Виктор Титов
Страх и сомнение
Глава 1
Саша порылся в кошельке, будто в чёрном ящике. Бинго не выпало, и остатки средств не удвоились. Хватало на существование, но не хватало на жизнь. В поисках собственного пути он загнал себя на обочину жизни. По телевизору говорили, что всё хорошо, но на улице было серо и мрачно. Ещё и в книге бытия всё время говорили о каком-то апокалипсисе. Он был невысокого роста средней внешности, не красавец, но и не урод, не гений, но и не дурак, работал инженером на заводе и ничем не выделялся из серой массы. У девушек он не снискал особых лавров, не пройдя, видимо, интенсивных курсов покорителя женских сердец, не сделал миллионов после окончания университета, не обзавёлся семьёй, и оттого был крайне неудовлетворён жизнью. Главными его друзьями были лица-маски на заводе, с которыми он периодически выпивал, портреты, которые постоянно встречал на остановках и в магазинах, и небожители с экрана телевизора, у которых жизнь, конечно же, удалась на сто процентов. А он лишь маленький человек Достоевского и Салтыкова-Щедрина. Роль массовки, выпавшая на кастинге жизни. Как часто он шёл домой в надежде, что кто-нибудь улыбнётся в ответ. Но шансы попасть под машину были выше, нежели увидеть улыбку прохожих. Оно и понятно. Когда в кармане дырка не до лирики и улыбок.
Саша остановился чуть поодаль остановки и закурил. Цены на табак с каждым годом росли, и жить становилось невыносимо.
– Говорят, в Йемене легализовали лёгкий наркотик, чтобы люди с ума не сходили и не устраивали революции, – Саша вздрогнул от внезапной реплики и обернулся. Перед ним стоял маленький толстопуз невероятного рыжего цвета, как тот мальчик из мультика про дедушку и лопату. Веснушки обильно рассыпались по его толстенькому округлому лицу, а маленькие глазки живо изучали фигуру Саши. – Вот вы, молодой человек, согласны с такими мерами?
– Нет, – растеряно ответил Саша.
– А с повышением цен на табак, – решительно не отступал незнакомец.
– Конечно нет, – воскликнул Саша.
– Тогда какое решение? Цены растут, казна пополняется, народ нищает. Вместо того, чтобы распутывать, они рубят гордиев узел. Он вновь затягивается, будто червь от уколов, они его снова рубят… Есть ли выход?
– Сменить правительство, – вздохнул Саша. Он затянулся изо всех сил. Идеологических споров ему ещё не хватало.
– Самый распространённый и бесполезный способ, – не согласился толстопуз, – срубить ель и надеяться, что на месте пня вырастет берёза.
Саша выбросил окурок и внимательно рассмотрел собеседника. На улице стояла осенняя промозглая погода, а толстопуз был одет в летнюю синюю рубашку, яркие красные шорты и летние белые кроссовки. Его, казалось, совершенно не волновала низкая температура и серое небо.
– Вам не холодно? – спросил Саша растерянно.
– А вам? – спросил в ответ собеседник.
Саша ходил в осенней прохудившейся ветровке, рваных джинсах и поношенных до дыр ботинках. Ему действительно было холодно.
– Через дырку в вашем ботинке давно проникла вода, и, судя по тому, как вы ёжитесь, куртка совершенно не спасает от ветра.
Саша действительно стоял на одной ноге, будто цапля, и дрожал, словно неоперившийся птенец.
– Я живу неподалёку и спустился в кафе поужинать, – прервал молчание незнакомец. – Не хотите составить компанию?
Саша задумался над глупой ситуацией. В кармане практически не было денег, а транспорт всё не подъезжал.
– Меня зовут Дима, – представился собеседник, – и право, не волнуйтесь за деньги, я знаю, что у вас их нет. Я предлагаю всего лишь чашечку кофе за мой счёт…
Саша пожал плечами. За чашку кофе он вряд ли кому будет должен, а с небес, как назло, пошёл мелкий накрапывающий дождик.
– Так можно и до снега достоять, – не унимался Дима. – Соглашайтесь, вы же не памятник, стоять на улице, невзирая на погоду.
– Была не была, – подумал Саша и согласился.
В небольшом кафе, залитом приятным матовым светом, играла тихая музыка. За деревянными столиками и диванчиками практически не было народу, но Дима выбрал самый дальний столик у стены. Через большое окно просматривалась вся улица, и Саше стало уютно от вида непогоды за витриной.
– Как много могли бы рассказать манекены в магазинах, если бы умели разговаривать, – усмехнулся Дима.
Саша осмотрелся. Среди массы персонажей внимание привлёк обыватель с чашкой чая. Серый плащ был небрежно брошен на спинку стула, серый свитер, покрытый катышками, бесформенно висел на плечах, как на огородном пугале. Поношенные мятые брюки скрывали тонкие ноги, а худые ботинки напомнили Саше о собственной обувке. Но привлёк его внимание взгляд бедолаги. Пустой и не мигающий, будто и не на этой планете находился он вовсе.
Подошла невысокая официантка и с усталым видом приняла заказ.
– Как обычно, – ответил Дима, – три кофе, один с сахаром и два без… Не беспокойтесь, скоро к нам присоединится мой друг, – ответил он на немой вопрос собеседника, – я правильно угадал, с сахаром.
Саша утвердительно кивнул. Когда дырка в кармане и сахар становится роскошью. Принесли кофе и ребята сделали по небольшому глотку.
– Я знаю, что вы работаете на заводе, – улыбнулся Дима, – я работаю там же двумя этажами выше.
Саша смутился. На заводе работало много людей, и лишь единиц он знал в лицо.
– Ничего страшного, – успокоил Дима, – мы соседей то, порой, не знаем, чего уж говорить о коллегах.
В кафе зашёл невысокий человек в чёрном плаще. Он весь промок и явно был недоволен погодой.
– А вот и наш друг, – указал на него Дима, – человек интересный, но пессимист по жизни.
Посетитель внимательно осмотрел помещение, будто сыщик, а затем неспешно направился к столику. С его приближением у Саши побежали мурашки по коже, будто при встрече с маньяком. Он повесил плащ на вешалку и присел рядом с Димой. На нём был синий костюм с чёрным галстуком и белая рубашка. Лысая голова блестела в свете ламп, а рыжая бородка придавала сходство с некоторым знаменитым деятелем. Он пристально оглядел Сашу, и, не увидев подвоха, протянул руку.
– Альберт, приятно познакомиться.
Голос у него был низкий, будто у трактора. Саша пожал руку и представился.
– Они у меня точно последние извилины съедят, – обратился Альберт к Диме, – всё как обычно… Народ должен жить хорошо… народ должен жить… народ должен жить так, чтобы мы жили хорошо. Цирк, не поддающийся логике.
– Ну, это нормально, – рассмеялся Дима, – ты плывёшь против течения, и силы твои когда-нибудь иссякнут.
– Да уж, брак на конвейере выпускников стал нормой, – согласился Альберт, – но мы ещё повоюем, деваться некуда. Не забывай, сегодня твоя очередь играть.
Саша почувствовал себя не в своей тарелке. Кофе заканчивалось, а он молчал.
– Вот типичный представитель народа, – подключил его Дима, – образованный, трудолюбивый, не отягощенный обязательствами перед миром. Изъян системы, так сказать. И он тоже считает, что жизнь не сахар.
– И то верно, – согласился Саша, – с нашими то ресурсами…
– Не в ресурсах дело, – отмахнулся Альберт, – есть они, нет их, алчности всё равно. У тебя есть девушка?
Саша смутился. Безобидные вопросы, берущие за живое.
– Вот и у нас нет, – развёл руками Альберт, – а что толку, он соучредитель завода, я в правительстве, а толку то? Всё равно одну и ту же кашу месим.
Саша оторопел. Соучредитель, правительство… Куда он попал.
– Прошу тебя, не надо кривляться и задумываться о каждом слове, – попросил Дима, – одна страна – одни люди. Мы здесь никого к стенке ставить не собираемся.
– Хотя многих следовало бы поставить и выпороть, а кое-кого и расстрелять, – добавил Альберт, попивая кофе.
Дима достал сигарету и протянул Саше.
– Идеологию надо менять, – сказал Альберт, – что толку от сортов картошки, если земля неплодородна. Посади хоть белых, хоть красных, хоть чёрных всё одно. Только хуже сделают. Перегной нужен, рекультивация нужна. Только так, а не иначе.
– Там всё так безысходно? – спросил Саша.
– Там всё хуже, – усмехнулся Альберт, – глупцы историю не изучают, выводы не делают.
– Не драматизируй, – успокоил Альберт, – руки ноги целы, да и пули над головой не летают, в окопах с вилами не сидим…
– Пока не сидим, – уточнил Альберт.
Дождь за окном забарабанил с утроенной силой. Кофе показалось Саше горьким, а собеседники несколько утомительными. Видя это, Дима поднялся из-за стола.
– Увидимся в следующий раз, – сказал он, протягивая руку.
Они попрощались и разошлись.
– Что за день, что за знакомства, – думал Саша дома, закрывая глаза…
Глава 2
Впервые открыв дверь полуподвала, Вася понял, это то, о чём он мечтал. Мрачное заведение со спёртым сигаретным воздухом, уставленное множеством небольших прямоугольных столов с обшарпанными столешницами и стёртыми углами, со скрипучими ножками и старыми стульями. Над каждым столом висела тусклая лампа, спускавшаяся, казалось, с самих небес. Их сияние освещало седые и лысые макушки игроков в шашки. Встречались тут и молодые игроки, однако кэш большинства не позволял им садиться за стол. А играли в шашечном клубе всерьёз и по-крупному.
Когда Вася впервые сел за стол, то был обычным инженером. Теперь же, выиграв десятки партий, он стал акционером крупной нефтяной компании и слыл очень успешным человеком. Бытовал слух, что победы в шашечном клубе не даются просто так и имеют волшебные свойства. И если судьба благоволила, человек был успешен в клубе и за его пределами, а если нет, то… Много народу прошло через клуб, многим ещё предстояло пройти.
– У вас прям дар какой-то, – выдохнул толстый человек, вытирая платком пот со лба, – видят небеса, я сделал всё, что мог.
– Ничего, Пётр Сергеевич, в следующий раз повезёт, – широкая улыбка не сходила с лица Васи. Длинными костлявыми руками он сгрёб остатки шашек со стола и перевернул доску, – достойная была партия, сильная…
Толстый человек встал, поправил синий деловой костюм и надвинул на глаза маленькие круглые очки. Скоро-скоро он уступит место генерального директора и отправится на заслуженную пенсию.
Вася играл в шашки всю жизнь. Сначала он выиграл школьные соревнования, затем городские. В шашечном кружке хорошо преподавали теорию, но Вася всегда видел нестандартные ходы в любой ситуации. Его редко побеждали даже старшие сверстники и преподаватели удивлялись молодому дарованию. На республиканских соревнованиях, а затем и на первенстве страны Вася быстро добился впечатляющих результатов.
Однако в жизни всё складывалось не так гладко. Сначала родители разошлись, отчего Вася перестал общаться с обоими, а затем и на личном фронте всё развалилось. То бросали, то просто пользовались его деньгами. Никто и никогда не любил чисто и откровенно. Хотя на каждом углу только об этом и говорили. В карьерном плане сначала всё складывалось хорошо, неплохая должность в престижной компании, но жизнь быстро дала понять, что начальников меньше, чем подчинённых. И вот, к тридцати годам он прочно засел на должности инженера, будто вечный снайпер на несменяемой позиции.
Теперь и шашки стали казаться ему чем-то обыденным и неинтересным. Ни удовольствия, ни дивидендов. Однако вскоре одно неординарное и трагическое событие резко изменило его жизнь…
Чемпионат страны был в самом разгаре, и Вася вновь проиграл в полуфинале заклятому другу в жизни и сопернику по игре Игорю Смольникову. У Смольникова, в отличии от Васи, и на доске, и в жизни всё было замечательно. Он занимал отличную должность в госдуме, красавица жена и двое прелестных детей вызывали зависть и восхищение одновременно. И он обожал шашки. Не было и дня, когда бы он не сыграл минимум пары партий, в которых всегда находил остроумные ходы и решения. Вася завидовал уровню игры и жизни, которых никогда не достиг бы никаким трудолюбием.
– Ничего, в следующий раз повезёт, – ухмылялся Смольников после полуфинала, – кто знает, может, и к счастью, что ты не выиграл.
Сначала Васю смутили подобные слова, мол, смеётся, прилюдно унижает, но интонация, с которой он это сказал, вызвала у него сомнения.
– Неужели договорняки, – думал он про себя, – как будто знает всё наперёд.
Финал Смольников выиграл без особых сложностей, и после игры Вася зашёл поздравить победителя. Какого же было его удивление, когда в маленькой душной комнате для подготовки игроков, походившей на пыльную монашескую келью, на полу прислонившись к стене сидел чемпион, будто отдыхал после игры… С перерезанными венами. Глаза его, направленные в бесконечность, поняли всю тщетность бытия, а лицо лишь теперь расслабилось от бесконечной жизненной гонки. Вася стоял в растерянности, не понимая, толи звать на помощь, толи рассмотреть визитку, сжатую в окровавленных руках Смольникова. Глубоко вдохнув, он всё-таки зашёл в комнату и закрыл за собой дверь.
В комнате было ужасно душно. Лужицы крови раскинулись по полу, будто маленькие болотца, и Вася старался их не зацепить. Уняв трясучку, он осторожно вытащил скомканную бумажку. На ней каллиграфическим подчерком было выведено следующее: "Шашечный клуб. Пушкинская, 250. Суббота, 23:00. С-4"
Хоронили Смольникова со всеми полагающимися почестями. Было много народу и должностных лиц. Не каждый же день умирали выдающиеся люди.
Но, к собственному стыду, мысли Васи вовсе не были заняты скорбью по погибшему. Сухо попрощавшись с родственниками, он спешно покинул процессию и заперся в маленькой комнатушке на пятом этаже кирпичного старого дома. Кровь на визитке высохла и напоминала бурую краску. Вася поскоблил её ногтем и вновь прошептал надпись, как заклинание: "Шашечный клуб. Пушкинская, 250. Суббота, 23:00. С-4". Между прочим, была суббота, и было уже без малого шесть вечера. Страх и сомнение съедали Васю, не было той железной концентрации, которой он славился на играх. Он ломал себе руки и кисти, покрывался холодным потом и становился бледным, как поганка.
– Была не была! – крикнул он наконец, и, схватив плащ, выбежал из дома.
Несколько часов он просидел в кафе за чашкой чая, наблюдая за прохожими и мысленно проживая их жизни. Вот прошла пара с ребёнком, источая радость и благоденствие. Глаза родителей всецело были направлены на чадо, будто ему безусловно предстояло стать успешным человеком во всех смыслах этого слова. Следом прошёл подросток с подружкой, громко смеясь и рассказывая интересную, с его точки зрения, историю. У обоих в руках дымились сигареты, а глаза светились неестественно ярко. Вася сделал небольшой глоток и осмотрел само кафе. Перед ним сидела уставшая друг от друга пара средних лет. Они давно всё сказали друг другу, и теперь бесцельно смотрели в телефоны, проживая чужие жизни. Зона личного пространства стала для них зоной взаимного отчуждения. Дальше сидела престарелая пара, которая, несмотря на преклонный возраст, находила силы поддерживать друг с другом разговор и радовалась этому. А потом Вася увидел отражение. Человека без цели и желаний, без вектора развития и смысла существования. Только окровавленной визитки в его руках не было. Сидел он в углу с каким-то чудаковатым спутником-франтом. Чуть позже подошёл третий. Под стать первым двум.
Когда кружка была опустошена, оставалось без малого полчаса до назначенного времени. Еда совершенно не лезла в рот, и он оставил бутерброд недоеденным.
Глава 3
Вокруг снова гремели взрывы. Али вытер окровавленное лицо и огляделся. Снова снаряды, снова смерть. Кто-то полз без руки, кому-то оторвало ногу. Повезло тем, кому снаряд угодил в голову. Хоть мучиться не пришлось. Горло от жажды иссохло, а солнце палило будто в пустыне. Знают они, когда устраивать бомбардировку. Либо ночью, либо в самый солнцепёк. Али вытер кровь с губ. В волосах тоже была кровь, которая смешалась с пылью и превратилась в апельсиновую корку.
Дом Али находился неподалёку от взрыва и Али с трудом дополз до маленькой тёмной каморки. Внутри пахло нечистотами, мухи, пауки и прочая живность обосновалась в комнате, будто в своей пещере. Али упал на пыльный матрац и закрыл глаза. Быть может, сейчас прилетит снаряд и его хилое убежище станет последним пристанищем. Али свернулся в калачик. Он устал бояться и скрываться. Где ты, снаряд успокоения.
Раздалось ещё несколько взрывов, но жилище Али устояло. Лишь с наступлением ночи голоса на улице стихли и суматоха прекратилась. Али уснул и сон его был прерывистым и нервным.
Время подходило к обеду, когда Али открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь дверные щели и медленным радаром двигалось по комнате. Али с трудом пошевелился. Всё тело болело, а голова гудела. Он нигде не работал и спешить ему было некуда. Да и куда спешить в городе призраке. Он перебивался временными подработками, а иногда и просто подачками. Он поднялся и вытер со лба пот. Невыносимая вечная жара плавила мозг. Али почувствовал, что задыхается и вышел на улицу.
В горячем потоке воздуха на краю бордюра сидели два человека. Один, рыжий, как белка, в жёлтых длинных шортах и бело-синей футболке. Второй, лысый и блестящий, будто чайник, тоже в длинных, но красных шортах, серых шлёпанцах и в зелёной футболке.
– Юг – колыбель цивилизации, но Север – её мыслительный центр, – донеслись до Али слова рыжего, – в такой жаре невозможно соображать.
– Да уж, мозги здесь действительно плавятся, – согласился лысый, – но не забывай, где обрела славу "вавилонская блудница"…
– Не много величия в том, чтобы построить башню до небес и заниматься в ней пьянством и развратом, – заметил рыжий, – хотя подобные достижения есть лишь отражение духа времени.
Они ели бургеры и запивали водой из бутылок. Али сглотнул слюну. Свежий хлеб, ароматная ветчина, яркие листья салата, давно забытый вкус специй. Кто они, эти счастливчики.
– А вот и наш друг Али, – сказал рыжий. – Присоединяйся к трапезе, проголодался, небось… – он издевательски усмехнулся и достал из пакета бургер. – Мой друг Альберт всегда берёт больше, чем может съесть. Выбрасывать жалко… Кстати, меня Дима зовут.
Он протянул еду и Али осторожно, будто недоверчивая собачонка, принял подарок.
– Вряд ли они желают моей смерти, – подумал Али, – хотели бы отравить, не устраивали бы цирк. Да и что с меня взять…
Он принялся жадно уплетать еду. Было вкусно и сытно.
– Подумать только, как мало нужно для счастья, – рассмеялся Дима, – а если ещё немного поморить, так они и брошенной кости будут рады. Даже если кость эта будет соплеменника.
– Да уж, с сытыми и довольными каши не сваришь, – согласился Альберт, – придётся разворошить гнездо, чтобы подготовить птенцов к восточному ветру. Этим ребятам терять нечего. Перекати-поле и то крепче держится за землю.
– Али, оберегает ли тебя Всевышний? – спросил Дима с усмешкой.
– На всё его воля, – ответил Али.
– Что же ты такого сделал, что Всевышний решил тебя наказать?
– Все мы в чём-то повинны, – пожал плечами Али, – мы не вправе осуждать его действия.
– Что ж, раз так, слушай, что я думаю, – Дима бросил бутылку с водой Али, – время, когда этой воды был достоин каждый, прошло. Люди плодятся, как мухи, и в бедноте и в богатстве, и в мусоре и в чистоте, и в мире и на войне. Самое сложное, это обуздать этот безусловный рефлекс. Там, наверху, уже головы сломали над решением неразрешимой загадки. Но у тебя другая проблема. Ты здоровый крепкий мужчина в расцвете сил, не инвалид и не больной, так почему ты здесь и рад воде, будто это вино или мёд. Разве недостоин ты лучшей жизни?
– Я рад тому, что Всевышний сохранил мне жизнь и здоровье.
– А разве Всевышний послал сюда смерть и разруху? – Дима махнул рукой, – не отвечай, не надо. Я скажу что у всего этого хаоса есть конкретные лица и имена, да только ничего они тебе не скажут. Сейчас мой друг загадает загадку, от решения которой будет зависеть твоя дальнейшая судьба. И Всевышний здесь ни при чём.
Альберт распрямился во весь рост и посмотрел по сторонам. Редкого прохожего можно было заметить, но, судя по его напряжённому взгляду, высматривал он кого-то конкретного.
– Ну что ж, – сказал он, слегка расслабившись, – через пару минут ниже по улице за поворотом появится девочка лет десяти в спортивном костюме. На следующем сквозном перекрёстке её собьёт машина. Если поторопишься, успеешь её спасти… Вот только загвоздка, смертница она. И очень скоро ей суждено будет совершить теракт.
– Прямо по приказу Всевышнего, – без юмора добавил Дима, – готовят их будь здоров. Прямо как коров на убой.
– Спасти её и пожертвовать жизнями десятков, или же ничего не делать и обойтись одной жертвой, – пожал плечами Альберт и указал в сторону перекрёстка.
Али выронил остатки бургера, когда увидел девочку. Лет двенадцати лет с голубыми глазами. В какие игры с ним играли, и в какого подопытного кролика превратили.
– Часы тикают, Али, – снова засмеялся Дима, – тик-так, тик-так, торопись, если не умеешь летать.
Али бросил бутылку и побежал за девочкой. Сердце колотилось, мысли хаосом кружились в голове. В глазах потемнело, а девочка шла к перекрестку всё быстрее и быстрее. Послышался гул мотора и где-то вдалеке появилась машина. Девочка не обращала внимания ни на кого и шла дальше. Али сбавил бег. Дыхание перехватило, шаг сбился. Гул нарастал и Али ускорился из последних сил…
Завизжали тормоза. Поднялась пыль и окутала дорогу. Али почувствовал удар от падения и что-то маленькое зашевелилось в пыли. Али приподнял голову, но машины и след простыл. Девочка быстро вскочила и побежала прочь. Али вытер лицо, всё ещё не веря в произошедшее. Откуда они знали про девочку, откуда знали, что машина в этот час, в эту минуту появится на перекрёстке. Он хотел получить ответы, но те, кто мог их дать, растворились в солнечном свете.
Глава 4
Машины с мусором стройными рядами двигались к свалке. Лена, женщина лет сорока пяти, смотрела вдаль суровым отрешённым взглядом. Её изрезанное морщинами лицо, сухое от ветра, пропитанное грязью и нечистотами свалки, давно перестало быть привлекательным. Её муж умер года три назад от пневмонии, тут же на свалке, оставив на растерзание жизни её и пятилетнюю белокурую дочь Юлю. Он отходил в мир иной со взглядом бойца, уставшего от боёв. Лена плакала долго, Юля ещё дольше. После рождения дочери Лена набрала вес, а после смерти мужа вспухла от горя, приняв вид воздушного шарика. Голубые глаза Юли потускнели от слёз и сигаретного дыма, а глазницы наполнились дешёвым алкоголем.
Свалка как больница или церковь. Сюда стекаются разные люди, разные судьбы и разные истории. Под весенним солнцем оттаивали грехи зимних вечеров в виде замёрзших трупов и потерянных надежд. Лена налила в грязный стакан водку и опрокинула его, не закусывая. Водку на свалку поставлял Игорь, зачастую палёнку, но зато не втридорога, почти по себестоимости. Три ящика уходили за неделю, будто горячие пирожки. Водка спасала от тягот и невзгод и была такой же неотъемлемой частью жизни, как плечо друга и крыша над головой, сколоченная, зачастую, из поддонов и полусгнивших досок. Каждый вечер, приготовив ужин из картошки или гречневой и рисовой круп, небольшой круг людей собирался на окраине свалки у лампы или костра и обсуждал перипетии дня. Они походили на древнее племя, которое грелось и пряталось от темноты в свете волшебного пламени. Вот только вряд ли тогда так воняло, да и жизнь, наверное, была наполнена большим смыслом, чем у этих бедолаг. Когда, вдоволь напившись, последний из могикан покидал священное место, над головой уже кружила стая ворон, возвещая начало нового дня.
У Юли были три подружки её возраста. Катя, самая маленькая на свалке, ростом чуть выше собаки, была тоже блондинкой, с карими глазами. Зубов у неё было мало, половину потеряла из-за побоев со стороны сверстников и дома. Вторая половина сама сгнила и отвалилась. Несмотря на четырнадцать годков отроду, она походила на второклассницу наркоманку. Две другие, брюнетки близняшки, чумазые и днем и ночью, казалось, не замечали тягот жизни, а когда в руках оказывались сигареты и стакан, так вообще становились самыми счастливыми.
Люди прибывали на свалку жизни часто и уходили быстро, зачастую сразу на небеса. Но были среди «постояльцев» и долгожители, к коим относились Лена и её дочь. Женщины почему-то лучше мужиков переносили тяготы жизни на свалке, то ли меньше раздумывали о мирском величии, то ли боялись оставить детей, рождённых тут же, на произвол судьбы. А у детей так и вовсе иммунитет с рождения был. И к грязной воде, и к плохой еде и к желанию наложить на себя руки.
– Ещё парочка, – сказал Дима, указывая на два трупа, завёрнутых в полиэтилен. – Урожайная нынче зима выдалась.
– Весёлого мало, – вздохнул Альберт, – на трупы здесь плодородная земля.
– С приходом восточного ветра она будет ещё плодороднее, – Дима достал сигарету, – и могильной канавы не хватит.