– Вот-вот… Рад, чет-нечет, что вы это понимаете… Молочка?
Он протянул мне бутылку.
– Только Кока-Кола, – отказался я. – И только диетическая.
13.
– Вот ведь беда какая… – Искренне посочувствовал Хранитель. – Будете там, – он кивнул на другой берег, – позвоните Гельмуту, он незамедлительно пришлёт, сколько захотите. У него этих этикеток – завались!
– Какому Гельмуту? – не сразу сообразил я. – Колю?
– Ну да, – сказал Хранитель. – Чего ж не помочь человеку, коль так.
Старик отпил из бутылки и громко икнул.
Внутри у него что-то забулькало, заурчало, забродило. Он внимательно прислушался к внутренним процессам, будто пытался расшифровать некое важное послание.
Вспомнив, что не один, перевозчик рассказал мне о конечном пункте моего назначения. По его словам, это вовсе не спец учреждение с почтовым адресом, географическими координатами и техническим паспортом. Так считают многие, но это заблуждение – пускай думают, как им удобно, даже самое понятное и распространённое мнение это только личное впечатление о чём бы то ни было, но миру от этого ни холодно, ни жарко. А это и есть – целый мир!
– Относитесь к нему, как к единственно возможному жизненному пространству во всей вселенной и это подействует на вас лучше всякого элтацина. Мне надо, чтобы вы именно это поняли. Вернее, не так! Мне надо, чтобы это поняли именно вы! Я сразу, как только вас увидел, утвердился в смутном сознании, что с вас может начаться совершенно новый этап в истории Очевидного-Невероятного. Скажите мне по правде – вы готовы в это поверить?
– Во что?
– В невероятное, которое в нашем случае вполне очевидно. Вам обязательно нужно в это поверить! А будет нелегко, против вас у них найдётся целый государственный аппарат, без него не может функционировать ни одно живое общество. Так что придётся с этим смириться. Идите-ка сюда… – Он жестом попросил меня придвинуться к нему насколько можно близко. – Но вот с чем вы не можете и не должны соглашаться, так это с их системой этикеток! Просто попробуйте оставить вещам и явлениям их привычные названия, и может, тогда осколок ядра минует беднягу Багратион, а генерал Кутайсов вернётся к своей Анастасии живым и здоровым!
Не смотря на полную кашу в голове, я уже собирался дать старику клятвенное обещание спасти героев, но в это время в тёмном небе прямо над нами пролетел самолёт и этот звук сильно привлёк его внимание.
– Вы слышите? – спросил меня шёпотом Хранитель. – Уже в который раз! Может быть, вы скажете мне, что это такое?
Я прям опешил!
– Значит, вы тоже не знаете?
– Да как же не знаю, – соврал я. – Знаю, да ещё как! Это шум, который издаёт Млечный Путь! То есть, Молочный. И услышать его способен лишь тот, кто пьёт много молока.
– Ну вот, и вы туда же, чёт-нечет! – повеселел Хранитель. – А ведь это же всего лишь удивительный аппарат, который летает без, чьей бы то ни было, помощи. Сам летает. Понимаете? Стало быть, это… Са… мо…
– Лёт! – закончил я.
– Браво! – закричал Хранитель и, обняв одной рукой за плечи, другой отчаянно похлопал меня по груди, да так крепко, что я закашлялся. – Браво, мой, друг, вы прошли и этот тест! – Он взболтал содержимое бутылки и осушил её до дна. – Говно, а не молоко – как минимум, вчерашнего надоя! – От возбуждения глаза Хранителя сверкали в темноте, как две ракеты, одновременно пущенные над полем боя! – А
14.
ведь они считают меня неполноценным мудаком, недостойным их гражданства! Представляете, втихушку вручили мне этот берег, будку и этот никудышный мост, по которому за всё это время не пробежала ни одна собака! Поняв, что я близок к тому, чтобы раскусить их подлый обман, эти ублюдки запустили в окрестные леса полчища французов и тут же зачем-то… Зачем? Вы наверняка видели флагшток над будкой? Так вот, чет-нечет, как только враг понёс первые потери и я водрузил знамя второй гренадерской дивизии, они тут же, за каким-то дьяволом, поменяли его на стяг четвёртой пехотной! Тайно, суки, под покровом ночи! Представляете? Но они не учли обретённый опыт партизанской войны! Вот, смотрите…
И он вытащил из кармана большой ржавый гвоздь.
– Не было никаких ядер, чет-нечет! Это я разобрал мост. Все гвозди покидал в реку, как вещественные доказательства! Оставил только два. Как вы думаете, сударь, где второй?
– В шине нашей машины!
– Верно!
Тут я на всякий случай отодвинулся подальше.
– Вы истинный патриот! Гиб-гиб…
И мы грянули троекратное «Ура».
– Теперь вот что… – То, о чём он хотел сказать, видно, требовало от старика лишнего душевного усилия, а, значит, и дополнительной порции молока. – У меня к вам частная просьба, мил человек… Есть там у них одна особа весьма романтического склада. Увидите, передайте ей поклон. И сии вирши.
Хранитель прокашлялся, выкатил грудь «колесом» и поправил эполет.
– Прошла борьба моих страстей,
Болезнь души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей
Неотразимый, неизбежный!
И милые тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть, и жизнь при встрече с ней…
Исчезло всё! – Покой желанный
У изголовия сидит…
Но каплет кровь ещё из раны,
И грудь усталая и ноет, и болит!
Тут старик разрыдался не на шутку!
– Запомнили?
– Ещё бы! – вдохновенно соврал я.
– Вот и ладно… – Хранитель немного успокоился, подождал пока обсохнут слёзы, мечтательно посмотрел вдаль. – Завтра снова в бой. Жалко, силы на исходе. Мне б подмогу какую-никакую… Хоть бы один пехотный полк!
А через минуту прибыла лодка. Сопровождающие покидали в неё свои сумки, помогли мне взобраться на борт и уже в полной темноте мы, наконец, отчалили от берега. Когда лодка достигла середины реки, я невольно обернулся назад – там, на, продуваемом всеми ветрами, берегу, под опустевшим флагштоком величественно скрывалась в тени огромного тополя могучая фигура Воителя в треуголке, которую я давеча так тупо и так подло принял за шапку-ушанку!
– Благодарю за службу! – Пронеслось над взбудораженной вёслами, речной гладью. – Завтра же стану хлопотать перед Его Сиятельством о присвоении вам
