Тень души 3

Весь урок он через предложение прославлял базилевса, а я скептически на него поглядывал. В конце часа написал на листе, что он, имя и род занятий, подозрительно часто говорит об автократоре. На переменке во дворе дети избегали смотреть в мою сторону.

На следующем часе преподаватель меня усиленно не замечал. Я написал, что он, имя и род занятий, подозрительно редко говорит об автократоре. А третьим уроком была история, учитель вёл себя, как обычно. Я написал, что пока о нём, имя и род занятий, затрудняюсь написать что-то определённое, нужно продолжить наблюдения.

Последним был закон божий, на этом уроке я листик и чернила с перьями убрал в сумку и старался не отсвечивать. О боге рассказывал настоящий священник, а к церковным персонаж испытывал буквально телесный страх. Вот их-то как раз все отчего-то и считали осведомителями.

После уроков я пошёл домой, и день покатился по шаблону. Те же мои упражнения и занятия, да сходил с мамой и сестрой к источнику. Лишь за ужином, когда дошли до воды с вином и сухофруктов, папа Александр осторожно спросил, что я записывал на уроках, и кто мне дал дорогую бумагу.

Ух-ты, как кого-то припекло! Сразу доложили!

Я, честно глядя папе в глаза, заявил, что не могу об этом говорить. И не соврал ведь ни разу! Ну, как бы я ему рассказал, что тишком таскаю общественную воду и продаю соседям, а фокус с бумагой мне нужен просто, чтобы иметь возможность прогуливать этот дурацкий гимнасий?

Кто осмелится выгнать за непосещение открытого доносчика? Сразу заподозрят в нелояльности. Как хорошо всё-таки учиться в автократическом обществе! За наше счастливое детство спасибо, базилевс родной!

Вот на другое утро я притащил шесть кувшинов воды и продал их соседям. После завтрака как бы пошёл в гимнасий, а на самом деле свернул к общественному источнику. Выбрал позицию для наблюдения, навалился спиной на ствол дерева и занялся медитативным созерцанием.

Пришёл я немного рано, но мне совсем нетрудно уже ждать часами. Глаза открыты, мыслей нет, работаю с силами духа. В прошлой миссии привык на весле драккара.

У парапета стали собираться первые хозяюшки. Накормили своих мужиков и отправили на работу, службу или учёбу, а сами пошли за водичкой первый раз за день. Второй раз пойдут уже после обеда.

Подошли мама с Ларисой, и вскоре после них пришёл служащий. Придирчиво проверил печать, громко гундосо проговорил:

– Во славу базилевса! – и открыл кран.

К нему выстроилась очередь. Через несколько минут вода в бассейне поднялась достаточно, и первые хозяйки наполнили свои кувшины…

Упс! А вот и мой клиент! Русоволосый, востроносый, кареглазый худенький паренёк среднего роста пришёл в компании девушки и моложавой женщины. С четверть часа они простояли в очереди, о чём-то беседуя с другими хозяйками, наконец, наполнили свои кувшины и пошли, не оглядываясь. Просто трудно оглядываться с полным кувшином на голове.

Я, соблюдая почтительную дистанцию, тронулся за ними. Они свернули в проулок и вышли на улицу, идущую параллельно нашей. Вошли в приличный дом, а я занял позицию у стеночки в тени и снова принялся ждать.

В скором времени русоволосый паренёк вышел из дому, тревожно огляделся. Чудак! Что он мог заметить на солнце после домашнего полумрака? Вот и потопал деловым шагом в мою сторону. Когда между нами оставалось всего пару метров, я шагнул к нему и нанёс ему прямой удар открытой ладонью в лоб.

Паренёк упал на спину, и я пнул его в бок, потом в живот, врезал в лицо, по спине. Он корчился в пыли у моих ног. Я тряхнул левой рукой, заточка оказалась в ладони. Присел рядом с ним на корточки, приподнял его голову за волосы, а острую штучку приставил к шее и слегка порезал кожу. Пацан в ужасе замер.

– Здравствуй, ублюдок, – сказал я ласково. – Хочешь что-нибудь сказать напоследок?

– Не убивай! – прохрипел он. – Ради бога!

– А ведь я тоже просил меня пощадить, – напомнил я задушевно.

– Прости! – жалобно заныл он. – Ради бога! Не убивай!

– Как тебя звать? – спросил я.

– Никон, сын мастера Макария, – проговорил он поспешно.

– Ты должен мне тридцать нумий, – продолжил я. – Согласен, Никон?

– Согласен! – ответил он радостно.

– Сегодня ты принесёшь их на то место, где я перегрыз вашему приятелю глотку, и будешь ждать меня, когда я пойду из гимнасия, – проговорил я благодушно. – Или уже этим вечером я тебя зарежу, мразь.

– Я принесу деньги! – горячо заверил меня парнишка.

– Вставай, – сказал я, поднимаясь с корточек.

Он встал на ноги, а я, убирая заточку в рукав, спросил:

– Кто из вашей компании живёт рядом?

– Паисий, – с готовностью ответил Никон.

– Пойдём к нему, – проговорил я. – Позовёшь его на улицу.

Мы прошли немного, через четыре дома я снова встал у стеночки в тени, а Никон пошёл звать приятеля. Тот был дома и охотно вышел погулять. Никон привёл Паисия, тоже русоволосого, худощавого и кареглазого. Я приветствовал его ударом кулаком в солнечное сплетение.

Далее психологическая подготовка ногами, к которой присоединился и Никон, и деловая часть. Паисий очень просил его не резать, согласился с долгом в тридцать нумий и повёл нас к третьему их приятелю Платону.

Он оказался смуглым и черноволосым крепышом, пинали его уже втроём, и парнишка был очень рад, что остался жив. Легко признал должок и повёл к четвёртому члену шайки Феодору. Тот тоже был смугл и черноволос, но стройнее Платона, и били его вчетвером. Так он счастью своему не сразу поверил, когда бить перестали, и с радостью на разбитой моське заявил, что охотно заплатит мне за моральный ущерб.

Я ненадолго простился с ребятами и пошёл в гимнасий. Дело можно считать практически сделанным. Судя по их домам, ребятишки из приличных по местным меркам семей, просто как все дети отпущенников недолюбливают свободных.

Шайка держалась только на авторитете загрызенного мною белобрысого здоровяка, что детки и доказали, сдавая и избивая друг дружку. Друг другу они не верят, а без своей банды подростку на улицах беда – легко станешь жертвой другой какой-нибудь банды.

Я лучший кандидат в вожаки. Прежде всего, убедительно показал свою крутизну. Более чем убедительно. Во-вторых, наказание назначил с одной стороны справедливое, примерно столько же они все с меня и вымогали, а с другой вполне разумное. Придётся поднапрячься, но по тридцать нумий они наверняка сумеют украсть или выпросить дома. А скорей всего, припрятаны у них монетки на всякий случай.

В общем, довольный собой я с деловым видом пришёл в гимнасий к последнему уроку. Ничего никому не объясняя, уселся за стол и положил перед собой новый чистый лист. Ребятки на него выразительно посмотрели. Ну, у какого ещё честного свободного эллина может быть каждый день казённая бумага?!

В этот раз я слушал учителя со скучающим лицом и ничего записывать не стал. На сегодня достаточно одного «страха чистого листа», бумагу нужно поберечь – мне ж на самом деле её даром не дают.

Из гимнасия к месту встречи шёл на кураже. Приведут ребятки с собой родичей или попробуют справиться сами? С подобным чувством я шагнул с борта «Отваги» на пристань в Грэйфэльхрин-фиорде. Навстречу наконечникам копий и дротикам тяжёлых самострелов. И ничего не преувеличение – тогда, как сейчас, пути назад не было.

Парни стояли, прислонившись спинами к стене того же дома. Я замедлил шаг и остановился, они подошли ко мне. Никон первый протянул мне руку и сказал:

– Вот твои нумии.

Я подставил ладонь, и он высыпал в неё монеты. Другие без слов отсыпали назначенный мною штраф.

– Без претензий? – солидно проговорил чёрненький крепыш Платон.

– Все претензии я уже высказал белобрысому, – ответил я небрежно и важно добавил. – А это ваши взносы в казну банды.

Пацаны удивлённо на меня посмотрели, и я принялся за разъяснения:

– Не, если хотите считать это вирой, считайте и проваливайте. А кто хочет быть в банде и заниматься взрослыми делами…

– Какими делами? – робко спросил Паисий.

– Сказали ж тебе, взрослыми, – солидно сказал Платон и участливо добавил. – Иди домой, детка.

– Сам иди! – огрызнулся Паисий. – А я в деле.

– Я тоже, – сказал Никон.

– И я, – проговорил Феодор.

– Хорошо, – проговорил я. – Тогда сейчас расходимся по домам, обед скоро. Вечером к шести часам собираемся возле общественного источника.

Пацаны солидно покивали и разошлись. Смешные! Шли в одну сторону, но с таким видом, будто друг друга не знают. Хотя…

Они походу только сегодня о себе что-то начали узнавать.

Обед начался как обычно, только за водой, разбавленной вином, мама смущённо заговорила:

– Аотемис. Одна соседка у источника говорила, что ты предлагал ей утром кувшин воды за нумию…

Я с покер-фэйс жевал сушёный абрикос.

– Я не поверила, у нас же никогда не было лишней воды по утрам, – продолжила мама. – Но потом другая соседка сказала, что тоже купила у тебя утром кувшин воды. А потом третья!

Интересно, досчитает она до шести?

– Артемис продал трём соседям за утро по кувшину воды? – весело уточнил отец.

– Вернее сказать, что продал трём соседям один кувшин! – фыркнул братец. – Но у него никогда не хватит на такое мозгов.

– Жара стоит ужасная, – проговорил я безразлично. – Кажется людям.

Сестрёнка ехидно захихикала. Мама ещё сильнее смутилась и опустила глаза. Интересно, кто меня сдал? Блин, спрашивать уже неловко. Ладно, потом спрошу у Ларисы и устрою болтливым заразам водную блокаду. К хорошему привыкают быстро, а отвыкать неприятно.

После обеда занимался медитацией, тренировками, сходил с мамой и сестрой за водой. Незадолго до шести взял в сарае своё коромысло, верёвку и две корзины, пошёл к общественному источнику. Меня уже ждали Никон и Паис, вскоре подошли Феодор и Платон. И я повёл свою новую банду на дело.

Дело касалось самого для меня в этот момент важного – питания. Артемис был истинным сыном торговца и торговую информацию впитывал, как губка. В его памяти нашлись интересные сведения.

Рыбу для продажи на рынке ловят ночью, а по утрам перекупщики забирают улов по дешёвке и сразу везут на рынки. Конкурировать с ними буквально опасно для жизни. Для себя же и на засолку или для сушки рыбу ловят с утра до вечера, и никто рыбаков на пристани не встречает.

По пути я изложил ребятам план – мы просто купим рыбы, сколько сможем упереть, и предложим соседям всего лишь по двойной цене…

– Облезут соседи! – азартно заявил Платон. – Моя семья и сама возьмёт рыбку!

– И моя тоже! – сказал Никон.

Феодор и Паисий так же не видели смысла подкармливать соседей. Вопрос со сбытом, таким образом, был убит, толком не поднявшись. Всё складывалось замечательно, только топать по узким кривым улочкам до рыбацкой пристани около семи вёрст.

Когда дошли, у моего воинства значительно поубавилось пылу. Но я ведь главарь или где! Волюнтористским решением приобрёл три большие корзины кефали за семьдесят нумий. Две корзины пришлось брать собственно с корзинами, по пять нумий за штуку, а из третьей я перевалил рыбу в две свои корзинки.

Пацанам предстояло тащить по двое большие корзины. Из верёвки я сделал им петли через плечо и привязал к ручкам, а свои корзинки соответственно прицепил к коромыслу. Потопали, горестно сопя.

Прошли немного, и я скомандовал короткий отдых – парни начали запинаться. Малость подышали, я приказал продолжить движение. На следующем привале Паисий спросил, как мы поступим с прибылью. Поделим?

– Нет! – отрезал я сурово. – Нужно вкладывать деньги в развитие. Купим тележку.

– А где держать осла или лошадь? – скептически спросил Платон. – Да и пошлины за проезд в город немаленькие.

– Сами будем таскать, – сказал я. – Всяко легче, чем на горбу.

– У меня батя колёсный мастер, – проговорил Никон. – Договоримся недорого.

– Тогда по двойной цене слишком мало, – заявил Феодор. – Давайте хотя бы по тройной! Всё равно на рынках рыба раз в десять дороже!

Пацаны согласно закивали – им уже не казалась тройная цена чрезмерной. Ну, учитывая их труд. Я дал команду продолжить путь, парни засопели решительнее…

Часа за полтора дошли до дома Феодора. Он отнёс мою корзинку с рыбой, то есть половину большой корзины. Вынес пустую корзину и тридцать нумий. Сказал, что мама сразу будет жарить. Такая же история повторилась и с другими ребятами – рыбу забирали, не торгуясь, и сразу принимались готовить.

Возле дома Никона я назначил сбор банды завтра в шесть возле общественного источника – снова сходим за рыбкой. Пустые большие корзины оставили на хранение Никону, и я распустил повеселевших ребят. Ещё бы, за два часа мы заработали сто двадцать нумий или шесть серебряных мелиарисий!

К своему дому я пришёл в одиночестве с двумя корзинками рыбы на коромысле. Мама, конечно же, сразу принялась её жарить, а я рассказывал, что купили рыбу с друзьями на рыбацкой пристани. И если всем хочется, чтоб я и дальше носил рыбу, с папы всего тридцать нумий…

– Ты сын купца, сынок, – серьёзно проговорил Александр. – И ты станешь купцом. Не стыдись зарабатывать деньги.

– Чёрт! – воскликнул Гераклит. – Я готов поверить, что утром он продал трём соседям один кувшин воды!

Лариса весело засмеялась, мама добродушно улыбалась. Ужин, таким образом, немного задержался, но прошёл необычно весело, даже празднично. Жареная рыбка была – ммм! – пальчики оближешь! И её было много, я впервые здесь наелся досыта.

Гераклит пристал, что это за штука такая, на которой я притащил корзины, и не связана ли она с теми кувшинами воды, что померещились соседям. Трудно хранить секреты от родных, да и не такой уж это важный секрет. Я рассказал всё, как есть…

За столом долго не стихал смех. Батя и Гераклит хлопали меня, то по плечу, то по спине и хохотали во всё горло. Лариса заливалась колокольчиком, а мама попросила хотя бы один кувшин оставлять себе – воды вечно не хватает на утро.

После ужина я посидел во дворике в медитации и пошёл спать. Два дня игры, час в моей реальности. Я улёгся на свой тюфяк, закрыл глаза и сосредоточился на желании выйти из игры. Перед глазами появилась рябь настройки, потом на белом фоне всплыли буквы:

«Остановка сеанса по решению игрока.

Если не вернёшься в игру за сутки своего времени, миссия будет провалена.

До встречи, игрок»!

Белый свет померк, с тихим жужжанием открылась крышка. Я сел и перекинул ногу через край капсулы.

– Как самочувствие, сынок? – раздался голос папки.

Я оглянулся, он сидел за столом и пил кофе. Ага, домой он поехал!

– Нормально, – сказал я, вставая.