Нина приехала на вокзал с Кайши, но они недолго смогли пообщаться – он вынужден был оставить ее и уйти в компанию мэра с помощниками для обсуждения каких-то важных дел.
Нина немного расстроилась, но потом постаралась отвлечься. Она с интересом рассматривала вакубас – большую яйцеобразную капсулу, на которой им сегодня предстояло прокатиться с неимоверной скоростью.
Сверху прозрачная, снизу капсула была выстлана блестящим огнеупорным пластиком с шахматным черно-белым рисунком. Внутри можно было разглядеть мягкие черные кресла с высокими спинками. Капсула могла вместить тридцать восемь пассажиров. Нина оглянулась – народу в зале ожидания было значительно больше, вероятно, много провожающих. Сейчас полупрозрачное яйцо покоилась на специальных плоских подушках, охватывающих его снизу. Под капсулой блестели четыре коротких заостренных рельса, направленных в коммуникационный прозрачный тоннель, который червеобразно уползал вдаль, поддерживаемый промежуточными массивными опорами. В тоннеле рельсов уже никаких не было. Капсуле предполагалось передвигаться благодаря вакууму, созданному внутри.
Нина представила себя в этой механизированной пуле и почувствовала головокружение. Она отошла в сторону, к огромному панорамному окну вокзала, через которое видны были расположенные внизу старинные изящные, но видимо покинутые и обветшалые дома. Эта небольшая часть рублевских особняков прошлого века еще не была разрушена. Слева уже возвышался многоэтажный белоснежный гостинично-развлекательный комплекс, с разноцветными окнами, который построили под вакубасную линию. Постепенно обустраивали и другие туристически важные объекты: уютные рестораны, фонтаны, парковки, прогулочные зоны, игровые. Десятки старых дворцов с покатыми выцветшими крышами и острыми шпилями, кое-где отвалившимися, с заросшими бурьяном дворами, выбитыми стеклами, как дряхлые сварливые старухи, не вписывались в окружающее пространство молодости и движения.
– Ку-ку! – услышала Нина за спиной, вздрогнула от неожиданности и обернулась.
Перед ней стоял улыбающийся Нечаев в блестящем плаще «под кожу» и широкополой зеленой шляпе.
– Как дела? – подняв брови, немного смущенно спросил он. – Едем?
Нина украдкой посмотрела на Кайши – тот что-то тихо объяснял грудастой мэрше, наклонившись близко к ее лицу и четко проговаривая слова.
– Едем! – слегка улыбнувшись, ответила Нина.
Началось официальное открытие. Первым слово дали мэру Пекина – щуплому китайцу с заостренным, немного сморщенным от живой мимики подбородком. Господин Ли Сун прочел заготовленную речь с электронного планшета, который его помощники установили для начальника на специальный пюпитр.
– Дорогие друзья! – торжественно провозгласил китаец, – Я выражаю благодарность российским коллегам за приглашение и возможность участвовать в этом знаменательном событии! В свое время Россия оказала неоценимую поддержку Китаю в вопросе соединения двух государств, долгие годы отдельно существовавших друг от друга! Китайцы искусственно были разделены на «материковых» и «островитян»! Много лет все говорили – «два Китая». Это как разделить двух братьев, так нельзя было делать! Мы стали одним целым. И стал один, единый Китай! Как и должно быть. Россия помогла нам в этом! Я, ребенок Тайваня, и теперь – мэр Пекина! Никогда такого не было в истории Китая. И сейчас! Две великих страны Россия и Китай объединились в одну. Впереди нас ждут великие дела, во благо единого государства! Сегодня первый современный, надежный, быстрый поезд с высокой скоростью помчит нас всех вперед. И это будет олицетворением совместного труда наших изобретателей и инженеров, олицетворением создания новой, дружной семьи, в которой царят любовь и уважение!
Китаец оторвал взгляд от пюпитра и поклонился. Все зааплодировали. Его место заняла мэр Москвы, дородная женщина в синем платье, с очень большим, ярко накрашенным ртом и высокой модной прической. Она поклонилась своему коллеге, затем мягко заговорила.
– Есть такая китайская притча – когда отец на смертном одре позвал своих сыновей и попросил их переломить стрелу, и у каждого получилось сломать по одной стреле. Потом отец дал сыновьям колчан с двадцатью стрелами, и никто из них не смог сломать сразу двадцать стрел! Отец завещал сыновьям жить всегда вместе, тогда они будут сильны и недоступны для своих врагов. В России тоже существует подобная притча – когда отец так же проверял сыновей и давал им прутья, и они не смогли переломить связку прутьев. Как похожи притчи! Так и мы похожи! Мы очень близки – были всегда и есть сейчас, и нам нужно быть рядом! Наши государства теперь одно! – она повернулась, еще раз поклонилась Ли Суну и продолжила. – У нас уже много совместных проектов и жизнь показывает, что объединение во благо! Вакубас – очередное подтверждение плодотворного сотрудничества дружной команды российского и китайского народов! Поздравляю всех нас! Ура!
Снова раздались аплодисменты. Несколько операторов с прикрепленными на головах камерах плавно двигались между выступающими и зрителями, с разных сторон фиксируя историческое событие.
Следующим в торжественной программе были национальные танцы. Сначала выбежали пять мальчишек, лет десяти, в белых подпоясанных рубахах и черных брюках, заправленных в сапоги. За ними – румяные девочки в разноцветных сарафанах, кокошниках и красных туфельках на квадратных каблуках. Дети отплясывали калинку. Мальчики акробатически вытягивали стройные ноги с вытянутыми носками, девочки резко топали каблуками по мраморному полу и надрывно покрикивали в такт музыке.
После них сцену заняли три китаяночки, примерно того же возраста в розовых воздушных платьях в пол и с гигантскими перьевыми веерами в руках, закрывающими девочек почти с головой. Танцовщицы ловко управлялись с реквизитом, изящно поворачиваясь, изгибаясь и семеня тонкими ножками под умиротворяющую китайскую музыку.
Нине нравилось все, что происходило. Она чувствовала, что национальные костюмы, это очень правильно! Нужно делать акценты на самобытность каждого государства, и через исторические опорные точки вести к какому-то единению. Ближе к простым людям, показывать жизнь счастливых обычных людей! Что-то такое теплое, родное должно быть, с душистым запахом, без чего никто не сможет жить. Что-то такое, как хлеб!
Мысли уже разноцветно кружились в ее голове, как вееры танцующих китаянок. Хлеб во главу угла, вот, что нужно! Показать, как рождается хлеб, сбор урожая. Россияне и китайцы вместе выращивают хлеб и кормят любимую страну. С хлебом в последнее время была раздражающая многих напряжёнка. А его должно быть много, благодаря объединению. Хлеб должен стать национальным продуктом, быть на каждом столе, в каждом ресторане, на улицах должно пахнуть свежей выпечкой. Нина улыбнулась своей идее, она показалась ей перспективной. Нужно будет поговорить с медийными, с них начать, как обычно.
Она оглянулась на Нечаева, стоявшего позади, и обнаружила, что тот с непроницаемым лицом мрачно наблюдает за танцующими детьми. Увидев, что Нина смотрит, Нечаев судорожно улыбнулся, расширил глаза и одобрительно закивал.
Мэры столиц шептались через переводчика, умиленно наблюдая за танцующими. Мэрша мучительно зевнула, не раскрывая огромного рта, раздувая подбородок, как лягушка, после чего продолжила профессионально улыбаться.
По окончании концерта управляющий вокзала предложил пассажирам пройти в капсулу. Двери бесшумно раскрылись, и важные гости начали загружаться внутрь.
Кресла посередине вагона заняли мэры с помощниками, еще пару почетных гостей и знаменитостей усадили на заготовленные места, остальные садились, куда хотели. Нина удовлетворенно отметила, что Паше Пирогову оказывают особое внимание.
В проходе между креслами сновали девушки-стюардессы, помогая пассажирам пристегнуть силиконовые крестообразные ремни. Нина прошла в самый конец и села у окна, через минуту рядом с ней возник Нечаев. Он плюхнулся рядом, не спросив, согласна ли она, и пояснил, почему оставил своего оператора:
– В капсуле будем снимать по прибытию, когда все разойдутся, сейчас могу отдохнуть.
Нина пожала плечами и тут же вспомнила про хлеб:
– Мне как раз нужно с вами поговорить!
Она осеклась и замолчала – идея с хлебом еще не была обсуждена с Кайши, опять чуть не вляпалась из-за своей самостоятельности!
– О чем? – поднял брови Нечаев, глаза его заблестели.
Нина не успела соврать что-нибудь – впереди послышались шум, на который все повернулись. У входа появилась Тина Шек. Опоздавшую актрису затормозили две девушки из персонала. Причиной была незатушенная сигарета гостьи в длиннющем деревянном мундштуке. Тина театрально закатывала глаза и громко оправдывалась, жеманно акая:
– Мааэнькие мои, я забыла совсем! Простите ради христа!
Она развернулась и преподнесла мундштук кому-то из провожающих, словно облетевший засушенный цветок:
– Я вернусь, милый мой! Я вернусь!.. Не потеряй, это из моей коллекции мундштуков! У меня такаааая коллекция!
Она снова повернулась в салон капсулы-вагона, оперлась широко расставленными руками в дверной проем и провозгласила:
– В космос полетим! Милые мои! Это космический корабль!
С Тиной никогда никто до конца не понимал – пьяна ли она, или под наркотиками, или сама по себе такая взбалмошная. Эпатажные выходки были ее коньком. Поговаривали, что Тина, несмотря на молодой возраст, вхожа в самые верха и имеет там серьезную связь, хотя не уточнялось, с кем. При этом талантливую актрису всё равно любили. В кино она играла на разрыв, как в последний раз, чувствуя всю суть и мысли своих героев. Также Тина потрясающе пела – грудным голосом с небольшой хрипотцой и с завораживающим тембром. Не раз она заставляла плакать во время выступлений даже самых закоренелых бездушных политиков и официальных лиц.
Одевалась Тина всегда эффектно и ярко. Мало кто мог отважиться примерить и повторить ее наряды, которые она называла образами, считая одежду лишь атрибутом для выражения своего душевного состояния. Тина была китаянкой, выросшей в России. Симпатичная девушка, с пропорциональной точёной фигурой, длинными шикарными волосами, которые она нещадно перекрашивала в разные цвета. Именно она стала законодателем моды на высокые королевские женские прически с начесом, украшенные цветами или драгоценностями. Хотя никто не удивился, если бы Тина, к примеру, обрилась наголо, пояснив, что именно так чувствует удивительное единение с окружающим пространством.
Нина с интересом смотрела на актрису. С ревностью она отметила, что Кайши тоже разглядывает Тину слишком уж увлеченно, как, впрочем, и все пассажиры в капсуле. Знаменитость была одета в светло-коричневый деловой костюм: широкие, бесконечно длинные закрывающие пятки брюки, из-под которых выглядывали узконосые блестящие зеленые туфельки на умопомрачительно высоких шпильках, и укороченный жакет с высокой стойкой на шее и вязаными рукавами. Из маленького кармана жакета свешивалась потертая золоченая цепочка. Тина дернула за нее и извлекла карманные часы, открыла, посмотрела на них, демонстративно вытянув руку и подслеповато прищурившись, и констатировала:
– Господа! Время! Время!
Она нарочито громко прошептала одной из стюардесс:
– Куда мне сесть, милая?!
Когда все были пристегнуты, управляющий вокзалом сделал небольшое техническое объявление. Поездка до Звенигорода должна была занять около пятнадцати минут. В середине пути капсула наберет максимальную скорость. Никаких неприятных ощущений у пассажиров быть не должно, и сама поездка немного похожа на перелет в обычном самолете.
Нина вздохнула с облегчением, авиаперелеты она переносила прекрасно. Прозвучал звуковой сигнал, девушки-стюардессы и управляющий тоже сели на свои места и пристегнулись. Раздался давящий на уши гул, после чего воздушные подушки, поддерживающие капсулу, с тихим шипением сдулись, и капсула тронулась, продвигаясь по рельсам и соскальзывая в прозрачный тоннель. Сначала ехали не очень быстро, и Нина успела увидеть проплывающие внизу разрушенные рублевские домики с раскрывшими рты, пустыми, заброшенными бассейнами, потом длинное шоссе с мчащимися машинами. Капсула начала набирать ход, и предметы за окном постепенно слились в яркую мелькающую размазню.
Неожиданно Нина почувствовала сильный приступ тошноты. Она отвернулась от окна и постаралась сосредоточить взгляд на одной точке, на спинке впереди стоящего кресла, но стало еще хуже. Нина подняла голову вверх и широко вдохнула открытым ртом. Тошнота стала нестерпимой, где-то в животе неприятно задвигалось. Нечаев, сидевший рядом, заметил, что Нина начала елозить на своем месте, и спросил, как у нее дела. Нина жалобно посмотрела на журналиста и тот, увидев ее позеленевшее лицо, все понял.
– Я…я сейчас спрошу! – заволновался он и уже вскинул руку, чтобы позвать стюардессу, но потом понял, что они не в самолете и отстегиваться никому нельзя. Нина схватила его за локоть и сдавленно прошептала:
– Не надо, пожалуйста!
Нечаев понял, что ей стыдно. Он взглянул на пассажиров, которые сидели слева от них через проход – его оператор и один из инженеров поезда. Они о чем-то увлеченно разговаривали и ничего не замечали. Алексей снова посмотрел на совершенно беспомощную Нину.
Девушка старалась часто дышать, но ничего не помогало – рот наполнился противной сладостью, язык онемел с боков, на лбу высыпали капельки пота. Она тихо икнула, мышцы шеи схватило спазмом. В отчаянии она зажала рот ладонью и заметалась. Нечаев в последнюю секунду по-джентельменски сорвал с головы свою зеленую шляпу и, перевернув, протянул ее Нине, которая немедля изрыгнула в шляпу весь свой завтрак. Пассажиры впереди начали переговариваться и искать источник странных звуков, оглядываться. Они могли обнаружить конфуз, и Нечаев совершил второй за день геройский поступок. Он чуть приподнялся, насколько могли позволить ремни, и громко крикнул, обращаясь к Тине Шек:
– Тина, дорогая! Как ты там?
Актриса повернулась к нему с передних рядов и, польщенная, взмахнула рукой:
– Я прекрасно, милый, просто прекрасно!
