватало и того, что «Гепард» на Ишере модернизировали на деньги этих двоих. Они настояли на замене переключателя, проводов, агрегатов, работавших с перебоями. Сам корабль перекрасили в черно-белый цвет. Неман с трудом согласился на это, стараясь не принимать это близко к сердцу. Поэтому, когда корабль должен был выходить на траекторию прыжка в туннель, он своими капитанскими полномочиями выгнал Таркелью из рубки. Ему не хотелось делить волшебный момент прыжка с кем-то чужим.
Ему не нравилось и то, как Таркелья относится к его гибискусу. Она с нежностью разговаривала с ним, ловя при этом непонимающий взгляд Игоря и улыбаясь ему. Время от времени она спрашивала у Немана разрешения полить гибискус, а он не мог отказать в этой просьбе, так как основание для отказа было смехотворно – ревность к растению. И гибискус даже вроде как принял ухаживания Таркельи, от чего в душе Немана появилось почти незаметное, но все же ощутимое чувство одиночества. С появлением этих двоих на его корабле, «Гепард» перестал принадлежать только ему одному. Это место всегда было его крепостью, а гибискус единственным другом, и вот, когда коридор корабля ожил прихрамывающими шагами Таркельи, а в воздухе грузового отсека витал аромат не только сигарет Немана, вот тогда неожиданно и пришло это одиночество. Теперь только его каюта полностью принадлежала ему.
Неман сидел на койке и смотрел перед собой, освещаемый светом каюты.
– Васко, – равнодушно позвал он.
– Капитан.
– Открой окно и выключи свет.
Тут же свет каюты погас, а экран в стене зажегся разноцветными полосами, которые струились справа налево по пути следования корабля через туннель. Экран проецировал в каюту все то, что сейчас происходило за бортом «Гепарда». Неман повернул голову, чтобы следить за тем, как полосы туннеля различных цветов текли ручьями к хвосту корабля. Эта радуга была невероятна сама по себе. Разглядывая ее, Неман вспомнил, как он впервые попал в подпространство.
Это было не совсем давно, хотя с каждым днем казалось, что произошло это событие в другой жизни. Тогда Неман был не самостоятельным контрабандистом, а обычным членом экипажа на одном из кораблей типа «Мечтатель» у Константина, который взял парнишку к себе, разглядев его талант. Тогда Неман точно также сидел в своей маленькой каюте на «Розе Ветров» и зачарованно смотрел на экран, размазывавшийся такими же разноцветными струями туннеля. После красных песков Марса, однообразных районов куполов, суровости шахт, эта картина юноше казалась самой прекрасной из всех, что он видел. Даже его сны и воспоминания о Земле были не так хороши, как то, что происходило во время полета корабля в подпространстве в первый полет. Неману казалось, что ожила магия, о которой рассказывали детские сказки. Конечно, со временем все это превратилось в рутину, но подобного чувства чуда Неман больше не испытывал, хотя побывал во многих удивительных мирах.
– Васко, сыграй что-нибудь из моего любимого.
Каюту начала наполнять музыка. Сначала скрипка тихо плакала где-то рядом, возвращая мысли Немана в реальность. Затем фортепиано начало перебирать ноты. Эта музыка всегда помогала Неману собраться с мыслями в моменты, когда он уходил из настоящего очень далеко.
Через какое-то время захотелось проверить гибискус. Неман вышел из каюты, дверь за ним бесшумно закрылась. На кухне горел свет, но другие две каюты были закрыты. Корабельные часы показывали три ночи. Неман вошел в пустую рубку, где только гибискус, стоящий на своем месте под лампой, шевелил листвой. За иллюминатором наблюдалась та же картина, что и на экране каюты. Корабль разрезал подпространство свои телом, набрав сверхсветовую скорость.
Капитан взял леечку с водой и присел рядом с гибискусом. Его цветки таращились на рубку большими глазами, все время удивляясь чему-то. Неман начал поливать растение, поглаживая его. Журчание воды успокаивало. Струя падала на сухую почву, собираясь в капли во время короткой схватки с землей, и уходила вниз, к корням.
– Ну что, приятель, как тебе наши пассажиры?
Растение молчало, но колебало ветвями, стараясь описать свои эмоции с помощью жестикуляции.
– Мы летим домой, – тихо продолжил Неман. – Увидим место, откуда и я, и ты родом. Ты сможешь познакомиться с другими растениями, а я наконец-то смогу избавиться от этих навязчивых снов о Земле и, быть может, найду на ней что-то такое, что поможет мне жить дальше, но чуть легче.
Гибискус одобрительно закивал своей верхушкой, наклоняясь к человеку, который вылил остатки воды в горшочек.
Внезапно Неман услышал характерный звук шагов – кто-то хромал по коридору. Человек обернулся к выходу. В дверях стояла заспанная Таркелья. Одета девушка была в пижаму, которая никак не гармонировала с царящей вокруг атмосферой космического странствия, пропитанной железом, темнотой и отсутствием жалости к путешественникам.
– Не спится? – как можно вежливей спросил Неман.
– Нет.
Девушка, прихрамывая, подошла ближе и опустилась на колени перед растением с противоположной стороны горшка.
– Была на кухне. Услышала, что ты тут говоришь с ним. Извини, что помешала.
– В общем-то ничего страшного, – слегка улыбнулся Неман.
Таркелья провела руками по листьям гибискуса, шелестя ими.
– В тот раз я так и не спросила, как ты его достал.
– Выкупил. В какой-то колонии на подобии Пристанища, уже и не помню в какой. У местного сутенера он стоял в кабинете. Увидев гибискус, я сразу же захотел взять его себе. Он напоминает мне о доме. А это очень важно.
– Напоминает о Марсе?
– Нет, – несколько резко ответил Неман, но тут же сменил тон. – Извини. Почему-то все думают, что если я рос на Марсе, то я оттуда родом. Но я землянин.
– Я знаю, кто ты. Но почему ты так упорно называешь своим домом то место, где ты практически не жил?
– Ненавижу Марс. Он отнял у меня родителей. Он не предназначен для жизни людей.
– Как и спутники, например.
– Как и они. А теперь спроси у Игоря, хочет ли он вернуться на свой спутник? Ведь, как я правильно понял по цвету его кожи, он не планетарный житель.
– Ты прав, – продолжая поглаживать гибискус согласилась девушка.
Разноцветный свет из иллюминатора играл на ее щеках и висках, окрашивал волосы, добавляя к голубому цвету множество других цветов.
– И все-таки это прекрасно, – продолжила она. – Ты столько летаешь с ним. А он все еще живет вдали от дома в своем горшке. Зеленый и живой.
– Я просто хорошо ухаживаю за ним.
Неман поднялся, взяв леечку, и поставил ее на место.
– А у тебя есть вещи, которые напоминают о доме?
Девушка несколько секунд молчала, смотря на гибискус.
– Нет. Ничего.
– Почему?
Тишину, которая возникла в рубке, нарушал только далекий звук из силового отсека. И дыхание двух людей. Неман обернулся, чтобы взглянуть на Таркелью, и увидел, что она поднимается на ноги.
– Мне не хочется говорить с тобой об этом. Да и ни с кем не хочется об этом говорить. Извини. Спокойной ночи.
Таркелья виновато улыбнулась и направилась к выходу из рубки.
