Жернова времени
«Что если это – последняя битва добра и зла? – подумал Артаксеркс. – Вдруг, после сегодняшнего побоища придёт третий Спаситель, а все мы – и живые, и мёртвые, – подвергнемся огненному суду? Праведным он покажется купанием в парном молоке, а нечестивым – потоком расплавленного металла».
С правого фланга протрубили отступление. Артаксеркс махнул рукой и в бой вступила сотня рабов. Эти кинулись в битву с остервенением – выплёскивали на греков злость, давно скопившуюся от ударов кнута. Жалеть рабов не стоит: меньше выживших – меньше затрат на вознаграждение.
Наконец густая толпа греков стала размываться с задней стороны – начиналось бегство. Артаксеркс дал приказ, и к противнику поспешил запасной конный отряд. Когда всадники вторглись в незащищённый тыл, греческое войско задёргалось в агонии. Артаксеркс не видел, что там происходит, но живо это представлял. Храбрые потомки Геракла бросают оружие, падают ниц, просят пощады. Их добивают секирами – пленных на сей раз приказано не брать, за исключением полководца. Должно быть, выжившие рабы наиболее усердствуют в этом. Так всегда бывает, для расправы у них находятся силы.
Взревела труба, а вслед за ней раздался протяжный многоголосный вопль. Сражение окончилось победой. Прошло несколько минут, и к Артаксерксу подъехал сотенный. Вслед за его конём тащилось окровавленное тело в изодранной одежде.
– Это их полководец, – пояснил командир. – Прости, мой повелитель, его не удалось взять живым.
Артаксеркс спустился с кресла и перевернул тело ногой. Эллинское лицо показалось ему знакомым.
– Кто это?
Сотенный пожал плечами.
– Пока не знаем. Они ничего не говорят. Вообще ничего, будто онемели.
Полминуты царь оглядывал мёртвого врага, но вспомнить его не смог. Где же проклятый Нектанеб? Наверняка бросил союзников на произвол судьбы, а сам двинулся дальше. Артаксеркс велел посадить выживших на колья, а голову греческого полководца сохранить – может быть потом память подскажет, что это за человек.
Ночью Артаксеркса мучали кошмары. Во сне он крутил в руках собственную отрубленную голову, а та шептала ему: «Ангра-Майнью ждёт тебя в своих покоях, великая честь – стать его наложником». Потом он оказался в пустой каменной башне. Какой-то обнаженный человек с лысой головой ползал в грязи, будто червь. «Твой враг впереди, – сказал лысый, – ты должен дойти до Последнего оазиса. Не расправишься с врагом – не получишь бессмертия».
Утром Артаксеркс огласил свою волю и увидел разочарованные лица. Даже визиря перекосило от огорчения.
– Скоро мы дойдём до Последнего оазиса, – пояснил царь, – дальше пути не будет, как бы мне не хотелось.
– Но, мой повелитель! – едва не взмолился визирь. – От нашей армии почти ничего не осталось. Многие больны, остальные напуганы. Земли здесь странные. Солдаты говорят, что среди дикарей, нападающих на наши гарнизоны, всё чаще попадаются знакомые лица.
– Знакомые?
– Да, повелитель. Это ранее казненные нами, они возвращаются и сражаются против нас!
Артаксеркс призадумался, потом приказал:
– Принесите-ка мне голову того полководца.
Слуги прикатили бочонок, вынули из меда отрубленную голову.
– Омойте её мочой, не тратьте воду.
После того, как четверо солдат окатили голову янтарными струями, Артаксеркс присмотрелся к лицу поверженного эллина. И побледнел. Это был Клиний с острова Коса – командующий греческими наёмниками. С его семитысячной армией персы сразились в устье Нила. Храбрый эллин выступал тогда с палицей в руках, одетый в львиную шкуру, подражая Гераклу. В той битве он и погиб.
Артаксеркс повернулся и вздрогнул, увидев визиря очень близко от себя.
– Жрецы в Мемфисе что-то сделали с нами, – прошептал тот. – Мы идём по миру мёртвых и сражаемся с мертвецами. Я думаю эту случилось после того, как ты вышел из Святая святых. Нас прокляли.
– Давно ты это понял?
– Давно, владыка. С того города, где свинья… Ты бы не поверил, если бы сам не догадался.
– Где же Нектанеб? Он живой?
– Да, он жив, потому-то мы и не можем его найти. Говорят он укрылся в Нубии.
Царь взглянул на юго-запад. Белые пески у горизонта походили на соду. «Если Бессмертный жрец проклял меня, значит, он сам напрашивается на казнь, – подумал Артаксеркс. – Займу его место, когда расправлюсь с врагом. Тем более что домой возвращаться нельзя, там – гибель».
– Я сам пойду к Последнему оазису, – сказал он.
Солнце наливалось яростью, оно старалось испепелить всё, что нарушало бескрайнюю однородность песка. Царь пересекал пустыню в сопровождении двадцати воинов и пяти слуг. Пришлось пересесть на верблюдов, на них же погрузить запасы еды и воду.
Ехали молча. Жара склеила рты, почти запечатала глаза. Царь думал о своём враге. Кто это мог быть? Вдруг он встретит в Последнем оазисе покойного отца? Плевать!.. И того разрубит на куски… Артаксеркс вспомнил бога с головой свиньи, стрелу в сердце… Похоже, с того странного города проклятие вступило в силу. Он мог бы догадаться, что воюет с мертвецами, и отступить. Теперь уже поздно, он не внял предупреждению бога-свиньи. Сейчас или бессмертие, или гибель.
К вечеру понялась пыльная буря. Раскалённый песок хлестнул по лицам. Пришлось пережидать около часа, закутавшись в покрывала. Когда ветер приутих, Артаксеркс выбрался из образовавшегося бархана и глянул на юго-запад. Песок ещё витал в воздухе, а далеко впереди, в пыльной туче стояли всадники. Их было около сотни, все одинаковые и неподвижные как статуэтки.
Царь поднял своего верблюда, взобрался в седло и поехал навстречу врагу. Горизонт отодвигался, и вскоре появился оазис – в сумерках он напоминал стального ежа. В стороне от деревьев стояла невысокая башня – та самая, из сна Артаксеркса.
На расстоянии полёта стрелы, царь остановился и спрыгнул с верблюда. Цепь всадников, преграждавшая путь к оазису, оставалось недвижимой, лишь один из воинов вдруг ожил и поскакал навстречу. В руках он держал штандарт с золотым орлом – значит, это был перс. Скоро Артаксеркс различил чешуйчатые доспехи, одетые поверх пурпурного кафтана, и войлочную тиару на голове. Лицо у воина было знакомым. Не просто знакомым – Артаксеркс прекрасно знал его. Это Бахтияр – брат, убитый много лет назад.
Бахтияр остановил коня и молча осмотрел царя. Ни один мускул не дрогнул на лице, ни один волос в бороде не шевельнулся. Артаксеркс пробежал взглядом по остальным войнам, всё еще стоявшим в пыльном сумраке. Их было восемьдесят. Артаксеркс не пересчитывал, он знал точное число. Всех братьев, возможных претендентов на престол, убили по его приказу.
– На остальных мне плевать, – выдавил из себя Артаксеркс, – Лишь у нас с тобою единая мать. Мне жаль.
– Не обольщайся, – сказал Бахтияр, – Ты не от женщины родился, тебя гиена отрыгнула с блевотиной.
Царь обошёл всадника. Ладонь привычно легла на рукоять акинака.
– Так ты и есть мой главный враг? Мой мёртвый брат? – он хохотнул, потом плюнул под ноги коню.
– Ты делаешь много врагов, – сухо ответил Бахтияр. – Главного выбирай сам.
– Я ведь могу убить тебя.
– Ты уже давно это сделал.
Артаксеркс хмыкнул. Спорить было сложно.
– А что в Последнем оазисе? Кто там живёт? Вы кого-то охраняете?
Презрения на лице Бахтияра стало ещё больше, он промолчал. Артаксеркс пригладил бороду, затем вынул из ножен акинак.
– Сейчас я убью тебя. Затем прикончу всех, кто в башне и тех, кто в оазисе, – он осмотрел замерших всадников. – А этих поделю на два отряда и заставлю биться друг с другом. Вот будет зрелище!
Бахтияр сочувственно улыбнулся.
– Этим маленьким мечом собрался убивать? – спросил он с издёвкой. – Похоже, ты так ничего и не понял.
Он хотел ещё что-то сказать, но лезвие уже пронзило его сердце. Бахтияр кашлянул и выпал из седла, одна нога запуталась в стремени. Лошадь взбрыкнула и поволокла бесчувственное тело. Только штандарт с золотым орлом остался лежать у ног Артаксеркса, да следы крови темнели на песке.
Царь вытер меч о штанину и побрёл к башне. Он чувствовал, каким грузным стало тело, как от тяжести ноют колени. Всадники не шелохнулись, даже когда он проходил сквозь их строй.
Возле башни Артаксеркс остановился и перевёл дух. Воздух со свистом вылетал из лёгких, в правом боку кололо. Надо было ехать на верблюде.
С восточной стороны у башни зиял проход. Атраксеркс приблизился и заглянул внутрь. Строение напоминало «башню молчания», в которую на съедение стервятникам выкладывают покойников. Сверху – бледное пятно неба.
Внезапно кто-то толкнул в спину и Артаксеркс провалился внутрь. Он упал лицом в чёрное месиво и тут же почувствовал чью-то ногу у себя на лопатках. Его втаптывали в грязь. В нос и рот проникло вонючее и вязкое. Царь перевернулся и яростно отмахнулся от противника. Меч он конечно выронил. Глаза ничего не видели. Артаксеркс протёр лицо рукой, смахнул грязь и вдруг понял, что не ощущает бороды. Он был начисто выбрит, с голыми щеками и головой. И он был без одежды.
– Кто ты? – крикнул он противнику, хотя сам уже всё понял.
Тот Артаксеркс, что стоял над ним, выглядел точно также, как он выглядел минуту назад. Сине-красное царское платье, жёлтые башмаки, короткий меч на поясе. Курчавая борода и волосы покрыты пылью.
– Вставай, червь! – приказал двойник. – Хотя бы умри, как подобает царю.
– Погоди! Это я пришёл убивать врагов.
– Ты – убивать? – двойник расхохотался, а потом продолжил: – Уже тысячу лет я прихожу сюда, чтобы убивать тебя. Как же мне это надоело! Каждый год одно и то же.
– Но ведь ты убиваешь себя!
– Одни и те же слова! – взвыл двойник.
Артаксеркс попробовал нащупать меч, но кроме грязи ничего не обнаружил. Его меч теперь там – на поясе двойника.
– Каждый год Ангра-Майнью приводит тебя сюда, в эту башню, и ты возишься в грязи как свинья, молишь о пощаде, – сокрушался двойник. – Ты – самая жалкая часть моего жалкого бессмертия! Вставай!
Артаксеркс сплюнул остатки грязи и поднялся на ноги. Ему было неловко от собственной наготы, но гнев заставил позабыть обо всём.
– Я всё понял. Ты убил Бессмертного жреца и занял его место, а теперь вынужден убивать себя. Таково условие? – Не получив ответа, Артаксеркс снова плюнул и сказал: – Думаешь, буду просить пощады? Ты сам жалок! Зачем приходишь сюда? Почему не вернёшься домой к своим жёнам?
Двойник знакомо скривил рот и подступил на шаг.
– Куда? В моём мире никакого дома нет. Ничего нет, кроме этого проклятого оазиса и того, кто посылает меня в башню.
Некоторое время они молча стояли друг напротив друга.
– Хочешь, я убью тебя? – тихо предложил Артаксеркс. – Ты освободишься от бессмертия.
Двойник снова захохотал, потом его смех оборвался. Он вынул из ножен акинак, истомно вздохнул и резко вогнал меч в живот царю. Дыхание у Артаксеркса перехватило – будто палкой ударили. Он согнулся, а когда сталь покинула его плоть – выпрямился. Теперь он снова был одетым, и борода привычно ниспадала на грудь. Артаксеркс опустил взгляд. Меч в его руках окровавлен. Башня пуста, он один среди каменных стен. Ужас накрыл с головой. Царь уронил акинак, выскочил наружу и, запинаясь о песок, побежал прочь от оазиса.
Утром воины нашли царя в пустыне. Артаксеркс был без сознания. Его взвалили на верблюда и привезли в основной лагерь.
Когда он пришёл в себя, то увидел визиря.
– Где я? – спросил царь. – Сколько времени прошло?
– Мы едва отыскали тебя, мой повелитель. Ты бредил восемь дней. Я дал приказ возвращаться. Сейчас мы на берегу Нила, воссоединились с Багоем.
– А мертвецы? Они преследуют нас?
– Нет, всё прекратилось, как только мы повернули.
Артаксеркс покинул шатёр и увидел целый город белых палаток. Парили котлы. За лагерем паслись ослы и буйволы. На голубых водах Нила стояли четыре финикийские триеры без вёсел в окнах.
– Ты дошёл до Последнего оазиса, мой господин? – спросил вышедший следом визирь.
– Да, – с содроганием ответил царь. – И то бессмертие, что я там увидел, мне не понравилось.
– Значит, мы не будем возвращаться в Мемфис?
– В сточную канаву Мемфис и Бессмертного жреца! Мы идём домой.
– Но, предсказание… ты же говорил…
– Уж лучше нож в спину, чем жизнь как у него…
Прищурившись, Артаксеркс взглянул на запад, где по его предположению находился Последний оазис. На мгновенье он ощутил грязь на лице и даже поднял руку – проверить на месте ли борода.
Чуть позже, узнав о пробуждении царя, явился Багой. Евнух почтительно поклонился.
– Я очень обрадован твоим возвращением, государь! И доволен, что мы собираемся домой.
Артаксеркс ответил не сразу. Он ещё раз осмотрел лагерь. Копьеносцы его личной гвардии поснимали пурпурные туники и омывали тела в водах Нила. Два солдата из полка «бессмертных» играли в кости с матросом-эфиопом.
– Что тебя так тянет домой, Багой? – спросил Артаксеркс. – У тебя нет ни детей, ни жён – одни заботы.
Евнух улыбнулся.
– Меня ждут мои любимые кошки. Очень по ним скучаю.
– Кошки?
– Разве ты не знал, мой государь? У меня их более сотни.
– Хм… А дверные ручки ты случайно не любишь?
Артаксеркс ещё раз взглянул на игроков в кости. Похоже, что матрос-эфиоп обыгрывал «бессмертных» – один из них замер с понурым видом, другой хлопнул с досады по колену, снял с запястья золотой браслет и положил на щит.
Историческая справка:
В 338 году до н. э. Артаксеркс III был отравлен своим личным врачом, по наущению придворного евнуха Багоя, пользующегося наибольшим доверием царя. Тело Артаксеркса Оха скормили кошкам.
Дневник песка
ВЛАДИМИР РОМАХИН
Где-то далеко были океаны, страны и города. Но в беззвёздной афганской ночи существовало лишь пламя огромного костра.
– Жертвенный огонь! – закричал Вове на ухо один из пленивших его фанатиков. Произведённого эффекта ему показалось мало: он взял громкоговоритель и запел священную суру. В ушах зазвенело, и Володя снова подумал, что спит. А ведь ещё неделю назад он почти ничего не знал ни о молитвах моджахедов, ни об отряде «Чёрный аист».
Конечно, до плена Вова слышал разные истории об «аистах». И почти каждая сводилась к тому, что облачённые в чёрное фанатики находятся под наркотой и зверствуют над пленными шурави.
На деле всё оказалось в тысячи раз хуже.
Один из душманов толкнул к костру новую жертву. Пленник не боролся: огонь, по крайней мере, гарантировал быструю смерть. Тех, кто сопротивлялся, обычно находили в мешках около блокпоста. Однажды Вова и сам обнаружил афганский «подарок». Тогда он наплевал на осторожность и в одиночестве открыл мешок.
Внутри лежал солдат, завёрнутый в собственную кожу. Она была надрезана на животе, натянута вверх и связана над головой.
Рвота моджахеда, которая полилась на Володю, вернула солдата к действительности. «Аист» блевал от только что выпитого наркотического пойла, но всё же умудрялся кое-как читать суру. Когда молитва кончилась, взгляды афганцев устремились на огонь.
И посмотреть было на что.
Из пламени вышел подобный великану человек в чёрной мантии. Душманы тут же попадали на колени и завизжали в экстазе. Пленник попятился от костра, но великан догнал его и бросил в огонь. С диким, разрывающим ночь криком, солдат выбежал назад и принялся кататься по земле. Моджахеды засучили рукава мантий и бросились к горящей жертве. Огонь их не останавливал: вера или дурман делали своё дело.
Фанатики жрали.
Пришедший из костра великан к еде не прикоснулся. Володя увидел, как он возвёл руки к небу, и за его спиной появились чёрные перепончатые крылья.
– Бежим! – заорал один из пленников.
Солдаты рванули с места. Все, кроме Вовы: со сломанными ногами далеко не убежишь.
Ни один душман не ринулся следом. Каждый из «аистов» обгладывал кости, пил кровь и изрекал суру. Лишь великан лениво пожал плечами и взвился в воздух.
Володя безразлично глядел на летящую тень. Наверное, ему что-то вкололи после того, как сломали ноги. Ведь разве бывает такое в реальности? В мире, где ещё месяц назад он сажал картошку в деревне под Брянском, гулял с дворнягой Каштаном и ухаживал за соседкой Ниной. А может, как раз той жизни и не было?
Около Володи приземлилась чья-то рука. Он потянулся к ней и разглядел набитый на плечо флаг СССР. Вова с нежностью коснулся пальцев неизвестного солдата. Светлая память, безымянный ненужный герой.
Один за одним афганцы отходили от обглоданного тела и недоумённо таращились вокруг. После короткого совещания несколько моджахедов побежали во тьму и вернулись с автоматами. По пути кто-то ударил Володю ногой в живот. Боли не было: лишь грусть, что выронил руку сослуживца.
Несколько криков оборвались где-то неподалёку. Фанатики выстрелили на звук и залопотали новую суру.
Тварь в мантии появилась будто из ниоткуда. Сейчас Володя был уверен, что одурманен, ведь вместо великана он видел чёрного аиста, который держал в клюве призвавшего к побегу смельчака.
Птица оторвала кусок ноги солдата и выплюнула несчастного на землю. Вова закрыл глаза и начал считать до десяти. От звона в ушах – кажется, кто-то стрелял из автомата прямо над его макушкой, – он сбился на семи. Но к тому времени вместо аиста около костра вновь стоял огромный человек в чёрной мантии.
– Повтори, что ты сказал. – Голос великана больше всего напоминал кошачье мяуканье. – Или мне продолжить тобой лакомиться?
– Мне обещали, обещали, обещали, – хныкал брошенный аистом солдат.
– Кто?
– Я не слышу…
– Кто?
– Дед Пихто, – безумно расхохотался пленник.
Один из душманов поднял автомат, но великан взмахом руки приказал остановиться. Сквозь звон в ушах Вова слышал голоса моджахедов, которые сливались в монотонный гул. Он почувствовал, что его вот-вот стошнит, но вместе с тем ему вдруг стало легче, словно кто-то забрал боль и страх, которые Володя ощущал даже когда спит. Теперь вокруг не было душманов, не было выжженной солнцем земли, не было умирающих сослуживцев. Всё, что видел Вова – бегущую вдаль соседку Нину. Окружённая осенним парком, девушка будто парила над землёй. Солнечные блики играли в светлых волосах, а подхваченные ветром листья танцевали подле её ног. Володя, смеясь, бежал следом. Лай Каштана подгонял его вперёд, он почти догнал Нину, протянул руку…
Которую тут же схватили.
– Очнись!
Вова открыл глаза. Он и смельчак лежали рядом в тесной яме.
– Меня вот-вот уведут к той твари, – пожаловался пленник.
– Аист не мог быть…
– Настоящим? Я не знаю, что реально на этой поганой земле, кроме песка.
Пленник заплакал, и Володя обнял его в темноте ямы. Он чувствовал, как засохшая рвота моджахеда смешивается с кровью, текущей из паренька.
– Я нашёл джинна в пещере. Совсем как в сказке, – шепнул ему на ухо сослуживец. Вова отстранился, но бедолагу это не остановило: – Он дал мне три желания. Первое, что я загадал – жизнь. И к чему это привело?! Через полчаса нас взяли в плен. Я выживу, но как? Останусь кастратом? Дебилом? Психом?
– Хватит. Это война. Никому отсюда не выбраться. Моджахеды…
– Афганцы? – расхохотался пленник. – Один раз мы пытали душмана, и он даже не знал, откуда взялся отряд «Чёрный аист»! Чьи лица скрывают мантии? Афганцев? Пакистанцев? Безумных дезертиров?
– Замолчи, – потребовал Володя и отстранился от солдата. – Не мы первые, не мы последние. Если я погибну, то сделаю это как мужчина.
– Я виноват! Виноват, виноват…
Вова вмазал пленнику. Тот рухнул лицом в ведро с помоями, которые заменяли питьевую воду.
– Тварь! – закричал он, пока Володя поднимал драгоценное ведёрко. – Ты заодно с ними, как и джинн! Извращаешь слова, шепчешь ужасы, сводишь с ума! Нет, хватит с меня грёз! Вот моё второе желание: пусть этот ублюдок, – парень указал на Володю, – станет твоим хозяином!
Над ямой склонились привлечённые шумом моджахеды. Один из них бросил верёвку вниз и указал на обезумевшего человека. Тот без промедлений схватился за неё, и «аисты» подняли его наверх.
Как только они ушли, чьё-то прикосновение обожгло его плечо Володи. Он подумал о змеях, но вместо шипения услышал смеющийся голос:
– Помни, что я искажу любое желание. Но если хочешь, попробуй обмануть самую хитрую тварь в мире. Всё равно тебя сожрут следующей ночью.
– Джинн?
Ему никто не ответил.
Кое-как Вова всё же впал в дрёму. На рассвете его разбудили крики боли: душманы привели новых пленников. Володя лёг на бок, помочился и выпил помои из ведра. Затем он попробовал себя задушить.
Ничего не получилось.
– Как можно иметь под рукой джинна и пытаться умереть? Но если хочешь, я…
– Нет, – прокашлял Вова. – Ты настоящий?
– Загадывай и узнаешь. Так каким будет твоё последнее желание?
Володя не ответил, да и что было сказать? Выведать у джинна биографию и уточнить, как тот дошёл до жизни такой? Ведь любое слово, которое он произнесёт, «слуга» волен принять за желание.
– Ох, ну ты и трус! – разозлился джинн. – Хотя лучше молчать, чем поступать как твой друг. Выжить! Аист обязательно отнесёт его в то место, где живут вечно.
– В рай?
Джинн захохотал, а Вова ловким движением поднял с земли несколько тощих червяков. Он сунул их в рот и блаженно закатил глаза. После недели плена они казались божьим даром. Пока язык выскабливал застрявшего между зубов паразита, Володя пообещал себе, что если вернётся на «гражданку», то тут же накопает банку дождевых червей. Трапеза будет славной: уж точно не хуже, чем в заморских ресторанах.
«Может, я сошёл с ума?» – подумал Вова, когда последний паразит ткнулся в щёку изнутри. От присутствия чужой жизни во рту стало щекотно, а на руках высыпали мурашки.
– Не знаю, – произнёс джинн.
– Я разве вслух сказал?
– О да! Мысли я читать не умею, но все люди думают об одном и том же. Например, что мы сидим в каких-нибудь бутылках! Что за невежество? Джинны парят над землёй, а найти нас…
От приступа боли в ногах Вова до крови прикусил губы. Мыслей, что загадать, не было. Лучшее, что пришло в голову – попросить джинна стереть память за месяц, который прошёл с момента отъезда из Брянска в провинцию Кунар. Но разве это поможет? Ночью он всё равно умрёт. Может, следует приказать уничтожить «аистов» и ту тварь из костра?
Но вместе с ними джинн ради шутки наверняка перебьёт и всех пленников.
– Кто такой великан из пламени?
Джинн не ответил. Когда Володя вновь принялся крошить куски земли в поисках червяков, тот тихо произнёс:
– Очень злой и могущественный марид.
Теперь настала очередь Вовы смеяться:
– В детстве я читал восточные легенды. Мариды выглядят как седобородые…
– Старцы в белой одежде, а изо рта и ноздрей у них валит огонь, – перебил его джинн. – Хорошо, что не из задницы, хотя сказания могут об этом умалчивать. Но ты забыл, что они летают и превращаются в различных существ. Если марид может стать кем угодно, то почему не аистом? К тому же, ему должно быть приятно лицезреть на фанатиков, которые думают, что видят восьмое чудо света.
– Справишься с ним?
– Я пытался.
– Когда?
– В другой жизни, – вздохнул джинн.
Песчаная буря, что поднялась неподалёку, закончила их разговор. Но именно эти слова дали Вове луч надежды.
Может, ему удастся обмануть «самую хитрую тварь в мире»?
После десяти минут танца Володя рухнул на землю. Нет, падал-то он и до этого, но каждый раз поднимался: пролетающие рядом пули сильно мотивировали.
Сейчас Вова решил, что не встанет. Душманы могут сколько угодно заставлять его плясать на сломанных ногах, но он не двинется с места.
Никто из моджахедов больше не стрелял, чтобы заставить его танцевать. Никто из мучителей не смеялся. Даже бутылка с пойлом и шприц, наполненный коричневой жидкостью, попали в немилость: один из афганцев гневно бросил их в сторону, встал с земли и быстрым шагом пошлёпал к пленнику.
Вова уткнулся лицом в песок. Душман сел около него на корточки, взял за голову и потянул к себе. Теперь их лица застыли друг от друга на расстоянии не больше локтя.
Фанатик молчал. На вид Володя дал бы ему от тридцати до пятидесяти лет: точнее не вышло из-за бороды, что закрывала половину лица.
– Шурави не хочет танец? – жутко коверкая слова, сказал моджахед.
Вова клял себя за слабость, но из глаз полились слёзы. Может, позвать джинна и приказать убить именно этого «аиста»? Но что он этим добьётся? Запорет последний шанс на спасение?
– Не хочу, – как ребёнок хлюпнул он. – Пожалуйста…
– Шурави мечтать топтать священный земля? – хохотнул афганец. – Русский прийти и сказать, будто Аллах – не есть бог?
– Нет, я…
– Коза знать место. Червь тоже. Но русский глуп, слаб и неверен. Моя воля: ты быть собака. Русский носит кость, да. Шурави бежать!