– И мы знаем, кто ты, Судья. Знаем, зачем ты пришёл и чего заслуживаешь, – вмиг изменившимся, злым, глухим голосом сквозь зубы процедил граф и щёлкнул в воздухе пальцами левой руки.
глава 2
Раздался резкий свист и сверху на меня спикировали четыре отвратительных нетопыря, оскалив хищные пасти и перевоплощаясь по пути в каких-то жутких уродцев-полулюдей, каких-то, что ли, полутварей-недочеловеков. Спикировали сразу после того, как в воздухе раздался щелчок пальцев Жаха, несомненно, и давший команду к началу атаки.
Если быть более точным, то летучих мышей-переростков, бросившихся откуда-то сверху вниз, было всего пять штук. Я, само собой, не мог ошибиться в своих ранних предположениях по поводу того, сколько на самом деле присутствовало “сорванцов” в том зале, где я сейчас находился, и сколько из них затаилось до поры до времени. Только вот, если четверо атакующих выбрали своей целью меня, то пятый стремглав устремился к тому самому отверстию над дверью, которым совсем недавно воспользовался для прохода (точнее, пролёта) неуклюжий дозорный Жаха.
В очередной раз достаточно обидная в-общем-то фраза “В семье не без урода” нашла своё подтверждение, вновь обнажая, выставляя напоказ, тем самым, суровую правду жизни.
Тот самый пятый нетопырь вместо того, чтобы, получив команду, вместе со всеми своими собратьями попытаться расправиться со мной, предпочёл позорное бегство. Показав, таким образом, свою истинную натуру. Показав, что целостность собственной шкуры ему куда важнее, чем те идеи, за которые бьются его сородичи. И здесь не столь значимо, хороши или плохи эти идеи. Важно, что он их до сей поры поддерживал, а теперь взял да и продал, как говорится, ни за грош. А вернее будет сказать – просто предал свою семью.
Однако за всё в жизни приходится платить. Рано или поздно. И это тоже с невероятным успехом смог продемонстрировать нетопырь-предатель, для которого расплата наступила не то, что рано, а просто-таки немедленно.
Само собой, явившись в это логово к тем существам, что позволили себе попрать Закон, я заранее позаботился о том, чтобы никто без моего соизволения не смог покинуть это гнездо негодников, подлежащих суровому наказанию. Самому суровому наказанию.
Надо, несомненно, здесь учесть столь удачное стечение обстоятельств, когда вся, абсолютно вся эта новоявленная разбойничая артель собралась, наконец-то, вместе. Надо не забыть про те муки и напасти, что я (а в особенности мой нос) испытал по пути в это тайное убежище. Надо, в конце концов, понимать, что у меня дел предостаточно, чтобы вновь и вновь возвращаться к какому-то одному. И тогда станет понятно, почему я наложил и на дверь и на отверстие над ней свои замки-печати, не позволяющие преодолеть их без моей, назовём её так, санкции. Наложил ещё в тот момент, когда находился по ту сторону от этого зала, когда ещё не вошёл в него. И наложил, как я и предполагал, и как в итоге и оказалось, совсем не зря.
С другой стороны, где-то и понять нетопыря-предателя было можно. Понять, по крайней мере, то, что у него единственного из всех, собравшихся передо мной в вычурном, помпезном убежище, не было и тени сомнений в том, что оказывать мне любое сопротивление абсолютно бесполезно. Понять его желание жить и понять его уверенность в том, что это желание точно никак не может быть исполнено здесь и сейчас. Понять, конечно, можно, но не простить. И возмездие, предначертанное рано или поздно любому изменнику, сегодня не заставило себя долго ждать.
Нетопырь был опытен, пачкать себя, в отличие от своей непутёвой коллеги, не собирался. Подлетев уже почти вплотную к вожделенному отверстию, он сложил крылья и, по инерции, стрелой устремился к такой манящей свободе. И вспыхнул, словно факел, ярким белым пламенем, не успев скрыться и наполовину в, казалось, спасительном проходе.
Развоплотиться в свой истинный образ нетопырь так, как четыре его сородича, бросившихся сверху на меня в атаку, не сумел, точнее, не успел. Белое пламя очень быстро выполнило свою работу, отправив в небытие первого из четырнадцати преступников, присутствующих в этих апартаментах и приговорённых мной заранее за все свои деяния к смертной казни.
Не знаю, какие эмоции ощущали при виде гибели своего сородича напыщенные нарядные дамы и кавалеры, так и не покинувшие своих мягких диванов, уверен только, что четверо их собратьев, бросившихся на меня, чувств не испытали никаких. По одной простой причине. Им было просто не до своего, оказавшегося в итоге отступником, собрата. Да, и вообще ни до кого. Что, собственно, нисколько не удивительно.
Атака перевоплощающихся в полёте нетопырей была стремительна и, возможно, могла бы иметь какие-то шансы, пусть и не на успех, так хотя бы на реальную возможность нанести мне, по крайней мере, незначительный, поверхностный ущерб. Да и это уже, само собой, можно было бы считать огромной удачей для нападающих. А дальше в дело вступили бы более серьёзные силы и попытались бы развить достигнутые свершения. И этим силам было бы легче, абсолютно точно легче. Если и не физически, так уж, несомненно, морально. Но, не сложилось. Да и не могло сложиться.
Атака перевоплощающихся в полёте нетопырей была стремительна, но я был быстрее. Гораздо быстрее. Не успели толком мои лютые вороги начать движение вниз, как я поднял правую руку вверх и первый, находящийся точно надо мной и самый ближний ко мне недруг вспыхнул синим огнём. Несколько опередив даже своего собрата-предателя, только ещё стремившегося к спасительному, как ему ещё тогда казалось, выходу. Когда же карающее пламя охватило изменника, я уже успел очертить круг левой рукой. В пространстве, ограниченном начертанной мной, невидимой обычному глазу линией, оказалось ещё двое нетопырей. И эта парочка тут же разделила участь своих соплеменников, коих уже настигла заслуженная кара в виде всепоглощающего магического огня, подвластного моей воле.
Сделав шаг назад, я позволил последнему из атакующих меня супостатов опуститься на землю. Этот нетопырь успел перевоплотиться почти полностью. Черты лица его приняли практически человеческий облик. Вполне миловидный, надо признать, облик совсем юной девы. Скорость падения, правда, этого создания была настолько высока, что она толком не успела затормозить и теперь не прямо стояла передо мной, а припала на одно колено, упираясь руками в пол. Словно принося мне какую-то присягу на верность. Или прося пощады. Впрочем, ни того ни другого мне от неё не требовалось, даже если бы это действительно было и так.
Подняться с колен девице, стоящей передо мной я не дал. Или она просто не успела. Как вам угодно будет думать. В правой руке, всё ещё поднятой вверх, у меня уже находилась плеть. Не просто плеть, а плеть семихвостка, сплетённая из, как не трудно догадаться, серебряных нитей.
Браслет, само собой, серебряный, украшавший до сего момента мою правую руку, был на самом деле не просто безделушкой, а именно тем амулетом, что так необходим при серьёзном разговоре, как с различными оборотнями, так и с такими вот вурдалаками. И амулет этот, повинуясь моей воле, в нужный момент мгновенно обратился в плеть, что всеми своими семью хвостами обрушилась на стоящее передо мной существо. Затем обрушилась вновь и вновь, не давая перевоплотившемуся нетопырю подняться с колен.
Раздался жуткий вой, исторгаемый истерзанным существом и никак своей низкой, басовитой тональностью не соответствующий той девичьей внешности, что приняло это создание. Тут же из рассечённых на спине и плечах ран полился яркий свет, через пару секунд уничтоживший последнего из прятавшихся моих врагов и прекративший, наконец, его страдания.
В зале воцарилась тишина. Слышен был лишь еле уловимый, лёгкий свист рассекающих воздух хвостов моей плети, которую я автоматически покручивал рукой.
– Бедная девочка, – прервал молчание грустный голос.
Я повернулся к барышне, застывшей вместе со своей губкой в руке, и всё с теми же, нисколько не уменьшившимися, грязными пятнами на рукавах. Именно моя “старая знакомая” и произнесла последнюю фразу.
– Бедная девочка? Сколько невинных душ погубила эта бедная девочка? Сколько женщин, беззащитных детей? Не просто погубила! Она, впрочем, как и вы все, представшие здесь передо мной, забавлялась с людьми, словно игрушками, проводила над ними свои кровавые ритуалы, убивала просто так, без нужды, без цели. Цель, точнее, была. Возвысить себя над всеми, заставить бояться, дрожать всё человечество. Да что там человечество! Вообще всё живое. Только вот не переоценили ли вы слегка свои силы? Жалкие четырнадцать существ, отвергнутые даже своими сородичами?
– Это ты жалок, Судья, – прошипела замаравшаяся девица и, приоткрыв рот и обнажив свои жуткие клыки, ринулась на меня.
Скорость движения этой разъярённой фурии была просто невероятна. Девица оказалась передо мной мгновенно, просто мгновенно. Но и её смог опередить какой-то юноша в ярко-красных блузе и панталонах, возникший буквально в полуметре от меня, казалось из воздуха. Клыки, также торчащие из его рта, были существенно длиннее и острее, чем у его соплеменницы. А вот шипел он абсолютно так же, как и барышня-неряха. Закрыв глаза, вряд ли и определишь, кто из этих двоих сейчас издаёт звуки.
Меня, конечно, такими приёмчиками не проймёшь. Врасплох не возьмёшь, нисколько не удивишь. А я, к тому же, прекрасно знал, с кем имею дело. И был более чем готов к подобному развитию событий. Удивило, на самом деле, только то, что бросилось сейчас на меня только двое из девяти существ, должных, по идее, вступить в бой.
Ну, что же. Долго недоумевать я не стал. И позволил себе взамен магического воздействия использовать всё то же физическое уничтожение приговорённых мной существ. При помощи всё той же плети семихвостки. Ну, а почему бы и не воспользоваться представившейся возможностью?
Мог бы я, мог и мгновенно предать огню этих двоих существ, упокоив навеки, чего они единственно и достойны. Мог, но предпочёл встретить этих вурдалаков ударами своей плети. Как ни быстры были мои враги, со мной им всё равно не сравниться. И плеть – именно то, чего заслужили эти изверги.
Вновь жуткий вой потряс роскошные апартаменты. И вновь вой этот, как и тела, казнённых мною существ, через минуту поглотило магическое пламя.
Я удовлетворённо кивнул сам себе головой. Вот не зря я в последний момент передумал, отцепил от пояса, выбранный было уже, серебряный клинок и предпочёл браслет-амулет. Не зря. Именно такой, позорной казни от кнута, а не смерти от благородного меча и достойны эти преступники.
– Давай договоримся, Судья. К чему эти крайности? – вновь услышал я голос Жаха. Твёрдый и уверенный голос. Теперь уже не гламурно-капризный, ленивый баритон изнеженного сибарита, не шипяще-раздражённый шёпот убийцы, а именно твёрдый и уверенный голос существа, привыкшего повелевать. Голос, заставляющий внимать себе. Голос, заставляющий исполнять приказы, да-да, именно приказы, говорящего. Заставляющий исполнять приказы всех и каждого, но, уж конечно, не меня.
Я усмехнулся. Надо же! Теперь договоримся. Какая честь для меня. Только вот много ли чести, на самом-то деле, в сговоре с бандитами? С теми, кто не чтит ни право на свободу, ни право на здоровье, ни право на жизнь живых существ. С теми, кто не чтит Закон!
– Я пришёл сюда не договариваться. Я пришёл сюда защитить Закон. Я пришёл сюда судить тех, кто попрал Закон. Я – Судья, и я, оценивая тяжесть ваших деяний, принял решение, я вынес свой приговор. Все, находящиеся в этом зале, виновны. Наказанье – смерть.
Я поднял левую руку на уровень плеча и обратил ладонь навстречу семерым соучастникам творимого ранее произвола, не имеющего абсолютно ничего общего с тем Законом, на страже которого я стою.
Лица тех мужчин и женщин, что расположились напротив меня, и так-то белые, побелели ещё больше. Парочку, юношу и девушку, фривольно до этого раскинувшихся вместе на роскошной бархатной софе, начала бить мелкая, нервная дрожь. До них, похоже, наконец-то дошло, что пришёл час расплаты. Что пришло время платить за все свои подвиги, за все свои деяния. И время это пришло неотвратимо. И платить придётся. Платить сейчас. Прямо сейчас. И сполна.
С “дрожащей” парочки я и начал. Юноша и девушка (не совсем, правда, юноша и не совсем, соответственно, девушка, хотя внешне они так и выглядели) уже всё поняли, всё прочувствовали, всё осознали. Тем лучше. Пусть пока остальные посмотрят, может и до них что дойдёт. Например, зачем же все мы здесь сегодня собрались.
Снова круг рукой, в котором на этот раз оказалась заключена “приглянувшаяся” мне пара. Вновь магическое синее пламя, прощальный жалобный вой, справедливый итог – возмездие, настигшее преступников.
Само собой, спокойно исполнить мне свою работу не дали. Далее опять всё пошло по новому сценарию. По тому, надо уточнить, сценарию, который я, вообще-то, ожидал лицезреть с самого начала. Только вот разбился этот сценарий, по моей задумке, изначально цельный, напряжённый, непредсказуемый (ну, почти непредсказуемый) на два каких-то ущербных, коротких, неинтересных, с очевидным финалом.
Во второй раз за сегодня на меня было совершена атака, так сказать, превосходящих сил противника. И во второй же раз за сегодня эта атака оказалась неполноценной. Разве что только теперь не один отщепенец-предатель оказался среди прочей, сплотившейся братии, а целых двое – молодой человек, который находился дальше всех от меня, и, что крайне удивительно, сам граф Жах.
Молодой человек, как и его предшественник, ровно такой же изменник, ринулся опять-таки к, как ему казалось, спасительному отверстию над дверью. Обратившись предварительно во всё того же нетопыря, понятно. Только вот на что рассчитывал этот дезертир? Что я использую одноразовые заклинания? И теперь, когда заговор использован, можно беспрепятственно покинуть это помещение? Или этот недалёкий вурдалак думал, что его собрат загорелся только потому, что слишком быстро летел? Всего лишь интенсивное трение о воздух возгоранию поспособствовало? И если лететь помедленнее, то ничего такого и не произойдёт, соответственно? Что бы этот предатель ни думал, на что бы ни рассчитывал, вполне предсказуемый финал не заставил себя ждать. Не успев ещё полностью скрыться в круглом проходе, нетопырь, понятно, оказался охваченным ярким белым пламенем, которое с жадностью, за считанные секунды расправилось со своей новой жертвой.
Я, тем временем, неторопливо, с какой-то даже ленцой, отбивался от троих оставшихся своих реальных соперников, главным образом наблюдая при этом за манёврами Жаха. Да и трое моих недругов, всё, что осталось от ранее грозной сплочённой команды, атаковали, скорее, по инерции, как-то обречённо. Уверенность в собственных силах, впрочем, как и надежда жить дальше, и так-то не особо серьёзных размеров при начале атаки, падали у моих противников с каждым мгновеньем, и уже фактически обратились в ноль.
Граф Жах, тем временем, достиг дальнего левого угла комнаты и торопливо возился с каким-то запором на дверках винтажного платяного шкафа, находившегося там. Я уже, само собой, догадался, почему капитан этого тонущего корабля решил раньше своей команды покинуть терпящее катастрофическое крушение судно. Догадался и о том, куда именно ринулся граф. И эта догадка – единственное, что смогло меня, наконец-то, искренне порадовать в этом потайном убежище беспощадных и беспринципных нарушителей Закона.
Очевидно, трое моих последних противников (а вообще-то их должно было быть сейчас четверо, хотя бы четверо) призваны были в последней своей битве задержать меня, как можно дольше, и дать возможность скрыться своему главарю. Понятно, что оживить впоследствии членов своей нынешней шайки Жах, не смотря на все свои возможности и таланты, не сможет, а вот создать новую банду.… Здесь, думается мне, особых проблем не должно возникнуть. Вот уж совершенно не сложно собрать разного рода сброд, из представителей равно как высшего, так и самого низшего из сословий. Тот самый сброд, что готов, ради одной лишь возможности почувствовать собственное величие и всевластие над прочей публикой, на любые самые богомерзкие свершения. Выход в такой ситуации у меня всего один – надо просто не дать графу возможности скрыться, дабы впоследствии он уже не смог бы с новой командой и новыми силами продолжить попирать Закон.
Последний мой план восхищал-таки своей простотой и прямолинейностью. Однако для его реализации необходимо было всё же преодолеть последнее препятствие в виде трёх персон, вооружённых, кроме острых выпирающих клыков, ещё и не менее острыми и к тому же достаточно длинными кинжалами. Тех трёх персон, что воодушевились вдруг моей посредственной активностью и всё более настырно начали наскакивать на меня. В ноль, очевидно, их уверенность в себе так и не обратилась. Значит, в этот самый ноль следовало обратить их самих.
Я не стал особо мешкать. Хотя за все свои деяния никакого, что естественно, уважения эти три вурдалака достойны не были, однако как своих противников, до конца бившихся за свою веру, я этих молодых людей обязан всё же был как-то отличить. Я, собственно, и отличил.
Сделав быстрый, неожиданный для своих визави шаг назад, я одновременно сделал резкое движение левой рукой снизу вверх. Настороженные, застывшие, было, на месте, мои недруги тут же взмыли в воздух на высоту около полуметра. Клинки выпали из их, в один миг ставшими непослушными, рук. Ужас сковал тела вурдалаков, отразился в их широко открытых глазах, неотрывно смотрящих теперь исключительно на плеть в моей правой руке.
Плеть свою, только вот, я использовать не стал. Направив ладонь всё той же, левой своей руки в сторону своих противников, я заставил вспыхнуть их тела синим магическим пламенем. Через секунду о последних моих недругах напоминала лишь лёгкая рябь в воздухе, уже начавшая постепенно рассеиваться. Быстрая смерть – это и был мой дар, заслужившим в последний момент толику снисхождения ворогам.
Поигрывая, как прежде, плетью семихвосткой, я не спеша направился в сторону Жаха. Конечно, на счёт последних своих недругов в этих апартаментах я несколько поспешил. Оставался ещё один. Который, к слову, так и не смог справиться до конца с запорами на платяном шкафу и теперь, бросив это гиблое дело, медленно перемещался по периметру зала, стараясь выдерживать между мной и собой расстояние как можно большее.
– Граф, перестаньте убегать от меня. Это, в конце концов, неприлично. И совершенно точно не соответствует Вашему статусу, – произнёс я, меняя направление движения и стараясь всё-таки, насколько возможно, приблизиться к Жаху.
– Давайте договоримся, Судья. Предлагаю Вам ещё раз. Неужели два умных человека не смогут договориться, – ответил граф, продолжая пятиться от меня.
– Умный человек не станет нарушать Закон. По крайней мере, настолько нагло.
– К чему эти шаблоны, Судья? Давайте мыслить шире!
– Не надо шире. Во всём важна мера. Вы же эту меру превысили. Настолько, что Ваше собственное братство обратилось с просьбой ко мне урезонить и Вас и Вашу компанию. Я бы вскоре, не сомневайтесь, и сам добрался бы до Вас. Вы нарушили Закон и рано или поздно я добрался бы до Вашего логова. Получилось, вот, рано. Значит, так тому и быть.
– Давайте сделаем поздно! Дайте мне ещё немного времени. Я докажу, что есть исключения и из Закона. Это я! Я перепишу Закон для себя! Мне хватит для этого и денег и власти!
– Денег? Нет связи между деньгами и Законом. И никогда не будет, – проговорил я, зажав, наконец, Жаха в углу и глядя прямо в его глаза.
– Деньги и есть Закон! Мои собратья! Глупцы! Они пытались создавать армии себе похожих, дабы завоевать этот мир. Я же, всего с небольшой группой своих подданных, сделал за несколько лет больше, чем они за века. Деньги решают всё, открывают передо мной любые двери, решают любые вопросы. Я стал фактически всевластен. Президенты самых передовых, как они сами себя называют “развитых” стран, склоняются передо мной, готовые выполнить любой мой приказ, любой мой каприз. Оглянитесь вокруг. Кто ещё может позволить себе жить в такой роскоши? Только я! И, нисколько не сомневайтесь, в самом скором времени – Вы.
– Далеко не все считают, что деньги есть Закон. И уж само собой, так не считаю я. Однако же, до этого момента, с такими вот, “странными” для вас, существами Вы и Ваши подданные немедленно расправлялись. Жестоко мучили, издевались над ними и убивали. Да ещё и убивали в количествах, ввергших в шок даже глав вашего клана. Очевидно, не было никакой необходимости в этом. Убивали вы не ради пищи, не ради воспроизводства, тем более, не ради защиты. Убивали ради забавы, ради собственной прихоти. Вы нарушили все основы Закона. Наказание – смерть.
– Вы казнили моих подданных. Что Вам ещё надо? Вы выполнили свой долг. Оставьте же меня в покое! Предупреждаю – моя смерть не пройдёт незамеченной! Вас будут искать и, непременно, найдут! Весь мир будет искать Вас! Очень скоро потребуется новый Судья. А ведь Вы ещё совсем молодой. Зачем Вам такая короткая и бесславная судьба? Встаньте рядом со мной, познайте истинную власть, истинный Закон, даруемый деньгами. Встаньте и Вы никогда не пожалеете об этом. Иначе – жестокая расправа, полное забвение. Неужели есть сомнения в правильном выборе?
– Нет, сомнений нет, – произнёс я, глядя на то, как пламя, подвластное мне, охватывает очередного отступника, поправшего все основные догмы Закона.
И вновь, в который уже раз за сегодня, вопль уходящего в небытие душегуба потряс стены этих роскошных апартаментов. Скрюченные руки Жаха, основательно охваченные уже синим огнём, в последней, отчаянной попытке потянулись было ко мне, желая прихватить с собой в вечное ничто и меня. Однако достать меня граф не смог. Или же не успел, не столь важно. Очевидно, моя очередь умирать ещё не подошла. И, надеюсь, подойдёт ещё не скоро.
Я дождался, пока развеется дымка на том месте, где только что находилось самое всесильное и самое всевластное существо на нашей планете. По мнению самого того существа, конечно. Мнение это, правда, оказалось равным ровно той величине, что и осталась теперь в итоге от бывшего “властителя мира”. Не сомневаюсь, что примерно такому же размеру соответствуют и его угрозы. Граф Жах, думается, чересчур навязывал своё право распоряжаться чужими судьбами. Да и методы его убеждения, боюсь, не заставят тех же, к примеру, президентов развитых стран проливать неутешные слёзы от столь скоропостижной и преждевременной кончины этого тирана. И мстить за своего сюзерена. Скорее, совсем наоборот. Лицу, предоставившему неопровержимые доказательства гибели господина Жаха, выдадут пару-тройку медалей и, вдобавок, ещё кое-какое денежное вознаграждение. Которое, может, и не позволит жить также роскошно, как сам граф, ну так и бедность уже точно грозить не будет. Так что по поводу угроз Жаха можно не беспокоиться. Хотя я, впрочем, не особо-то и волновался. Не тот у меня характер и не то предназначение, чтобы из-за таких пустяков тревожиться.
Развернувшись, я направился в сторону платяного шкафа, так интересовавшего в последние минуты своей жизни Жаха.
Пожалуй, размышлял я по пути, ставить в известность тех самых президентов, что, по словам графа, склонились перед ним, о гибели своего “благодетеля” не стоит. Совсем не стоит. Пусть пока поволнуются и не предпринимают, соответственно, никаких резких шагов и решений без необходимой на то санкции своего сюзерена. Народ им за это только благодарен будет. И поживут люди пару-тройку лет спокойно, пока их верховные избранники не сообразят, что всевластный их господин исчез безвозвратно и можно снова рулить страной, не считаясь с его мнением.
Радуясь, что свершил одним махом, так сказать, несколько удачных, добрых дел, как тот самый храбрый портняжка из сказки, я и добрался до вожделенного шкафа. Взглянув на замок, надёжно удерживающий его дверки в закрытом положении, я ухмыльнулся. Конец дня выдавался, очевидно, гораздо более успешным, чем его начало.
Запор на дверках шкафа представлял собой комбинацию из замков кодового, биометрического и самого обычного, открывающегося, правда, весьма хитрым ключом. Не знаю уж, по отпечаткам пальцев или по сканированию глазного яблока срабатывал биометрический затвор, однако он явно уже был инициализирован – сигнальный глазок на нём горел радостным зелёным цветом. Что же, тем лучше. Одной проблемой меньше.
Собственно, других проблем запор на дверках мне также не предоставил. Необходимая комбинация на кодовом замке тоже уже была набрана, о чём и здесь свидетельствовал доброжелательный зелёный же огонёк. Оставалось только вставить ключ в замочную скважину, провернуть и узнать, какие тайны скрывает этот старинный предмет мебели. Тайны, которые сокрыты за столь надёжными запорами.
Кстати, почему я догадался, что ключ, открывающий последний замок, имеет весьма хитрую форму? Ответ прост – этот ключ лежал сейчас прямо под моими ногами, на полу перед шкафом. Граф так спешил открыть дверцы, что в решающий момент, справившись уже с двумя первыми запорами, понимая, что времени остаётся всё меньше и меньше, заволновался, запаниковал и выронил ключ из дрожащих рук, так и не успев снова поднять его и отпереть всё-таки последний, проклятый замок.