Обрывки
– Гады! Заразили падлы! При переливании крови заразили! – бушевал «мотогонщик» – Я вам устрою Гиппократову клятву!
Неизвестно, жил ли подлый вирус в теле Петровича изначально или действительно был привнесен в кровь при её переливании, только сам Петрович был уверен в последнем на все сто!
Отлежав положенное, кое-как зализав раны, он пошел в травму устраивать разборки. В поисках тамошнего заведующего отделением, Петрович долго и некрасиво плевался, грубо матерился и вообще вел себя не адекватно, уж так хотелось ему справедливости, так хотелось посмотреть в честные медицинские глаза, что в порыве желания сей борец за справедливость неожиданно упал с лестничного марша, сломав себе два ребра и раздробив тазобедренный сустав. В травме отреагировали молниеносно: «А у нас мест нет! И на ближайшую пятилетку не предвидится!». Пришлось определить Петровича в общую хирургию.
– Хороший ты парень Андрюха! Добрый, отзывчивый! Не то, что эти…, – в который раз смущал целомудренного Андрея своими речами «инвалид». – Бабу тебе надо! Ничего не грусти! Найдем мы тебе бабу!
– Скажи?! Тебе Верка, медсестра нравится? Ух! Жопастая и сисястая просто жуть!
– Ну, нравится, – шептал, краснея, Андрей.
– О! Сейчас все устроим, – заговорщицки подмигивал Петрович, – Я её позову, а ты не зевай, хватай за задницу и она твоя. Я их с…к толстожопых насквозь вижу. Ей Верка! Сестра! Сестра!
– Нет! – категорически запротестовал Андрей.
– Эх! Андрюха! Пацан ты ещё! – горько вздохнул Петрович, – Тогда держи яблоко! Мытое. Бери, говорю! Обидишь! Грызи. Твои невесты ещё в школе учатся. В пятом классе. Можешь и в четвертом посмотреть тож…! – смеялся Петрович в след: убегающему из палаты, раскрасневшемуся точно роза Андрею.
Ближе к новому году больных стали выписывать гораздо интенсивнее. Кому охота встречать самый замечательный праздник в тусклых больничных стенах. Соответственно пошла под выписку и большая часть пациентов первой палаты. А там, как водится, лежал народ взрослый, серьезный и любил в свободное от процедур, обходов и посещений время расписать пульку в преферанс.
Петрович пристал как банный лист: «Сыграй Андрюха! Сыграй!» Ты же, мол, клятву Гиппократову давал, ты, мол, больным помогать должен, а у нас третьего не хватает.
Как ни отказывался Андрей, сколько он не убеждал Петровича, что ни какой клятвы пока не давал, и играть в эту игру не умеет – ничего не помогло. До того липучим и настойчивым был данный субъект
Пришлось уступить, больных обижать нельзя таково правило профессиональной этики.
По началу Андрей волновался, все– таки играл на деньги первый раз в жизни, и за несколько раз проиграл целых восемь рублей, потом ещё три рубля с мелочью, но через пару недель он уже выигрывал у Петровича не только жену и кошку, но даже его любимый мотоцикл. Петрович злился, матерился, зорко следил за партнерами, рисковал и влетал по самые помидоры на мизере. Влетал с «паровозом». Тогда он начинал играть осторожно. Заказывал с запасом. Пасовал на трех тузах. Но…снова влетал.
– Полетели на всю зарплату! – смеялся их третий партнер Боря обладатель целого букета желудочных заболеваний.
Игры продолжались примерно с месяц. А потом ….
В то утро Андрей маялся животом в результате неумеренного приема бабушкиных пирожков. Страдая и охая, он мыл полы в ординаторской. Одной рукой с трудом передвигал швабру с кое-как намотанной на ней половой тряпкой, другой поддерживал тугой как барабан живот. Неожиданно подуло сквозняком на ноги. Точно продолжение сквозняка в комнату вихрем влетела мать. Её лицо было белым под цвет халата, губы дрожали, а в глазах сверкал металлический блеск.
– Как ты посмел?! Как ты посмел брать продукты у больных! Обманывать и обжуливать людей. Как ты посмел!? Ты же комсомолец!
– Мам ты что? Ты что мам? – растерялся Андрей
– Скажи, с кем ты играешь в карты? У кого ты брал продукты?! У кого ты брал деньги?! Господи! Надо же дожила! Мой сын шулер и вымогатель! – и мать заплакала.
– Постой, постой. Объясни мне, что случилось?!
История оказалась очень неприятной и до конца для Андрея не понятной.
Как удалось выяснить позже, на утреннем обходе Петрович схватился с заведующим отделением. Накануне больной был уличен медперсоналом в злостном нарушении режима посредством неумеренного потребления спиртосодержащих продуктов.
Зав вспылил. На что Петрович заявил, что тут одни бандиты, шулера и коррупционеры. Мало того, что неквалифицированный персонал вливает здоровому советскому человеку «прокисшую» кровь, так ещё и обжуливают честных людей на каждом шагу, заставляют играть в карты на деньги. Воруют у больных продукты, и бесстыдно пожирают их передачи. Естественно, главным шулером и пожирателем продуктов оказался Андрей.
Так плохо Андрей себя ещё не чувствовал никогда. Он не мог поверить во все это. Бред! Враньё! Не мог понять как люди вообще способны на такое…, на такую циничную подлость? На душе было гадко, страшно и мерзопакостно. Он пытался оправдаться, объяснить что– то, хотя в сущности мнения чужих людей его не очень заботили. Ему важно было, чтобы мама, его мама, не думала о сыне плохо. В душе он не считал себя виновным ни в чем. Да! Он совершил глупость. И не одну! Хотя, по большому счету, вся эта ерунда не стоила и выеденного яйца. Но юношеский максимализм, идеалистичный подход к жизни свойственный его возрасту не давали покоя. Совесть мучила его. И переживал он в основном потому, что подвел близкого человека.
Хорошо, что отец его в итоге понял. Он потрепал сына по щеке, мол «Всякое бывает в жизни. Нужно быть умнее», вздохнул и предложил:
– Может, поработаешь до поступления в институт у меня?
– Нет пап, я вернусь в больницу.
– Смотри сам.
Было неприятно, стыдно и неудобно, но Андрей вернулся. Иначе он просто перестал бы себя уважать. Естественно, что теперь его отправили трудиться в другое место. Его назначили старшим помощником местного электрика, при этом строго наказав:
– Работает у нас электриком один товарищ. Витя. Очень хороший, прекрасный специалист, но больной человек. Держать его на этой должности – не имеем права. Есть такой недуг – эпилепсия. При этом заболевании у человека иногда бывают сильные приступы. А что делать? Специалист хороший. К тому же все ведь мы живые люди, всем свои семьи кормить нужно. Твоя задача постоянно находится рядом. Иногда приходится работать на высоте, а вдруг у него в этот момент приступ случится?! Вот ты его и подстрахуешь.
Витя, оказался, в общем-то, и не Витей, а сорокалетним лысеющим мужчиной Виктором Михайловичем, по меркам Андрея человеком уже пожившим, если не сказать пожилым.
Виктор Михайлович имел невысокий рост и плотное телосложение. Приятное отрытое лицо, обрамленное коротко стриженными черными волосами. А ещё Витя являлся обладателем бархатного красивого голоса.
По всей видимости, о прибытии нового помощника он знал заранее, а потому встретил его появление хоть и с неким налетом философской грусти, но достаточно радушно:
– Где одному делать нечего, там для двоих всегда работа найдется. Проходи дорогой.
По началу, Андрея все в этом человеке немножко настораживало. И не то что бы он боялся, а так, в связи с болезненным состоянием так сказать… относился к своему новому наставнику с некоторой опаской. Наверное, его чувства были похожи на отношение человека к чужой собаке серьезной породы. Вроде бы и не агрессивная она вовсе, и добродушно взирает на штанины ваших брюк, да и хозяин улыбается «Вы не бойтесь, не укусит», а все равно что-то заставляет сжаться и внутренне собраться, приготовившись к самому худшему.
Они трудились вместе какие-то жалкие четыре месяца, и потом больше не встречались в жизни ни разу, но столько, сколько Виктор дал Андрею из посторонних людей в его жизни ни дал ему никто.
Виктор оказался очень разносторонне развитой личностью. Он увлекался радиотехникой, и буквально на второй день их знакомства ввел Андрея в этот удивительный и интересный мир.
– Жаль, что новогодние праздники закончились, – вздохнул Виктор. У меня есть замечательная и очень простая электронная схема для елочной гирлянды. Начинающему – просто блеск. Попробуй, собери. Пригодится на будущее. Позже мы с тобой перейдем, к чему ни будь более интересному.
– А как же детали? Плата? Где взять? – испуганно удивился Андрей.
– Не дрейфь! Плату сделаем и протравим сами, а детали – вот они, – выдвинул ящик стола Виктор.
Кроме того, старший товарищ до фанатизма был увлечен музыкой. Он пел в хоре при дворце культуры, и даже однажды ездил на гастроли в Грецию, о чем любил много и интересно рассказывать в минуты досуга.
Виктор сам изготавливал акустические и электрические гитары, довольно прилично играл на них. Ни прошло и месяца со времени их знакомства, как Андрей во всю переписывал аккорды в толстую общую тетрадь, а по вечерам стирал в кровь пальцы о струны щедро подаренного больничным электриком экземпляра своего электронно-музыкального творчества. Гитару Андрей подключал к усилителю их старенького проигрывателя «Аккорд». Для того чтобы поставить на уши домашних, включая кошку – громкости хватало.
Виктор пытался увлечь коллегу еще и хоровым пением, но тут, как говорится, «не срослось».
– Живи редиска! – добродушно посмеивался наставник, – Не буду я тебя мучить, раз нет вдохновения. Да понимаю, понимаю! И ездить тебе на электричке приходится, и подготовительные курсы в институт много времени отнимают. Трудись сынок! Без этого в жизни никуда. Тебя бы еще физически развить не мешало! Слушай! Как ты относишься ко всем этим новомодным штучкам?… Я имею ввиду восточные единоборства. Карате, кунг-фу…
– Хорошо отношусь, – откусив пол котлеты зараз, кивал головой Андрей, – Да только разве у нас есть такие секции?
– Есть у меня один приятель. – Загадочно улыбался Виктор. – Я ему телевизор и еще кое-какую радиоаппаратуру ремонтирую. Так вот он во дворце ведет группу восточной гимнастики. Это она у них так называется. Сам понимаешь, каратэ то разрешают, то запрещают. А они люди хитрые: «Мы», – говорят, – «гимнастикой занимаемся. И ни каких каратэ». А что они на самом деле делают…. Секция полу подпольная, достаточно закрытая, с улицы они никого не берут, но я тебя постараюсь устроить.
И устроил. Да так что Андрей увлекся этим делом надолго.
Но больше всего начинающий медик любил просто сидеть рядом с Виктором в их коморке, вместе паять схемы и слушать удивительные истории из жизни разнообразных друзей и знакомых последнего, слушать его философские рассуждения о жизни. Вот только плакаться себе в жилетку Виктор Андрею не позволял.
– Жизнь она такая, какой ты её ощущаешь. Учись быть добрым и сильным сынок.
И Андрей учился. Чувствуя уважение и заботу старшего товарища, он платил ему той же монетой. Помня о данном слове, всегда и везде старался опекать Виктора. Заглядывал ему в глаза, когда тот лез по необходимости на стремянку, не давал носить не только тяжелые вещи, но даже обычный монтерский чемоданчик.
В то утро они пришли в кабинет главврача менять лампы дневного света.
Пришли, разложили инструмент, достали из бумажных чехлов лампы поставили стремянку.
– Давай я? – зевая от хронического юношеского недосыпания, предложил свои услуги молодой.
– Я сам – пожалел его Виктор, карабкаясь по стремянке вверх.
И тут на самой последней ступеньке глаза у него вдруг застыли, лицо скривила гримаса боли. В голове у Андрея пронеслись страшные мысли: «Неужели оно?! Припадок!»
– Прежде всего, поймать тело, положить на пол. Под голову подложить что-либо мягкое. Чтобы не запал язык, повернуть на бок голову, – лихорадочно вспоминал он мамины наставления.
С криком:
– Держись Витя. Я тебя спасу! – Юноша бросился на помощь.
Виктор едва успел опустить изумленный взгляд вниз и крякнуть. Дальше он уже парил в свободном падении, налетев сверху на распростертое тело споткнувшегося о ножку стремянки Андрея. Рассыпавшаяся стремянка довершила начатое дело.
Когда на грохот сбежался народ во главе с главным врачом больницы, все увидели груду древесностружечных плит ещё недавно бывшую столом. Порванные, раскиданные по всей комнате бумаги и двух испачканных толи чернилами толи тушью бравых электриков
– Ну, вот, перелом, – щурясь от боли, тупо уставился на висящую точно плеть руку. Виктор.
– Виктор Михайлович! Простите! – всхлипнул Андрей. – Я подумал…
– И опять он! – Вознес руки к небу глав врач злосчастной больницы, – Вам молодой человек нужно направление в институт?! Только через мой труп! Вы у меня пойдете в колледж! Да! Именно! В американский колледж! Такие люди должны лечить…! Нет! Они просто обязаны, лечить больных вероятного противника!
Неизвестно состоялся ли обещанный труп главврача, но какую то справку мама для Андрея все-таки выхлопотала. Наверное, они там у себя в больнице здраво рассудили, что в случае неудачи парня придется трудоустраивать вновь.
«Хорошо, когда тебя любят и уважают в родном коллективе» – улыбаясь, думал Андрей, сидя на жестком неудобном сидении электрички. Сегодня у него был знаменательный день. Он ехал подавать документы в медицинский институт. Неожиданно в голову пришла бредовая мысль: «Интересно, а на каких принципах на железной дороге работает семафорная сигнализация?» И эта мысль не отпускала до самого города.
На платформе парень уперся в веселую стайку студентов стройотрядовцев. Открыв от восхищения рот, он тупо смотрел на разрисованные спины в зеленых рабочих куртках и вдруг поймал себя на мысли, что завидует этим ребятам. Завидует просто до слез.
– Генка! – Заметил он знакомое лицо в пестрой веселой толпе. – Генка Горелов!
Загорелый и гордый перед ним стоял его бывший одноклассник Гена Горелов. Гена возмужал и изменился за тот год, который они не виделись. Год не год, а уж пол года точно!
– Генка! Вы куда? – задал глупый вопрос Андрей и смутился. Несмотря на то, что были они одногодками, школьный приятель казался старше, красивее и опытнее его самого лет на двести.
– Едем поднимать Нечерноземье, – гордо, по взрослому ответил бывший одноклассник, доставая из кармана пачку «Примы»
– Спасибо не курю. А ты где учишься?
– Читай, – гордо повернул спину Геннадий, на которой большими красными буквами было выбито: ССО «ДИОД».
– Ух, ты! Буквы «И» в начале слова не хватает, – борясь с распиравшим его чувством зависти, попытался съязвить Андрей. – А я иду подавать документы в медицинский.
– Клистирные трубки!? – Пренебрежительно скривил рожицу Генка, при этом, бодро схватившись за вещмешок. Группка студентов заволновалась – Все! Пока Андрюха! Пора. А вообще…. Поступай лучше к нам. ЭВМ – это великое будущее! Запомни! Не пожалеешь!
Последние слова парень прокричал уже на бегу и ветер как-то по-особому весело теребил его гордую шевелюру. Величественно и загадочно интересно.
О том, что Андрей поступил в технический вуз, родители узнали только в сентябре. С мамой был маленький шок, отец же пережил все, так как и подобает настоящему мужчине.
– Ты уже взрослый! Тебе самому выбирать свою дорогу жизни. Самому идти по ней и играть с судьбой….
От любви до ненависти…
Школа была хорошей. Для малышей очень удобной. Младшие классы занимались в одноэтажной пристройке переходящей в длинный кирпичный переход, соединяющий её с основным зданием. С другого конца к пристройке примыкал коридор, ведущий в раздевалку спортивного зала. Места было предостаточно. А что ещё нужно для успешного развития ребенка? Уроки бы отменить! Да разве такое возможно?!
Раскрасневшаяся Сашка не обращая внимания на сбитый набок передник, летела по коридору точно низкорослая монгольская лошадка, а следом за ней, цепляясь за препятствия, точно сплетенная светлая грива, развивалась длинная коса.
Неожиданно на пути возник предательски выставленный грязный ботинок, и Сашка, зацепившись за него, ласточкой взмыла в воздух. Рожденный ползать летает плохо. Сашка была рождена летать, летала хорошо: легко и весело; вот только с приземлениями были некоторые проблемы. На этот раз посадка выдалась относительно мягкой. Прямо на небольшую группку девочек – тихушниц, забившихся в уголок и ехидно обсуждавших последние сплетни. Бывают такие девочки, которые не бегают по коридорам, не шумят, строят из себя примерных, а сами только и думают о том, как бы кому пакость сделать да сплетню выдумать. Девочки-старушки.
– Ууу! Монголка противная! – забрюзжали, заплакали девочки-старушки. Особенно усердствовала отличница Галя, считавшая себя первой красавицей класса. – Мы все Елене Анатольевне расскажем. Пусть она тебя накажет.
– Лягушки мохнорылые! – не мешкая, вскочила Сашка, потирая ушибленное колено. Была нужда перед такими извиняться. Ещё и обзываются. Завидуют, что Сашка целых три года жила с родителями в Монголии. Там было здорово. Там таких дур, не было. Ей там нравилось.
– Сама ушастая! – Ещё больше обиделись тихушницы. Что-то кричали в след, но Сашка их уже не слышала. Да и наплевать на них. У нее была своя компания.
– Я убью тебя Трухачев!
В перекрестие прицела, она поймала цель. За подножку толстяк должен «заплатить кровью». Трухачев – мал ростом, прыщав, очень толст и противен характером. Вечно кому-то завидует, вечно всех закладывает. Он ещё хуже, чем эти липкие лягушки – тихоквакушки. Его не любили мальчишки их класса, не любили и Сашка с подружкой Светкой. Ничего удивительного в этом не было. Так уж получилось, что Сашка в новом коллективе подружилась именно со Светкой, а Светка в мальчишеской среде всегда считались «своим парнем».
Почувствовав, что расплата грядет, Трухачев покатился по коридору точно одетый в несуразную школьную форму колобок. Скорее, скорее по переходу в основное здание, поближе к спасительной учительской. Сашка рванулась следом, стараясь не терять из виду мелькавшую точно буй на волнах засаленную шевелюру обидчика. Огибая «уставших» от занятий, весело прыгающих, орущих, бегающих школьников, то и дело натыкаясь, на кого ни будь из них, беглец почти достиг желанной цели. Как раз в этот момент на помощь пришла подруга.
Обидчик забился в длинных Светкиных руках, распластав свои коротенькие конечности, словно пойманный таракан.
– Держи его!
Но к тому моменту, когда Сашке удалось добраться до обидчика, одноклассники уже успели устроить веселую кучу-малу. Это ведь и правда интересно, когда кто-то кого-то ловит.
– Дайте мне! – грозно схватилась за грязный ботинок Сашка, пытаясь достать толстяка из глубины кучи.
– Тащи толстого! – с радостью помог Юрка Гришин по прозвищу Гриня.
– Этот гад Одуванчику подножку поставил. Одуванчик чуть не разбилась, – пояснила разгоряченная погоней Светка. Одуванчик, это было прозвище Сашки. Сокращение от фамилии.
– Вали толстого на бок! По тыкве ему! По тыкве! – возмутился Гриня.
Коллектив по преимуществу своему – стая, в лучшем случае – стадо. Куда сильный – туда большинство, куда большинство – туда остальные. Детский коллектив – стадо в квадрате.
Трухачев тут же получил несколько пинков и подзатыльников.
– Ребята! Давайте запихнем толстого в женский туалет!? – весело предложил звонкий голос из толпы.
– Айда!
Бедный Виталик Трухачев попытался вырваться из цепких лап общественности, да куда там! Волна понесла его к запретной двери, за которой при других обстоятельствах скрывалось бы много интересного для любопытного мальчика. В данной ситуации любопытство молчало.
Нет! Нет! Ему туда не нужно! Вблизи оказалось, что дверь туалета довольно грубо окрашена, пятна, и потеки краски были видны тут и там. Да и открывается она натужно, со скрипом. «Не смазана» – неожиданно пронеслось в голове у Виталика.
Он расставил ноги точно циркуль, пытаясь зацепиться за дверной косяк. Тяжело жить на свете, когда у тебя коротенькие ножки, а ручки слабенькие и пухлые. Вот если бы можно было тормозить выпученными глазами, его никто и ни за что не смог бы запихнуть в это постыдное место.
Тормозить глазами не получилось, бедняга влетел в дамскую комнату пухлым растрепанным теннисным мячиком.
Надо же! Женский туалет почти ничем не отличался от мужского! Пожалуй, только белые настенные горшки отсутствовали. По молодости своей Виталик не знал, что «белые горшки» называются писсуарами. Да и вообще он много ещё чего не знал и не понимал в этой жизни, а потому как любознательный ребенок резонно подумал: «Интересно! Как они без них обходятся, когда народу много?!»
И еще одно важное открытие сделал для себя Виталик: Оказывается, учителя тоже ходят в туалет! Как обычные смертные.
– Здрсссти – не придумал он ничего лучшего, глядя в распахнутые наивно – изумленные глаза рассевшейся точно белка на суку учительницы.
Потом, осознав всю глубину момента, услужливо сказал «Ой!» и боком, боком стал выбираться в холл, подобострастно оправдываясь: «Это не я! … Это все Сашка Одуванчикова… из третьего «Б»! Одуванчикова!»
Весь следующий урок Трухачев неспешно и вдумчиво изобретал разнообразные планы мести. Он долго изучал Сашкин профиль, воображая как уверенными и сильными руками, возьмет её за воротник школьного платьица и зашвырнет в мужской туалет. Нет! Они сильнее его! Их много! Одна её подружка Светка чего стоит!
«Какие у этой противной Сашки интересные кружева на воротнике. И на манжетах. Кружевные. А какие тонкие пальцы. Наверное, ими очень удобно ковыряться в носу.
Классно было бы запихнуть её неожиданно в кабинет директора! Директор её, непременно, наказал бы за такое безобразие! Ага! А она ему выложит, что во всем виноват я! Может незаметно измазать ее чернилами!? Не! Узнают – все равно побьют! Красивый у нее пенал. Спереть что ли? Может на перемене, когда в классе никого не будет разбросать вещи из её портфеля? Стоп! Так ведь на перемене в классе никого не будет!»
Злорадно улыбнувшись, маленький мститель успокоился, а, успокоившись, решил перекусить. Основательно запустил палец в нос, поковырялся, вынул здоровую зеленую «козу» и, не спеша, с аппетитом съел её.
– Фу! Как противно! – громко возмутилась соседка по парте – Елена Анатольевна можно я пересяду от Трухачева?
«А чего такого?» – подумал Трухачев, краснея потому, что двадцать восемь пар глаз одновременно уставились на него. Самое неприятное, что на него с отвращением смотрела эта противная Сашка. Ну, он ей ещё покажет!
На перемене молоденькая учительница начальных классов Елена Анатольевна, построила своих по парам и повела в столовую. В общей суматохе «отряд не заметил, потери бойца».
О! Школьная столовая! Адский рай и райский ад одновременно. Место всеобщего поклонения школьников. Всяк сюда стремится, пусть далеко ни каждый выживет после посещения. Затеряться в этом благословенном месте очень просто. Суета и толкотня способствуют этому.
– Дети! Чья порция? Кого не хватает за столами? – заволновалась учительница, когда завтрак подходил к концу – Трухачев! Ты где ходишь?! Быстро за стол.
Школьный завтрак – дело святое. Тут не скомандуешь: «Рота подъем! Выходи строиться в противогазах!» Ждали отстающих. На урок шли тоже организованно, но толпой. И каждый входящий в класс останавливался у доски в немом восторге. Каждый считал своим долгом хохотнуть и обернуться назад, словно в поисках того неведомого адресата кому изображенное художество предназначалось.
А там, нетвердой, но язвительной рукой злопыхателя, была нарисована картина «Татарская княжна поит свою лошадь из унитаза в мужском туалете» Над изображением княжны корявым подчерком было написано «Светка». Ну а лошадь явно писалась с её подружки Сашки. Тут даже и подписывать не стоило. Достаточно посмотреть на гриву. Вылитая Сашкина коса.
Последним вошел Трухачев. Физиономия его сияла радостным нетерпением. Вошел и тут же получил с двух сторон по затрещине. Да так что из носа брызнула кровь.
– Девочки! – изумилась Елена Анатольевна. – Как можно?! Вы что? Девочкам драться не пристало…. Не плачь Виталик…. Иди, умойся и возвращайся в класс. Гончарова и Одуванчикова дневники на стол.
– А чего он! – возмутилась Светка. Саша промолчала. Первый гнев прошел, ей стало стыдно.
Вечером Сашка бродила за матерью как собачонка на поводке: из комнаты в кухню, из кухни в комнату и снова на кухню. Ей было очень любопытно, как мама отреагирует на пространное, грозное замечание в дневнике написанное тревожными красными чернилами. Ей было любопытно и вместе с тем немного страшно. Но мама, как это часто бывало в последнее время, с тех пор как у Сашки появился маленький братик Вовка, была занята другими проблемами и совсем забыла поинтересоваться успехами дочери на ниве просвещения. Что поделаешь, почти все женщины в этот трудный, но сладкий период прибавления в семействе одинаковы: врачи и асфальтоукладчицы, милиционеры и даже инженеры, в славной когорте которых счастливо трудилась до ухода в декретный отпуск Сашина мама.