Одинаковые рассказы

Настя какое-то время сидела не шевелясь, не притрагиваясь к деньгам, почти не дыша. Она чувствовала себя опустошённой, выжатой, слабой. Сама мысль о возможном насилии над женщиной или вообще над любым слабым существом была настолько неприятной, острой, колющей, что она не могла успокоиться. Картинки проплывали перед глазами, она видела, как этот мальчик мучал беззащитных животных, как унижал жену, как ненавидел и презирал мать. Они подступали всё ближе, и в какой-то момент ей и самой захотелось убежать, но в голову пришли слова бармена: «Не твоё – не бери».

Тем не менее, у неё ушло почти несколько дней, чтобы суметь смотреть на эти картинки отстранённо, как на плохой фильм, и не начинать испытывать те чувства, которые они с собой несли, а ещё через несколько дней пришла новая клиентка.

Она выглядела старухой, измождённой, серой, мёртвой изнутри, хотя на самом деле ей не было и пятидесяти.

– Мне посоветовали прийти к вам, – надтреснутым голосом сказала она, – сказали, вы умеете делать чудеса.

Настя открыла было рот, спросить, в чем была проблема, но внезапно картинка пришла сама.

Событие, изменившее жизнь этой женщины, произошло пятнадцать лет назад, и каждый день из этих пятнадцати лет она жила во внутреннем кошмаре. Она была учительницей, обыкновенной школьной учительницей, работающей много часов в неделю за смешную зарплату, на которую можно было кое-как выжить, покупая полу-гнилую картошку и серые макароны, живущей в маленькой квартирке, к счастью, доставшейся ей от матери. Мужа у неё не было, он бросил её беременной, но была дочь-подросток, самая большая любовь и радость в её жизни. Красавица и умница, отличница и вообще хорошая девочка. Все свои силы и помыслы женщина отдавала дочери, не мысля себя без неё и отказывая себе во всем, только бы отдать дочери лишний кусочек всего. И вот пятнадцать лет назад, когда женщина была на работе, одноклассники дочери, пришедшие в гости попить чаю или посмотреть телевизор, изнасиловали девочку, а чтобы скрыть это, или ещё по какой-то причине, убили её, задушив колготками, а чтобы замести следы, подожгли квартиру.

Одноклассников, конечно, нашли, и был суд, но так как они были несовершеннолетними, никаких особых мер к ним применить было нельзя, а хорошее финансовое положение родителей и вовсе позволило событию перейти в невинную детскую шалость. Волна сочувствия и соболезнования схлынула, знакомые и родственники вернулись к своей ежедневной жизни, а наша учительница осталась одна наедине со своими мыслями и ощущениями, а они были пострашнее фильмов ужасов. Несколько раз она пыталась покончить с собой, но безуспешно.

Её ощущения были плотными, непроницаемыми, тягуче-чёрными. Настя прикоснулась к ним, и ей стало трудно дышать, затошнило и закружилась голова, затряслись руки. Она увидела гнев, боль, ненависть, несправедливость. Женщина сидела, не шевелясь, смотря перед собой в одну точку. Ей это всё было привычно, а Насте обжигало горло, как случайный глоток самогона, но она смотрела в это чёрное облако, пытаясь направить на него золотистый свет, и понемногу облако таяло, уменьшалось, становилось прозрачным. Казалось, время остановилось, осталось в одной точке, замерло, умерло. Наконец, облако исчезло, и Насте захотелось вздохнуть с облегчением, но что-то не отпускало, да и женщина так и продолжала сидеть, смотря в одну точку. По опыту Настя знала, что как только клиент освобождался от негативных состояний, он менялся в лице и чувствовал себя воздушным шариком. Было что-то ещё там, в глубине мыслей этой женщины, спрятанное, чуть ли не погребённое. Настя внимательно смотрела на женщину, но внутри той словно выросла каменная стена, надёжно закрывая это «что-то». Опять замелькали картинки, обрывки мыслей, ощущений, вот пожарные, вот обгоревшее тело, заключение судебно-медицинской экспертизы, вот суд, бледные подростки и, как ей виделось, ухмыляющиеся родители. Это ощущение хватало за горло, душило, лишало сил, но что это, что???

Женщина внезапно подняла глаза, и Настя увидела. Стыд. Огромный, черный, с красной пастью. Это он сжирал учительницу все эти пятнадцать лет, стыд перед другими людьми, перед тем, что они думают о ней и о дочери, а вдруг они думают, что она сама всё это спровоцировала, позвала этих одноклассников к себе домой, что она вообще была не тем ангелочком, каким мать её представляла? И тогда и мать из неё никудышная, и вообще, это же такой позор!!! А мать самой учительницы всегда ей говорила, что самое страшное в жизни – опозориться перед обществом. И женщина боялась позора, как огня.

Тогда ей было лет пять, не больше, она была хорошенькой маленькой девочкой, которая с удовольствием учила стишки, для того чтобы громко их декламировать, стоя на табуретке перед взрослыми – родственниками и знакомыми родителей. Когда она их громко и складно декламировала, мама очень хвалила её и гордилась ей, а ещё больше – собой, потому что тогда родственники и знакомые умилялись, и говорили маме: «Надо же, какая умненькая девочка! Вы, должно быть, очень ей гордитесь! Вы – отличная мать!»

Перед празднованием Нового Года все были очень заняты, все готовились к ночи поедания салатов перед телевизором, а детям дали задание не путаться под ногами и выучить новые стишки, дабы усладить слух подвыпивших взрослых. Наша маленькая девочка очень старалась, она выбрала самый длинный и сложный стишок из всех, которые были в её книжке, и часами репетировала, представляя себе, как мама будет хвалить её и гордиться ею. Наступило тридцать первое декабря, в гости пришли другие дети, они весело бегали по квартире и играли, а потом взрослые позвали детей для «показательных выступлений». Все дети по очереди забирались на табуретку и рассказывали взрослым столь любимые ими стишки про зайчиков, ёлочки и белочек, и вот наступила очередь нашей умницы. Она быстро залезла на табуретку, встала, и поняла, что совершенно забыла стишок, пока бегала и играла с другими детьми. Она беспомощно озиралась вокруг, в поисках поддержки, тишина затянулась, и она услышала строгий голос матери:

– Все дети рассказали стишки, давай и ты! Не позорь меня перед всеми!

Но девочка беспомощно молчала, так как стишок в голову не приходил.

– Я забыла, – очень-очень тихо сказала она.

– Тогда марш в свою комнату! Никаких тебе подарков на Новый Год! Мне за тебя стыдно! – почти взвизгнула мать, искренне веря, что дочь её опозорила перед всеми и что это худшее, что могло случиться с ней в новогоднюю ночь.

Мать давно умерла, намертво закрепив стыд в своей дочери, которая всю свою жизнь старалась быть правильной и хорошей, чтобы ей все гордились. И дочь свою учила быть правильной и хорошей. А оно вон как вышло.

– А если бы ваша дочь забыла выученный стишок, вы бы её простили? – очень тихо спросила Настя, все ещё видя эту маленькую девочку на табуретке.

– Конечно, – также тихо ответила женщина, – она же ребёнок! Ничего страшного, мало ли, может, переволновалась, со всеми бывает. Я её в любом случае люблю.

– Тогда и себя простите, – ещё тише сказала Настя.

Женщина глубоко вздохнула и неожиданно расплакалась. Настя видела, как стыд выходит из неё вместе со слезами, понемногу, но выходит, а сама женщина успокаивается, а вот и маленькая девочка на табуретке улыбается, потому что мама её любит, и она это точно знает.

Учительница вышла от Насти другим человеком, а Настя восстанавливалась несколько дней, думая о том, как ужасно пережить смерть своего ребёнка. Эти мысли и картинки сами приходили к ней, неожиданно, смущая и мешая. Чтобы как-то отвлечься, она ходила гулять в парк возле леса, и подолгу сидела на скамейке, разглядывая окружающих. Забавно, как почти над каждым человеком, проходившим мимо, она видела тёмное облако волнений или страхов, задумываясь над тем, а есть ли вообще люди, довольные своей жизнью. Проходящая мимо модно одетая старушка в шляпке неожиданно остановилась возле Насти и попросила разрешения присесть рядом на скамейку. Настя на секунду поморщилась, подумав, что в парке масса пустых скамеек, зачем нужно кому-то садиться именно рядом с ней, но не могла запретить вежливой бабушке присесть.

Старушка присела, и некоторое время сидела молча, смотря по сторонам и чему-то улыбаясь. Настя поначалу и внимания не обратила, продолжая смотреть на сгустки мрачных мыслей над головами прохожих, а потом её поразила мысль, что от старушки веяло каким-то непонятным теплом и уютом. Она обернулась и посмотрела на неё повнимательнее. На секунду ей показалось, что старушка вовсе и не старушка, а озорная молодая девушка, с косичками и веснушками, в сарафане с узором из ярких цветов. Она поморгала, на всякий случай, – нет, точно старушка. Но что не так?

Над её головой не было тёмного облака. Она была словно окутана золотым светом, таким знакомым Насте, но Настя могла поклясться, что никогда не встречала таких людей раньше.

– Тяжёлый день на работе? – участливо спросила старушка, улыбаясь Насте.

– Да, – Настя кивнула, – уже несколько дней, если честно.

– А кем трудишься, если не секрет?

Настя задумалась. И правда, кем? Нет такой профессии – чужие эмоции чувствовать… И как такое объяснить? Но старушка, почему то, вызывала ощущение, что ей можно было об этом сказать.

– Я – чувствователь, – чуть запнувшись, сказала Настя. – Забираю у людей их негатив и его проживаю…

Старушка рассмеялась совершенно девичьим смехом.

– Вот в моё время люди трудились агрономами, или инженерами, или даже доярками! А сейчас чего только не придумали – какие-то блоггеры, коучеры, чувствователи!

Почему-то Настя и сама рассмеялась вместе со своей странной собеседницей, а та неожиданно легко прикоснулась к Настиной руке.

– Если очень трудно будет, проси ангелов помочь. Они рядом, они помогут.

Старушка легко поднялась со скамейки и исчезла, наверное, свернув на какую-то узкую аллейку в парке, а Настя так и сидела, глядя ей вслед. В следующий раз, когда ей надо было побыть в тишине, она стала уходить дальше в лес, чтобы не отвлекаться на негативные мысли прохожих, и просто смотрела на собак и велосипедистов.

Клиентов становилось всё больше с каждым днём, и, хотя это приносило Насте хороший доход, она часто ловила себя на усталости и эмоциональном выгорании. Почти после каждого сеанса ей нужна была тишина, окружающие люди злили и раздражали, да и их проблемы казались ей надуманными и высосанными из пальца, потому что она всегда видела, что проблема в том, как люди себя ведут. Они же считали свои проблемы наказанием Божиим и вопрошали: «За что, Господи???!!!», как будто Богу было нечем больше заняться, кроме как наказывать всех подряд. Благодаря хорошему заработку Настя смогла съехать от родителей и жила одна, что помогало, но чаще всего не хотелось вообще никого видеть. Спасал лес и уединённые тропинки. Часто в голову приходили слова той бабушки про ангелов, но она была уверена, что у ангелов хватает своих забот и за помощью не обращалась.

То, что клиенты рекомендовали её своим знакомым, уже не удивляло, и то, что люди предлагали встретиться в кафе неподалёку – тоже. Сообщение было коротким: «Нужна помощь, человек будет ждать тебя в кафе в 7 вечера, зовут Виктор».

Виктор… Имя чуть резануло по ушам, но, с другой стороны, мало ли в городе Викторов? Популярное имя!

Конечно, это был он. Тот самый Виктор, её Виктор. Эта история случилась давно, задолго до того, как она открыла в себе свои способности «чувствовать за других», и мысли о нём, тоска по нему, казалось, забылись, как говорится, «за давностию лет». Сколько лет прошло, пять? Он мало изменился, и она увидела его сразу, как вошла, но он был погружен в какие-то тяжёлые думы, сидел, обхватив голову руками, и несколько минут она просто смотрела на него, ощущая волны лёгкой дрожи по телу, вспоминая его, его голос, тело, прикосновения.

Она познакомилась с ним на работе, где она была молодым специалистом по поддержке клиентов, а он – клиентом, которого нужно было поддержать. Можно было сказать, что она влюбилась в него сразу, как только он подошёл к её рабочему столу и она подняла на него глаза. Широкоплечий, высокий элегантный мужчина в пальто – аккуратная стрижка, чуть седые виски, голубые глаза, приятный негромкий голос, широкие скулы и ямочки на щеках. О, эти ямочки на щеках!!! От них все проблемы, ха-ха. Кольца на пальце у него она не увидела, отчего и сделала вывод, что незнакомец неженат. Она помогла ему чуть больше, чем того требовала проблема, а он отблагодарил её чуть больше, чем требовала среднестатистическая вежливость, и общение перешло в более или менее регулярную фазу.

Он часто был в разъездах и регулярно звонил ей из других городов. Казалось, они болтали ни о чём, но по окончании разговора она ещё долго ощущала приятное томление в теле, похожее на негу или предвкушение её, и это чувство было столь сладким, что отказать себе в нём не было никакой возможности. Нет, конечно, она не собиралась с ним спать, как можно, интимные отношения с клиентами – это непрофессионально, а она дорожила своей репутацией. Но ведь можно просто потанцевать в ресторане, под медленную музыку, наслаждаясь ощущением его большого тёплого тела, или, к примеру, порывисто обнять в знак благодарности за привезённый подарок. Он стал для неё идолом, чем-то вроде полубога, и она засыпала и просыпалась с его именем на губах, и часто, видя в кино какую-нибудь полу-эротическую сцену, почти автоматически вспоминала о нём.

Она узнала, что он женат, случайно, из его телефонного разговора с кем-то, когда они ужинали в ресторане. Оказалось, что у него был сын лет восьми, названный Виктором в его честь, и жена, жившая с этим самым сыном в тропической стране, пока Виктор-старший в поте лица своего зарабатывал себе и им средства на пропитание. Чувства, которые она испытала, были смешанными – с одной стороны, было трудно представить, что такой лакомый кусочек ещё никому не перепал, с другой стороны, что же теперь делать с томлением и негой? Виктор, при этом, вёл себя очень деликатно, никаких намёков не делал, но симпатию к ней проявлял.

Он привёз ей очередной подарок – просто так, потому что он просто так покупал ей что-то в каждой поездке – и она предложила ему заехать к ней, потому что дома как раз никого не было. Из окна она видела, как он парковал машину возле подъезда, и вот он уже вошёл, такой большой и тёплый, а вот и коробочка с подарком.

– Это духи. Я подумал, что тебе понравится.

«Killing me Slowly», – она прочитала на коробочке. Странное название для духов, не правда ли?

Они пили чай, он рассказывал про поездку и пожаловался на головную боль, может быть, в связи с переменой часовых поясов. Она как раз стояла неподалёку от него, за его спиной, так как пошла за шоколадными печеньями, и она подумала, что если она приложит к его лбу прохладную ладонь, ему станет легче. Она даже спросила его разрешения на это. Да, конечно, давай.

Прикосновение было таким приятным, что она на секунду вообще забыла, кто она и что происходит. Она стояла за его спиной, одна ладонь охлаждала его горячий лоб, а вторая как-то сама собой легла на его плечо. Прошла пара минут, он очень осторожно положил руку поверх её ладони, притянул к себе и нежно поцеловал эту самую ладонь.

Минут через пятнадцать они оба были почти полностью раздеты, страстно целуясь на диване, и её мысли о том, что «это непрофессионально» и «он женат» были смыты волной удовольствия от его прикосновений. Она и сама не поняла, как все произошло, но она точно знала, что это был самый лучший секс в её жизни, может быть потому, что в Викторе было верное сочетание нежности и напористости, или потому что она считала его полубожеством, а может, это и правда был отличный секс.

Чуть позже он уехал, а она долго наслаждалась воспоминаниями о его теле, и даже не хотела идти в душ, чтобы не смывать с себя его драгоценные прикосновения.

Встречи продолжались, не очень часто, но и не очень редко, она ждала их с нетерпением и, конечно же, хотела, чтобы этот мужчина стал её мужчиной, вот взял и принял такое решение. Ему же нравится секс с ней, почему бы и не жениться? Про его жену она не спрашивала, а он не говорил; когда он был рядом, это было самое лучшее ощущение, а когда его не было, было что-то, напоминающее о нём, то, что он ей подарил. Духи, свечи, диски с музыкой, коврик для йоги, ароматические палочки, футболки со смешными надписями.

Звонил он всегда неожиданно, и ещё более неожиданно не звонил, когда обещал. Её это злило, но сделать она ничего не могла. Вот такой человек.

От него не было звонков примерно неделю, а если она звонила сама, то он не отвечал, и звонок раздался ровнёхонько во время скучнейшего совещания, обязательного к посещению. Покидать совещание было запрещено, почти под страхом увольнения, но Виктор был важнее. Она вышла из кабинета, чтобы ответить на звонок и сказать ему, что она на работе и что перезвонит. Он сказал, что вернулся в город, хотя она и не знала, что он уезжал, и положил трубку. До конца совещания она досидела с трудом, и как только можно было сбежать, сбежала, набирая заветный номер. Виктор не взял трубку. И не перезвонил. Ни в тот день, ни в следующий, ни через неделю.

Говорят, следы наркотика сохраняются в теле человека около месяца. Следы воспоминаний о Викторе жили в её теле около года, а то и дольше, да и поддерживала она их намеренно, пользуясь теми вещами, которые он ей подарил и слушая музыку, которую он выбрал для неё. Ощущение неги от мыслей о нём стало из сладко-сладкого сладко-горьким, но всё ещё приятным, как запах духов, тех самых, которые медленно убивали, а его образ приходил, как по щелчку пальцев, при малейшем намёке на сексуальное возбуждение.

Со временем ощущения притупились, внутри себя она смирилась с тем, что он женатый человек и быть с ней не может, а потом открылся её дар, и скучать и страдать было некогда, потому что приходилось работать со страданиями других людей. И вот он здесь, перед ней, её идол и божество, нуждающийся в её услугах, хотя вряд ли он знал, что она и есть тот человек, который будет ему помогать.

– Привет, – она села напротив него, – мне сказали, ты хочешь встретиться со мной?

Он выглядел, мягко скажем, ошалевшим, увидев её, растерянным.

– Да, мне сказали, есть человек, который может помочь с эмоциями, хотя это звучит по-идиотски, но я и не думал, что это ты. Это ты тот самый человек?

– Я тот самый человек. Тебя это смущает?

Его губы сказали «нет», а в его мыслях она увидела «да», а потом и всё остальное пришло, ей не нужно было даже прикасаться к нему.

Он перестал звонить Насте, потому что в его жизни появилась другая девушка, тоже работавшая в сфере поддержки клиентов. Конечно, он знал о своей привлекательности, конечно, девушки сами легко шли с ним на контакт, Настя была одна из многих, даже приёмы были отработаны: подарки, духи, редкие встречи, никаких сексуальных намёков. А та, другая, была не такой. Она держала дистанцию с самого начала, а узнав про жену, и вовсе отказалась общаться, лишь иногда отвечала на сообщения, и его это раззадоривало, он не прекращал попыток, под любым предлогом приходя в агентство, где она работала, а потом и сам не заметил, как влюбился. Та девушка стала для него таким же божеством и наваждением, как он сам был для Насти. Он подал на развод, сказал жене, что любит другую, согласился платить огромные алименты на сына, и пришёл просить руки и сердца своего идола, на что она протянула ему руку с красивым колечком из белого золота.

– Я помолвлена. Свадьба через полтора месяца.

И вот теперь его уязвлённое самолюбие не давало ему покоя. Он думал, что легко с ним справится при помощи вина, водки, других девушек, охоты, спортзала, но оно оказалось сильнее, и кто-то ему посоветовал обратиться к человеку, который поможет избавиться от навязчивого чувства. Кто же знал, что это одна из тех, кого он без сожаления бросил, как только появился более интересный объект!

– Если ты не хочешь помогать мне, я пойму, – его голос звучал суетливо, – ты же не обязана, но вдруг, если ты сможешь, я удвою гонорар, – он положил на стол купюры.

Настя не смогла сдержать непрофессиональной усмешки. А ведь она этого человека считала полубогом!

Работа с его гордыней заняла минут пять, не больше, и он явно почувствовал облегчение. Расправил плечи, оглянулся по сторонам, заприметил симпатичную официантку. Пододвинул деньги поближе к Насте.

– Спасибо, ты и правда волшебница, как про тебя и говорят. Ты извини, что я тогда исчез. Так получилось!

Настя усмехнулась ещё раз. Откуда ему было знать, что она прочитала все его мысли?

Она положила деньги в кошелёк и даже успела заказать себе кофе, когда волна её собственного уязвлённого самолюбия подошла близко-близко и начала лизать ей пятки.

Всё внутри сжалось от обиды, жалости к себе, злости на свою наивность.

– Я же его любила, даже ничего не требовала, а он просто мной попользовался! За что??? – пронеслось у неё в голове.

В эту секунду она увидела себя со стороны. Она ведь считала, что люди просто слабаки, не умеют принимать свои чувства, тут же нет ничего сложного! Отдалился, посмотрел, сказал, что люблю, растворил, всё! Ты же умеешь, сделай!

Гордыня была сильнее. Она вцепилась ей в горло, мешая дышать, подкидывая в огонь болезненных ощущений дровишки в виде картинок того, как цинично Виктор планировал соблазнить её, и как на самом деле влюбился в другую и был готов жениться.

– Она лучше тебя, а ты дура наивная, – веселились голоски в Настиной голове, корча рожицы и прыгая, – думала, он на тебе женится, вот деревня!! Да кому ты вообще нужна, малахольная! А ведь тебе говорили, с женатыми спать нехорошо, а на работе романы заводить – непрофессионально! Как тебе не стыдно?

Ей было и стыдно, и больно, и горько, и обидно.

Пытаясь успокоиться, она отхлебнула кофе, сосредоточилась, пытаясь сконцентрироваться на ощущениях, взять над ними контроль.

Волна была сильнее, к остальным чувствам примешалось отчаяние.

Сама не понимая, почему, Настя вспомнила ту бабушку в парке, что она там говорила про помощь?

Подняла глаза к потолку, ни к кому особенно не обращаясь.

– Помогите!