Обрывки
Однако как в сказке! Страшно – а деться некуда.
«Будь что будет» – подумал Андрей – «Прорвемся! Ну что он мог там нового придумать?! Болтает вечно одно и то же! Нужно сосредоточиться! Нужно вспомнить: что обычно говорит Леонид Ильич?»
Но как ни старался, ничего за исключением легендарного: «Дарагие товаришчи!» да пары анекдотов про генсека вспомнить не смог. Память услужливо предлагала: «Брови черные густые, речи длинные пустые. Нет колготок, нет конфет…», и снова бессмертное: «Дарагие…». Ну, как назло! Ах! Вечно одно и тоже! Пора отвечать….
В процессе изложения первого вопроса, лица членов приемной комиссии из просто светлых на глазах превращались в наисветлейшие. Особенно усердствовал председатель. Он кивал головой в такт изложения, периодически поднимал вверх вытянутый палец правой руки, словно хотел сказать остальным «Видите! Я же знал! Я сам знал все это. Только выразить не мог. Как собака! А он, он так прекрасно излагает мои мысли. Вы слышали! Как он дал!».
Уголки председательских губ растянулись в улыбке и опустились в низ так, что в один из моментов показалось – все! Подошли к критической отметке! «Уж не порвал бы губки бедняжка», – испугался Андрей.
Наконец председатель взмахнул указательным пальцем в последний раз и с явным сожалением, что все хорошее когда-либо кончается, что придется-таки прервать сладостные минуты счастья, посмотрел на своих женщин и приятным баритоном предложил:
– Достаточно, молодой человек. Переходите к следующему вопросу.
Легко сказать!
– Может ещё немного? – Заискивающе предложил Андрей.
– Достаточно! Достаточно! Мы видим, что Вы хорошо знаете, данный вопрос.
Ну, что тут поделаешь?! Вначале робко, сбиваясь и путая слоги, потом все увереннее:
– В своем долкаде. Извиняюсь…, докладе…. «Великий Октябрь и прогресс человечества», генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета…, Председатель Совета Обороны…, Верховный Главнокомандующий…, Маршал Советского Союза Леонид Ильич Брежнев сказал, …что великий октябрь есть прогресс человечества в целом, и …советского человечества в частности.
Дальше, должно было придти вдохновение. Вдохновение задерживалось. Язык стал ватным и громадным. Андрей залепетал о том, как октябрь открыл дорогу прогрессу, а в голову все лезло ни к селу, ни к городу: «Брови черные! Густые…!» Господа декабристы! Ну, вот на кой Вы разбудили Герцена?
Безобразники! Впрочем, мысль интересная. И он продолжал о том, как октябрь разбудил прогресс, поднял, подтолкнул, инициировал и расширил его. На этом набор синонимов и похожих по смыслу слов иссяк. Пришлось взять временную паузу. Раскрыть приемной комиссии глаза на то, что «октябрь был вовсе не тем за кого себя выдавал, а на самом деле…, как потом выяснилось, он был ноябрем. По новому стилю». Пока заливал про календарь, в голову пришли умные мысли из программы «Время» о бурном прогрессе в области отечественных наукоемких технологий. Как водится, ввернул про «железного коня»…, про умные машины на службе у народного хозяйства…, про кибернетику…, а так же про космические корабли, которые бороздят…. Куда ж без них то?!
Лица членов комиссии вытянулись и посерели, глаза уткнулись в пол. Осознали, видимо все глубины прогресса. А тут ещё Андрей подлил масла в огонь. Исчерпав познания в области реального прогресса отечественной науки и техники, он не придумал ничего лучшего, чем заявить что, в конце концов, октябрь подарил миру лампочку Ильича.
Председатель аж подскочил на стуле, брови его взлетели до потолка, в глазах засверкал ядовито-зеленый блеск с искорками сумасшедшинки.
– А ещё почту и телефон, – услужливо подсказал он.
– Ну да! – послушно согласился Андрей. – Почту, телефон и телеграф…. И ещё это…радио,… изобрел.
– Кто?! Октябрь? – удивился председатель.
– Да нет. Попов.
А голову предательски точит мысль-заноза: «Нет колготок, нет конфет…»
– Попов, – упрямо повторил Андрей. – Но страшно далеки они были от народа, а потому никак не могли донести до него свои изобретения…. А Октябрь, …это… как его…, смог….
– Андрей! Андрей!? – тяжело дыша, отец догнал его на улице.
– Ты где был?
– В холле стоял. Тебя ожидал. Ты проскочил мимо меня, даже не заметив. А я кричу: «Андрей!» «Андрей!», … еле догнал вот. Как дела? Что получил?
– Знаешь пап. Я подумал и решил – медицина это мое истинное призвание.
С призванием не поспоришь! Бесславно возвратившись в родные пенаты, на семейном совете Павловы единогласно приняли решение вспахивать отныне ниву медицины. Тем более что традиции в этой области человеческих познаний, с маминой стороны, были заложены серьезные, преемственность соблюдалась, да и ходы в местный институт имелись. Одна беда, прием документов на текущий год был окончен, а посему решили ознакомить будущее светило с профессией не понаслышке, а на личном опыте.
– Устрою тебя к себе, в областную больницу, – погладила несчастного сыночка по головке мама, – А чего? Направление в институт сделают, стаж опять же…. Конечно, придется до города и обратно мотаться на электричках, ну так всего двадцать минут. Мы с папой каждый день ездим. Семь минут от станции до больницы быстрым шагом. В вашей Москве вон люди по пол дня тратят на общественный транспорт и ничего. Все живы. Опять же под присмотром будет. – Это отцу.
Сказано – сделано. Да и мать обнадежила – обещала устроить к себе в хирургию. Накануне первого рабочего дня Андрей не спал пол ночи, он представлял, как пойдет по больнице в белом халате, в белых штанах и почему-то в белых резиновых бахилах очень похожих на сапоги из комплекта общевойсковой защиты, которые им давали примерить на уроках начальной военной подготовки. Вот идет он гордый и уверенный в себе, молодой начинающий, но уже подающий…, а вокруг полные надежд и благодарностей взгляды больных, восхищенные брызги жемчужных глаз молоденьких симпатичных медицинских сестер, уважительные кивки коллег врачей. Он входит в огромное освещенное помещение, свет так ярок, что ничего кроме режущего глаз накала спиралей разобрать невозможно. Но он твердо знает, здесь он необходим, здесь его очень ждут!
– Личный, именной скальпель Андрея Вячеславовича, – слышится жесткая команда ассистента. Скальпель сам собой впрыгивает в подставленную ладонь. И понеслось…
Говорят, что театр начинается с вешалки. Так вот больница оказывается – тоже. В этом Андрей убедился на собственном опыте. В молодости мы склонны мечтать и видеть себя если не великими то, по крайней мере, значительными. Мы грезим о карьере космонавта или актера, фотомодели или военного-супермена, в крайнем случае, врача – гинеколога, героя или повара-кондитера. Много профессий хороших и важных! Но думается, вряд ли кто из вас мечтал в юности стать гардеробщиком. Вы даже и не мечтали, а Андрей им стал.
Толстая усатая женщина в белом халате привела его на рабочее место в хирургический корпус больницы, выдала реквизит – стул, и, пробасив, что-то такое не для средних умов, убежала:
– Одежду берешь, номерок отдаешь. Номерок берешь – одежду отдаешь. Лучше конечно если одежду отдаешь, ту которую берешь.
К обеду рабочее место сына посетила мама.
– Не расстраивайся сынок. Любая работа почетна. Посидишь тут месяц пока тетя Катя из отпуска не выйдет, а потом мы для тебя придумаем, что ни будь поинтереснее. Вот только переживаю. Ты же у нас такой простофиля, такой доверчивый. Следи внимательно за вещами, что бы ничего с вешалки не пропало. Смотри – не перепутай. Не подводи меня. Ой, переживаю я!
Переживала мама напрасно! К концу срока «гардеробной» деятельности, у её сына ни то, что недостачи не было, наоборот, прибыток появился. Бесполая старенькая, но вполне пригодная для носки куртка, две пары стоптанных тапок и рваный целлофановый пакет с грязно рыжим медвежонком, которого Андрей сдал в фонд помощи голодающим детям слаборазвитой, экзотической страны в обмен на поставки одноразовых шприцев.
Правда, непонятно как, пропало несколько блестящих кружочков-номерков, может, поклонницы утащили на сувениры, а может, выкрали злобные враги, естественно ночью и естественно не в его смену, но и тут Андрей проявил недюжинную сообразительность и изворотливость. Нашел старую коробку из-под обуви, вырезал недостающее количество фурнитуры, написал на них красной пастой жирные номера, а по ободу умную фразу, неоднократно слышанную от бабушки: «Дорогие гости, не надоели ли Вам хозяева!?», смотал для каждой бирки колечко из проволоки, водрузил их на пустые крючки, и с чистым сердцем ушел на повышение.
Новая работа по сравнению с прозябанием в гардеробе была полна опасностей, неожиданностей и приключений. Личным распоряжением главврача ему были вверены жизнь и здоровье многих больных, а в качестве компенсации за столь высокую ответственность выдан персональный служебный транспорт.
Здесь следует пояснить особо: областная больница размещалась на достаточно обширной территории, и включала в себя немалое количество разнообразных зданий, зданийц и флигельков в которых размещались различные отделения. Далеко не во всех из них имелась возможность приготовить пищу, а, как это ни странно, кушать хотели все.
В обязанности Андрея входила доставка этой самой пищи насущной три раза в день по указанным адресам. Дабы не таскать бачки и термосы на пузе, в состав мобильной группы входила транспортная единица – шикарная трехколесная тележка на скрипучем ходу. В качестве наставника-надзирателя, к ней была приставлена пожилая, словоохотливая нянечка Макаровна.
Макаровна выходила на крыльцо пищеблока, зорко следила за погрузкой термосов и кастрюль, указывала адрес клиента, давала добро на взлет и неспешно возвращалась назад, в помещение пищеблока, что бы насладится бесконечными беседами с радушным контингентом поваров и посудомоек.
Андрея такое отношение со стороны начальственного персонала к их ответственной миссии совсем не обижало, правда, поначалу причиняло небольшие неудобства.
Так в дебюте карьеры возчика он случайно вместо урологического отделения доставил пищу в морг, но не зря же говорят «Не ошибается тот, кто ничего не делает»! Все эти флигельки и мазанки послевоенной постройки были как близнецы на одно лицо, и выкрашены в один и тот же бравурно-лимонный цвет. Да если хотите знать, в условиях незнакомой, пересеченной местности сам Сусанин бы заплутал так что не нашел бы никто ни его ни тележки, ни пищи. А, Андрей нашелся!
– Тебе чего Шелопиздик? – приветливо поинтересовался у надувшегося как клоп под тяжестью тележки Андрея, скучающий мужик, судя по небрежно наброшенному на плечи грязно-серому халату, коллега по творческому цеху.
Коллега был старше Андрея всего то лет на пять-шесть и с наслаждением курил сигарету на маленьком приемном крылечке. К сожалению, в юношеском возрасте разница в каких то пять-шесть лет выглядит очень значительной.
– Я Вам пищу привез, – обиженно поджав губы, но уважительно ответил Андрей.
– Пищу?! – С философской задумчивостью подвел к небу глаза коллега, – А ну-ка покажь?
Коллега сделал несколько широких шагов вниз по деревянным ступеням и бесцеремонно осмотрел содержимое емкостей.
– О! Котлетки! А что это они у тебя такие маленькие?! – Подцепив сразу несколько штук, возмутился он.
– Это не для вас, это для пациентов.
– Нафы пафиенты, – роняя крошки из набитого котлетами рта, умничал коллега, – такую гадость жвать не будут. Здесь морг Шелопиздик! Морг, а не тюрьма!
– А где же урология? – растерянно заморгал глазами Андрей.
– Это тебе нужно вертаться взад и направо, разворачивай катафалк….
Котлеты, конечно остыли. Дабы в дальнейшем исключить подобные издержки, Андрей тщательно изучил и спланировал маршруты передвижения. Ближе к концу октября он гонял по территории на своей телеге не хуже чем лихой, заправский ямщик на тройке вороных.
Мастерство крепло день ото дня. Он научился эффективно использовать рельеф местности. Там где дорога шла под уклон, он разгонял скрипучий снаряд, словно спортсмен бобслеист красавец боб по снежному желобу, запрыгивал на телегу, и с гиканьем несся вниз, пугая обалдевших, зазевавшихся посетителей, местных зажравшихся птиц и несчастных психически неуравновешенных больных.
Продукты стали поступать по назначению без задержек: теплыми и в срок. Кривая выздоравливающих уверенно поползла вверх. Макаровна цвела от счастья, а её философские наклонности обрели новый смысл и поразительную бесконечность.
И все было бы прекрасно, если б не подвела голая резина. В ноябре выпал первый снег, соответственно пустив под откос не только статистические показатели аварийности и травматизма у работников Госавтоинспекции, но и похожие показатели на внутренних линиях больничного городка.
Сначала под колеса «Андреевского» экипажа угодил больничный УАЗик. Смотреть нужно, куда едешь! Тем более, когда с горки прямо навстречу, несется почти неуправляемый, уставленный бачками снаряд, на скрипучем ходу! Но это было бы ещё пол беды. Бачки в тот раз были пусты. Разбитый поворотник машины и инфаркт у водителя не в счет. Беда пришла, когда Андрей на своей «конармейской тачанке» до отказа уставленной бомбами, начиненными горячим борщом, чаем и рисом со всего маха налетел на заведующего терапевтическим отделением.
Андрей не спал всю ночь. Все переживал: «Как там дедок? Выживет? Нет ли?» «Зав» оказался мужиком крепким, его не сломил ни двойной перелом голени, ни обширный ожог паховой области. Правда, Андрею это помогло слабо, от почетной должности его отстранили, права отобрали окончательно и бесповоротно. Целых две недели молодой человек бродил по территории больницы неприкаянный и безлошадный, обиженно оправдываясь перед знакомыми:
– Разве это дело? Разве это настоящее дело? Я ведь в медицинский собираюсь поступать, а не на водительские курсы! Я «настоящих» больных не видел ни разу в деле….
– Как же не видел? А «Зав»? – посмеивались над ним местные остряки.
Опала закончилась так же неожиданно, как и началась. Не смотря на подмоченную репутацию, нашелся все же рисковый руководитель готовый взять под свое крыло будущее светило медицины. Андрей сильно подозревал, что не обошлось без протекции со стороны одного своего ближайшего родственника, но доказательств тому у него не было.
Заведующий общей хирургией, человек моложаво-амбициозный, плотного телосложения с забавной залысиной в области темени любил делать все быстро и четко. Он вихрем влетел в ординаторскую, по пути распекая своих нерадивых сотрудников, тайфуном провел инструктаж, и только затем лично познакомил нового сотрудника со своим отделением.
– Значит, мечтаешь быть врачом? Гым…гым.
– Ну, да.
– Похвально.
– Ну, да.
Заведующий с сомнением оглядел будущего коллегу с ног до головы
– Похвально. У нас ты получишь очень ценный опыт. Смотри, впитывай, запоминай.
– А аппендицит вырезать дадите? – неожиданно брякнул Андрей.
– Аппендицит? Гым…гым. Резвый какой. Будешь себя примерно вести и хорошо работать, не только аппендицит дадим вырезать, но и коронарное шунтирование проведешь. Гым…гым. Будешь плохим мальчиком – я тебе самому аппендицит вырежу…. Лично!…. Без наркоза. Гым…гым!
– А что я буду делать? А можно будет хоть иногда вам на операциях ассистировать? Ну, хоть смотреть?!
– Гым…гым! Ты видно паренек умный. Во всяком случае, умные слова знаешь, а потому поручу я тебе дело гораздо более важное и сложное. Будешь, старшим куда пошлют!
– А это как? Гым…гым – заволновался Андрей.
– А это очень просто. Куда пошлют – туда и пойдешь. И будешь старшим! Гым…гым! Вот сейчас, например, пойдешь к сестре – хозяйке, я вас знакомил, черненькая такая, поможешь ей бельё в прачечную доставить. Гым…гым. Двигай! Все будет хорошо! Ты человек взрослый. Всё у нас получится …
«Да не то слово!» – подумалось Андрею. Мысль не отпускала. – «Знал бы он, что я иногда еще в солдатиков играю! А в остальном…, так без сомненья о-го-го какой взрослый! Гым! Гым! Всё у нас получится?!»
Проработав пару недель «старшим куда пошлют», Андрей слег с температурой, причем сильно подозревал, что вся его болезнь была связана вовсе не с противными вирусами, а с нервами. Да! Да! С обычными такими, нервами.
Только окунувшись с головой в больничную среду, он, наконец, понял смысл фразы: «Холодец в степени ужас!» Больница – вот где ужас! Да такой, что волосы шевелятся по всему телу. Не от страха – от тоски.
Куда там Толстому с его «Севастопольскими рассказами». «В крови, в страдании, в смерти…», – вспоминались пафосные слова учительницы литературы. Да кровь, да смерть, да страдания, но ведь шла война, а тут в мирное время, когда за окнами дружный советский народ семимильными шагами идет по пути прогресса, чирикают воробьи, целуются влюбленные, лежит себе стонущая старая женщина с запрокинутой кверху головой. Лежит с бессмысленно выпученными глазами, единственным утешением для которых является пустой, беленый потолок и грязно серые стены, Лежит – на несвежем белье и, в сущности, никому до нее нет дела: ни родственникам, ни медперсоналу. Бывает и такое! Вот где оказывается правда жизни! А каково выздоравливающим. Эх! Тоже ведь не сахар. Все что можно было – рассказано, книжки перечитаны, телевизор в холле показывает только рябь, жрать охота….
Наивный Андрей всегда считал, что болеть – это хорошо. Вначале конечно есть маленькие неудобства, связанные с температурой или, например, с тем, что в горле першит. Но зато ты лежишь, как король на чистом белье, а вокруг снуют обеспокоенные родственники и с надеждой заглядывают в твои глаза с одной целью угадать малейшее твоё желание, выполнить любую твою прихоть. А если что-то не так, достаточно громко крикнуть – «Бааа!»
И вот уже бежит милая, добрая, заботливая бабушка, и пичкает тебя горячим молоком с медом, режет дольками яблоки и груши, а ты, изображаешь из себя умирающего лебедя, вредничаешь и кочевряжишься.
Оказывается жизнь сложнее….
Находясь в «коматозном» состоянии Андрей усиленно размышлял на тему: как и чем лично он может скрасить страдания несчастных пациентов, а тут как раз по телевизору передачу забавную показали о позитивном влиянии домашних животных….
Андрей решил: Давно пришло время распространить новаторские методы лечения в массы! Вон на больничной помойке и котов и крыс навалом.
С крысами юный новатор решил повременить, а вот полосатое чудовище приволок, за что имел втык от старшей медсестры с бодрыми пожеланиями счастливого совместного путешествия в обнимку с «этой грязной тварью» туда, куда говорить неприлично. В отличии от медперсонала пациентам зверь понравился, правда, животное оказался довольно таки странным. Местом постоянного обитания кот выбрал для себя туалетную комнату, где философски возлежал на краешке унитаза и, не мигая, следил за бесконечной струйкой воды вытекавшей из неплотно пригнанного горлышка смывного бачка. Прямо этакий: кот– Диоген. Что ж, будет проще прятать его от суровых глаз этих ретроградов, этих управленцев от медицины ничего не смыслящих в передовых технологиях.
Почти сутки все шло отлично, а потом неблагодарное матрасоподобное создание, откормленное совместными усилиями инициативной группы по защите животных от старшей сестры, обнаглело до такой степени, что нагадило одной старушке на простынь. Андрей попытался убедить кота по-хорошему; мол, так делать нельзя, сортир как раз и предназначен для этих целей, а вовсе не для того чтобы в нем медитировать; больным нужно дарить радость, а не гадость. Но, бестолковая усатая тварь упорно отказывалась осознать все величие возложенной на неё миссии и как результат – завалила дело!
Апофеозом котовьих безобразий стал возмутительный, циничный акт вандализма, выраженный в опрокидывании анализов мочи пациентов на брюки заместителя заведующего отделением, врача-хирурга высшей квалификации и просто честного добропорядочного гражданина Соломона Яковлевича Гуревича.
Как и почему наглый зверь покинул свое лежбище в туалете? Что заставило его взобраться на священный столик с баночками? Зачем он полез дегустировать их содержимое? История умалчивает. Равно как и о том, зачем Соломону Яковлевичу понадобилось истошно кричать «Брысь собака!».
К сожалению, а может и по счастью, Андрея в отделении в этот момент не было, и все перипетии событий он узнал постфактум.
– Видели ли Вы, юноша, как грациозно вылетают из форточек коты? Как они величественно парят с высоты третьего этажа? – Только и спросил с философской задумчивостью у «ведущего котовода» заведующий отделением. – Нет? Очень жаль.
Спросил и умчался в операционную даль.
Андрей и сам засомневался в эффективности данного метода лечения. В его голове зрел новый план. Изучив случайно попавшуюся на глаза, брошюру по спортивной медицине он решил поднимать боевой дух больных путем приобщения их к большому спорту.
Из всех доступных видов спорта больше всего соответствовал обстановке настольный теннис в виду его достаточной компактности и вместе с тем динамичности.
Но стоило заикнуться об установке теннисного стола, как на него тут же посмотрели с интересом, но как-то уж очень плотоядно, короче идеей взращивания чемпионов в больничных условиях не проникся никто.
Человека изобретательного от природы, русского по образу жизни, никакими трудностями не запугаешь. В коридоре, прямо напротив входа в третью палату стоял большой старый двух тумбовый стол, который дежурные медсестры и нянечки использовали в качестве «аэродрома подскока», когда лекарства временно положить, разнося их по палатам, когда поднос с пищей для «лежачих» оставить. В общем, большую часть времени стол пустовал или являлся местом посиделок ходячих больных. Андрей объявил его «теннисным кортом».
В виду ограниченности размеров столешницы, о том чтобы натянуть сетку не приходилось и мечтать. Посему придумался новый вид спорта «ХокТеннис», который, измученный продолжительным отсутствием интимных контактов с женскими особями, почетный больной первой палаты Петрович, тут же окрестил «Хотенисом».
Суть игры была довольно проста, Андрей притащил из дома небольшой металлический шарик от шарикоподшипника, лобзиком выпилил из дерева две миниатюрные клюшки, похожие на хоккейные, фломастером нарисовал ворота.
Матч проводился на время, играть нужно было в одно касание, выигрывал тот, кому чаще удавалось забить металлический «пузырь» в ворота соперника. В случае нарушения правил одного касания или вылета шарика за пределы стола он передавался сопернику. За соблюдением правил Андрей следил лично. Получился эдакий симбиоз настольных игр: тенниса и хоккея.
Как всегда «великое» испортил случай. Тот самый «хотельщик» Петрович из первой палаты, человек с уникальнейшей судьбой скрупулезно описанной в его истории болезни, до поры до времени относившийся равнодушно к новому виду спорта, вдруг воспылал желанием постичь неизведанное. Стоит отметить, что Петрович был «лежачим», но в силу своего возраста и куркульских наклонностей характера пользовался в среде находящегося на излечении контингента непререкаемым авторитетом. По принципу «Не трогай г….»
Куда от него деться? Выбрали момент, когда никого из старшего персонала на горизонте не наблюдалось, затащили стол – площадку в палату, пододвинули к постели страдальца.
Дали клюшку в руки.
– К…хык… твою мать! – только и успел сказать ветеран всех спортивных игр на свете и весело разрубил тишину звуком разбитого оконного стекла. А за окном декабрь….
Естественно забаву запретили, а с очередной зарплаты ещё и деньги у Андрея вычли за порчу государственного имущества.
– Не грусти Андрюха! – Успокаивал парня взявшийся вдруг активно опекать молодое дарование Петрович – При Сталине за такое тебя бы расстреляли, или в лучшем случае дали пожизненно лагерей.
Изначально было, что-то в этом Петровиче неприятное. Что? Андрей до поры до времени разобрать не мог. Жалел он Петровича, человека легендарной судьбы.
По жизни Петрович отличался тремя талантами: отменным лошадиным здоровьем, о чем свидетельствовала круглая, розовощекая «будка» лица, а так же пристрастием к мотоциклам и женщинам.
Петрович не пропускал в жизни ни одной юбки, о чем живописно свидетельствовали его личные рассказы, а в вынужденных перерывах между юбками холил и лелеял мотоцикл «Урал». Холил так, как ни каждая заботливая мать лелеет своего первенца.
И надо ж было такому случиться: однажды его зануде – теще приспичило пройтись пионерским маршем по тропам босоногой юности, посетить, так сказать, свою малую историческую родину.
Ну что с бабами поделаешь? Зудела, зудела довела таки Петровича до белого каления. Сердце кровью обливалось, до того мотоциклетку жалко было, но ехать пришлось.
Нацепил он на тещу шлем, погрузил её в коляску и, повез. Только теща дама своеобразная, долго сидеть без общения не может, и стала она дергать зятя по пустякам. Как водится, на скользкой дороге кончилось это все плачевно – улетели в кювет. Мотоцикл цел! На теще – перечнице старой – ни царапины! Петрович – вдребезги! Привезли его в областную больницу, поместили в травматологию. Собирали – по кускам. Собрали. Но тут пришла новая напасть. Ни с того ни с сего обнаружился у него в крови вирус гепатита. Взяли матерящегося Петровича и вместе с растяжками перенесли в инфекционное.