Маленькая Аня прибегает к дубу и видит возле него огромные черные крылья и полыхающие на рассвете рыжие волосы. Но она не боится, чувствует лишь злость и разочарование от того, что не успела. Опоздала. После этого она слышит его оглушительный смех, чувствует страх мальчишек, находящихся неподалеку, но не успевает испытать собственный страх, так как его заглушает острая боль в области сердца. Она видит злость и слезы в глазах высокого мальчика и падает в темноту.
Аня закричала и очнулась. Рядом сидел Олег и с удивлением смотрел на нее.
– Сколько сейчас времени?
– Семь.
– Ужас, я провалялась здесь весь день.
– Что случилось?
Они спустились на кухню, и за ужином Аня рассказала мужу, что произошло с ней в ванной.
– Тебе нужно обследоваться, вдруг у тебя сотрясение мозга.
– Уже все прошло, думаю, бояться нечего.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? – он отодвинул тарелку с салатом от себя. – Ты лежала весь день без сознания. И после удара ты не идешь в больницу, а бежишь к своим больным. Я не помню, когда ты в последний раз отдыхала.
– Мне хватает выходных. Я не устаю. Почему все решили навязать мне отпуск?
– Я не хочу, чтобы ты брала отпуск. Я хочу, чтобы ты ушла с работы и сидела дома.
– Что? – рука с бутербродом так и зависла возле ее рта.
– Что слышала. Я не хочу, чтобы ты работала.
– Зато я хочу. Это дело всей моей жизни.
– Ты должна смотреть за домом, а не за психопатами.
– Я и так хорошо присматриваю за домом. У нас всегда чисто и готовлю всегда только я. Что тебя не устраивает?
– Я хочу, чтобы ты сделала выбор – либо я, либо твои психи.
– Что?
– Я жду, – он смотрел на неё в упор своими водянистыми глазами, в которых читалась лишь одна надменность и ничего больше. Ему было все равно, работает его жена или сидит дома, он просто хотел унизить ее еще больше, оставить ее совсем одну в этом пустом доме.
– Хорошо, – Аня вдруг улыбнулась, отчего вся надменность ее мужа куда-то исчезла. – Я делаю выбор, и он должен понравиться нам обоим. Я могу уйти в декретный отпуск.
– Что? Ты беременна?
Олег стал таким нервным, что Аня растерялась.
– Нет, – тихо произнесла она, – но я давно хочу…
– Вот и прекрасно. Можешь и дальше работать, я не буду давить на тебя.
Он залпом допил чай и ушел в игровую комнату. Аня, несмотря на поведение мужа, все же доела свой бутерброд и сделала себе еще два. Она целый день провалялась без еды, и сейчас была голодна как волк. Она заедала все свои мысли, пытаясь не думать вовсе. Какая же это плохая привычка – постоянно думать! Она не дает нам наслаждаться настоящим, а отправляет в будущее или прошлое, где всегда лучше, чем сейчас. Аня отчаялась думать о своем будущем, как о чем-то радужном и привлекательном. Каждый новый день – это попытка начать все сначала, прожить новую жизнь. Но только не для нее. Её дни были похожи друг на друга так, что ей казалось, все это лишь один день, который она обязана проживать снова и снова, снова и снова, свой личный круг ада. Одни и те же лица, одни и те же слова, одни и те же ссоры.
Глава 5
Утром Аня постоянно зевала по дороге на работу. Она включила кондиционер, чтобы прохлада заставила её окончательно проснуться, и настроила местную радиоволну. С песней Николая Носкова она приободрилась и, нажав на педаль газа, пыталась умчаться от собственных мыслей. Вчера она заметила резкую перемену мужа, когда заговорила о ребенке. Но не стала устраивать ему скандал и не плакала всю ночь напролет. Дедушка Фрейд бы ее за это не похвалил. Он сказал бы, что подавленные эмоции не умирают. Их заставили замолчать, и они изнутри продолжают влиять на человека. Аня делала это уже несколько недель. Она резко вывернула руль и заставила свой внутренний голос замолчать. Женщина переключилась на свои сны. В последнее время она не помнила, что именно ей снилось. Каждую ночь она закрывала глаза, проваливалась в темноту и, очнувшись ранним утром, ничего не помнила. Но после того как она весь день провалялась без сознания, Аня все чаще возвращалась туда, где успела побывать. Она пыталась вспомнить те картины, разговоры и эмоции, появившиеся в ее голове, но чем больше она силилась уцепиться хоть за какой-то обрывок, тем больше понимала, что ничего не удастся вспомнить. Оставив эту затею, Аня прибавила музыку и с воодушевлением принялась подпевать всем звучавшим рок-группам.
Оказавшись в своем кабинете, женщина раскрыла блокнот, но не могла сосредоточиться на важных записях. Она вновь задумалась, хотя всячески старалась отвлечься от мыслей. Но самые тяжелые из них прицепились к ней, словно маленькие чертята. Вопросы кружились в ее голове как рой злых пчел. «Если муж не хочет от меня ребенка, так ли дорога я ему? Если мужчина любит женщину, то в конечном итоге обязательно должен появиться плод их взаимной любви. А ее мужчина даже слышать об этом не хочет. Он согласен на все, лишь бы не ребенок. Хотя нам уже давно не двадцать, чтобы продолжать наслаждаться жизнью лишь вдвоем. Да и как ей наслаждаться, если ее жизнь – это всего лишь работа? Здесь ей поистине интересно, она хочет помочь людям, спасти их души от боли и зла, что когда-то причинили им другие. Но кто поможет ей? Должны быть близкие, должен быть кто-то, с кем можно было бы просто поговорить, рассказать, что накопилось на душе, что беспокоит или огорчает, или наоборот, веселит и радует. Но нет, она не может посвящать родителей в свои семейные проблемы. В итоге она только настроит родителей против мужа, вот все. С каких пор она начала замечать, что ее муж перестал быть для нее близким человеком? С какого дня, месяца, года он отдалился так, что ей не хотелось возвращаться домой?»
Аня заперла кабинет, положила ключи в карман и отправилась на осмотр пациентов. Состояние каждого из них оставалось неизменным. Окружающий мир порой оставляет на людях такие отпечатки, стереть которые под силу лишь чуду или смерти. Аня не могла надеяться на чудо и поэтому каждый новый день она билась со смертью, защищая своих пациентов. Отправив дежурную медсестру подготовить новую палату, психиатр толкнула дверь и вошла внутрь, надеясь увидеть все что угодно, но только не такую радостную улыбку пациента, который совсем недавно пережил приступ эпилепсии и всю ночь пролежал под капельницей. Сейчас же он стоял у окна, глядя на неё, словно ожидал её возвращения в аэропорту, а не в психиатрической клинике. Его улыбка была подобна солнцу, светившему в маленькое и тусклое окошко палаты.
– Здравствуй, Дмитрий, – она не могла не ответить на его улыбку. – Я вижу, ты в хорошем настроении сегодня?
Мужчина отошел от окна, протянув к ней руки, и не успела женщина опомниться, как оказалась в его объятьях. Аня внутренне собралась, привыкнув за врачебную практику к неожиданным действиям пациентов. Некоторые психиатры не поощряли телесные контакты врача с пациентами, но Аня не могла не прикасаться к ним. В этой жизни её пациенты ощущали слишком мало любви и ласки, и даже обычное похлопывание по спине или пожатие руки приносило им огромную радость и возвращало, хоть и на миг, веру в себя. Аня понимала, что Дмитрий мог бы с легкостью свернуть ей шею и попытаться сбежать из клиники. Несмотря на худобу, он имел крепкие мускулистые руки и кошачью ловкость. Она помнила, как несколько санитаров не могли справиться с ним, а что сможет она, хрупкая женщина, неспособная прихлопнуть даже муху? Но мужчина просто обнимал её, и казалось, счастливее человека вам не найти и во всем городе.
– Дмитрий, – сказала Аня и снова повторила его имя уже громче. Мужчина, словно очнувшись от сладкого сна, разжал объятья.
– Извини, – улыбнулся он и сел на кровать.
– Как твое самочувствие? – спросила она, присаживаясь на стул и пытаясь скрыть зевоту.
– У меня все хорошо.
– Это немного странно, так как вчера у тебя был приступ эпилепсии. Скажи, она давно у тебя?
– Эти приступы у меня с детства, но это не эпилепсия.
– Что же это, по-твоему?
– Таким образом Тьма хочет добраться до меня.
– Получается, она с самого детства преследует тебя?
– Да.
– Почему?
– Ей не понравилось, что я встал у нее на пути.
– Когда в последний раз у тебя был приступ?
– В детстве.
– Так давно? И до вчерашнего дня ни одного приступа? – удивилась Аня.
Дмитрий опустил взгляд на свои сцепленные руки и ответил:
– Просто все это время я был в лапах у Тьмы. Теперь она ищет меня. Если ищет, значит боится. Боится, что я снова помешаю ей убить тебя.
– Меня? Однажды она уже пыталась это сделать?
– Да, будь осторожнее. Теперь ты меньше спишь, так ведь?
Аня не ответила на его вопрос.
– Если тьма вернулась, почему же ты так счастлив, Дмитрий?
– Я хочу, чтобы ты всегда видела меня бодрым и радостным, – он заглянул в её глаза. – Все для того, чтобы ты не сомневалась в моей силе и удаче ни на секунду. Несмотря на всю горечь и утраты, которые Тьма будет наносить тебе, ты должна знать, что все будет хорошо. Мы справимся.
Аня не могла оторвать взгляд от его глаз, таких чистых, каким бывает только небо в морозную погоду. Глаза сумасшедшего просто не могли быть такими ясными и спокойными, глаза часто выдают то, что их носитель безумен и несет один лишь бред. Глаза Дмитрия четко говорили о том, что все слова, подобно глазам – чистая и холодная правда. Аня задумалась, как же человек должен верить в то, что говорит, чтобы взять под контроль весь свой организм. Дмитрий был чересчур спокоен – его мимика, движения, тембр голоса и размер зрачков, все говорило о том, что он совершенно прав. Если бы не одно «но» – стены психиатрической клиники, где каждое слово – это ложь во спасение, из чьих бы уст она не лилась. Будь то врач, который обещает пациенту в скором времени выздоровление и обычную жизнь без таблеток или сам пациент, что своей ложью закрывается от душевной боли.
– Раз ты так счастлив, – улыбнулась Аня, – то, думаю, что хорошие новости тебе не помешают.
Женщина открыла блокнот, и попутно делая записи, следила за реакцией пациента.
– Первое, что мы сегодня сделаем, отправимся к парикмахеру. Ты не против? В нашей клинике нет обязательного пункта насчет стрижки и бритья пациентов, но мне кажется, что тебе самому будет намного удобнее и комфортнее. Как ты на это смотришь?
Дмитрий молчал, из-за чего Аня начала сомневаться в сотрудничестве с её идеями.
– Я не против смены имиджа, – улыбнулся он и развеял её сомнения.
– Хорошо. Вторым пунктом я назначу тебе препарат, который поможет смягчить или вовсе избавит тебя от приступов.
– Как он называется?
– Я остановилась на карбамазепине. Какие таблетки ты принимал раньше?
– Никакие.
Женщина вздохнула. Никто даже не пытался лечить ребенка с эпилепсией. Неужели его оставили на произвол судьбы с такой болезнью? Потом все удивляются, откуда берутся озлобленные и психически неустойчивые люди.
– Ты любишь чернослив? – спросила она.
– Я? – удивился Дмитрий. – Не знаю, скорее всего, я даже забыл, каков он на вкус.
– Вот и хорошо, он еще успеет тебе надоесть. Ежедневно ты должен съедать столько чернослива, сколько будет у тебя в тарелке. Хорошо?
– Да. Это такая защита от злых духов?
– Что?
– Ты хочешь таким образом защитить меня от Тьмы? В нем содержится что-то особенное, как и в крапиве, которую мы клали в наш амулет?
– Амулет? Что за амулет?
Но Дмитрий не отвечал. Он пристально смотрел на неё, словно именно она заговорила об этом амулете и сейчас должна все ему рассказать. Если бы не его слова, Аня выписала бы Дмитрия прямо сейчас. Она не понимала, что за игру он ведет, чего хочет добиться. Она могла поклясться, что он отделяет правду от вымысла, но к чему все эти фантазии?
– Чернослив не избавляет от злых духов, – продолжила Аня, так как игра в молчанку ей не нравилась. – Сухой чернослив повысит содержание кальция в твоем организме, что, возможно, облегчит течение судорог. Понимаешь?
– Разве я имел ввиду не тоже самое? – он приподнял одну бровь. Аня вздрогнула, но быстро отмахнулась от этой идеи.
– Нет, – ответила она. – Продолжим?
Дмитрий кивнул. Он пристально следил, как она в который раз обводит в кружочек цифру три у себя в блокноте и не смотрит на него. Аня же снова задумалась о своей затее, но сказанного не вернешь. Если она обещала ему хорошую новость, то должна ее исполнить. К тому же женщина поняла, что и сама хочет, чтобы он встречал её, как и сегодня, с радостной улыбкой на лице. Наконец, врач подняла голову и улыбнулась ему.
– Как и обещала, сегодня ты переселяешься в новую палату.
Аня выронила ручку, когда мужчина бросился к её ногам. Он благодарил её так громко, что в палату влетел главврач. От увиденного у него просто глаза полезли на лоб.
– Что здесь творится? – воскликнул он. – Аня, я знал, что ты имеешь какую-то магическую власть над своими пациентами, но чтобы они начали поклоняться тебе…
Врач не успел договорить, как они все трое засмеялись. Дмитрий поднялся и вернулся на свое место.
– Простите.
– Раз у вас все хорошо, то не буду вам мешать, – главврач подмигнул и вышел из палаты.
Аня улыбнулась.
– Дмитрий, ты должен вести себя немного сдержаннее.
– Почему? Я не умею по-другому.
В самом деле, как объяснить человеку, что нельзя показывать другим, как ты безмерно счастлив? Мы привыкли надевать маски, за которыми, порой, не можем узнать самих себя. Некоторые люди и вовсе встречают все новости с одним выражением лица. Родился ребенок? Прекрасно. Уволили с работы? Понятно. Умер кто-то из близких? Ничего, бывает и такое. Может, люди в стенах психиатрической больницы (не все, но многие) – это те оставшиеся с чистой и искренней душой, которой не может похвастаться и избалованный ребенок? Такие люди, кто не боится скрывать свою любовь, счастье и страхи? Они не похожи на нас, серых и скучных, с неизменным выражением лица – «не подходите ко мне, я так устал сегодня». Это те люди, чьи эмоции так зашкаливают, что их сразу же отправляют в эшелоны безумных. Но может ли быть такое, что, скорее всего, нас, злых и нелюдимых, нужно скрывать от их по-детски наивных душ?
– Хорошо, – ответила Аня. – Я считаю это, скорее, твоим плюсом. Просто некоторые люди весьма критично относятся к тому, когда очень сильно выражаешь свои эмоции.
– Брат часто ругал меня за это, – засмеялся он. – Наверное, он бы не похвалил меня сейчас, но мне казалось, что именно за это он меня и любил. Братишка был младше, а чувствовал себя стариком, столько нам пришлось пережить. А я…я не знаю, как мне удается оставаться таким. Наверное, это какая-то болезнь. Когда тело выросло, а душа нет. Бывает такая болезнь?
– Она называется по-разному – ребячливость, беспечность, наивность, инфантильность, но не является пороком и считается изюминкой человека.
– Вот как? Интересно.
Аня увидела, что Дмитрий заметно погрустнел после воспоминаний о брате, и попыталась его отвлечь.
– Давай я запишу, что тебе хотелось бы иметь в своей палате помимо мебели и одежды.
Дмитрий сразу приободрился, словно ребенок, которому пообещали мороженое после того, как он стукнулся коленкой.
– Разве я могу желать что-то большее? Ты и так стараешься ради меня. Я боюсь подвести тебя.
– Не волнуйся. Все хорошо. Ты просто подумай и скажи мне.
– Больше всего я хотел бы книги. Здесь есть библиотека?
– К сожалению, нет. Пациентам книги приносят их родственники и друзья.
– Как такое может быть? Обязательно постройте здесь библиотеку. Даже у Тьмы была библиотека. Если бы не она, я бы сейчас не знал так много и до сих пор оставался бы глупым.
– Хочешь сказать, что твоей темницей была библиотека?
– Нет, я пробирался туда, когда Тьма не следила за мной.
– Получается, у тьмы есть библиотека? В таком случае, как насчет спальни или гостиной?
– Нет, – он засмеялся, не понимая её сарказма. – Тьме не нужен отдых или сон, и она не принимает гостей, а вот знания ей нужны. Без знаний, самых черных и грязных, Тьма вовсе не будет такой, какая она есть.
– Хорошо. Скажи, какие книги ты бы хотел прочесть и я попробую принести тебе их.
– Ты, правда, это сделаешь для меня?
Женщина кивнула.
– В первую очередь я хотел бы снова прочесть книги про мальчишек. Том Сойер, Оливер Твист, эти ребята не просто дали нам свои имена, но и даровали надежду, что все будет хорошо.
– Так и будет.
– Надеюсь. Можно Крапивина? Он мой любимый писатель, еще Достоевского и Чехова, Гарри Поттера или Нарнию, на твое усмотрение.
Аня пыталась скрыть улыбку, записывая последние книги.
– И еще если можно сборники стихов Пастернака и Бродского.
– Конечно, я все записала и в скором времени постараюсь найти эти книги. Идем дальше. Мы назначим тебе МРТ примерно через неделю, как только ты окрепнешь и наберешься сил.
– Хорошо.
– Я хочу еще раз предупредить тебя, постарайся ужиться с другими пациентами, хотя бы на нашем этаже. Когда все хорошо себя чувствуют и ведут себя соответственно, мы спускаемся вниз подышать свежим воздухом. Ты должен понимать, что помимо нашего отделения, там отдыхают пациенты еще двух этажей. Мы регулируем время вашего отдыха, не более часа, иначе всех двор просто не сможет вместить. Во время прогулок не стоит даже и думать о побеге. Двор огорожен высоким железным забором без единого выступа. Если кто-либо все-таки делает такую попытку, его быстро ловят санитары. И если ты попал к ним в руки, то можешь не надеяться на мою помощь. Они постараются сломить твою волю и чувства, я же буду бессильна помочь. Так что решать тебе. Я понимаю, что для тебя это трудно, но постарайся контролировать свое поведение. Хорошо?
– Да, я обещаю вести себя прилично, – Дмитрий раскрыл правую ладонь и, убрав другую руку за спину, скрестил пальцы.
– Прекрасно. Ну что же, пойдем, надеюсь, перемены пойдут тебе на пользу.
Психиатр повела его по многочисленным лабиринтам коридоров.
– Я всегда представлял психиатрическую лечебницу немного иначе, – произнес Дмитрий, с любопытством рассматривая все вокруг. – Здесь так красиво и даже уютно, как бы странно не звучало для этих стен.
– Люди и в самом деле привыкли ассоциировать психиатрические клиники с чем-нибудь из ряда хоррора. Нет, эта клиника для влиятельных людей. Здесь никогда не лечились убийцы с кровавым прошлым. Люди в эти стенах просто немного запутались в своем окружении и перестали отличать реальность от фантазии.
– Много ли смертей тебе пришлось здесь наблюдать?
– Достаточно, чтобы научиться ценить жизнь.
– А врачей убивали?
– К чему этот вопрос?
Мужчина лишь пожал плечами.
– Мы уже пришли, – Аня открыла дверь и завела его в небольшую комнату с зеркалом и железным стулом.
Из-за светло-зеленой занавески вынырнула полноватая женщина лет шестидесяти. Она поправила волосы и улыбнулась.
– Привет, садись сюда и ничего не бойся.
Дмитрий сел на холодный стул и вздрогнул, когда женщина пристегнула его руки к подлокотникам. Она засмеялась и вновь скрылась за занавеской.
– Что это?
– Не волнуйся, – ответила Аня. – Это всего лишь меры предосторожности. Ты понимаешь, что парикмахер орудует ножницами, поэтому придется немного потерпеть. Как ты себя чувствуешь?
– Я немного взволнован. Надеюсь, скоро пройдет.
– Не бойся.
Улыбчивая женщина вернулась с ножницами и электрическими бритвами. Она оставила все на столике и взглянула на мужчину.
– Какие резкие скулы, – воскликнула она. – Как бы не сломать бритву.
Женщина подмигнула прикованному пациенту, из-за чего тот умоляюще посмотрел на своего врача.
– Анна Михайловна, он у нас новенький, вы аккуратнее с ним.
– Не волнуйтесь, сделаю все по высшему разряду.
– Хорошо. Бороду сбрить, а волосы укоротить, но не на лысо, пожалуйста.
– Как скажете, голубушка.
– Я оставлю вас ненадолго, мне нужно кое-что уладить. Дмитрий, как ты?
Мужчина не сводил глаз с острых ножниц.
– Мне уже лучше.
Аня вернулась на третий этаж и позвала медсестру.
– Палата готова? – спросила она.
– Да, последняя палата номер шесть, – девушка попыталась скрыть улыбку. – Уборщица вытерла пыль и помыла полы. Я поменяла спальное белье и принесла одежду.
– Спасибо.
Аня решила посмотреть, как чувствует себя Игорь. Она постучала в дверь палаты и вошла. Игорь сидел на кровати, держа в руках новый детский планшет, на котором можно было рисовать или писать и стирать все одним мгновением. Старый планшет в порыве ярости разломал Евгений.
– Привет, я ненадолго. Вижу ты рад новому планшету?
– Да, большое спасибо, – написал он, делая ошибки почти в каждом слове, но врач уже привыкла не замечать их.
– Как ты себя чувствуешь? – женщина заметила, что его руки дрожат. – Ты принимал таблетки?
– Да. Прости меня, я не хотел.
– Ничего страшного, ты ни в чем не виноват, не волнуйся.
– Он сделал тебе больно?
– Нет, не успел.
– Иногда я кричу ему, но он меня не слушается.
– Криком мы с тобой ничего не добьемся. Нужно прийти к согласию. Нам всем, понимаешь?
– Да. Но он не слушается меня.
– Рано или поздно, он поймет, что люди желают тебе добра. Когда он будет спокоен, пробуй внушать ему каждый раз, что мир может быть прекрасным. Он же, наоборот, своей злостью и агрессией делает тебе только хуже. Понимаешь?
– Да.
– Я помогу тебе стать одним целым с ним, вот увидишь.
– Спасибо. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Мне нужно идти, увидимся позже. Не грусти.
– Хорошо.
Спустившись вниз, Аня встретила подругу. Та увлекла её к себе в кабинет.
– Алиса, я бы с радостью с тобой поболтала, но сейчас я тороплюсь, меня ждет пациент.
– Ничего с ним не случится. Лучше расскажи мне, что все-таки будем делать на твой день рождения?
– Я не знаю, – Аня устало села на стул. – Я не хочу никаких празднеств и вечеринок. Я не хочу гостей и фейерверков, прости.
– Это тебе сейчас так кажется, но как только день рождения настанет, будешь вся в предвкушении, а если останешься одна в такой праздник, то быстро загнешься. Я тебя просто не понимаю, ты должна отрываться и веселиться во всю, пока у тебя нет детей.
– Лучше дети, чем вечеринки.
– Не соглашусь с тобой, вот как родишь, сразу вспомнишь мои слова. Так что сегодня я буду твоей феей – крестной. После работы, мы вместе едем в магазин и покупаем тебе самое шикарное платье, как и мне конечно, – она засмеялась. – Как только ты окажешься в моем любимом магазине, ты передумаешь, вот увидишь! Я не заставляю тебя делать из дня рождения вечеринку года, пусть будут самые близкие. Но не лишай себя праздника, я умоляю. Ты обязана хоть немного раскрепоститься, выпить вина и послушать музыку, потанцевать или поучаствовать в конкурсе. Все, что угодно, только не вечное твое хождение за пациентами и толстенные скучные книги.
– Они нескучные, – возмутилась женщина.
– Вот и я о чем, – ответила подруга. – Ну как? Ты согласна?
– Хорошо, иначе ты не отстанешь.
– Прекрасно, тогда в шесть возле крыльца. Я позвоню Косте, чтобы он не заезжал за мной. Я буду вся в твоем распоряжении.
– Спасибо тебе, – Аня обняла подругу и поторопилась к Дмитрию.
Женщина ворвалась в кабинет и, запыхавшись, произнесла:
– Извините, что задержалась, я…
Слова так и застряли у неё в горле, когда врач увидела, что парикмахер психиатрической клиники флиртует с её пациентом. К тому же она освободила Дмитрия, несмотря на то, что на столе лежали ножницы. Парикмахер с широкой улыбкой на лице слушала занимательную историю Дмитрия.
– Анна Михайловна! – воскликнула психиатр. – Это все ни в какие рамки не укладывается.
– Что такого я сделала? – нахмурилась женщина. – Все сделала, как ты и просила, ты только посмотри на него, – она пригладила ему непокорный вихор.
– Что-то случилось? – прежде сидевший к ней спиной, Дмитрий поднялся и подошел к врачу. – Как я теперь? Лучше?
Аня в который раз не могла вымолвить ни слова. На ее глазах Дмитрий преобразился и помолодел лет на десять. Кожа на лице стала гладкой и бархатистой, как у ребенка. Из-за короткой стрижки глаза стали еще больше и выразительнее. Морщины и болезненный вид лица, все исчезло в неизвестном направлении, оставив перед Аней привлекательного мужчину. Он улыбался во все тридцать два зуба, ожидая от нее ответа на свой вопрос.
– Да, – наконец произнесла Аня, – так намного лучше. Ты хорошо выглядишь.
Она не понимала, почему вдруг ее слова стали такими скудными, но Дмитрий был счастлив и этому. Он обнял её и поблагодарил за все, что она для него сделала.
Парикмахер рассмеялась вместе с ним.
– Он такой хороший, я не могла держать его в оковах. Прошу извинить меня.
– Ничего страшного. Дмитрий, нам нужно возвращаться.