Добыча ярла Бьорка
Я неуклюже пристраиваюсь, куда велели. Оказывается, приседать со связанными впереди руками и подгорелыми ступнями – то ещё удовольствие. С наслаждением вытягиваю ноющие от ожогов ноги и облокачиваюсь спиной о борт. Солнце тут же ласково печет подставленное лицо, ветерок колышет растрепанные волосы. От соседа моего по сравнению с Олафом вообще не воняет (запах свежего пота не в счет- после всего унюханного ранее он даже приятен), и жизнь сразу как-то кажется веселей…
– Пей,– брюнет тычет мне прямо в нос свою флягу.
– Не хочу, спасибо,– вздыхаю я.
– Пей, сказал,– тут же с угрозой произносит воин.
Я недовольно кошусь на настырного соседа. Он всегда просто повторяет предложения, пока не добьётся нужного результата? Но флягу из рук всё-таки принимаю. Брюнет тут же опять довольно улыбается и достает из кармана какую-то деревянную резную трубочку. Насыпает из маленького мешочка туда сухую траву, чиркает двумя камешками, выбивая искру, и глубоко затягивается. В воздухе растекается смоляной запах, похожий на дым от кальяна. Я отворачиваюсь и делаю глоток из предложенной фляги. По горлу тут же бежит что-то невероятно крепкое, просто огненное. Из глаз брызжут слёзы, пищевод дерет, но вместе с тем и расслабляющий жар приятно расползается по телу. С трудом проглатываю и отдаю флягу хозяину, вновь облокотившись спиной о борт…
Щурюсь, наблюдая за пролетающей птицей… От крепкого алкоголя в голове мягко и спокойно звенит. Становится почти хорошо… Чувствую на себе любопытные недобрые взгляды других воинов, но стараюсь об этом не думать. Надо прийти в себя и потихоньку соображать где я и как это исправить…
-На, ожоги смажешь, – лениво тянет мой спаситель через минут пять молчания. И кладет мне на колени маленький горшочек, закрытый плотной тканью.
– Спасибо, – бормочу я и ловлю на себе его внимательный, насквозь пронизывающий взгляд, от которого вдоль позвоночника ползут ледяные мурашки. Хочется спросить, что не так, но я не решаюсь. Вместо этого отворачиваюсь, делая вид, что не заметила.
–За что именно тебя жгли, Хельга? – вкрадчиво интересуется воин.
Склоняется ко мне ближе, обдавая щеку своим теплым дыханием. Теплым дыханием, от которого у меня мороз по коже. Я кусаю губу, пытаясь быстро придумать ответ, после которого меня не будут снова пытаться скинуть за борт или изнасиловать… В памяти всплывают слова старика про три луны и смерть их Головы, владевшего мной. Если я сейчас расскажу, то вряд ли брюнет просто подарит мне свободу. Скорее, решит скормить рыбам, опасаясь той же участи…
– Я рыжая,– глухо сообщаю я, не смотря на него.
– И дожила такой до приличного возраста,– резонно хмыкает брюнет, а я вскидываю на него возмущенный взгляд.
Мне показалось, или кто-то сейчас обозвал меня старой???
Карие восточные глаза жадно путешествуют по моему лицу, будто способны увидеть ответы и без моих слов. На губах брюнета играет легкая улыбка, но в сочетании с цепким взглядом она выглядит угрожающе. Я молчу, поджимая губы. Боюсь себе навредить и не знаю, что ещё сказать. Брюнет вздыхает и хлопает себе по коленям, вставая.
– Я – ярл Бьорк Хотборк,– говорит он ровно, возвышаясь надо мной. Легонько пинает моё бедро носком сапога, – Теперь твой хозяин. Олафу я заплачу. Приплывем в Гатлуг мы через два дня. Так что у тебя есть время подумать, ведьма, кем ты будешь при мне. Откроешь свой дар и станешь полезной или же…
Он снова криво усмехается, и снова улыбка не доходит до его цепких черных глаз.
– …быть тебе бесправной рабыней, делающей всю грязную работу и удовлетворяющей любого из свободных мужчин, живущих при моём дворе. Проклятий я твоих не боюсь. Спалить и сам успею. Решай. Два дня, Хельга. Два дня…
***
– Доброе утро. Как спала, Хельга? – Хотборк садится напротив меня на корточки и кладет на мои колени кусок темного хлеба с вяленым мясом. Протягивает флягу с водой, пристально следя исподлобья за выражением моего лица.
– Нормально,– бросаю севшим от долгого молчания голосом и тяну зубами мясо.
Жесткое. Как и палуба, на которой я спала, укрывшись лишь тяжелым грязным плащом, брошенным мне Хотборком вчера ночью. Наверно, он ждал благодарности за свою заботу, но у меня её нет. Слишком ломит каждую косточку для этого. Ноги не сразу слушаются, когда пытаюсь их вытянуть. Противные колющие мурашки жгут крапивой затекшие конечности, и я невольно кривлюсь, отпивая воду из фляги.
– Готова к разговору? – интересуется Бьорк, холодно улыбаясь одними губами.
– Ты вчера сказал, когда приплывем,– хрипло отвечаю, откусывая хлеб.
Он тут же перестаёт ухмыляться. Черные глаза опасно мерцают, заставляя нервничать.
– Зачем тебе ведьма? – спрашиваю его в свою очередь.
Знать бы его цели, и всё могло бы быть гораздо проще.
– А ты она? – тут же интересуется Хотборк.
Я молчу.
– Лучше бы тебе ей быть, Хельга, – с тихой угрозой произносит он, – Приплывем на рассвете. Остался день.
И резко встаёт, выхватывая из моих рук флягу.
Я снова остаюсь одна. Кроме Хотборка никто здесь ко мне даже не подходит, не то, что разговаривает. Воины подозрительно косятся и, стоит мне перехватить их тяжелые взгляды, тут же отводят глаза. Пленники вообще откровенно побаиваются, с суеверным ужасом поглядывая в мою сторону. Я же, пользуясь моментом, наблюдаю и пытаюсь понять, что происходит, и как быть дальше. И кое-какие открытия уже сделала.
Первое и самое важное: я это я. У меня такие же волосы, только гораздо длиннее, почти до пояса, такой же голос, такое же тело, на ощупь такое же лицо. Возраст тоже примерно тот же, и это не могло не радовать. Больше шансов, что всё происходящее просто мой бред, и скоро я очнусь. Может я в коме?
Правда, на левой ноге длинный белый тонкий шрам – у меня такого раньше не было, но это ведь мелочи…
Открытие второе: я знаю и говорю на разных языках. Большинство пленников в отличие от меня воинов не понимало совсем. Лишь отдельные часто используемые слова: еда, вода, смерть… На что-то большее они только открывали рты и растерянно хлопали глазами.
Яркий пример был, когда вчера вечером Хотборк подошел к пленникам, ютящимся у мачты, и спросил их, почему меня хотели сжечь. Но захваченные люди лишь стали жаться друг к другу, мотая головами и показывая, что не понимают воина. И только какой-то мужчина коряво заговорил.
– Она… Голова… смерть…– прокряхтел он, – Ведьма!
И сплюнул, кинув на меня быстрый, полный то ли ужаса, то ли злобы взгляд.
– А как он умер? – уточнил Хотборк, совсем не смутившись от такого заявления, а как-то даже наоборот…Повеселев что ли…
– Лошадь…упал.
Хотборк нахмурился.
– А она причем?
– Ведьма,– упрямо повторил мужик.
Ярл махнул на него рукой и повернулся ко мне, спрашивая с щемящей надеждой в низком голосе.
– Ты убила?
– А надо, чтобы я? – искренне поинтересовалась в ответ.
Если да, мне ведь и не сложно сказать, что я, правда?
Но Хотборк только пробормотал какое-то проклятие с досады и отстал тогда и от меня, и от мужика. А я продолжила судорожно размышлять, как избежать участи рабыни. Идей у меня не было… Вернее была одна, но в успех её мне верилось слабо. Впрочем, выбора у меня всё равно, кажется, не было тоже…
3
Доев свой скудный завтрак, я прикрываю глаза, откидываясь головой на низкий деревянный борт. Ладью качает заметно сильнее, чем вчера, и от этого в животе неприятно разбухает, а содержимое желудка грозит подступиться к горлу. Приходится мелко дышать, чтобы подавить дурноту. На висках выступает липкая испарина, тело разбивает противной слабостью.
Никогда. Не любила. Морские. Прогулки. Никогда…
Из закоулков памяти пред внутренним взором всплывает солнечный день, проведенный в Греции в прошлом году. Как Женя, мой бывший, потащил меня на морскую рыбалку, уверяя, что это будет весело и красиво. И я смогу позагорать на яхте, сделать кучу классных селфи и поплавать в открытом море, прыгая прямо с борта. На деле же яхта оказалась хлипким рыболовецким суденышком, на котором нещадно качало. Прыгать с него нам запретили, потому что со всех бортов свисали удочки и рыболовные сети. А селфи мне делать было некогда и бессмысленно, потому что большую часть времени я провела перегнувшись через бортик и теряя свой завтрак в синей волнующейся воде, пока капитан не нашел мне таблетки от укачивания…Да-а-а…С Женей после Греции мы, кстати, расстались…
Это словно в другой жизни было, хотя я в этом странном месте всего сутки.
Будто и не со мной…
Немного придя в себя, щурясь, приоткрываю глаза и тут же закрываю обратно. Яркое солнце ещё слепит сквозь сомкнутые веки, окрашивая темноту красными пятнами, но туч на горизонте всё больше с каждой минутой. Они медленно наползают на лазурное небо тёмными клубящимися исполинами, грозя не оставить ни одного светлого кусочка. Порывы ветра становятся все сильнее и прохладней. Пронзительные жалобные крики чаек оглушают. В голосах суетящихся на борту воинов пробивается тревога. И страшное слово "шторм" произносится шепотом.
– Поднажмё-ё-ём,– зычно командует седой бородач, бьющий для гребцов в барабан, и задает более скорый темп.
Мужчины, громко выдохнув как один, налегают на весла. Их кожа начинает блестеть от пота. В воздух вплетается запах разгоряченных тел. И страх. И мне тоже страшно. Я в каком-то чертовом корыте! Это всего лишь лодка, низкая и длинная, совсем не внушающая доверия, а волны за бортом всё выше. Вода почернела, словно само море сердится на нас. Небо сереет на глазах, даже пока ещё светящееся солнце будто заволокло мутной дымкой.
Так проходит час, другой… На горизонте стеной льёт, но до нас пока не доходит. Никто почти не разговаривает – все тревожно вглядываются в почерневшую даль. Лишь усталые громкие выкрики гребцов и быстрый темп барабана разносятся в сгустившимся воздухе. И шум разбивающейся о борт темной воды, иногда переливающейся через на палубу – так высоко поднимаются пенные гребни. Я вся мокрая уже от этих волн, но вставать из своего закоулка страшно. Тут веревки, и есть за что держаться…Время невыносимо медленно ползет. Я думала, буду бояться наступления утра, потому как, стоит сойти на землю, и мне придётся объясняться с ярлом, но сейчас я мечтаю о суше как никогда.
– Ближе к берегу надо, – бросает кто-то из гребцов.
– Нет, мы мимо Хебюди, там подводные скалы и мель…– отвечает другой.
Тихий злой вздох, и вновь только удары барабана.
– На, поешь.
Бьорк появляется неожиданно, загораживая своей массивной фигурой затянутое серой хмарью солнце.
– Я не голодна…– качаю я в ответ головой, силясь разглядеть его лицо.
Приставляю козырьком ладонь ко лбу, вскидывая подбородок вверх и щурясь. Льняная рубаха Бьорка мокрая от брызг воды и пота. От мощного тела пышет жаром, во всей позе сквозит злая усталость. Я видела, что сразу после завтрака Хотборк заменил одного из гребцов, выбившегося из сил. И отошел от весел, получается, только сейчас.
– Спасибо за мазь, помогает, – добавляю вежливо, чтобы сгладить свой отказ, и киваю за заживающие ступни.
Мазь действительно творила чудеса. Никогда не видела, чтобы ожоги сходили так быстро. Если бы я верила в волшебство, я бы решила, что это оно. Хотборк даже бровью не ведет в ответ на мою благодарность, только снова тычет куском сыра мне прямо в нос.
– Ешь сейчас,– повторяет сурово.
– Да не хочу я!
– Потом поздно будет, – и опять целится едой в мой несчастный носик.
Да что он настырный такой! Я успеваю увернуться и кидаю на своего "хозяина" полный возмущения взгляд. Он на это страдальчески вздыхает и закатывает глаза, всем видом показывая, как ему со мной – дурой тяжело.
– К ночи шторм нас нагонит. Будет рвать, если позже. Итак зеленая,– цедит сквозь зубы "хозяин". И опять чертов сыр прилетает мне прямо в лицо вместе с напутствием,– Сейчас ешь, Хельга.
Я сдаюсь. Не потому, что вняла его доводам, а потому что у меня складывается стойкое впечатление, что иначе в меня этот несчастный сыр насильно затолкают, а такого унижения я не переживу. Показательно откусываю большой кусок, хмуро смотря на моментально криво заулыбавшегося Хотборка и тщательно жую. Про себя отмечаю, что сыр, хоть и твердоват, невероятно вкусный…Второй раз откусываю с уже большим энтузиазмом. В желудке довольно муркает, и это злит. Почему какой-то неотесанный средневековый дядька знает, когда я голодна лучше, чем я сама.
Хотборк в это время садится рядом, случайно или специально вжимаясь в меня влажным от пота плечом, и я с опаской кошусь на воина. Отодвинуться не решаюсь. Возможно, он не замечает даже, такой усталый и задумчивый у него вид. А вот буду ёрзать- точно заметит… Ярл трёт лицо ладонями и глухо интересуется.
– Может ты погоду заговаривать умеешь, а, Хельга? Была бы неплохо. Ульрих может. Как ближе подойдет- начнет, но он мужчина…Может, поможешь ему?
– И что, что мужчина? – не понимаю я.
Бьорк кидает на меня подозрительный взгляд.
– Значит слабее…У вас разве не так же?
– Мужчины слабее женщин? – мне становится так весело, что я издаю хрюкающий смешок. В голове проносятся образы парочки моих непутевых приятелей.
– Да-а-а, часто так же…О-о-очень часто!
– Я про колдовство,– возмущенно рыкает воин, сжав кулаки.
– Насчет этого не знаю,– примирительно пожимаю плечами, сдерживая улыбку. А то у моего собеседника уже желваки заходили…
Бьорк молчит, щурясь и препарируя пытливым взглядом моё лицо.
– Значит, не поможешь? – вкрадчиво повторяет.
-Я не умею…
– А не ты вообще наслала? – совсем тихо спрашивает, поглядывая на двух воинов, сидящих ближе всего к нам,– Нашептывают, что ты…
– Да не умею я! – я наоборот повышаю голос от возмущения,– И мне что? Жить надоело?!
Хотборк криво ухмыляется и смачно сплевывает прямо рядом с моей босой ногой…Свин.
– Ну, раз не надоело…
На этом встаёт и уходит опять на весла, оставляя мне после себя флягу с водой и новую пищу для размышлений.
***
Как и предсказывал Бьорк, шторм настиг нас на закате, несмотря на все старания гребцов убежать от надвигающейся стеной стихии. Сначала полил дождь, косой, сильный, нещадно бьющий по лицу, лупящий по телу. Я свернулась калачиком между бочек и натянула холщовое одеяло на самый нос. Мрак накрыл все вокруг как-то разом, черные волны уже каждую секунду стали захлёстывать палубу. Лодку так сильно шатало, что передвигаться по ней, стоя, оказалось невозможным. Все крались, пытаясь хоть за что-то уцепиться и не выпасть за борт.
– В трюм живо! Давай! – воины торопливо начали отвязывать пленников, ругаясь себе под нос, и, разобравшись с путами, погнали их к небольшому люку, расположенному на корме нашего маленького корабля.
– И ты, ведьма! Давай, лезь! – какой-то дядька нетерпеливо хватает меня за локоть и тащит ко всем остальным пленникам, уже забившимся в крохотный трюм,– А то смоет же! Давай, живей, не до тебя!
Я сажусь на край люка, в растерянности смотря вниз. Прыгать мне просто некуда – люди итак набились туда как селедки. В кромешной почти тьме сверкающие молнии то и дело выхватывают вспышками хмурые злые глаза, обращенные на меня.
– Я …Может я лучше…
Начинаю было возражать, решая остаться наверху, но варрав не даёт мне шансов и, сильно толкнув кулаком в спину, просто сбрасывает вниз.
Я падаю на какого-то скрючившегося мужика, потому что стоять в полный рост здесь невозможно- слишком низко потолок. Пленник возмущенно перекидывает меня на завизжавшую от страха девушку. Та отшатывается от меня как от прокаженной и так сильно вжимается в стену, что мне даже находится свободный пятачок…
– Простите…извините…простите…– невнятно бормочу, потирая ушибленные места и пристраиваясь на грязном полу.
Ответом мне служит сначала гнетущая тишина, а потом бессвязное бормотание всех пленников разом. Они начинают молиться. Нестройно, кто кому, но горячо и с душой. Поджимаю к себе колени, кладу на них подбородок. Стараюсь не думать о том, как сильно нас качает. Вспоминаю " Отче наш" и начинаю бормотать с ними заодно…Я не очень верю в Бога, но звук собственного голоса лучше, чем завывание ветра, шум обрушивающихся на нас волн, полные тревоги выкрики воинов и раскаты грома над самой головой. Всё, что угодно, лучше этого…Я устала бояться умереть. За последние сутки я слишком часто испытывала этот страх. И как же я устала…Мне кажется, я начинаю понимать солдат, кидающихся первыми в атаку…Так хотя бы адреналин перекроет этот липкий противный ужас, поселяющийся в душе, пока ты отсиживаешься где-нибудь в кустах, просто ждешь и на что-то надеешься…
Удары барабана, задающего темп гребцам, смолкают, и вместо них через минуту с палубы начинает доносится какое-то очень странное монотонное пение. Невероятный звук, я ни разу не слышала ничего подобного. Высокий, вибрирующий, завораживающий, отдающийся дрожанием в груди. Все тело будто откликается, оживая, и стремится туда, ближе… Пленники вокруг как один тоже задирают головы к открытому над нашими головами люку и вслушиваются в странную песнь… И виднеющееся в проёме черное зловещее небо озаряется зеленоватым свечением....
Стоп, что? Свечение???
От неожиданности я подскакиваю и с размаху ударяюсь головой о потолок. Со стоном оседаю обратно на пол.
– Это что? – хриплю ошарашенно, потирая набухающую на макушке шишку и указывая пальцем на зеленую светящуюся дымку, висящую в воздухе и становящуюся всё плотнее с каждой секундой.
Пленники разом поворачивают головы ко мне и единодушно смотрят как на дуру. Меня вообще немного пугает синхронность их реакций…
– Колдовство, ведьма, что ж ещё,– цедит сквозь зубы один из мужчин, смотря на меня исподлобья, – Вместо того чтобы дуру из себя строить, помогла бы лучше ведьмаку ихнему. А то как Голову губить, так ума хватило, а как нас из лап разгневанного Морея вытащить, так хрен тебе…
– Из лап кого, простите? – уточняю, приподнимаясь.
Колдовство? Он сказал колдовство??? То есть…Это оно вот прямо настоящее? Не как у нас в "Битве экстрасенсов"???О-чу-меть…
– Морей – бог пучины. Совсем что ли дикая? – летит мне презрительное в спину.
– А-а- а, ясно. Ты поаккуратней… – рассеянно тяну я.
– …С ведьмой- то разговаривай…– и замолкаю в шоке, выглянув из трюма.
Потому что в этот момент перед глазами моими предстаёт что-то невероятное. Седой толстый воин, ранее отбивающий ритм на барабане для гребцов, сейчас поёт свою странную песнь, привязанный за пояс к мачте. Его глаза закрыты, на лице застыло отрешенное выражение. А из рук, возведенных к небу, льются зеленые невероятно яркие светящиеся нити и постепенно рассеиваются в пространстве мягким неоновым свечением.
У меня отпадает челюсть.
Нет, я точно сплю…
Я настолько шокирована увиденным, что даже стихающие только около нас ветер и волны не производят на меня уже никакого впечатления. Дождь, ставшим без ветра прямым, хлестко бьёт меня прямо по шишке на макушке, заливается в глаза и нос. Гребцы из последних сил быстро ворочают веслами, хриплыми криками подбадривая себя. А я всё стою и стою, высунувшись из люка и наблюдая за настоящим, твою мать, волшебством, творящимся прямо на моих глазах.
4
Буря ослабевает лишь к рассвету. Первые солнечные лучи вдруг прорываются сквозь окружающий нас плотной стеной мрак и рассеивают безысходную пугающую темноту. Ветер затихает, уже не разбивая волны с такой мощью о невидимою преграду вокруг корабля, созданную изможденным к этому времени Ульрихом. Дождь перестаёт так остервенело лупить по палубе, сменив грохот падающих капель на мерный монотонный шум, становящийся всё тише с каждой минутой.
В какой-то момент колдующий ведьмак резко опускает руки и безвольно повисает на веревке, привязывающей его к мачте. Невидимая защитная стена вокруг нас рушится в тот же миг. Порыв ледяного ветра бросает волосы мне в лицо, ладью начинает мотать от добравшихся до нас волн. Но сильная стихия уже позади, и даже мне, ничего не смыслящей в мореплавании, понятно, что смертельной опасности эта качка для нас не представляет.
Я, потирая сухие от усталости и бессонной ночи глаза, наблюдаю, как воины торопливо отвязывают бесчувственного Ульриха и укутывают в шкуры. Аккуратно укладывают под сымпровизированный навес. Один из варравов резко поднимает голову, бросая в мою сторону тяжелый взгляд, и мне приходится быстро скрыться в трюме, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание.
Последнее, что я успела заметить, была почему- то фигура гребущего позади посмотревшего на меня воина Хотборка. Его хмурое лицо с заострившимися от усталости чертами, разворот мерно напрягающихся при поднятии весла плеч, насквозь мокрая то ли от дождя, то ли от пота рубаха, облепившая жилистое тело…Я сворачиваюсь калачиком в пыльном углу трюма, закрываю глаза, уронив лоб на согнутые колени, а картинка гребущего Хотборка всё не желает исчезать из моей головы. Не знаю где я, но здесь есть настоящее волшебство – последняя связная мысль, промелькнувшая в мозгу перед тем, как я наконец проваливаюсь в тяжелый вязкий сон, кажущийся освобождением.
***
– Живо, наверх! Давайте! По одному! Ну!
Резкие окрики прорываются в окутанное дремотой сознание, слишком грубо возвращая меня в реальность. Подскакиваю, испуганно озираясь по сторонам, и в первое мгновение судорожно пытаюсь понять, где я вообще нахожусь. Нос режет от стоящей вокруг затхлой сырости и уже почти привычного густого запаха чужого застарелого пота. На языке кислит из-за ароматов немытых соседей по трюму. И шорох соломы недалеко от меня явственно намекает, что здесь водятся крысы…
Я брезгливо поджимаю под себя босые ступни, выглядывающие из-под подпаленной юбки. Господи, да что ж так не везет-то, а…Прикрываю глаза, беззвучно простонав…
– И ты, ведьма! – гаркает варрав над самой головой, заставляя меня неуклюже подняться, кривясь от побежавших жалящих мурашек по затекшим ногам.
Пригнувшись, ковыляю к открытому люку и, проигнорировав протянутую мне руку воина, я, подтянувшись, совсем не элегантно выползаю на палубу, напоминая самой себе распластавшегося по полу только что выловленного осьминога. Видимо, не только себе, потому как варрав, предлагавший мне помощь, посмеиваясь, отходит и оставляет меня, покряхтывающую и жмурящуюся от утреннего солнца, саму собирать себя в кучу после столь неудобной позы во сне.
На корабле творится настоящий бедлам. Шумно, суматошно и чувствуется, что радостно. Вокруг бодрые мужские голоса, ещё вчера, во время шторма, срывающиеся от тревоги. Низкий раскатистый смех. Снующие воины туда- сюда, таскающие сундуки, шкуры и бочки. И не только они…Проморгавшись и привыкнув к яркому солнцу, я понимаю, что мы причалили уже к длинному деревянному пирсу, ведущему к скалистому берегу, и ладья полна не только воинов, с которыми мы вместе плыли, но и молодых, не виденных мною раньше парней, помогающих выгружать добычу. Все пленники, мои ночные так себе пахнущие товарищи по трюму, были уже согнаны в кучу около узкого накинутого на борт деревянного трапа. Я вижу, как они спокойненько стоят и терпеливо ждут, пока два весело переговаривающихся между собой воина свяжут их в одну цепочку.
Я застываю в нерешительности, глядя на эту картину.
Мне тоже…туда?
Оглядываюсь по сторонам, но Хотборка, моего непосредственного "хозяина", нигде не видно. Остальные же воины мало обращают на меня внимание. Кто-то пару раз даже небрежно толкает, проходя мимо и таща очередной сундук. Уже связанных тем временем пленников гуськом заводят на трап.
Так…а я?
Кое-как поднимаюсь на своих затекших и никак не желающих отходить ногах и торопливо ковыляю за ними.
– Простите…эй…Конвоиры…Или кто вы там? Эй!!!
Не могу сказать, что я сильно привязалась к этим ароматным ребятам, но хоть какие-то знакомые, правда? И вроде как земляки… В моём положении это не так уж и мало…
– Стойте! – догоняю наконец процессию из плененных собратьев и требовательно дергаю одного из сопровождающих воинов за рукав.
– А я?
Мощный варрав медленно поворачивает ко мне голову, всем своим видом показывая, насколько он удивлен моей смелостью.
– Что ты? Ты –ярла, ведьма, – басит в свою белобрысую бороду недовольно.