Вовка-центровой

– Ну, что сын, ты понял, что все не так просто, – наконец, спросил он, – ведь эта девочка тебя сегодня спасла от тюрьмы, ты понимаешь?

– Вовка сделал вид, что проникся, не будет же он говорить отцу, что если бы он присутствовал при этом событии, то просто не дал бы повесить такою газету в качестве мишени.

– Ты уже взрослый парень, понимать должен, что можно, что нельзя.

– Папа, – прервал его сын, – ты знаешь, сегодня ко мне физорг завода подходил, спрашивал, не соглашусь ли я в молодежной заводской команде играть.

Отец нахмурился.

– Ну, а ты что сказал?

– Я сказал, что, в общем, не против, но чтобы он сам с тобой поговорил, разрешишь ты или нет.

Старший Фомин повеселел.

– Ну, если с моего разрешения, тогда подумаем. Тебе же придется на работу устраиваться на завод. Я слыхал, про эту команду, говорили, завод купит, форму спортивную, отдельный паек у вас спортивный будет, по крайней мере, на партийном собрании это дело мы обсуждали, все понимают, что если после работы, да еще и бегать, без еды вы ноги протянете. Ну, а учиться сможешь в вечерней школе, да и деньги не лишние в семье будут. Ты знаешь, я пожалуй и соглашусь, только вот возьмут ли тебя? Хлюпик ты у меня еще.

Ну, тут батя, пожалуй, хватил лишку, хотя, конечно, он сравнивал сына с собой. Только, что сравнивать кряжистого мужика 190 сантиметров роста и сто двадцать килограмм веса, который на войне чуть ли не одной рукой подталкивал снаряд Катюши на направляющие вместе с двумя заряжающими, тащившими этот снаряд на лямках. и, паренька, пятнадцати дет, который только начинает, по-настоящему расти. А так он ничем не был хуже своих сверстников.

Они пришли домой, ужин уже грелся на плите, рядом с огромным баком, в котором собиралось кипятиться белье.

– Ну, что насплетничались, – с любопытством спросила мама, – со мной то поделитесь, о чем разговор был.

– Так вот мать, будет наш сын футболистом, честь завода защищать, – громко сообщил Павел Александрович.

Мать села на табуретку.

– А как же школа, мы уже и деньги на учебу отложили? – спросила она.

– А что деньги пригодятся, парень работать будет, тренироваться, ну и вечернюю школу будет посещать – бодро изложил батя.

– Ну, вот, Вовка на завод пойдет работать, а мне в эту школу снова идти, так нечестно, – заныл Мишка.

Отец улыбнулся.

– Учись парень, ученье свет, а не ученье тьма. Кто это сказал, не помнишь?

Мишка уныло покачал головой.

– Великий полководец это сказал – Александр Васильевич Суворов, так что учись сынок, ты у меня точно офицером станешь, – сообщил отец.

Вовка мог бы уточнить происхождение русской пословицы, но не стал, зачем вносить смуту в тихий вечер и говорить о библии.

Когда сели за стол отец огласил программу на воскресенье:

– Так завтра встаем в пять часов, Вовка, помогает матери с бельем разобраться. Мишка за червями. Я готовлю снасти. И чтобы к шести мы были уже на реке.

– Ура, рыбалка, – раздался Мишкин вопль. Мама сердито сказала:

– Пашка, ты опять за свое, сколько можно, один выходной и ты опять на рыбалку и парней за собой тащишь. А кто уборку делать будет, белье полоскать?

– Люда, это ты опять за свое. Ну, что переживаешь. Посидим зорьку, и часам к десяти-одиннадцати придем. Парни займутся уборкой, а мы на колонку пойдем белье полоскать. Ну что ты хмуришься, моя желанная.

Отец обнял маму за плечи, та, казалась в его объятьях маленькой девочкой.

– Паша, ну так нельзя, то меня в упор не видишь, а как, что-то нужно, так сразу желанная, – воскликнула мама. Но по ее порозовевшему лицу и улыбке было видно, что Павел Александрович хорошо знает, как разговаривать со своей женушкой.

– Ладно, – сказала она, – идите уж, но смотрите, если к одиннадцати утра не появитесь, худо вам будет.

– Появимся, мама, появимся, – хором заверили три мужика, сидящие за столом.

Когда сильные руки отца сдернули с Вовки одеяло, тот еще спал и видел сны, как он вколачивает очередной гол в ворота соперников на стадионе в Лунниках, и тысячи людей на трибунах кричат: – Гооол.

– Вовка, вставай, пора, – шепнули ему в ухо. Он открыл глаза, было еще совсем темно. Над ним отец расталкивал не желающего вставать Мишку. Тот сонно ворочался в постели и отбивался, как мог. Отцу надоело, и он просто взял и вытащил его оттуда.

Чайник уже гудел на плитке. Вовка выжимал еще горячее белье и складывал его таз, из которого потом мать будет его доставать и отстирывать на стиральной доске. Мишка схватил жестяную банку в коридоре и саперную лопатку убежал с воплями палисадник копать червей.

Отец тем временем заварил сухарницу, их любимое блюдо. Полпакета черных сухарей с небольшими вкрапления единичных белых сухариков, было щедро посыпано солью, мелко нарезанным луком, это все он залил бурлящим кипятком и удобрил двумя столовыми ложками постного масла.

Мишка, зашедший через двадцать минут восторженно взвизгнул.

– Ура тюрю будем есть!

– Тише, – угрожающе сказал батя, – сейчас мать разбудишь, получишь по башке!

Они сели за стол и в три ложки в мгновения ока подъели всю сухарницу из большой жестяной миски. Потом был кирпично-красный чай с отколотым кусочком кускового сахара в прикуску, и затем рыбаки, накинув куртки, отправились к реке. По широкой тропе таких рыбаков двигалось немало. Они тихо беседовали между собой, старательно избегая темы рыбной ловли. Когда пришли к реке, то солнце уже освещало их берег. Другая же сторона была еще в тени.

Старая плоскодонка, лежала затопленная в воде. Отец напрягся, мышцы на руках вздулись буграми и он с хеканьем за цепь, вытащил лодку, заполненную водой на берег. Потом они повернули ее на бок и смотрели, как оттуда выливается вода, вместе с мальками и прочей живностью.

– Батя, – спросил Вовка, – а почему у нас лодка затоплена в воде?

Тот с недоумением посмотрел на сына.

– Ох, я все сам забываю, что ты не помнишь ни черта, – ругнулся он, – да все руки понимаешь, не доходят высушить, а потом проконопатить, и просмолить. А так, по крайней мере, если и течет, то совсем малость.

– М-да – подумал Вовка, – вот еще у меня одна задачка появилась, – ведь рыбалку он любил не меньше, чем его новый отец.

Из прибрежных кустов было извлечены весла, две доски и камень с веревкой, какие-то глиняные шары. Со скрежетом открылся замок на цепи. И через несколько минут лодка была уже на воде.

– Вовка, Мишка давайте на весла и на наше место гребите, – сказал отец и уселся на заднее сиденье, отчего нос лодки немедленно задрался вверх.

Парни налегли на весла и медленно двинулись вверх по течению. Двигались они недолго до большого затона и по указанию отца встали как раз в том месте, где течении реки встречалось с медленной водой затона, образуя заметную струю с мелкими водоворотами.

Тем временем, пока они пыхтели на веслах, отец разбирал удилища.

Когда встали на якорь, и течение развернуло лодку, батя вручил им удочки. Длинные сухие ореховые удилища были, в общем неплохи. Но вот все остальное… Толстая, пожелтевшая леска, наверно с полмиллиметра, конечно, никаких катушек, ржавые крючки и поплавок из пробок, через который продернута леска и заткнута спичкой. Грузила были сделаны из свинцовой ленточки обернутой вокруг лески и закушенной зубами.

– М-да, – скептически подумал Вовка, и кто на это интересно клюнет?

В это время на дно с плеском и шумом ушел первый глиняный шар, за ним второй.

– Ну, все, – с удовлетворением сказал отец, – теперь ловим.

– А что там, в шарах? – спросил Вовка брата.

– Ох, Вовка, трудно с тобой, – вздохнул тот, – мы же сами ракушки собирали и камнями молотили, чтобы потом с глиной мешать. Батя все говорит, что на тухлятину сом придет.

– Но сомов пока не было, зато крупная густера, начала хватать наживку не раздумывая, и вскоре на дне лодки уже заметно отсвечивало серебром. В очередной заброс Вовкин поплавок ушел под воду, и он подсек, что-то приличней, чем густера. Минута борьбы и на поверхности блеснул желтизной большой лещ.

Отец закричал:

– Осторожней не поднимай!

Но Вовка и не собирался этого делать, Он аккуратно подвел рыбину к лодке, и та моментально попала в стальные пальцы бати, который век не возил с собой подсачек.

За таким клевом время шло незаметно, но солнце поднималось, и рыба клевала все реже.

Было поймано еще три крупных голавля, но леща, такого, как у Вовки больше не было.

Наконец, был отдан приказ, поднять якорь и лодку медленно понесло течением туда, откуда она пришла три часа назад. Вовка, подправляя веслами путь, размышлял:

– Интересно, сколько рыбы можно будет поймать, если заиметь нормальные снасти?

На берегу, они переложили всю рыбу в мешок. Вновь затопили лодку и с сознанием хорошо сделанного дела пошли домой.

Батя был доволен и, пыхтя самокруткой, по дороге разглагольствовал, что давно так не отдыхал. И что теперь густеры навялит прилично, а уж лещ с голавлями пойдут сегодня на сковородку. Все равно хранить негде.

Когда они пришли домой, у мамы уже заканчивалась стирка, на улице в тачке лежала оцинкованная ванна и белье в тазах, Сама мама сидела на кухне и сплетничала с соседкой, Увидев рыбаков, та льстиво начала расспрашивать:

– Лександрыч, я смотрю удачно вы порыбалили, мешок, то эвон какой несете, рыбки мне на бедность не подкинешь?

Батя сморщился, но сунул руку в мешок и, вытащив одного из голавлей, сунул в руки настырной бабе. Та рассыпалась в благодарностях и выскочила за дверь.

Когда дверь за ней закрылась, он с недоумением сказал:

– И ведь как узнает, что с рыбой мы сегодня, вот в прошлый раз не поймали ничего, и этой профурой тут не пахло?

– Ой, ладно, Пашка, не обеднеешь ты от одной головы, помогать соседям надо, – наставительно сказала мама.

– Ага, обеднеть, не обеднею, только она, к нам, как на работу сюда ходит, – уже спокойнее сказал Павел Александрович.

На этом беседа закончилась. Отец подхватил тяжелую тачку, и отправился на колонку вместе с женой. А братьям осталось задание засолить всю рыбью мелочь и приготовить остальное к жарке. Они занимались этим на улице, и скоро около Мишки собралось несколько пареньков, которые о чем-то с ним шушукались. Когда они убежали дальше, по своим мальчишечьим делам Мишка сказал:

– Вовка, слышь, ребята рассказали, что сегодня с утра почти всех парней с родителями домой отпустили. Оставили только Сашку Плесковского и Славку Свистунова, говорят, их судить будут. Ну и правильно, ишь чего придумали, в самого Сталина стрелять, – добавил он с ожесточением, – Если бы не Сталин, нас всех фашисты убили, а они сволочи, так им и надо – завершил он свою краткую речь.

Его брат, в этот момент, заливавший солевым раствором рыбу, согласно кивнул головой. Хотя, в отличие от Мишки он так категорично не считал, ведь когда ребята вешали эту газету на стену, они не размышляли, кто там изображен, а просто думали, что это удобная мишень, и если бы у них был выбор, то, скорее всего, на стене висело другое изображение.

– Вовка, пойдешь сегодня на танцплощадку? – неожиданно спросил Мишка, – ты ведь все время со Славкой туда ходил?

– А, я, что на танцы ходил? – удивился тот.

– Конечно, ты этим летом все время с ним шлялся. Хотя пацаны говорили, что вы только рядом ошивались, а на саму площадку не заходили.

– Мишка, ты же знаешь, что я не помню ничего, ты все, что хочешь сейчас можешь насочинять?

– И ничего я не сочиняю, – протянул тот обиженно, – Мне Жека рассказывал, что вы со Славкой только стояли и рты раскрывали.

– Понятно, – сказал Вовка, – не Миха, на танцплощадку я не пойду, что-то нет желания.

– Конечно, я так и думал, – вздохнул младший, – с тех пор, как тебя молния треснула, ты здорово изменился. Мама тут папке сказала, что ты резко повзрослел, и тебя просто не узнать, когда поняла, что это ты розетку прикрутил, так бате сразу фитиль вставила.

Она то сперва думала, это батя постарался. Ну ладно, если ты не хочешь на танцы идти, может, пойдем к Кияновым, где на углу дрова лежат, вечером все там собираются, а ты гитару возьмешь.

– Конечно, – подумал старший брат, – хочет прильнуть к славе гитариста, и песни там придется петь соответствующие.

– Мишка, ты же сам только сказал, что все мои одноклассники на танцплощадку пойдут, так мне, что с мелкотой твоей сидеть.

– Вовка, ты знаешь, – неожиданно серьезно сказал Мишка, – после того, как ты Графа побил, ты у нас считаешься самым здоровым. Меня тут раньше Генка Чернов все подлавливал и колотил, если я вовремя не удеру. А когда про тебя узнал, начал за руку здороваться, все спрашивает, когда ты в Софроновскую кодлу пойдешь. Вот было бы здорово! – добавил он мечтательно, – меня бы тогда тоже зауважали.

– Забудь, – жестко ответил Вовка, – никаких кодл не будет, ты, что вором хочешь стать, узнаю, что корешишься с такими обалдуями, сам, без бати тебе плюх навешаю.

– Да это я так, думаю просто, – поспешно ответил Мишка, – а все-таки здорово, – добавил он мечтательно, – вон Чернов так плюется, цикает на два метра, самокрутки курит, и никого не боится, потому, что кодла за ним, кепка у него тоже клевая, нам бы купили такие, а то все тюбетейки носим. А стрижка у него какая – полубокс, а нас то в парикмахерской налысо стригут.

На этом их диалог на некоторое время закончился, потому, что в конце улицы показались родители. Отец вез тачку с прополосканным бельем, а рядом с гордым видом шла мама.

– Да, уж – мелькнула мысль у Вовки, – действительно, может гордиться, муж прошел всю войну и пришел домой без единой царапины, когда вокруг сирот полным полно, и сейчас вдовы, смотрят на нее из-за занавесок. И сегодняшняя гостья, не зря сюда бегает, а она то ее как раз зря привечает.