Душегуб

3

На следующей неделе, в субботнем обзоре экономических новостей, в рейтинговое, как говорят телевизионщики, вечернее время, был показан репортаж о Залесье. Получился он красочным и жизнеутверждающим по сравнении с другими новостями, сплошь из криминальных хроник и прочего негатива.

Сначала на экране появилась панорама Залесья, лежащего в распадке, окруженном сосновым бором. Издали дома казались игрушечными, и это создавало ощущение сказочности села, но объектив приблизил их, и на переднем плане оказались копошащиеся во дворах сельчане, играющие в снегу дети, подмеченная оператором особенно удачно лайка, резвящаяся вокруг детей, – это наполняло красивую картинку жизнью. Затем в кадре появился Нексин. Снимали его шаблонным киношным приемом с претензией на художественность или документальное кино. Он вышел из леса и остановился у конторы лесхоза; на его лице была печать озабоченности делами большого хозяйства, потом поднял голову, и его взгляд скользнул вверх, по стволу высокой сосны, росшей у здания конторы лесхоза, к макушке дерева и дальше в небо; вдруг и макушка сосны, и небо закружились-завертелись на экране, символизируя по замыслу режиссера бесконечность времени и пространства. Оператор, как известно, чтобы получить такой эффектный кадр, ставит камеру на колено объективом вверх и вертится с нею на месте, как юла, создавая для зрителя иллюзию головокружения. Кино закончилось, и экран снова занял образ директора лесхоза; он стал рассказывать о том, как, несмотря на трудности перехода экономики на новые условия работы, лесхоз и жители Залесья не испугались перемен, наоборот, трудятся не покладая рук – результат налицо. Чтобы его показать, объектив камеры устремился в цех по обработке древесины и «выхватил» в одном месте пачки упакованного в целлофан и готового к отправке дубового паркета, в другом месте оригинальную садовую мебель, какие-то поделки из дерева. «Но не это главное наше богатство, – продолжал говорить за кадром Нексин. – Главное – это наши необъятные леса». Следом за этими словами на экране замелькали прекрасные лесные угодья, была показана работа лесоруба, валившего высоченную ель; далее объектив оператора снова вернулся в цеха лесхоза и показал штабеля бруса и досок. Завершали репортаж смонтированные в материал – их не снимали – кадры со стайкой косуль, грациозно замерших на опушке заснеженного леса. Этот кусочек был взят из какого-то фильма. Под конец репортажа голос автора за кадром сожалел о том, как быстро пролетело время в лесном раю, с которым так не хотела расставаться съемочная группа.

О времени показа передачи о лесхозе, что само по себе было событием необычайным для жителей Залесья, совсем не разбалованных вниманием, знали все, особенно постаралась Борец. И утром наступившего воскресного дня другой темы для разговоров в селе и лесхозе не было. Ну а Нексин, как и ожидал, в результате такой рекламы очень быстро смог завоевать в первый же месяц пребывания на новом месте так нужное уважение сельчан. Они, только завидев его, почтительно смолкали, украдкой оглядывались, провожая взглядами благодарными за то, что о них теперь знала вся страна. Больше всех, пожалуй, зауважала его Борец. Она ближе других находилась около Нексина и была счастлива оттого, что не ошиблась в своих ожиданиях с новым начальником, от которого напрямую зависела в том числе ее дальнейшая работа на привычном месте.

Сам Нексин от этих похвал, которые были искренними, и от других, пусть несколько сдержанных, например, от главного инженера, который считал Нексина назначенцем, не достойным места директора, чувствовал себя превосходно. Его шкала самооценки уверенно ползла вверх, и впервые за многие месяцы он снова ощутил себя важной фигурой, окруженной менее значимыми, и с трудом сдерживал самодовольство, готовое, как пена из открываемой бутылки шампанского, вырваться наружу. Он старался представить себя руководителем современным и либеральным, всем своим видом подчеркивал безразличие и равнодушие к такому вниманию его персоне, и это у него неплохо получалось, но искушенный человек все равно мог разглядеть в его поведении наигранность и неправду.

Нексин не мог дождаться похвалы от Хромовой. Ей он умышленно не сообщал о снимаемом репортаже, о времени выхода в эфир передачи, пытаясь показать равнодушие и безразличие к событию как слишком заурядному. Но она и не знала о телевизионной передаче с его участием, и не упомянула о ней ни разу при их ежедневных разговорах по телефону. Это его сильно расстраивало и даже бесило. Так продолжалось неделю, и вот, наконец, у него по коже пробежал приятный озноб от восторга, когда услышал от нее, что, оказывается, его показывали по новостям, видели их общие знакомые и, какая досада! – не видела она. Она начала его журить и упрекать за то, что он ее не предупредил о столь важном событии… Нексин даже не заметил наигранности в её голосе, очень довольный тем, что и она, наконец-то, узнала о передаче, врал, что был очень занят все последние дни и как-то совсем упустил из внимания сказать; ну а если честно, то и не придал особого значения тому, что его снимали для телевидения… А после того, как Елена Аркадьевна посетовала о его излишней скромности, он спросил: «Это кто же тебе сказал о передаче про Залесье?» – «Баскин… – ответила она, не задумываясь, но тут же поправилась: – Михаил Леонидович Баскин сказал…»

Нексину в эту счастливую минуту его жизни меньше всего хотелось слышать данное имя. Он с болью и досадой в сердце подумал: «Почему снова Баскин, причем в самый неподходящий момент?..» Но не это было главным, что его огорчило. Елена Аркадьевна, заканчивая разговор по телефону, сказала голосом, как ему показалось, вовсе не теплым, не таким, как говорят с дорогим и близким человеком, а каким-то дежурным, который окончательно испортил его хорошее настроение: «Ладно, дорогой, так уж и быть, прощаю тебе… Но не забывай впредь о подобных серьезных вещах, потому что это имеет для нас большое значение…»

А на следующий день, прямо с утра, Нексину позвонил и сам Баскин. Он был очень любезен и поздравил Нексина. «Алексей Иванович, – сказал он, – ты был просто великолепен… Себе представить не можешь, как все наши были удивлены твоим появлением на экране, а многие просто завидовали тому, как предстал в новом амплуа… Ведь чего греха таить, многие тебя уже хоронили… Я доволен, что все получилось, тебя снова увидели, знают, где ты, знают, что занялся серьезным бизнесом. Думаю, ты это теперь и сам начал понимать… Слушай, но ведь это нужно как-то отметить?..» – «Буду только счастлив увидеть тебя, – ответил Нексин, стараясь придать голосу как можно более радушия. – Приезжай, посидим, поговорим, если хочешь, организую охоту. Есть здесь один старик – большой, говорят, мастер по этому делу, а ты, как знаю, большой любитель». Баскин в ответ даже защелкал языком от восторга и сказал, что ради этого непременно приедет в ближайший выходной.

Когда Нексин положил телефонную трубку, Борец, словно следовавшая за его каждым шагом, тут же заглянула в кабинет и угодливо спросила: заносить ли кофе и что он будет заказывать на обед?.. Этот вопрос стал для нее правилом. Дело в том, что Нексин имел давнюю привычку не завтракать. У него для этого были две причины. Первая – несмотря на его способности в нужный момент организоваться и проявить упорство в достижении цели, он имел слабость – ему очень трудно было по утрам просыпаться и вставать. Нексин тянул с этим до последнего, не желая тратить сон на завтрак, зная и то, что на работе услужливые секретарши обязательно подадут кофе или чай с чем-то вкусненьким. Вторая причина – за лучший завтрак он считал именно что-нибудь сладенькое, потому, как уверял когда-то его знакомый диетолог, «мозги после сна включаются лучше всего именно от небольшого количества сладкого, а вовсе не от привычной еды». Вот и сейчас Борец принесла ему большую чашку ароматного кофе и на тарелке, накрытой тканевой салфеткой, кусок домашнего слоеного торта с кремом, приготовленным на натуральных сливках с соком брусники.

– Изумительно! – сняв салфетку, сказал Нексин, вперив глаза в кусок торта. Вдохнул запах горячего кофе и добавил: – Чудесно!.. Нина Викторовна, вы меня балуете. Признаться, я даже не припоминаю, чтобы где-то пробовал что-то подобное.

Борец зарделась от похвалы:

– Спасибо, Алексей Иванович, для хорошего человека и готовить приятно.

В ее ответе было и лукавство, и правда. Она лезла из кожи вон, стараясь угодить новому директору, и у нее это получалось. Даже дома, после работы, все свободное время по вечерам что-то изобретала, пропадая на кухне, чем вызывала недовольство и даже ревность мужа, работавшего трактористом в лесхозе. Но она, как безусловный лидер в семье, а ее авторитет в семье был прежде всего связан с занимаемой в лесхозе важной должностью, которую нельзя было потерять, спокойно отвечала мужу, что так надо, либо вообще оставляла его эмоции без внимания, делая свое. О ней на селе любили сказать, что «в ее семье не как должно быть – муж-голова всем правит, а как у рыб или птиц – хвост рулит…». Выслушав приятные слова Нексина, она сказала:

– Александра из столовой просила передать, что сегодня может приготовить блюда из мяса или рыбы. Свинину закупили только вчера у местного фермера, а рыба мороженая. На гарнир предлагается картофель, гречка, рис.

Нексин проглотил кусок торта, отпил кофе и, облизываясь, как кот, не скрывая удовольствия от провалившегося в него сытного торта и чувства комфорта от приятного чертовски, как оказывается, положения в новой должности директора лесхоза в этом не таком уж и плохом местечке под названием Залесье, сказал:

– Попросите Александру, чтобы сделала отбивную и к ней жареный картофель, такой, знаете ли, с корочкой. Этого будет достаточно. Ну и, как обычно, салат из овощей, а из напитков – морс клюквенный, мне он очень понравился.

В столовой лесхоза Нексин успел пообедать несколько раз в общее время. Так случилось – он сам себя потом винил в этом, – хотел продемонстрировать, что со всеми заодно, свой человек, разделяющий с коллективом не только работу, но и «общую чашу». Хватило показухи ненадолго. Не нравилось Нексину ни то, что все, словно сговорившись, оглядывались на него, так что он, поднося ложку ко рту, всякий раз испытывал дискомфорт; ни общая атмосфера шума и разговоров, общающихся между собой людей, а главное – их спецовки и разные несъедобные запахи, кружившие в воздухе вместе с запахами еды. Он, как бы между прочим, сказал об этом Борец. Буквально на следующий день все изменилось. Борец зашла к нему в кабинет вместе с заведующей столовой, она же повар Саша. К ней все так и обращались: «Саша» или «Александра» – кому как нравилось. По возрасту Нексин ее определил сначала в свои ровесники, может, чуть моложе; но позже, по документам из личного дела, узнал, к удивлению, что она немного старше его. Она действительно выглядела моложе потому, может быть, что постоянно была занята, двигалась, отличалась хорошими физическими данными; была стройна, изящно сложена, у нее были по-девичьи острые груди, а прическу носила короткую, как у подростков, с крашенными под серебро волосами, так что было трудно определить их настоящий цвет. Самым интересным в ней были замечательные глаза: большие, широко распахнутые серо-голубые, как будто кукольные. Но, приглядевшись ближе, первое впечатление менялось, становилось понятно, что оно обманчиво: глаза были с налетом грусти и какой-то (только это и выдавало ее настоящий возраст) усталости, которая собиралась лучиками мелких морщин в уголках глаз. Но от этого она вовсе не проигрывала, наоборот, казалась еще интереснее и не была лишена какой-то загадочности, которая всегда присутствовала в ее взгляде.

Они познакомились. Борец тут же стала извиняться за прежние неудобства по столовой, а Саша, словно знала Нексина очень давно, без обиняков, предложила ему приходить после того, как официальное время обеда заканчивалось, она закрывает столовую, тогда зал бывает пуст. К сожалению, сказала она, в проекте столовой почему-то не было предусмотрено отдельное помещение для руководства, и Нексин может обедать один, когда столовая закрыта. Кроме нее и ее помощницы, занятой на кухне, в это время там никого нет. Нексин, выслушав ее, ответил, что ему такой вариант подходит. На том и условились. Александра, собираясь уходить, на пороге, остановилась и вдруг сказала:

– У меня есть для вас и другое предложение.

– Какое? – спросил Нексин.

– Раньше я работала в городе в столовой одного завода, так я готовила руководству отдельно. Могу и вам отдельно готовить, только заранее предупреждайте.

– О-о! – протянул Нексин. – Это будет и вовсе прекрасно.

Так, время обеденного перерыва, а вернее, уже послеобеденное время, для Нексина стало настолько приятной паузой, прерывавшей скучноватое течение рабочего дня, что он ждал с нетерпением, когда же стрелки часов покажут четырнадцать ноль-ноль. Тогда он, успев проголодаться, желая сменить обстановку, связанную с постоянным общением по производственным вопросам, на другую, расслабляющую, гораздо более приятную, уходил в столовую, где его ожидала Александра.

Она стояла обычно у красиво сервированного стола; потом, встретив директора и принеся из кухни лично все блюда, скромно уходила в сторону и, как в хорошем ресторане, следила за тем, чтобы предупредить какие-то желания своего клиента. В Залесье она жила три года. Приехав из города, устроилась поваром с испытательным сроком, но очень быстро все отметили ее вкусную и добротную стряпню, и она осталась работать. О ней мало что знали, она некоторое время жила одна, снимая комнату, и многие сильно удивлялись, что такая симпатичная и привлекательная молодая женщина выбрала сельскую глубинку, где возможность найти мужа была ничтожна мала, потому что здесь все мужское население было или женато, или будущие женихи только подрастали и еще ходили в школу. Но потом оказалось, что у нее есть сын, она вскоре привезла в Залесье маленького мальчика Мишу, воспитывала его одна. Лесхоз со временем смог ей выделить небольшой пустовавший дом. Разное о ней иногда говорили, ходили злые слухи, что она раньше, работая на рыбацких судах, которые по полгода находились в море, была общей женой для всей команды. Так ли это было или нет, но в Залесье за нею ничего предосудительного не наблюдалось, напротив, Александра была примерной матерью, а весь ее образ жизни давал право некоторым из местных мужей, которые были не прочь завести роман на стороне, пытались добиться ее благосклонности, но без успеха, утверждать, что она сущая фурия и феминистка. Нексин успел услышать о ней и то и другое, однако не придавал внимания досужим разговорам, видя перед собой не очень словоохотливую женщину, к которой, несмотря на всю привлекательность, не мог испытывать никаких чувств, кроме симпатии, поскольку у него была Елена Аркадьевна.

Отобедав, Нексин поблагодарил Александру и спросил, не может ли она сделать такой же обед в пятницу, но для двоих, он ждет из города приятеля.

– Отчего нет? – сказала Александра первый раз за все время улыбнувшись. – Готовить на несколько человек даже проще, чем на одного, тем более для друзей. – Последние слова она произнесла с тоской в голосе, Нексину показалось – даже завистью. Он подумал о том, что она действительно очень интересная женщина и почему-то одна; у нее, конечно, есть ребенок, который занимает много времени и сил, наполняя ее жизнь, как матери, но дети не могут заменить мужчину для женщины. Нексин невольно сравнил ее с собой. Он был в данный момент тоже один, но это было другое одиночество, временное, в чем-то даже приятное, потому что было вовсе и не одиночеством, а временной разлукой. Уже совсем скоро, на следующей неделе, он собирался в город по рабочим делам, но главное – навестить Лену, встретиться с любимым человеком, и от того его одиночество казалось даже слаще. Нексин из праздного любопытства, но голосом серьезным, деловым обратился к ней с вопросом:

– Александра, скажите, пожалуйста, а как вам здесь работается и живется, ведь вы, насколько знаю, в лесхозе не так давно? Может быть, есть какие-то проблемы, я все же директор, чем смогу – помогу.

– Спасибо. Работа нравится. Я уже привыкла к Залесью, его жителям, они здесь интересные, нравится мне и здешняя природа. Так что все хорошо.

– Н-н… – Да уж! – протянул многозначительно Нексин. – Я-то ведь только приехал, мало кого знаю, но народ здешний мне тоже успел приглянуться.

Он невольно вспомнил Борец, потом главного инженера Резника с историей о производственной травме и подумал: «Ничем они не интересные, как везде, с одними и теми же проблемами». Он спросил:

– А после города не скучно жить в деревне?

Александра глянула на него с некоторой опаской и настороженностью человека, не знающего, что может следовать далее за таким вопрос и какую цель преследует спрашивающий, потому как в этом вопросе, помимо любопытства руководителя-директора, мог быть и какой-то другой, личный. Ее, впрочем, не особенно это пугало, как женщину, много познавшую в жизни и готовую к любым обстоятельствам, не исключавшим в том числе интерес к ней как к женщине, потому что была человеком живым и свободным. Ей уже стало известно от Борец, что новый директор холост, официально по крайней мере. Она за недолгую взрослую жизнь много успела чего повидать и испытать и, как всякая женщина, не могла не желать для себя самого простого счастья, которое для женщины всегда видится в замужестве. А Нексин был не худший для этого кандидат.

– Скучать некогда, – сказала она. – Работы хватает, стараюсь больше уделять внимание сыну, поэтому остается не так много свободного времени. Здесь, конечно, нет увеселительных заведений, молодежь для этого едет в район, но я вообще-то и не сторонник развлечений в каких-то увеселительных заведениях.

– Значит, смотрите в свободное время телевизор, сериалы.

– Тоже нет. Жаль тратить на телевизор время.

– Почему жаль?

– Как правило, это всегда только картинка, а всякое обсуждение каких-то вопросов в телевизионных передачах очень поверхностное, носит больше информационный характер. Поэтому, когда бывает возможность, читаю.

– Вот как? – удивился Нексин. – Сейчас это большая редкость. Статистика утверждает, что из ста человек читает только десять.

– Значит, вхожу в эту счастливую десятку.

– Почему «счастливую»?

– Остальные девяносто себе даже не представляют, как много теряют, не читая. Я твердо убеждена, что человек вообще думает только тогда, когда читает, и лучшего воспитателя, чем книга, нет.

– Какие же вы читаете книги?

– Не удивляйтесь, – улыбнулась Александра, – в основном толстые. Сейчас, например, «Анну Каренину». К слову сказать, перечитываю.

– Неужели?

– Да. И думаю, что не последний раз.

– Но почему именно «Анну Каренину»? – еще сильнее удивился Нексин, не ожидавший такого ответа от заведующей столовой лесхоза.

– Наверное, потому, что вполне разделяю общее мнение, что лучшего романа не написал еще никто и ни в одной книге о жизни не сказано столько, как в этой. Она для меня без преувеличения все равно что какому-нибудь очень набожному человеку читать книги Писаний.

– Однако!.. – вырвалось невольно у Нексина, который был ошарашен ее последним ответом. – Саша, вы не против, если я так буду к вам обращаться?..

– Пожалуйста, ко мне обыкновенно так и обращаются.

– Саша, мне было интересно слушать вас.

Нексин встал из-за стола, собираясь уходить; еще раз поблагодарил ее за обед. Александра уточнила у него по поводу меню обеда с другом. Он ответил, что полностью полагается на ее вкус. Она, провожая Нексина к выходу, сказала:

– Между прочим, вы видели, наверное, что здесь есть церковь, точнее будет сказать, это молитвенный дом, но не сектантов или баптистов, а лютеранской общины местных жителей. Так вот, по воскресным дням у них проходит служба, посещение свободное. Это, скажу вам, как на какой-нибудь лекции в клубе, никто никому и ничего не навязывает, все очень безвредно, я там бываю, хожу специально, чтобы послушать их пастора, который, правда, из иностранцев, но очень интересно говорит. Мне кажется, что и вы не пожалеете, если пойдете, быть может, познакомитесь с ним, очень он умный человек.

Нексин в ответ пожал плечами, развел руки, давая понять, что, дескать, ничего не может на этот счет сказать, и пошел к себе. За все время недолгого пребывания в Залесье после этого разговора с Александрой у него исчезло чувство отстраненности от течения здешней жизни. «Неужели все стало хорошо после первого и неформального общения с Александрой?» – спрашивал он себя и тут же ловил на мысли, что так и есть, потому что у него улучшилось настроение после встречи с нею.

Нексина подкупала простота их общения; и чем дольше он находился в Залесье, тем сильнее привыкал к ней, ее постоянному присутствию, а вскоре стал замечать, как Александры не хватало, когда она вдруг не появлялась на работе из-за болезни сына или по делам уезжала в город.

Прогуливаясь как-то по Залесью, Нексин увидел и дом, о котором упомянула Александра; здесь служил заезжий священник по имени Иохан Либерс. К новоявленным миссионерам, как и ко всему, что происходило последнее время с церковью, Нексин старался относиться спокойно, потому что теперь в стране, где все сильно изменилось, очень много говорили, в том числе о свободе совести. И если раньше называли в шутку основной религией атеизм, а встретить живого попа было в диковину, то сейчас людям предлагалась на выбор сразу куча вероучений: выбирай, как в торговой лавке, что душе угодно! Один из его знакомых придумал на этот счет даже метафору. Он сравнил выбор религий на любой вкус с выбором колбасы в магазине. «В теперешних магазинах, – говорил он, – колбасы стало так много, что в глазах рябит от названий, но сколько ни пробуй – все на один вкус… Так и с религиями: какую ни возьми, каждая себя считает самой правильной, и ее бог самый лучший, но во всех один и тот же привкус денег и стремление завлечь как можно более людей, а потому, – заключал он, – лучше атеизма религии нет».

Нексин был ярым атеистом не только по убеждению, но и прежней должности, когда занимался в идеологическом отделе партии вопросами религии профессионально. Когда он услышал предложение Александры познакомиться с пастором, было собрался ей сказать, что даже в такой глубинке, как Залесье, есть, оказывается, тоже сумасброд, морочащий людям голову, но сдержался, боясь ее обидеть невзначай.

Нексин в будущем отчасти окажется прав, хотя в этот момент даже предположить не мог, до какой степени местный пастор, который четко разделял, где «Богово, а где кесарево», создаст, как пишут в науке виктимологии, условия и повод для того, что Нексин пойдет на страшное преступление.

На пороге конторы лесхоза его уже ждал Заборов Анатолий Федорович, которого позвала Борец, и Нексин, увидев его, настроился на более приятные мысли. Они поздоровались, Нексин напомнил ему о предложении пойти на охоту. Заборов, терявшийся в догадках, для чего его хочет видеть директор, не попросит ли уволиться по возрасту, так обрадовался этой просьбе директора, что тут же начал рассказывать какие-то истории, связанные с охотой; наконец, остановился и сказал, что с удовольствием поведет его с приятелем в лес, в котором на исходе зимы самое время охотиться.

В пятницу, припозднившись – на дворе уже начинало смеркаться, – приехал Баскин. Он был сам за рулем дорогой иномарки. Выйдя из машины около конторы лесхоза, довольно потянулся, зажмурил глаза, жадно вдохнув вкусный лесной воздух, и стал разминаться после долгой дороги. Было заметно, что у него прекрасное настроение, он не спешил входить в здание конторы, чтобы увидеться с Нексиным, а стал шутить с обступившими красивую машину местными зеваками и мальчишками. «Близко к машине не подходить, – говорил он, – не трогать, даже не дышать на нее…» – «Шутит, дядя! – сказал кто-то. – Что ей может быть?» – «А вот и может!» – сказал Баскин и нажал кнопку на брелоке ключа зажигания. Тишину поселка взорвал оглушительный звук сигнализации, да так, что зеваки, недоверчиво поглядывая на Баскина, отошли в сторону. На крыльцо вышел Нексин. Они обнялись, как давнишние друзья. Нексин распорядился открыть на задворках конторы гараж, и туда перегнали машину.