Земля Бранникова

Но не только в секретности была сила плана Барклая де Толли. На самом деле это был, возможно, первый и последний в России комплексный план военных действий, составленный не впопыхах, а загодя. В нем военная составляющая была поставлена в один ряд с дипломатией, разведкой, дезинформацией и экономикой. В каждой из них ставились свои задачи и намечались пути их решения.

Дипломатическая часть плана была особенно обширной. Нужно было за год-полтора, раньше Наполеон не соберется нападать на Россию, заключить мир с Турцией или с Персией. Лучше с обеими, но это уж вряд ли получится. Понятно, зачем: высвободить дополнительные войска и вернуть их домой. Мир должен быть заключен не любой ценой, а на самых почетных и выгодных условиях, как и обещал ход военных действий в этих странах. Итоги этих войн должны были подать знак Европе, да и самому Наполеону, что стоит серьезно подумать, прежде чем нападать на Россию.

Однако мир с Турцией Кутузову удалось заключить всего за 37 дней до вторжения Наполеона в Россию. Известие об этом уже не остановило бы Наполеона. Так что новость эту сумели попридержать. Узнал Наполеон об этом только, когда сам уже приближался к Москве. Говорят, расстроился сильно.

Большие дипломатические усилия должны были быть направлены на работу с бывшими союзниками по анти-наполеоновской коалиции. Например, с Пруссией и Австрией. Нужно было убедить их не слишком усердствовать в помощи новому союзнику. А с Англией, давним торговым партнером России, следовало поговорить о деньгах. Как-никак, в предстоящей войне Россия защищала не только свои интересы, но и ее тоже. От континентальной блокады владычица морей страдала, пожалуй, побольше, чем Россия. Значительная часть продуктов питания поступала на острова с континента. Но, самое главное, с континента, в основном из Испании, поступало сырье для быстро развивающейся в стране ткацкой промышленности.

Знали в «Особенной канцелярии» и о том, что Наполеону нелегко дается континентальная блокада в Испании и Португалии, странах, поставлявших шерсть в Англию. Не желали местные крестьяне, землевладельцы, купцы расставаться со своим заработком. Введенный в Испанию двухсоттысячный французский армейский корпус легко подавил сопротивление испанской армии. Но справиться с быстро набиравшим силу партизанским движением армии не удавалось. Не приспособлена оказалась армия для выполнения полицейских функций. Целые полки, бывало, сдавались партизанам.

Ничего подобного не было в других европейских странах, подмятых под себя Наполеоном. Дисциплинированные жители центральной Европы проявляли недовольство, искали способы избавиться от узурпатора, но делали это как-то уж очень деликатно, не военным путем.

Доносил об этом, в частности, князь Куракин, сидевший в Париже российским посланником, в своих секретных письмах в столицу Так что в комиссии знали: в тылах у Наполеона не все уж так благополучно. Империя держится на французских штыках и может развалиться в любую минуту.

Многое в этой дипломатии должно было быть тайным, невидимым Наполеону и его разведке. Заодно посольства России в Европе должны были быть усилены дополнительными кадрами дипломатов. Для этого в дипломатические одежды предполагалось переодеть специально отобранных кадровых военных, считай, разведчиков, которым вменялось в обязанность бдительно следить за приготовлениями к войне в стране пребывания. Немного их нужно было, пожалуй, с десяток, но роль им предстояло сыграть весьма значительную.

Спору нет, усилил свою разведывательную деятельность и Наполеон. Ему это было сделать даже проще, чем россиянам. С давних пор в России в дворянских семьях проживало множество французов. Лакеи, дворецкие, гувернеры. Считалось хорошим тоном держать в доме гувернера-француза. Чтобы получить информацию, им даже делать ничего особенного не приходилось. Достаточно было прислушиваться к разговорам в гостиных и за столом.

В большинстве своем именно эта публика и сделалась основным источником военно-политической информации для противника. Оно и понятно, ну как не помочь своему отечеству? Удивляло только, что никто в России даже и не попытался остановить их. Почему же им дали действовать так безнаказанно? Да потому, что их деятельность входила в план Барклая-де-Толли по активной дезинформации противника. Не сведущие в военном деле люди не могли отличить досужие разговоры о войне от действительно полезных сведений.

Наполеоновские аналитики только диву давались, пытаясь определить численность русских войск, их вооружение и дислокацию по сообщениям своих информаторов. Одни и те же полки одновременно находились в самых разных местах. Или они перемещались между ними с невообразимой скоростью. Одна только информация о новой пушке с коническим дулом, сплющенным в вертикальном направлении, чего стоила. Секретные чертежи этой пушки были вывезены во Францию в самом конце 1811 года. В соответствии с документацией и по свидетельствам очевидцев, русских или французских, не известно, новая пушка, стреляя картечью, на расстоянии 800 метров давала разлет пуль триста метров. То есть могла проделать брешь в наступающей шеренге солдат человек в 200. А ведь в то время именно так, шеренгами, и шли в наступление. Команда «ложись» тогда еще не была военной.

Наполеоновские стратеги уже всерьез задумывались о переработке тактики наступательного боя с учетом появления нового оружия, но времени на это уже не было. Решили, что русские вряд ли успеют быстро понаделать много новых пушек. А с несколькими и так справимся.

На самом деле такая пушка, действительно секретная, была сделана и испытана, но надежд не оправдала. Испытания показали, что эффект разлета картечи, получаемый за счет конической формы ствола, можно достичь более простым способом, за счет уменьшения его длины. Смысла в этом особого нет, так как одновременно уменьшается прицельная дальность стрельбы. Проект закрыли, а документы с пометкой «секретно» положили в арсенал средств дезинформации, вместе со многими другими, не менее «важными».

К сожалению, рассчитывать на достижение серьезного эффекта в дезинформации только за счет некомпетентности информаторов и путем выискивания курьезов не приходилось. Нужно было придумать и разыграть гораздо более тонкие и сложные комбинации. И они были придуманы, а некоторые из них и мастерски разыграны.

Задумав обширный план действий, Барклай-де-Толли относительно легко решил вопросы формирования «Особенной канцелярии». Сделал он это в 1810 году собственным приказом. Императорский же указ о ней вышел только в 1812 году. Набрал он в нее людей многоопытных и в ратных делах, и в политике. Немного совсем, человек шесть, но люди эти были ему хорошо известны, да и государь о них был наслышан. А вот набрать новых людей, чтобы отправить их в российские посольства в Европе, оказалось трудновато. Нужны были образованные, светские, знающие языки молодые люди. Знатность происхождения здесь тоже играла свою роль. Чтобы быть вхожим, скажем, в парижские гостиные, нужно было иметь такой же базовый капитал, как и в Петербурге.

Образованная, знатного происхождения молодежь в то время была только в армии, и Барклай-де-Толли лично занялся поиском подходящих молодых офицеров. Первым ему тогда подвернулся граф Чернышев. В нем воплощалась буквально вся совокупность требований к кандидату в разведчики: образован, обаятелен, артистичен, приобрел, а точнее сказать, нагулял достаточный опыт светской жизни, к тому же смел, да и склонности к авантюрам очевидны.

Чернышева Барклай-де-Толли посоветовал Александру I отправить в Париж, к Наполеону, как своего личного представителя, а заодно и курьера. Теперь надо было найти напарника Чернышеву, человека, способного подстраховать при необходимости или толково выполнить любое его поручение.

Поиски напарника Чернышеву затянулись, и лишь вчера, подписывая документ о производстве Андрея Славского в корнеты его величества лейб-гвардии гусарского полка, Барклай-де-Толли вспомнил его отца Ивана Николаевича, с которым был знаком. С ним в равных чинах он был в битве под Аустерлицем. А уж потом их пути разошлись. На то воля Божья. Ясно, что отец постарался дать единственному сыну хорошее образование. И со знатностью здесь все в порядке, семейство княжеского рода. Сам Барклай-де-Толли не мог похвастаться высоким происхождением, но относился к этому спокойно, ущербности собственной от этого не ощущал. Впрочем, если бы что-либо подобное он испытывал, то не стал бы никогда военным министром.