Евгений Ильичев
Магеллан. Часть 1. Прибытие
Глава 1. Трудный выбор
Мы вышли из криосна. Опять. Ощущения не из приятных. Тошнит, просто наизнанку выворачивает, при этом капсула еще и пить заставляет. Одна радость – память восстанавливается не сразу. Еще пару часов я проведу в обнимку с пластиковым пакетом и ничего помнить не буду. Зрение тоже страдает, четкости нет, только пелена и боль от резких бликов из иллюминатора. Блики чередуются с равным промежутком – стало быть, уже подлетаем. Солнце. Вспомнилось солнце – значит, скоро начнется. Всплывет в голове и начнет выплескиваться из закоулков памяти и все остальное. Захлестнет лавиной и понесет, словно щепку.
Не могу больше пить эту гадость. Отпихиваю трубку с минерализованной водой в сторону. Весь мокрый, выползаю из капсулы. Мышцы болят. Хотя в первый раз болели сильнее. Корабельный ЦУП за несколько недель до пробуждения начал вращение, воссоздал гравитацию, вернул в наши тела нашу же кровь и начал готовить мышцы и центральную нервную систему к работе.
Адаптация. Мы – высокоразвитые космические тараканы. Человек ко всему привыкает, а с поколениями еще и адаптируется. Нам помогает наука. Благодаря науке мы можем создавать узкий спектр условий для обеспечения жизни на борту: температура, тяготение, радиационный фон, вода и питательные элементы – все это воссоздает нам корабль. А мы создали этот корабль. Корабль, путешествующий меж звезд. Мы вышли из собственной звездной системы. Мы сотворили ничто, нырнули в это ничто, а вынырнули уже в другом мире. Это был наш первый полет, вернее, первый пилотируемый полет. На разведку летал и вернулся целым беспилотный корабль с генератором червоточин на борту. С тех пор технологии жизнеобеспечения ушли далеко вперед.
Парадокс: мы способны за относительно короткий промежуток времени преодолеть расстояние в сотни и тысячи световых лет, это если считать от червоточины до червоточины. Но создавать эти червоточины внутри звездных систем – нельзя, так как ненароком можно уничтожить планету или звезду. Приходится пользоваться этой опасной технологией далеко за пределами звездных систем. Но размеры отдельных систем настолько огромны, что на преодоление таких расстояний уходят десятилетия. Пытливый человеческий ум не оставил человечеству шанса. Научившись делать червоточины, мы открыли для себя дальний космос, а в собственной Солнечной системе и на подлете к неведомым мирам пользуемся древними ионными двигателями. А Землю покидали так и вовсе на лифте. Абсурд. Вечно торопимся. В воздух – на самолетах из фанеры, в космос – на ракетах, во вселенную – на малотяговитых ионных движках. Торопимся. Ничего лучшего, чем криосон, для такого случая не придумали. Расстояния огромные, но во сне пережить можно все.
Мне сейчас уже триста сорок два года, из них ровно три сотни лет я провел в криосне. Двадцать пять лет на выход из Солнечной системы, затем еще столько же для удаления на безопасное расстояние. Прыжок в червоточину и выход из нее. Затем сотня лет для подлета к новому миру и торможения, но это расстояние мы преодолели лишь наполовину. Нас разбудил ЦУП. Он принял с Земли сообщение. И теперь избранные на корабле знают, что нашей цивилизации больше нет. Сказать, что мы были в шоке – ничего не сказать. Как говорится – ничто не предвещало… На момент старта нашей миссии на Земле уже двести лет не было крупных вооруженных конфликтов. После четвертой мировой войны в Солнечной системе наконец-то наступил мир. Ресурсы были исчерпаны, и ради выживания всей человеческой расы нам пришлось сложить оружие и начать развивать науку. Наука стала нашим всем. Она дала нам пищу. Она дала нам новые источники энергии, дешевой энергии. Эта дешевая энергия позволила обеспечить жильем и пропитанием все население планеты. Мы заселили ближний космос. Колонии на Луне, Марсе и Европе. И апогеем развития науки стало открытие принципа передвижения сквозь червоточины.
До места назначения мы не долетели каких-нибудь пятьдесят лет. Получив последнее сообщение с Земли, корабельный ЦУП принял единственно верное решение – разбудить экипаж. Пассажиры остались лежать в криосне, а нам – командиру корабля, старпому, научному руководителю полета, инженеру систем безопасности и руководителю медицинской службы, вашему покорному слуге, – предстояло принять важное решение.
Мы расшифровали все сообщения, долетавшие до нас из дома за время нашего путешествия. Все они приходили с огромной задержкой во времени, но, тем не менее, были одного характера. Общая идея: все хорошо, получаем ваш сигнал, дома – порядок. По особой договоренности, при возникновении чрезвычайной ситуации на Земле на корабль должны были отправить три последовательных сигнала бедствия. Один предупредительный, второй исполнительный. После второго сигнала нас и разбудил ЦУП. Третий сигнал, сигнал подтверждения, мы приняли уже после пробуждения. На коротком совещании было принято решение прервать экспедицию и вернуться на Землю. Основным положением конституции Земли является приоритет проблем планеты над всеми остальными проблемами. Как бы обидно ни было, мы были обязаны вернуться. Многолетний труд миллионов людей и нескольких поколений шел прахом. Вернее, он шел прахом на Земле. Теперь мы олицетворяли собой апогей развития нашей цивилизации и, не достигнув новых миров, возвращались домой. Возвращали свет технологии. Возвращали цвет нации. Несли надежду уцелевшим.
Устав есть устав. Получив сигнал бедствия, мы были обязаны совершить гравитационный маневр у первой же планеты чужой звездной системы и отправиться обратно. И вот мы на подлете к дому. Землю уже видно. Сейчас она светится в иллюминаторе ярче Венеры. Такая крохотная. Такая родная.
«Магеллан», наш звездный крейсер, перенес путешествие отлично. За все время полета не произошло ни единой нештатной ситуации. Навигационная система интеллектуального типа справлялась с прокладкой и корректировкой маршрута на ура, ЦУП работал исправно, экспериментальный энергетический щит выдержал все столкновения с космическим мусором.
Через три часа мы должны собраться на мостике. На повестке дня стояли исследование радиошума Земли, принятие решения о пробуждении пассажиров и составление дальнейшего плана действий. Кое-как придя в себя, я выбрался из своего криомодуля и направился в центральный медицинский отсек. ЦУП предложил пройти идентификацию и после успешного сканирования моего организма дал добро на работу с файловой системой. Все члены экипажа уже пробудились, их здоровью ничего не угрожало. Пассажиры находились в капсулах. За время полета убыли нет. Хорошие новости. Я улыбнулся, наверное, впервые за сто лет обратного полета и направился в каюту. Нужно было привести себя в порядок и переодеться.
Когда я ступил на мостик, все были уже в сборе, ждали только меня. Капитан «Магеллана» жестом пригласил меня сесть на свое место, развернул голокарту и осипшим голосом сказал:
– Земля молчит.
Повисшая на мостике тишина была настолько вязкой, что, казалось, ее можно было потрогать руками. Все понимали смысл этой фразы. «Земля молчит», а значит, ничто не покидает ее пределов.
– Что ж, – развел руками инженер безопасности, – подлетим поближе и просканируем всеми возможными способами. Должно же что-то остаться.
– Или кто-то, – подхватил старпом.
– Или кто-то, – повторил капитан и отдал команды. – Начать торможение. Развернуть системы безопасности. Подготовить экипаж для выхода из криосна. Все резервы на сканирование Земли. К моменту выхода на орбиту мы должны знать все, что только можно знать!
Глава 2. Горькая правда
Спустя неделю мы вышли на геостационарную орбиту. Время пролетело быстро. У меня как начальника медицинской службы было много работы. Нужно было вывести довольно большую часть экипажа из криосна с минимальными потерями. В сложившейся ситуации нам были нужны опытные люди. Это и связисты, и техники с инженерами, работники камбуза, отряд немедленного реагирования, терраформирователи, пилоты челноков и еще много нужных на борту и за его пределами специалистов. Пассажиров-колонистов пока будить не стали, такую толпу пойди еще прокорми. Одно дело – организовать высадку небольшого десантного отряда, технически это было несложно. А разом высадить пятнадцать тысяч колонистов на планету, неподготовленную для проживания, было нереально. Для начала решили действовать по протоколу «Заселение». Тому самому протоколу, по которому мы должны были работать на дальнем рубеже.
Всю эту неделю Землю и ее окрестности сканировали всеми доступными средствами. Изучали состав ее атмосферы и воды. Проверяли строение литосферных плит. Измеряли температуру и строение ядра. Параллельно, исходя из поступающих данных, научная группа во главе с руководителем команды терраформирователей разрабатывала модель нынешней Земли.
Посещать базы на Марсе и Европе не стали, резонно предположив, что раз на наши сигналы с красной планеты никто не отвечает, стало быть, никого там и нет. Да и быть не могло. Все колонии в Солнечной системе целиком и полностью зависели от поставок извне. А раз Земля невыездная больше ста лет, то и колонии приказали долго жить. Единственным противником такого решения был научный руководитель экспедиции. По его мнению, марсианские и лунные базы, пусть и погибшие, могли послужить для нас ценным источником информации. Но капитан, как и большая часть экипажа, был нацелен на Землю, и терять драгоценные дни и кучу топлива на новые гравитационные маневры не видел смысла. Зачем искать дополнительную информацию в космосе, если можно увидеть все своими глазами? Бесспорно, в этих рассуждениях логика присутствовала.
Наконец было созвано очередное совещание рабочей группы, на котором были собраны воедино все имеющиеся данные. Группа во главе с капитаном «Магеллана» молча выслушала доклады всех команд, принимавших участие в наблюдении за Землей. И то, что мы узнали, просто не укладывалось в голове.
Если быть откровенным, я не знаю другого человека, за исключением нашего капитана, способного так спокойно и хладнокровно подвести итоги. За время брифинга ни один мускул не дрогнул на его суровом сосредоточенном лице. На других же членов рабочей группы было больно смотреть. Инженер службы безопасности, невысокий полноватый мужчина, все доклады слушал, стоя в стороне, хмуро вглядываясь в смотровое окно кают-компании. Его лица никто не видел, но зато все видели, как он вздрагивал после каждого доклада. Старпом стоял напротив меня, и выражение его лица говорило о том, что с его психикой после заседания придется повозиться. Он впал в ступор. Глаза его смотрели одновременно и на, и сквозь меня. Я был готов поклясться, что он вообще сейчас ничего не видит. Научный руководитель полета застыл, закрыв лицо руками, время от времени опуская голову к самому столу и сжимая в кулаках свою густую шевелюру. Костяшки его пальцев при этом похрустывали и белели.
ШОК. Другим словом описать состояние присутствующих я не мог. Я сам себя не помнил в тот момент, поскольку постарался абстрагироваться от происходящего. Мне так было легче. Иначе свихнуться было лишь делом времени.
– Прошу садиться, господа.
Голос капитана прозвучал, словно приговор, но все же вывел всех из ступора. Старпом моргнул и вышел из оцепенения. Инженер безопасности медленно вернулся к столу и сел на свое место. Научный руководитель полета поднял голову и уставился на капитана. Тот встал.
– Подведем итоги, – сказал капитан, опершись на стол. – Наше путешествие завершилось на сотом году полета, когда ЦУП «Магеллана», получив второй сигнал бедствия с Земли, принял решение разбудить экипаж. Получив третий, контрольный сигнал, мы приняли решение возвращаться. Спустя еще сотню лет криосна мы вернулись к исходной точке. За время полета мы дважды пронзили пространство червоточинами, и суммарно весь наш путь занял двести лет. Первую часть полета, то есть около пятидесяти лет, мы получали обнадеживающие сигналы с родной планеты. Уйдя сквозь червоточину, мы потеряли возможность общаться с Землей без задержки во времени. Сведя воедино все факты, предоставленные нам группой связи, можно предположить: то, что произошло с нашей планетой, случилось с ней на семидесятом году нашего путешествия. Стало быть, в ТАКОМ (капитан выделил это слово) состоянии Земля находится уже сто тридцать лет. Что мы имеем сейчас? Первое. Состав атмосферы, гидросферы и литосферы планеты почти не изменился. Сотые доли процентов не в счет. Сейсмическая активность в пределах нормы, однако имеются значительные изменения в расположении литосферных плит. Вывод: пребывать на поверхности планеты безопасно. Второе. Температура ядра снизилась на тысячу градусов по Цельсию. Средняя температура воздуха на поверхности планеты понизилась на 10 градусов. Ледяной покров на полюсах продвинулся к экватору на три тысячи километров. Вывод: на планете сейчас очень холодно. Третье. Из сорока миллиардов жителей Земли в живых осталось не более ста миллионов. Они разрозненными группами проживают на обширных территориях, почти не имея связи друг с другом. Вывод: наши потомки пережили глобальный катаклизм небывалых масштабов. И пятое, – капитан нахмурился еще сильнее, но, выдержав паузу, продолжил. – Судя по всему, земляне сейчас находятся если и не в первобытнообщинном строе, то в эпохе феодализма. Нет четких границ государств. Не уверен, что вообще есть государства. Нет мегаполисов. Нет технологий. Нет связи. Ни одного спутника на орбите. Ни одной вышки на поверхности. Нет космопортов. Никакой инфраструктуры. На месте лунной колонии – гигантский кратер. Ни на планете, ни в Солнечной системе нет радиоволн. Нет даже электричества.
Капитан встал. Тишина кают-компании стала свидетелем последнего страшного вывода:
– Экипаж «Магеллана», теперь мы и пятнадцать тысяч колонистов – единственные представители прогрессивного человечества.
Глава 3. Подозрения
После брифинга последовала команда «разойдись». Никаких указаний, никакого плана действий. Просто – «разойдись». Капитан первым покинул мостик, остальные тоже разбрелись по своим каютам. Действия капитана совсем не говорили о его слабости. Я, собственно, так и записал в свой дневник. Скорее, такая его реакция на горькую правду свидетельствовала о его вере в членов экипажа. Капитан понимал, что работает с профессионалами. Знал, что, каждый должен пережить это по-своему, переварить и вынести за пределы своего собственного я. Отныне нет никаких отдельных Я. Есть только МЫ. Мы – как единый организм. Мы – как единое целое, коллективное сознание.
Все верно истолковали его короткое «разойдись». Оно означало: идите и думайте. Решайте судьбу. Нашу судьбу и судьбу всего человечества. Прощайтесь со своим прошлым, друзья. Смиряйтесь и крепитесь. Мужайтесь и набирайтесь сил. Предстоит работа. Трудная работа. Работа, сложность и важность которой, вероятно, в разы превосходят ту миссию, которую возложило на нас человечество двести лет назад. Нам предстояло вернуть человечеству цивилизацию. И мы разошлись.
После трехчасового бездействия ожил селектор:
– Всем членам экипажа. Общий сбор в кают-компании через двадцать минут, – возвестил корабельный ЦУП. – Повторяю. Общий сбор в кают-компании через двадцать минут!
Не понимаю, почему я всегда прихожу последним? Вероятно, большая часть экипажа собралась в кают-компании еще до объявления. Я огляделся. Хороший знак. Старпом и научный руководитель полета о чем-то оживленно беседовали возле бара. Инженер систем безопасности рисовал на планшете, вмонтированном прямо в стол, какую-то схему и вполголоса объяснял капитану ее детали. Руководитель отряда немедленного реагирования и пилоты посадочных модулей разбирали на голокарте вероятные траектории посадки. Еще несколько членов экипажа маленькими стайками курсировали по кают-компании. Ни намека на панику, депрессию или отчаяние. Я улыбнулся, глядя на эту рабочую обстановку, и прошел к капитану.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться, – доложил я и, не дождавшись его одобрения, затараторил. – У меня есть некоторые мысли, касающиеся…
– Успеется, – оборвал меня капитан, жестом показывая, что сейчас совершенно не готов воспринимать одновременно две линии информации. – Доложите на брифинге. Разумеется, я дам вам слово.
Он вернулся к разговору с инженером систем безопасности. Я не обиделся и сел чуть поодаль. Конечно, за время пребывания в своих каютах у каждого сложился свой взгляд на ситуацию, в которой мы оказались. Никто не сидел сложа руки. Каждый разработал план, касающийся его департамента, и горел желанием поделиться им со всеми.
Спустя минуту капитан встал с места и пригласил всех располагаться удобнее. В кают-компании воцарилась тишина. Все смотрели на капитана. Тот, окинув взглядом собравшихся, начал:
– Итак, коллеги. Утром я подвел краткие итоги наших изысканий. Я понимаю, что те пять выводов, которые я сформулировал, могли показаться пятью гвоздями, вколоченными в крышку гроба нашей цивилизации. Но уверяю вас, никогда прежде я не испытывал большего морального подъема, нежели сейчас. Признаюсь, сперва выводы, которыми я поделился с вами, меня тоже потрясли. Но после… – капитан взял паузу, подбирая нужные слова. – Позже я осознал, что на нас теперь лежит колоссальная ответственность. Мы не вправе впадать в отчаяние и предаваться сантиментам. Нам предстоит огромная работа. В наших руках – будущее. Заседание прошу считать открытым. ЦУП! Внести в протокол заседания вступительную речь и вести подробную запись в бортовом журнале.
– Принято, – спокойно ответил откуда-то из-под потолка голос ЦУПа.
– По мере поступления предложений от членов экипажа производить превентивные расчеты.
– Принято.
– Слово предоставляется инженеру службы безопасности корабля.
Полноватый мужчина встал и с легкой улыбкой доложил присутствующим:
– Коллеги, как и сказал капитан, времени на сожаления у нас нет. Ни времени, ни права. Все системы корабля работают исправно. Запаса топлива достаточно на открытие еще двух червоточин и на путешествие, рассчитанное на срок не менее двух сотен лет. В Солнечной системе нет мощи, равной «Магеллану». Реактор корабля позволит находиться на орбите планеты не менее пятисот лет. При условии, конечно, что мы будем пополнять запасы продовольствия. Единственной проблемой может быть само продовольствие. Естественно, о сублимированных и гомогенизированных продуктах в тюбиках придется забыть. Наладить цепочки производства на планете в кратчайшие сроки не представляется возможным. Стало быть…
– …Стало быть, лет через пятьдесят из шлюзового отсека сделаем барбекюшницу, – перебил его командир отряда немедленного реагирования. Все засмеялись. Инженер тоже улыбнулся и резюмировал свой доклад:
– Господа, ресурсов корабля хватит на долгие годы. Несколько поколений, по самым скромным подсчетам, смогут жить и работать на «Магеллане».
– А как насчет пассажиров? – поинтересовалась девушка-пилот.
Ответил сам капитан:
– Пассажиров пока будить нет резона. Для них, собственно, ничего не изменилось. Времени в их измерении как бы и нет. Их можно разбудить завтра, а можно и через пару сотен лет. Они знали, на что шли, когда укладывались в криокапсулы. Разбудим, когда будем уверены в том, что сможем прокормить всех. Вопросы?
Вопросов не было.
– Принято единогласно. О системах вооружения беседовать нет смысла. За время полета мы ни с кем не воевали, стало быть, все под завязку. Слово предоставляю руководителю отряда немедленного реагирования.
– Надо бы название должности сменить, – посетовал поджарый, коротко стриженый мужчина в старом комбинезоне, выкрашенном в камуфляж под раритетный стиль милитари. – Слишком уж громоздкое звание.
– Сократим до аббревиатуры, – согласился капитан. Мне даже показалось на мгновение, что он улыбнулся.
– Итак, – начал руководитель ОНР, – у меня есть все основания считать, что больше информации, нежели мы имеем сейчас, нам с орбиты не добыть. Предлагаю высадку разведывательной группы в составе трех подразделений. Высадка будет осуществлена тремя посадочными модулями в трех точках планеты. Выберем самые густонаселенные районы, высадимся и уже на месте разберемся, что к чему.
– Пилоты челноков, – обратился командир, – есть ли какие-нибудь препятствия для выполнения маневра посадки?
– Никак нет! – отрапортовала та же девушка, что спрашивала о судьбе пассажиров.
– Тогда, раз больше нет возражений… – продолжил капитан. Тут я поднялся с места, опасаясь, что мне так и не дадут слово.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться!
– Докладывает начальник медицинской службы, – представил меня капитан. Я прошел в центр кают-компании и жестом вызвал из воздуха голокарту.
– Господа, – начал я, – взгляните на термодиаграмму самых густонаселенных поселений.
Все уставились на увеличенное изображение одного из поселений, выбранных мной неслучайно. Двести лет назад в этом квадрате была Москва.
– Судя по диаграмме, в этом квадрате сейчас проживает от ста до ста двадцати тысяч человек. Не скученно, а разрозненными агломерациями. Можно сказать, деревнями. Между населенными пунктами – от десяти до сорока километров. Между самыми отдаленными точками – сто сорок километров. Вся остальная часть Евразии, вернее, континента, который ранее так назывался, почти не заселена. Сам континент претерпел существенные метаморфозы. Нет Англии, нет Гренландии. На месте этих островов – океан. Половина Европы затоплена. Нет Кольского полуострова. Контуры береговой линии Европы совершенно иные. Относительно крупные очаги цивилизации сохранились лишь в центральной части Европы, на Урале и в Индии.
– Да, мы слушали утром доклад группы терраформирования, – перебил меня капитан, – что вы хотите донести?
Я кашлянул в кулак и, собравшись с мыслями, продолжил:
– Очевидно, что планета перенесла глобальную климатическую катастрофу. Вопрос о характере катаклизма остается открытым. На момент нашего отлета прогноз по нашей планете на следующую тысячу лет был благоприятным. Остается одно – климатическое оружие.
– Домыслы! – воскликнул научный руководитель полета. – Когда мы отправлялись в полет, на планете таких технологий не было!
– Да, не было, – согласился я. – Но мы понятия не имеем, по какому пути пошло развитие науки после нашего отлета, в частности, после преодоления нами пространства-времени в червоточине. После того, как мы вышли из червоточины в пяти тысячах световых лет от дома, до нас несколько десятков лет долетали лишь примитивные сигналы двоичного кода. Ничего длиннее пары предложений нам послать не могли физически. Мы не знаем, по какому пути шло развитие нашего общества. И потому исключить воздействие сил, нам не известных, мы не можем.
– Какое отношение к делу имеет ваша гипотеза? – поинтересовался старпом.
– Друзья, поставьте себя на их место, – взволнованно начал я. – Вы живете на планете, которую, по сути, изучили вдоль и поперек. Несколько поколений подряд ничего глобальнее циклических колебаний температуры вокруг вас не происходит. Вас на Земле более сорока миллиардов. И вдруг – а судя по масштабам бедствия, это было именно «вдруг» – весь привычный вам мир летит в пропасть. Девяносто процентов населения погибает за считанные дни, остальные девять процентов – в последующие два-три года. Немногочисленные выжившие долгое время прячутся в бункерах под землей без доступа к информации извне. Какая-то часть борется за жизнь на поверхности. Сто тридцать лет непрерывной борьбы с холодом, голодом, эпидемиями, дикой природой и друг с другом. Какова вероятность того, что сейчас эти люди все еще представляют собой ту цивилизацию, которую мы покинули двести лет назад?
– Хотите сказать, – поднялся со своего места капитан, – люди одичали?
– Я практически уверен в этом. Иначе мы получали бы хотя бы примитивные радиосигналы. Боюсь, капитан, когда вы говорили о возможном феодализме на планете, вы были чересчур оптимистичны.
С места вскочил научный руководитель полета и взволнованно заговорил:
– Хорошо. Хорошо! Пусть так. На планете дикость и варварство. Но это ли не повод как можно скорее явиться нашим потомкам с неба и принести в их мир цивилизацию, медицину, технологии?
– Не думаю, что на выходе мы получим то, чего желаем, – ответил я.
– Поясните! – потребовал научный руководитель.
– Достаточно вспомнить историю нашего общества. С изобретения колеса и до самого покорения космоса развитие планеты представляло собой бесконечную череду войн. Постоянный передел земли и ресурсов преследовал человечество на протяжении веков и тысячелетий. И каждое новое изобретение, каждое новое научное открытие приводило к тому, что хитрый и изворотливый человеческий разум находил способ применить его в военных целях. Данные о сейсмической активности планеты говорят нам о том, что эпоха глобального изменения климата завершается. Несколько десятилетий подряд люди на Земле не видят ни наводнений, ни землетрясений, ни ураганов. Та горстка выживших уже адаптировалась к текущим условиям, а стало быть, настало время передела мира.