Скрывать не буду, бабушка вселяла какое-то странное чувство страха, пронизывающее до самых костей, но спорить с озлобленным отцом было нельзя, иначе, как мне казалось, он готов был отхлестать меня, хоть никогда раньше этого не делал. Я быстро откинул все свои мысли о побеге к друзьям, ведь нас сразу же выдали бы их родители, да и буду откровенен, скрываться было совершенно негде в моем то возрасте.
Ночь тянулась долго. В те короткие мгновения, когда мое сознание уходило в небытие, я очень скоро с ужасом просыпался в холодном поту из-за ночных кошмаров, которые все никак не отпускали мой разум. Мне снилось, что меня выбросили за борт, и я отплывал куда-то в океан на самодельном плоту. Боль разочарования повторялась снова и снова, нагнетая тоскливое состояние. Родители всегда оставались на корабле, но в последний момент мама бросалась за мной в воду, входя все глубже и глубже. Я пытался кричать, но ничего не получалось и я с ужасом просыпался. Опять!
Утром я вкусно позавтракал творожными оладушками, которые были фирменным завтраком моей мамы, и послушно собрав с собой книжки, комиксы, да портативную приставку, с неохотой сел в машину к отцу.
За всю дорогу до деревни отец не проронил ни слова. Я же полностью утомленный дорогой принял единственное верное решение – поспать на переднем сиденье авто. Не знаю, сколько мы ехали, но очнулся я совсем далеко от Москвы, на сельской грунтовой дороге, по которой двигалось наше авто.
– Скоро приедем? – спросил я, потянувшись.
– Почти приехали, Виталь. Смотри, ты только с бабушкой не спорь и слушайся. Не заставляй нас краснеть за тебя.
– Да, ладно, я понял. Я буду слушаться.
– Хорошо. О смотри, – не отрывая взгляд от дорожной колеи, отец выставил руку в сторону лесного массива сбоку, который был окружен железным забором, – Кладбище нашей деревни.
– Кладбище? – припав к боковому стеклу, переспросил я, – Правда, кладбище? Там прям мертвецы лежат?
– Да. Ты, наверное, еще не видел никогда такого? Вот как Москва тебя испортила. Я в твоем возрасте уже на ночь приходил сюда, – впервые за несколько дней улыбнулся отец.
– Ночью? Зачем?
Улыбка тут же пропала с лица главы семейства, – А, не бери в голову. Дурачились. О, вот и дом, в котором тебе предстоит провести пару недель.
Мне показалось очень странным, что воспоминания о чем-то страшном вызывали приятные чувства у моего отца. А как иначе? На кладбище. Ночью. Улыбаться лично я бы точно не стал…
– У самого кладбища? Самый первый дом? – вопросы возбужденно срывались сами по себе, – Бабушка, что здесь одна живет? А она не боится?
– Ну да. Ой, да чего тут бояться? Кладбище рядом, подумаешь. Погоди, ты что? Боишься?
Я не хотел, чтобы отцу показалось, будто я струсил, и я попытался отвести лишние подозрения, – Нет, я подумал о бабушке. Как она не боится здесь жить одна, без дедушки?
Взгляд отца переменился и стал слегка отстраненным, – Дедушка Вольдемар…
– Угу, – с неохотой пробубнил я, – А он тоже здесь похоронен?
Отец резко бросил газ и машина заглохла. Я почувствовал, что он словно отстраняется и уходит мысленно куда-то далеко, как только я начинал спрашивать про дедушку.
– Нет, – он завел машину и, выдвинув рычаг переключения передач в положение «1», отпустил сцепление, слегка подгазовывая, – Его не стали здесь хоронить. Нельзя было…
Поднимающаяся пыль с деревенской дороги плотно окутывала нашу машину так, что ничего больше не было видно, и очень скоро мы оказались возле крыльца.
– Мама! Выходи! Я тебе Витальку привез! – крикнул отец, доставая из багажника сумку с моими вещами, – Мама! Ну, ты где? Встречай гостя!
– Может она ушла в магазин? – предположил я, всматриваясь в участок через дыру покосившегося забора.
– Может, – кивнул отец, – Ну, ладно! Ничего не будет, если мы сами войдем.
Он положил сумку и пакет на лавочку из сгнивших досок и просунул руку между двумя ржавыми трубами, к которым крепились забор с одной стороны и калитка с другой, – Сейчас покажу тебе, как можно попасть домой, если хозяина нет дома.
– Так же нельзя, – ужаснулся я.
– Да, не бойся ты, Виталька, в деревне так можно, – ковыряясь просунутой по ту сторону рукой, приговаривал отец, – Я тебе даже больше скажу, что здесь так принято, особенно если ты родственник хозяину дома. Никаких проблем с этим… О, поймал!
Что-то отщелкнуло с металлическим звоном со стороны двора. Калитка с противным скрипом полностью распахнулась.
– Ну, – улыбнулся отец, глядя на меня, – Чего встал? Пошли!
– Угу, – я послушно взял свой рюкзак с лавки и понес внутрь.
Мы бросили вещи на деревянное крыльцо дома, где обычно оставляют галоши и принялись искать ключ от дома, входная дверь которого оказалась запертой.
– Странно, обычно она не запирала дверь. Посмотри в почтовом ящике, а я тут гляну, – отец принялся засовывать поочередно руку в разные отверстия надкрылечной крыши с шифером, до которой мог достать только взрослый человек на цыпочках.
Я посмотрел на старый почтовый ящик и никак не мог сообразить, как именно мне нужно было в него залезть по указанию отца. Верхняя крышка, через которую просовывались газеты и письма, была слишком узкой и рука в нее не пролазила, а нижняя створка приржавела так крепко, словно ее не открывали уже лет сто.
– Эх, черт, тут тоже нет! – выругался отец, – А ты че? Нашел ключ?
– Я открыть не могу.
– Хм, ну ладно. Дай-ка я попробую.
Он со всей силы ударил по ящику, с обратной стороны которого вылетела связка ключей, – А, точно! Я и забыл уже.
– Это как? Я же крышку не открыл снизу.
Отец рассмеялся, – Да, понимаешь, Виталь, моя мама женщина довольно хитрая и у нас был свой собственный секрет. Если что-то прячешь, то прячь на видном месте, но совсем не там, где станут искать.
– Не понимаю.
– Ну, вот посмотри на ящик. Видное место, верно?
– Да, – угукнул я, почесывая затылок.
– Сам ящик проверять будут очень даже, а вот за ящиком посмотреть даже не додумаются. Вот так мы в детстве все и прятали, – вставляя слегка проржавевший ключ в старую замочную скважину, поучал себе под нос отец, – Надо слегка надавить, чтобы ключ встал в пазы и…
Прозвучал неприятный скрежет деревянной двери и как только мы попытались войти, то сразу же услышали за своими спинами до боли знакомый голос.
– Вы уже приехали, мои хорошие? – обрадовалась бабуля, бросив на землю плетеную корзину с какими-то грибами и травами, – Как доехали, Володя?
Недолгий разговор возле крыльца, которым сопровождаются все без исключения встречи с родственниками, быстро перетек в посиделки на кухне с чаем и пряниками. Не могу не признаться в том, что не люблю пряники.
Пока я уплетал варенье, свесив ноги с дубового стула, бабушка рассказывала о последних событиях в деревне: кто куда сходил, кто что приобрел, кого удалось вылечить от хвори. Но и сама она жадно и с удовольствием вслушивалась в городские рассказы моего отца о последних достижениях человеческого прогресса. Это было не удивительно, ведь бабушка Рая всю свою жизнь, а она у нее, думаю, не короткая, прожила в этой деревеньке, рядом с кладбищем возле леса.
Я совсем не придавал внимания разговору двух взрослых людей, и привычно для себя, залипал в подаренный на день рождение смартфон. Слушать их не было для меня никакого смысла и вся моя концентрация была только на одном предмете.
Неожиданно для себя, звучащие на фоне, словно телевизор, звуки переплетенных голосов, стали проясняться пока окончательно не сформировались в членораздельную речь. Я приподнял голову с мыслью о том, что это наверняка, какая-то очередная глупая просьба, и я не ошибся в своем предположении.
– Ну-ка, Виталик… Виталик! Оторвись ты уже от своего телефона, – слегка повысил голос отец, чтобы его, наконец-то, услышали, – Нам с бабушкой надо поговорить немного наедине. Иди да прогуляйся что-ль.
