Литвинка. Книга 1

– Ага, и он толкователя снов позвал, жреца, надо полагать, – подхватил Кейстут.

– Волхва, – поправил его Ольгерд.

– Какая разница! – отмахнулся Кейстут. – Главное, не попа, ведь, правда? Поп бы такого не потерпел, всех этих бесовских игрищ. Я же говорил вам, сплошное язычество! И сам автор Слова, он там мыслию по древу растекается, а не к христианскому богу взывает.

– Причем тут христианский бог? – подавив смешок, спросил Ольгерд. – Он там не мыслию по древу растекается, умник ты наш языческий, а рассказ его бежит так складно и легко, как мысь – белка, то есть, по деревьям бегает.

– Ладно, так и быть, прощу тебе эту белку, хотя для меня так она больше на мышь похожа, – сказал, обращаясь к брату, раздосадованный его замечанием Кейстут. – А про деву-Обиду что скажешь? Которая расплескала лебедиными крылами?

– А бог его знает! – пожал плечами старший княжич. – В чужую голову не залезешь. Откуда я знаю, что он имел в виду?

– Это, наверное, царевна-лебедь была, – закричала маленькая Мария-Дзинтарс, всплескивая руками. – Или Ярославна прилетела, чтобы мужу помочь, вот!

– Ну-ну, хотела, значит, обернуться кукушкой, а превратилась в лебедя, – проворчал Кейстут. – Очень даже по-женски.

– Все, мальчики-девочки, замолчали все! – строго прикрикнула на разгалдевшихся детей княгиня Ольга Всеволодовна, призывая их к порядку. – Мы видим, что поэму вы читали, идею поняли. Когда подрастете, сумеете оценить и особенности образного мышления автора и его поэтические сравнения, основанные на народном эпосе.

– Это на сказках, что ли? – уточнил Кейстут.

– Ну да, а что такого? – пожал плечами Ольгерд.

– Да ничего. Сказки сказками, типа Див там какой-то ухает с дерева, как филин, и князь Всеслав-Чародей Полоцкий волком по земле русской скачет, но вот то, что князья русские названы внуками Даждьбога, это уже язычество.

– Сказки – тоже язычество! – строго остановил новый виток упоминания о язычестве автора Слова отец Симеон. – Но раз уж речь зашла о русских князьях, то перечислите мне тех, о ком упоминает автор Слова, призывая их помочь князю Игорю.

– Ярослав Осмомысл, князь Галицкий, – выпалила Мария-Дзинтарс.

– Умница, княжна, – похвалил отец Симеон. – Могущественный князь Ярослав Владимирович Осмомысл, сын Владимира Володаревича, князя Галича, и Софии, дочери венгерского короля Кальмана Книжника.

– Тот, который со своими железными полками стоял на южных рубежах Руси, претендовал на Киев и боролся со степняками, – подсказал Ольгерд.

Отец Симеон благожелательно посмотрел на него.

– Очень хорошо, отрок. Кто еще?

– Великий князь Всеволод, по прозвищу Большое Гнездо, сын Юрия Долгорукого, – сказал Ольгерд, – войско которого могло веслами расплескать Волгу, а Дон вычерпать шеломами. Еще – Ярослав Черниговский, который со своими союзниками-степняками одними «кликами» побеждал вражеские войска.

– Ну да, орут половцы здорово, почти так же громко, как монголы-татары, – Кейстут презрительно хмыкнул.

– Ну, а ты, княжич, – отец Симеон посмотрел на Кейтута. – Кого ты помнишь?

– Романа Мстиславича, первого князя Галича и Волыни, и Мстислава Удалого, – с усмешкой сказал Кейстут. – Которых ваш летописец называет первыми врагами литвы и половцев. И, в свою очередь, его вечных врагов – Ростиславичей, Рюрика и Давыда, которые, будучи князьями киевскими, продули половцам битву при Ростовце. А потом вообще с поляками и венграми так сильно породнились в династических браках, что сами забыли о том, что они, типа, русские князья.

– И еще он упоминает Всеслава Чародея, князя полоцкого, – застенчиво добавила Мария-Дзинтарс.

– Это тот самый князь, который мог обращаться в волка и рыскать по всей земле русской, – подхватил Кейстут. – И как там какое-либо несчастье случалось или неурожай, кого в этом винили? Догадайтесь с трех раз! Чародея Всеслава Полоцкого, князя-оборотня! Кого же еще? И все потомство его до седьмого колена, то есть нас, Рогволожьих внуков!

– Это потому, что полоцкие князья всегда были особенными, – отец Симеон погладил по голове огорченную словами брата Марию-Дзинтарс. – Они, как известно, дольше всех оставались язычниками. Их не допускали на княжеские съезды русских князей.

– Почему?

Золотистые глаза Марии-Дзинтарс, получившей свое первое, языческое имя из-за янтарного цвета своих волос и глаз, требовательно заглянули в глаза священника.

– Мм, полоцкие князья – не совсем Рюриковичи, – с некоторой заминкой сказал отец Симеон.

Ольгерд и Кейстут переглянулись, с интересом наблюдая, как будет выворачиваться, объясняя малышке неприязнь между русскими и полоцкими князьми, русский священник.

– Как это так? – широко раскрыла глаза Мария.

– Они, как бы это мягче сказать, наполовину Рюриковичи, – наконец, подобрал нужные слова отец Симеон. – На ту половину, какой является кровь князя Владимира Крестителя. Рогнеда, дочь князя полоцкого Рогволода и жена князя Владимира, как известно, происходила из рода скандинавских князей, пришедших в Полоцкие земли независимо от Рюрика. Сын Владимира Крестителя и Рогнеды Полоцкой, Изяслав Владимирович, считается прародителем полоцких Рюриковичей.

– Полу-Рюриковичей, – усмехнулся Кейстут, – которые также известны как Рогволодовичи, или, по изящному выражению автора вашего «Слова о Полку Игореве», как Рогволожьи внуки. На одном из перекрестков истории пару столетий назад они обогатились династическим браком с литовскими князьями. Так произошли мы, маленькая сестричка.

– Ростислав, старший сын князя друцкого и слуцкого Рогволода Полоцкого, правнук чародея Всеслава Вещего, стал первым князем виленским, – уточнил отец Симеон. – Он умер приблизительно в 1170 году. Его потомство положило начало князьям, к роду которых принадлежит ваш отец, князь Гедемин.

– Значит, мы не совсем русские князья? – простодушно спросила Мария.

– Короля Малой Руси Даниила Романовича, князя Галицкого, тоже трудно назвать русским князем, – неожиданно усмехнулся отец Симеон, поймав ироничный взгляд Кейстута и внимательный взгляд Ольгерда. – Матушкой у него была, как известно, принцесса Анна, дочь византийского императора Исаака Ангела, а отцом – Роман Мстиславич, сын князя киевского Мстислава Изяславича. Сей князь был успешно женат на Агнешке Болеславне, дочери польского короля. В свою очередь дед его, Мстислав Владимирович Великий, сын Владимира Мономаха, был женат на шведской принцессе Кристине Ингедоттер. Сам Владимир Мономах женился на Гите, дочери Гарольда, последнего короля Английского. А его отец, князь Всеволод Ярославич – на греческой царевне, дочери императора Мономаха. Отец Всеволода Ярославича, новгородский князь Ярослав Мудрый, как известно, взял в жены дочь шведского короля, Ингигерду. А вот теперь, дети мои, припомните уроки арифметики и подсчитайте, сколько так называемой «русской крови» текло в жилах первого короля Малой Руси.

– Меньше одного процента, – подумав, сказал Ольгерд.

– Очень хорошо, – пряча в бороде улыбку, отозвался отец Симеон, – теперь вам должно быть понятно, что потомство князей Рюриковичей было весьма разнородно.

– Король Малой Руси князь Даниил Галицкий вторым браком был женат на литовской принцессе, любимой племяннице литовского короля Миндовга! – с гордостью блеснула своими познаниями Мария-Дзинтарс. – А его сын Шварн Данилович женился на дочери Миндовга Великого! А наш дядя, Андрей Юрьевич Галицкий, нынешний князь Волыни, взял в жены польскую принцессу! Вот!

– Что только еще раз подтверждает известную истину – короли Малой Руси были кем угодно, но не русскими князьями, – заключил Кейстут. – Альгис, внеси поправку в долю русской крови у нынешних князей Галицко-Волынской Руси, братьев Юрьевичей?

– Нынешние князь волынский Андрей Юрьевич и князь галицкий Лев Юрьевич – сыновья короля Малой Руси Юрия Львовича, – подсказал Ольгерду отец Симеон. – Их отцом был Лев Данилович, а матерью – дочь венгерского короля Бэлы Арпада. Стало быть, князь Даниил Романович Галицкий приходился им дедом по отцовской линии. Первым браком Даниил Галицкий был женат на дочери киевского князя Мстислава Удалого, женатого, в свою очередь, на половчанке. Мать Андрея и Льва Юрьевича, Ефимия, была дочерью польского князя Казимира Куявского.

– Доля, близкия к нулю, – пробормотал Ольгерд под необидный смех брата.

– Весьма интересно, к кому короли Малой Русь, в конечном счете, примкнут, к Польше или к Литве? – помедлив, раздумчиво произнес он.

– После недавней смерти короля Юрия Львовича, Русское королевство было поделено между его сыновьями, Андреем Юрьевичем, который сел во Владимире-Волынском, и Львом Юрьевичем, который сел в Галиче, – назидательно произнес отец Симеон. – Как и их великий прадед, князья Галича и Волыни пытаются опереться на западнославянских королей и рыцарей Тевтонского Ордена для того, чтобы воевать с монголо-татарами. А теперь Ольгерд расскажет нам о политике других русских князей по отношению к Орде.

– Князей северо-восточной Руси? – уточнил Ольгерд.

– Ну да, – несколько нетерпеливо произнес отец Симеон. – Начиная с Александра Невского.

– Александр Невский был в первую очередь новгородским князем, – покусывая губу, отвечал Ольгерд. – Таким образом, для него наибольшую угрозу представляли исконные враги Новгорода – шведский король и рыцарские Ордена, действующие в Прибалтике и на территории западнославянских королевств. Поэтому его политика была направлена на борьбу с рыцарями, опираясь на союз с Ордой. Его братья, Андрей Суздальский и Ярослав Тверской были не согласны с подобной политикой, и в 1252 году подняли восстание против монголо-татар, которое закончилось их полным поражением. В своей борьбе оба князя пытались опереться на Даниила Галицкого, заключив с ним династический союз – Андрей Ярославич Суздальский был женат на дочери Даниила Галицкого. Восстание против монголо-татар подавлял на Руси с помощью ордынских войск сам князь Александр Невский. По смерти Александра Невского монголы передали великое княжение его брату Ярославу Тверскому.

– По своему происхождению князья Северно-Восточной Руси – прямые Рюриковичи, «настоящие» русские князья, как выражается маленькая княжна, – дополнил его рассказ отец Симеон, лукаво посмотрев на Марию-Дзинтарс. – Эта ветвь княжеского дома идет от князя Юрия Долгорукого, второго сына Владимира Мономаха, правнука новгородского и киевского князя Ярослава Мудрого, сына Владимира Крестителя. Дети Юрия Долгорукого, за исключением Всеволода Большое Гнездо, женились, преимущественно, на княжнах из русских земель: смоленских, ростовских, витебских. А самые поздние потомки, исчерпав запас русских княжон, начали жениться на боярских дочерях, как, например, князь Ярослав Тверской, брат Александра Невского, или князь Даниил Московский, младший сын Александра Невского. Таким образом, матерью нынешнего великого князя всея Руси Михаила Тверского является Ксения Юрьевна, дочь новгородского боярина. Матерью Юрия Даниловича – дочь московского боярина. Оба нынешних князя, тверской и московский, взяли себе в жены принцесс из ростовского княжеского дома. Михаил Тверской женат на дочери Дмитрия Борисовича Ростовского, Юрий Московский – на дочери Константина Борисовича Ростовского.

– Александр Невский, князь Новгородский, был женат на дочери полоцкого князя Брячислава, – задумчиво сказал Ольгерд. – Значит, по крови, мы родственники с нынешним князем московским, Юрием Даниловичем в большей мере, чем с великим князем Михаилом Тверским, сыном Ярослава Тверского, брата Александра Невского?

– Несомненно, – подтвердил отец Симеон. – В настоящее время, дети мои, между Тверью и Москвой началась жестокая борьба за великое княжение. Согласно русской системе наследования – лествичному праву – права на великий стол принадлежат тверскому князю Михаилу Ярославичу. Однако московский князь оспорил его права на великий стол, заявив, что по крови Александра Невского имеет на него больше прав, чем Михаил Тверской, сын Ярослава Ярославича, младшего сына князя Ярослава Всеволодовича. Кроме спора за великий стол, интересы Твери и Москвы скрещиваются и в других вопросах. Княжич Ольгерд, не хотите ли сказать нам, в каких?

Старший сын Гедемина положил на стол перед Марией-Дзинтарс вырезанную из дерева Кейстутом лошадку, и со свойственной ему рассудительностью отвечал:

– В первую очередь, за влияние в Новгороде. Тверь территориально ближе к Новгороду и контролирует подход к Новгороду с юга, через Торжок.

– Очень хорошо! – вскричал отец Симеон. – В этом плане князь Михаил потенциальный союзник вашего отца, у которого есть свои планы на Новгород. Княжич Кейстут?

– Борьба за расширение зон политического влияния? – вопросительно глядя на священника, проговорил Кейстут. – Наследство сыновей Александра Невского, надо полагать?

Отец Симеон покивал головой.

– Совершенно верно, отрок. В данном конкретном случае речь идет о таких уделах, как, например, Переяславль-Залесский, завещанный младшему брату Юрия Даниловича его дядей, князем Дмитрием Александровичем, сыном Александра Невского. Взойдя на великий стол, Михаил Тверской отобрал у Москвы Переяславль и вернул его в состав великого княжества Владимирского. С 1305 года Тверь и Москва также ведут борьбу за Кострому. Потенциальной угрозой столкновения между ними является городецкое княжество, удел младшего сына князя Андрея Александровича, второго сына Александра Невского.

– В этой междоусобной борьбе между Тверью и Москвой выиграет тот, кто сможет привлечь на свою сторону сильных союзников, – сложив руки на животе, подвел итог разговора на тему современной политики отец Симеон. Поочередно обведя глазами детей Гедемина, он почти благодушно предложил: – Теперь подумайте и скажите мне, отроки, кто может быть этими союзниками.

– Для Михаила Тверского, в борьбе за влияние в Новгороде – литовские князья, и наш отец, князь Гедемин, – немедленно сказал Ольгерд.

– Для обоих князей – монгольский хан, владыка Золотой Орды, – высказал свое мнение Кейстут. – Возможно, тот, кто не получит поддержки хана, начнет искать союза с Литвой и королями Малой Руси. Это наверняка будет обозначать новую большую войну за передел Руси. Войну Запада со Степью.

– И конец православной Руси, – неодобрительно посмотрел на него отец Симеон.

– Лучше умереть со щитом, чем жить рабами! – пожал плечами темноволосый Кейстут.

– Мы сейчас говорим о политике, а не о войне, – заметил отец Симеон, делая над собой видимое усилие, чтобы не упрекнуть княжича в гордыне.

– Русская православная церковь, – почти прошептала малышка с золотистыми волосами.

Отец Симеон с удивлением посмотрел на девочку. Золотые глаза ребенка внимательно следили за выражением его лица.

– Ты совершенно права, дитя мое, – с одобрением сказал он, погладив малышку по голове. – Первый и главный союзник любого великого князя – это церковь. Будем надеяться, что оба князя, наконец, забудут о своей гордыне и повернутся лицом к церкви.

– Избушка-избушка, – прошептал на ухо Марии насмешливый Кейтут, – повернись к церкви передом, а к языческому лесу задом.

Под строгим взглядом отца Симеона златовласая малышка зажала рот руками, чтобы не расхохотаться в голос.

– Кого выберут себе в союзники московские князья – вопрос праздный, – произнес отец Симеон, умеряя игривое настроение младшего княжича предупреждающим взглядом, сулившим ему неприятный разговор с отцом. – Думаю, что не ошибусь, предположив, что они продолжат политическую традицию их великого деда, князя Александра Невского. Выбор Твери будет неизмеримо сложнее.

– Что тут сложного! – фыркнул Кейстут. – Если Москва выберет Орду, Тверь будет искать поддержки у Литвы.

– А Литва, с ее помощью, в свою очередь, начнет осваивать пограничные с ней русские княжества, такие, как Витебск, Курск, Новгород-Северский, а также, возможно, заключит политический союз с Малой Русью, – задумчиво заметил Ольгерд.

– Отец говорит, что он хочет женить одного из своих старших сыновей на дочери князя Андрея Волынского, – тихо сказала Мария-Дзинтарс.

– Весьма дальновидно, – согласился отец Симеон. – Но, помимо родственных связей, дело в данном случае идет о возможностях. Нужно не только иметь права на волынский престол, нужно еще суметь его удержать.

– Мой отец – великий воин! – вскричала малышка. – И я… я видела Волынь в составе Литовского королевства!

– Ты видела… что?! – тихо переспросил отец Симеон.

Княгиня Ольга Всеволодовна всплеснула руками, услышав слова дочери.

– Я видела Литву с птичьего полета, – продолжала Мария-Дзинтарс, краснея от того, что выдала постороннему человеку свою тайну. – Не настоящую Литву, а Литву будущего, Литву из моих снов. Она была необъятна, на восток – от Варяжского моря до Москвы, и на юг – до того моря, которое греки называют Понтом Эвксинским. В нее входило много русских земель, в том числе Киев и Волынь.

– Ты что же, блаженная, княжна? – удивленно спросил отец Симеон, внимательно приглядываясь к хрупкой золотоволосой девочке с янтарными глазами.

– Я – особенная! – с горечью проговорила Мария. – Я вижу сны.

– Это многое объясняет.

Малышка соскользнула с высокой табуретки и подбежала к старшему брату. Ольгерд поднял ее на руки, посадил себе на колени и вложил в ее руки деревянную лошадку, выстроганную для сестры Кейстутом. Мария улыбнулась сквозь слезы самоуверенности взрослых, считавших ее глупым ребенком, и послушно сжала в руках игрушку.

Поздно ночью Ольгерд и Кейстут по своему обыкновению пробрались в спальню Марии-Дзинтарс в Тракайском замке, чтобы поболтать с ней перед сном и рассказать ей сказку.

– Тебе снова снился этот сон? – спросил Ольгерд перед тем, как поцеловать сестренку в лоб и пожелать ей спокойной ночи.

– Да! – Мария села в постели. – И он становится все яснее и все страшнее!

– Что тебе снилось? – Кейстут сжал в своих ладонях тоненькие пальчики Марии.

– Мне снилось, что на горе в Вилии забилось сердце умершего дракона. От него алыми кругами пошли волны, как рябь на воде. Эти волны распространялись все дальше и дальше. А потом от сердца дракона побежали нити вен и артерий, по которым струилась кровь Литвы. После этого все границы Литвы вспыхнули синим светом и пропали. На Западе зажглась звезда, у которой было твое лицо, Альгис! – Мария взволнованно посмотрела на Ольгерда. – Твоя кровь раздвинула границы Литвы до самой Москвы, а потом вспыхнула в ляшском королевстве. В старой Литве зажглось пламя, в котором появилось лицо Кея. Его кровь бушевала в Литве, раздвигая ее границы с севера на юг, а потом слилась с кровью Москвы и иссякла. А между Москвой и Литвой горела в огне Тверь. Ее сила напитала обоих, сердце драконов Литвы и жажду медведей Москвы. И еще вороны, много воронов, так много, что на целом свете словно осталось всего два цвета – алый и черный. Это было так страшно, Альгис!

Мария-Дзинтарс обхватила руками плечи старшего брата и прижалась заплаканным лицом к его груди.

– Не плачь, малышка! – сказал Кейстут, присаживаясь на кровать сестрички с другой стороны. – Это – хороший сон! Он означает, что сначала наш отец, а потом мы с Альгисом создадим огромное королевство, королевство Литвы, которое ты видела во сне. Мы победим всех врагов, всех черных воронов, и красный цвет, цвет крови и цвет победы, останется только на полковом знамени Литвы – отцовском знамени Погони!

– Вы будете королями! – прошептала Мария, прислушиваясь к его словам и утирая слезы. – Я видела! На ваших головах блестели короны!

Ольгерд и Кейстут быстро переглянулись между собой.

– Видишь, это хороший сон. Что в нем страшного? – весело сказал Кейстут, стремясь подбодрить сестренку. – А ты станешь нашей золотой феей, сестрой королей! Я лично прибью любого ворона, который приблизится к тебе. Ты будешь всегда с нами, будешь смеяться, танцуя босиком под теплым дождем Литвы, будешь плести венки из полевых цветов и отдавать их речной воде, будешь сидеть у ночных костров и слушать песни языческих скальдов. Отец никогда не отпустит тебя из Литвы. Ты – наша удача, наша золотая птичка, моя маленькая сестренка с золотыми глазами!

Мария шмыгнула носом и с благодарностью посмотрела на нежно улыбавшегося ей брата.

– У твоего сына, который завершит создание огромного королевства Литвы, тоже будут янтарные глаза! – неожиданно сказала она.

Кейстут расхохотался, подхватил малышку на руки и закружил по тесной спаленке.

– Спасибо, сестричка!

– Я не могу покинуть Литву, – упершись руками в его плечи и глядя прямо в его темные глаза, сказала Мария, когда он остановился. – За пределами Литвы для меня – только смерть и кровь!

– Отец никогда не расстанется с тобой, – сказал Ольгерд, подходя к брату и забирая у него из рук малышку. – Ничего не бойся. Мы сумеем тебя защитить. Ты останешься в Литве.

– Я останусь в Литве! – как эхо повторила за ним Мария-Дзинтарс.