Есть ли жизнь после Дани
– Следующий!
Раздался голос за спиной выходящего из кабинета мужичка в клетчатой рубашке. Даня встал и вошел в кабинет. Это была просторная комната с большим окном, выходящим во двор. Створка окна была слегка приоткрыта, а с улицы доносились детские голоса. Ваня явно перестарался в задирании девочек. Они встали на тропу войны и всем скопом ловят его, укрывающегося среди деревьев и просящего пощады.
Одно то, что она стояла у большого письменного стола, уперев руки в бока, а не сидела за ним с ворохом бумаг, уже было довольно странным. Но Даня еще в очереди понял, что явно встал сегодня не с той ноги, и решил больше ничему не удивляться. К тому же она действительно прекрасно выглядела, а слегка суровый взгляд поверх очков и напускная высокомерность ей были очень к лицу. Еще совсем юному лицу. Тонкие бледные губы и большие ресницы, такие большие, что казалось, если она моргнет, то заденет ими оправу очков, которые очень уютно устроились на тоненьком, элегантном носике.
Она не моргала.
– Ну давай я посмотрю на тебя, Даня.
– Хорошо, раздеваться?
– Ты что, дурак, что ли? Садись, говорю, разговаривать с тобой будем! – и громко села сама. Оперлась о спинку стула, а вот руки с пояса не сняла.
Он подошел к стулу и напомнил себе, что не хотел сегодня удивляться. Он четко осознавал, что этот прием будет совсем не стандартный и не похожий на все остальные, однако все равно осмелился протянуть ей свой страховой полис, вложенный в паспорт. Пусть посмотрит фамилию, вдруг она другого Даню имеет в виду.
Существует такая мода на имена. Как и любая другая мода, она циклична. Когда Даня пошел в школу, то их (Дань) там было двое. А когда заканчивал ее, то, неосторожно крикнув его имя на перемене в коридоре, можно было ждать, что четверо обернутся. Дань много, и далеко не все из них странные. Но большинство.
– Зачем мне это? – не сбавляя суровый тон, сказала терапевт и посмотрела на документы как на что-то грязное.
– Документы, там полис. Вы разве не спросите, что меня беспокоит?
– Тебя беспокоит… Это тебя-то беспокоит? Серьезно? И что же? – Она почти перешла на крик, но потом сдержалась, придвинулась ближе и облокотилась на стол: – Ну давай, расскажи, как тебя беспокоит, что ты ее бросил.
– Я ее не бросал. Она сама меня бросила.
– Одну ее оставил. Она там рыдает сейчас. Зачем ты так? А ведь мог просто мимо пройти.
– Не мог я мимо пройти. Она сама ко мне подошла тогда. – Даня продолжал держать документы в руке. Просто чтобы не забыть зачем он здесь.
– И зачем тебе понадобилось ее в себя влюблять?
– Вы знаете, у меня с головой что-то. Болит все утро.
– У тебя еще и со слухом нелады. Ты, спрашиваю, за что с ней жестоко так? – не унималась суровая девушка. Она явно не была настроена его осматривать, а вот опрашивать Даню ей явно нравилось.
– Я делал все что мог. Ведь я тоже ее люблю. Любил.
– Ты уж определись, любил или любишь.
– Люблю. Но ведь она меня только что бросила.
– Ох, мужчины. Всему вас надо учить, – она выдохнула и немного расслабилась, тем самым сразу стала казаться еще более миниатюрной: – Не бросала она тебя. Между вами возникло серьезное недопонимание. Мне так кажется.
Голос ее уже не имел тех металлических ноток, которые были в самом начале их знакомства. Ну как знакомства, Даня хотел было разглядеть, что написано на ее бейджике, приколотом слева, у большого ворота халата, но не мог. Опускать взгляд на уровень ее декольте в столь напряженной обстановке и когда она глаз с него не спускает было очень рискованным поступком.
– Как это можно недопонять неправильно? – возмутился Даня, – она сказала, что уходит от меня, и положила трубку.
– Не ври, она мне все рассказала.
– А я и не вру. Вы больничный мне дадите?
– Сначала исправь, что натворил, а потом поговорим.
– Хорошо, я могу идти?
– Иди. И береги ее, пожалуйста. Она очень хорошая.
– До свидания, хорошего дня, – попрощался он уже у двери, но взаимности не последовало.
Теперь придется объясняться на работе, думал Даня, когда выходил из больницы. А еще, на чем ему лучше добраться до Нади. Он уже в кабинете решил, что поедет к ней сразу из больницы и попробует помириться. К этому времени Надя уже остынет и с неохотой, но примет его извинения. А остаток вечера они проведут в парке. Сегодня такая хорошая погода.
В это время терапевт сидела на своем стуле. Перед ней стоял пациент с протянутой в руке бумагой. И она вроде как была на работе и должна у него что-то спросить, а вот что именно, она не знала. Да ей и не до этого было, в тот момент она недоумевала, почему у нее на халате расстегнуто столько пуговиц и зачем она надела чужие очки.
Домофон Даня не стал тревожить. Ему бы там не ответили. В оживленном подъезде высотного многоквартирного дома всегда кипела жизнь. Люди ходили по делам из дома и в дом. Хлопали массивной входной дверью с матовым, заляпанным детскими пальчиками стеклом и оставляли бесчисленные следы на белом матовом кафеле в прихожей.
Но именно сегодня жильцам не было никакого дела до входной двери. Двое задержались на работе, одна решила зайти в предыдущий магазин и все же купить эту голубенькую блузку. И в самом доме кто спал, кто ленился, а кто не мог решить, что именно надеть. У одного прогулка сорвалась по причине довольно-таки весомой и дурно пахнущей, выложенной аккуратно у входной двери.
Потому ожидание у Дани выдалось томительным. Пинки мелких камушков с асфальта не принесли положительных результатов. Протирание экрана телефона тоже не вызвало изменений в статусе дверного замка.
Дверь открылась изнутри, вышла маленькая улыбчивая девочка с большим бантом. С коляской и большой сумкой, перекинутой через плечо. С очень деловым видом она поздоровалась с Даней, пока тот деликатно придерживал ей дверь. Выкатила коляску на солнце, поправила выпадающее дитя, свои волосы и платье. Схватилась за ручки и покатила в сторону детской площадки.
Даня подумал, что гулять с ребенком, хотя девочка на самом деле шла за покупками. Ее подруга открыла новый продуктовый магазин, и там раскраски еще, фенечки, разные альбомы. В общем, надо было поторапливаться, пока скидки и все не разобрали и пока предпринимателя-кассиршу не загнали домой. А ребенка, недавно ей подаренного бабушкой, дома не с кем было оставить.
Очень долго не открывали. Потом щелчок замка ознаменовал, что разговору – быть. Она выглянула из приоткрытой двери и казалась не то напуганной, не то удивленной.
– Давай поговорим? – Даня первый нарушил молчание.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, Даня, – …но дверь не закрыла.
– Я не уйду, пока не поговорим. Впусти меня?
Она вышла в коридор и закрыла за собой дверь. Подперла ее, сложила руки на груди и уставилась в пол.
– Ну?
– Что ну?
– Говори. Ты же этого хотел?
– Я думал, вместе поговорим. Неужели тебе нечего мне сказать?
– Да уже сказала все. Я устала, Даня, очень. И не могу больше терпеть.
– А я вот никак понять не могу, что именно ты терпеть больше не можешь. Что тебе так не нравится, тоже никак не понимаю, – Даня чесал затылок и тоже силился увидеть на полу то, что она так старательно разглядывает. – Вообще, зачем ты меня сейчас во всем винишь, как будто ты совершенно ни при чем?
– Конечно, ни при чем. Что я могу сделать, если тебя вообще ничего не интересует?
– Меня интересуешь ты. И очень интересуешь. Я же стараюсь, честно, как могу стараюсь сделать тебя счастливой.
– Вот и сделай, оставь меня в покое! – Она отвлеклась от пола и посмотрела Дане прямо в глаза. Со злобой так посмотрела.
– Не могу, мне плохо без тебя.
– А мне плохо с тобой. Как ты не понимаешь, мы не подходим друг другу. Эти ужасные отношения давно пора было заканчивать.
– Неужели все было так плохо?
– Ужасно.
– Мне очень жаль. Только когда плохо в отношениях… обычно в этом оба виноваты… – не унимался Даня, – и оба могут это исправить, если признают свои ошибки.
– Ах, теперь еще и я во всем виновата! Ну конечно, этого следовало ожидать…
Надя посмотрела на него взглядом, полным гнева. И уже набрала полный рот воздуха, чтобы многое ему высказать. Очень многое.
Иногда в мыслях творится такое, что удерживать их в закрытом пространстве становится просто невозможно. Просто они очень шумные и большие. Таким мыслям нужна свобода, полет. Им нужно быть озвученными или прожитыми, чтобы перестать быть. Но не в этот раз. Надя поняла, что тогда разговор не закончится никогда. К тому же она вспомнила, что дома у нее важное дело. Выдохнула, повернулась к двери и перед тем, как за ней скрыться, небрежно проронила:
– Все! Не хочу тебя больше видеть. Я на тебя столько времени потратила!
– Ой, ну не смею больше его у тебя отнимать, – сказал Даня, сам не ожидая от себя такого.
А вот думал он при этом совсем другое: «Ну потрать на меня еще немного, давай еще раз попробуем и все наладим. Ведь я же тебя люблю». Но другое сказать не смог, а лишь повернулся и пошел на выход.
6
Случился хлопок, и Дес исчезла, оставив вместо себя несколько медленно оседающих и мерцающих в свете пламени блесток. Аци неторопливо допила чай. Встала и посмотрела на ковер: он никогда ей не нравился. Слишком простой. Подруга прошлась по нему и обернулась. Прошлась еще раз – вот, теперь лучше. Теперь это цветущий луг. И воздух тут же наполнился ароматом клевера. Аци обрадовалась тому, что никто ее при этом не остановил, улыбнулась и сделала еще одну правку, небольшую элегантную колонну, подпирающую потолок в комнате. Хотела еще одну, но вовремя себя остановила и вышла из дома, заперев за собой дверь.
Девушка оказалась в своем мире и не успела даже сильно промокнуть. Разделась, постояла у картины, с которой она в обнимку с Дести, еще маленькие, улыбались тому, кто на них так пристально смотрит. И только Аци захотела сделать себе случайное ведро мороженого, чтобы обдумать поведение подруги за просмотром случайного сериала, как в дверь постучались.
Она открыла, на пороге стояла Дес. Только какая-то другая. Потрепанная. Крупная слеза медленно катилась по ее щеке, оставляя за собой темную полоску, нижняя губа предательски дрожала.
– Мороженого понадобится два, – сказала Аци. – Заходи.
Дес, шмыгнув и утерев нос о рукав широкой кофты, прошла внутрь с опущенной головой. И встала в проходе. У подруги всегда непонятно было, куда заходить. Так идешь в гостиную, прямо и направо, как вчера шла, а попадаешь в темную кладовую. Или подвал. Было так, что они тут весело играли в прятки, пока Дес не поняла, что Аци невозможно найти, пока она сама этого не захочет.
Такая вот она девушка. В обычном мире ее бы считали ветреной. И странной.
Ветреная – это вроде как непостоянная, так общепринято считать. Но Ацидент была более чем постоянна. Она постоянно делала что-то, что ей вздумается. А вздумывалось ей очень многое. Дес еще не знает, что, помимо ковра, в ее доме теперь сделана небольшая перестановка и кухню придется изрядно поискать. А вы реально думали, что она ограничилась колонной? «Вовремя себя остановить» на языке Аци означает слегка не то, что мы привыкли слышать.
Так и в доме Аци, хотя там и дома-то в прямом понимании этого слова никакого не было, можно было войти в холодную сырую пещеру, а выйти из большого особняка с резными колоннами. Или если вы с ней по неосторожности своей поссорились, то вам придется долго искать выход, блуждая в густом тропическом лесу.
Но чаще всего, конечно, были колонны. К ним девушка питала особую привязанность. Порой даже без самого дома, просто стояли на поляне или в лесу два-три столба, высоко уходящих к небесам. Небеса… Они в мире Аци были особенно удивительные. Почти всегда разноцветные и усеянные разнообразными фенечками в виде облаков. А ночью на бархатном небосводе зажигались особенные звезды. Она поместила туда немного бус, свет отдаленного окна, костер, на котором в детстве обжаривала хлеб. Блестки бального платья. И еще очень много всего того, что хотела запомнить.
Колонны без дома, воскликнете вы, как может это все считаться домом? И знаете, чисто формально вы окажетесь правы. Так вот. Вам мешает именно прямое понимание слова. Оно же как устроено, понимание это. Слышите «Дом» и представляете стены, обязательно четыре, и если вы живете не в тропиках, то лучше пусть они будут утепленными. Крышу, окна и обязательно дверь, ведь дом на то и он, чтобы в него попадать. Без двери, это уже не дом, а сооружение. Ну или электрическая подстанция. И чтобы дверь обязательно закрывалась, иначе это небезопасно.
И да, все, что вы представляете, – действительно дом. Но если у дома совсем не будет крыши? Тут вы уже усомнитесь. Усомнитесь, только если вы не египтянин. Вы, если окажетесь в таком месте, особенно если там и двери, которую можно на ночь запереть, не будет вовсе, скажете – какие красивые стены. И то, скорей всего сделаете это из вежливости к хозяину стен. А потом постараетесь уговорить добродушного хозяина поскорее закончить с гостеприимством и показать вам, наконец, пирамиды. Чтобы вы могли вернуться в настоящий отель с кондиционером.
А египтянин придет и скажет: «Вах, какой красивый дом!». Усядется на пол, долго будет разглядывать элементы интерьера и восторгаться. И в действительности вы все будете по-своему правы.
Дом – это то, где вы чувствуете себя в безопасности. Это то, куда хочется приходить отдыхать. Это то, где можно укрыться от невзгод. Но и это тоже неполные понятия, слишком много условностей, как с крышей. Кто без нее не чувствует себя в безопасности. Кто без двери.
Был у меня один знакомый, который не чувствовал себя в безопасности без накопительного счета в банке. Спился. Человеку без дома не жизнь, а мука.
Дом – это то место, где вы себя чувствуете. Где вы существуете.
Аци провела подругу в просторную гостиную с камином и стеклянным столиком. Посадила на огромный диван и укутала пледом. Молча. Принесла мороженое. Фисташковое и фисташковое. И большие блестящие овальные ложки с завитками на кончике.
Дес долго разглядывала занавески. Почти такие же, как у нее. Подруга старается. Но разговор совсем не шел. Желание выговориться было просто огромным, но слова комом стояли в горле.
Это случилось на середине фильма, на самом интересном месте. Дести вдруг взяла и сказала, что он ее оставил. Просто взял и забыл. А Аци пришлось немало потрудиться, чтобы разобраться, где оставил, что забыл и что вообще происходит.
Тут надо бы вставить какой-то диалог между подругами. Но придумывать его не очень хочется, а пересказывать то, что они действительно говорили, совершенно иррационально. Там основное повествование состоит из многоточий, вопросительных и восклицательных знаков, многоточий и рыданий.
Забегая немного вперед, скажу вам, что ни в чем Ацидент не разобралась. Как это бывает с девочками. Дести сама-то не разобралась ни в чем, а уж подруга по обрывочным фразам и коротким предложениям со всхлипываниями и полным ртом мороженого, смогла понять лишь, что Дес безнадежно влюблена и этот подлец ее обманул.
А как поступают подруги в подобных ситуациях? Конечно, делают поспешные выводы, одновременно стараясь поддержать. И почему ей пришла в голову идея, что нужно срочно наказать преступника и заставить сожалеть о содеянном? Или вовсе не допустить этих страданий.
Девушка она была импульсивная, решения принимала быстро и окончательно. И Дес даже не успела понять, что происходит, когда Аци с воинственным видом соскочила с дивана, а наполовину пустое ведро подтаявшего мороженого покатилось по полу, оставляя за собой обширные следы.
Раздался хлопок, и Аци исчезла в клубах дыма.
На этом мы оставим сей странный мир. И даже не будем пытаться в нем разобраться. Там сами жильцы ни в чем не разбираются, почему мы должны? У нас стоит совсем другая задача, и не будем осложнять ее ненужными переменными. И нам нужно вернуться к главному герою, и не мешать Дес приходить в себя. Или уходить от себя, тут смотря с какой стороны посмотреть.
7
– Все! Не хочу тебя больше видеть. Я на тебя столько времени потратила!
– Ой, ну не смею больше его у тебя отнимать, – сказал Даня, сам не ожидая от себя такого.
А вот думал он при этом совсем другое: «Ну потрать на меня еще немного, давай еще раз попробуем и все наладим. Ведь я же тебя люблю». Но другое сказать не смог, а лишь повернулся и пошел на выход.
Ну да, не очень у него получилось все уладить, продолжал свои мысли Даня, когда обреченно удалялся от ее дома. На него вывалился огромный и холодный ком ощущения безысходности, что ничего уже теперь не вернуть. Окутал его целиком и медленно обтекал. С комами такое случается, они совсем не прочная субстанция, но достаточно долговечная и прилипчивая, чтобы в них можно было качественно увязнуть. Так он и шел, просто не в силах держать прямо очень отяжелевшую голову. Пока не натолкнулся на препятствие.
Ведь они всегда появляются тогда, когда мы на них давно не натыкались. Есть люди, которые натыкаются на препятствия круглосуточно. Препятствия их очень любят и безвозмездно одаривают своим перманентным присутствием в их жизни. А есть другой тип людей, которые этих самых препятствий попросту не замечают. Таких людей они стараются избегать. Ну а кому такое понравится? Часто вы будете ходить в гости к тем, кто вас мало того что не зовет, так еще старательно не замечает вашего присутствия?
– Ой, извини, – сказало препятствие.
– Ты что тут стоишь? – вообще формально Даня был не прав, он сам не смотрел, куда шел. Но тот первый начал извиняться, за что и должен поплатиться.
– Я не стою, я иду.
– Как ты можешь идти, если ты стоишь, и потому я на тебя натолкнулся?
– Я иду, я вообще не могу стоять.
– Это еще почему?
– Я не могу стоять, потому что я – Время.
Ну это не более странно, чем та Надина подруга в поликлинике, мало ли на свете психов, подумал Даня. И справедливо решил, что поддержать разговор будет лучше, чем идти грустить.
– И куда ты идешь?
– Вперед.
– А если тебе понадобится пойти назад? – Даня кинул на человека в фиолетовом брючном костюме испытующий взгляд.
– Иду я только вперед, но назад тоже можно заглядывать, скрывать не буду – есть у меня такая способность.
– А можешь меня туда, в назад, с собой взять?
– Конечно, могу. Пошли. – Человек улыбнулся, вынул руки из карманов штанов, неторопливо оторвался от стены, на которую опирался до этого, и собирался взять Даню за руку.
– Погоди, я же еще не сказал куда…
– И не надо.
Время все же схватил холодную Данину руку. Дальше все свернулось, как закрывающиеся лепестки большого бутона, кусочки видимого отрывались от общей картины происходящего и сворачивались внутрь. С одним лишь отличием: они при сворачивании тускнели и теряли цвета.
А затем все развернулось. В обратном порядке. Только теперь все казалось слегка затуманенным.
– Все! Не хочу тебя больше видеть. Я на тебя столько времени потратила!
– Ой, ну не смею больше его у тебя отнимать, – сказал Даня, сам не ожидая от себя такого.
А вот думал он при этом совсем другое: «ну потрать на меня еще немного, давай еще раз попробуем и все наладим. Ведь я же тебя люблю».
Очень думал. Второй раз. Сам при этом продолжал молча спускаться по лестничной площадке, вышел во двор и завернул за угол.
Ну да, не очень у него получилось все уладить, думал Даня, когда обреченно удалялся от ее дома. Пока не натолкнулся на препятствие. Муть в глазах резко пропала. Перед ним стоял человек в фиолетовом брючном костюме, держал его за руку и улыбался.
– Ты не дало мне все изменить.
– Ну во-первых, не ДАЛ, – Время выпустил Данину руку и сделал серьезный вид. – Я все-таки – мужчина.
– Но ты же время?
– Ну да, оно самое.
– Ну вот. Время – оно, мое.
– Никакое я не твое. Я, конечно, к тебе пришел, но давай проясним ситуацию на берегу. Я мужчина, мне нравятся девочки, и вообще, у меня есть любимая.
– Да я не про это… там правила… – Даня пожал плечами. – Ладно проехали. Почему же не дал исправить?
– Я не мог дать тебе исправить.
– Тебе жалко, что ли? Всего-то пару предложений заменить…
– Там ничего нельзя исправить, – обреченно вздохнул Время, – это же уже случилось. Откуда вы вообще этого всего нахватались, что можно вернуться и все изменить? Это вам не за перчаткой упавшей развернуться. Ты хоть примерно понимаешь, что я даже остановиться не могу?
– Как это, не можешь?
– Сразу, как только остановлюсь, – Время поднял указательный палец и нацелил его примерно вдаль, – у меня из-под ног исчезнет пространство.
– А куда оно денется?
Сложно было определиться, куда именно указывает Время. В итоге Даня продолжал таращиться на заправленный в бежевую рубашку старомодный шейный платок с завораживающим лабиринтным рисунком.
– Пройдет.
– А ты что? Вообще ничего не решаешь?
– Как это не решаю. Я волен идти быстро или медленно. Я стираю память. И даже отвечаю за возвращение из других измерений. Не люблю этим заниматься, много мороки, эту обязанность мне навязали. Но платят хорошо и работать приходится не много. В общем грех жаловаться.
– И как много этих измерений?
Хоть он и псих, но интересный, подумал Даня, когда понял, что, помимо этого вопроса, у него есть еще несколько. В итоге они сошлись на том, что стоять посреди тротуара и беседовать немного некомфортно для проходящих мимо людей. Они решили немного пройтись.
Время объяснил Дане, что пространство везде одно, на то оно и пространство. А вот измерений, где все измеряют, – бесчисленное множество. Что когда-то были попытки все объединить и привить одну систему мер. Но они не увенчались успехом. Каждое измерение настаивало, что именно его измерения правильные и всеобъемлющие, а у всех остальных – ложные, ошибочные. Были случаи, когда у нескольких измерений одна из мер была общей, но они настолько редки, что решили оставить их в покое, и с тех пор измерения только множатся. И у каждого совершенно свои порядки, меры и величины, в которых никто, кроме них самих, не хочет больше разбираться.
– Странно все, – присаживаясь на лавочку, подытожил Даня.
– Ты про измерения?
– Да я про вообще. Сегодня все странно.
– А, ну это всегда так. Просто ты раньше не замечал. Но, надо отдать тебе должное, ведешь ты себя в этот момент тоже очень странно.
Время уселся рядом и оглядел происходящее вокруг, однако таким взглядом, словно смотрел совсем не сюда. В это время девушка, все еще не раздавшая и половины необходимых листовок, бросала на него томные взгляды. Она очень хотела бы подойти к этому видному блондину и улыбнуться ему. И как было бы здорово, чтобы он перебил ее, во время рассказа о тренинге, просьбой сходить с ним на свидание.
И она бы это сделала, и даже не просто подошла, а сама напросилась бы на свидание. Если бы не этот, «ненормальный». Девушка, подумав, решила далеко не отходить, вдруг она так понравится красавчику, что он все же сам подойдет. Ну или этот ему надоест.
А красавчик, немного подумав, продолжил разговаривать с ненормальным.
– До тебя те, кто меня видели, вели себя крайне неразумно. Обзывались, ругались. Один даже полез в драку, очень хотел мне объяснить, что я неадекватен. Но я так и не смог разведать у него, почему он пытается это сделать не словами через рот. Вот я и подумал, что твое спокойствие очень странно.
– По тебе не видно было, что дрался.
– Я и не дрался. Я ушел.
– А давно ты так ходишь по улицам и всем рассказываешь, кто ты?
– Ох, Даня. Ты очень заблуждаешься, что я что-то и кому-то рассказываю. И еще больше заблуждаешься, что делаю это постоянно.
– Развеешь мои заблуждения?
Даня тоже урывками смотрел на эту девушку и втайне мечтал, чтобы она занялась своим делом и отошла куда подальше. А не мельтешила тут со своими гневными взглядами в его сторону и не отвлекала от разговора.
– Конечно, мой новый друг. Я всегда тут, но меня никто не видит. Вы, люди, вообще не видите все, что творится вокруг. А даже если и удается что-то разглядеть, вы не хотите об этом задумываться, типа показалось. Вам гораздо интересней узнать, пойдет ли она уже, наконец, куда-то. И даже если не на свой тренинг, то пусть просто уйдет куда подальше.
– Да, этого не отнять, – сильно смутившись, вздохнул Даня и решил больше не отвлекаться. – А что такое произошло со мной, что я тебя увидел?
– Не с тобой, со мной. Вот я и пришел проверить.
– Проверил?
– Еще нет.
– Понял, – Даня опять тяжело вздохнул. Время был прав, думал он о чем угодно, но не о том, что с ним происходят действительно странные вещи. – А действительно, никак нельзя сделать так, чтобы изменить то, что со мной сегодня произошло?
– Если ты про твое болезненное расставание, то нет. Оно уже случилось. Я бы мог предложить стереть память, но тебе эта процедура не очень понравится.