Они прошлись по дороге, устланной мусором, к ветхим жилищам местных жителей. Юля с ребятами смотрела на них недоверчиво, никого из взрослых дома не было.
– Мы журналисты, – улыбнулся Дима, – будем снимать вашу жизнь, тебя покажут по телевизору.
Одеты они были недорого, чёрные пуховые куртки и ботинки были, такое чувство, подобранны тут же на свалке. Брюки на Диме и синие джинсы на Альберте износились и стёрлись на коленях почти до дыр. Общий язык с местными нашли быстро, хватило пары бутылок водки и палки колбасы. Как оказалось, жили тут и гитаристы, и певцы, и бывшие военные, прошедшие горячие точки. По обыкновению, вечерами после первой закатывали песни, после второй переходили на задушевные разговоры, а после третьей поминали павших. И на войне и здесь, на свалке. Ещё и не разберёшь, где больше полегло.
– А недавно так и вообще неординарный случай был, – рассказывал дядя Витя, бывший тракторист, попавший сюда после развала колхоза, – пришли трое мужиков, хорошо одетых и с деньгами, предложили заработать за пару часов. Сыграть, мол, надо, на публику красиво. Есть среди вас артисты. Ну и Гришка, бывший актёр, и согласился. Дали ему тысячу рублей, отмыли, приодели, накормили, сто грамм налили. Потом увезли, а через полчаса вместе с десятью человеками на краю свалки выгрузили. Те-то все разодетые, да припомаженные. Сразу видно, не нашего круга лица. Поставили на колени да как пульнут в воздух. Будете, мол, платить… Все замотали головами, хоть убивайте, не будем. Ну и Гришке ствол к затылку приставили, будешь платить? Не буду. Будешь платить? Не буду… Он то думал, шутка всё это, играл убедительно. А тут пулю словил. Ну и все остальные ошарашенные тут же согласились на дань. А зачем дойную корову убивать, если можно пса бездомного на показухе застрелить. И искать никто не будет…
– Вы тут даже не мёртвые души, – вздохнул Дима, – вы вообще не числитесь в списках жизни.
Налили, вздрогнули, выпили… Такая жизнь.
Глава 5
Николя смял пустую банку из-под пива. Снова очередной поток мигрантов встретили с распростёртыми объятиями. Сколько можно их терпеть и какой план действий у правительства? Николя был среднего роста крепкий молодой человек с бритым затылком, маленькими злыми глазками и большим ртом. Когда он улыбался, то походил на синего кита. На левом ухе был порез от недавней драки, костяшки пальцев набухли. Парочка арабов недавним вечером отхватила несколько оплеух. Николя не служил в армии по здоровью и совсем недавно окончил школу. В высшее учебное заведение он не поступил, взяли только в среднее. Но вместо того, чтобы просто пить пиво и наслаждаться жизнью, он явственно ощущал, как страна его заболевает неведомой ранее восточной болезнью. Сколько арабов и негров он видел в клубах, которые вели себя как лесные обезьяны. Дома, в деревнях, они не смели и подумать, что девушку можно уговорить, напоить, взять силой, а то и просто поиздеваться, как над немощным ребёнком. Всё звериное нутро, томившееся с детства, вырывалось тут наружу и требовало всё новых и новых жертв. И власть, эта защитница немощных и больных, вдруг стала на сторону пришлых и вовсе сказала, что девушки сами провоцируют и поэтому виноваты. Да пусть даже если бы жители сами били мигрантов как собак, государство обязано было бы поддержать собственный народ на своей территории, потому что это дом тех, кто здесь родился, все остальные лишь гости, и должны соблюдать манеры гостей. В противном случае это агрессоры, которых надо гнать в шею. Вместо этого государство пригрело растущего тигра на своей шее, который неизбежно отгрызёт ему голову. И это в великой и сильной матушке Европе. Судя по всему, Пиренеи она решила отдать на растерзание, будто старый затасканный сапог.
– И что мы в итоге имеем! – кричал Дима на заседании кружка националистов в пивном баре после закрытия. – Немощное правительство, которое боится что-либо возразить мировому сообществу с одной стороны, и кучу мигрантов, рвущихся через границу словно саранча на кукурузное поле.
– Они не за нас боятся! – вторил Альберт, – они боятся, что их не пустят, когда будут бежать с корабля. Они поставлены сюда выполнять чужие указы и под дулом пистолета не станут нас защищать. Да и не смогут вследствие своей глупости.
Эти двое очень нравились Николя. Импульсивные, заведённые, никого не боящиеся. Они ворвались в серый тихий кружок стремительно и принесли с собой ветер перемен. Вместе с их словами народная масса начинала бурлить, появлялась энергетика и желание жить, воевать и отстаивать свою точку зрения. В основном в кружок входили тихие кухонные эксперты, но были и настоящие бунтари и даже пара человек из администрации. После заседаний, длящихся, обычно, не более трёх часов, Николя выходил заведённым, требующим продолжения банкета. Но его не было и народ мирно расходился по домам. Иногда Николя казалось, что он сам себе придумывает накал страстей, и что если бы в бар ворвалась кучка негров, никто им и слова бы не сказал. Удобное слово "толерантность".
– Они не пойдут на войну, – сказал за спиной Николя Дима.
Николя обернулся. Двое знакомых потягивали пиво. Дима был в ярко красной рубашке и жёлтых шортах, Альберт в строгих штанах с подтяжками и бабочкой. Они всегда одевались несуразно, как казалось Николя.
– Не пойдут, – согласился он.
– А «бедствующие» прибывают каждый день, и скоро бедствующими станем мы, – Альберт залпом опустошил маленький пластиковый стакан.
– Что делать, пока не прольётся первая кровь разговоры так и останутся разговорами, – вздохнул Николя.
– Нужно играть на опережение, – Дима протянул пиво новому знакомому, – тёмные века были не самыми страшными. Куда как страшнее были времена перед ними. Когда волки шли, а овцы твердили о миролюбии и даже копыт не поднимали.
– Занятная история, – добавил Альберт, – была в деревне ферма. И было на ферме сто голов овец. В деревню наведывались волки. Одну овцу в месяц загрызут, вторую… Хозяева даже внимания не обращали. Всем жить надо. Но однажды сторож на ферме уснул и волки залезли в хлев. Почувствовав вкус крови, они вырезали всё стадо. Не для нужды, а ради удовольствия. И тогда хозяева встрепенулись и начали травлю. Десятками волков вырезали, если не сотнями. Виновных и невиновных. Но что до этой мести было погибшим овцам.
– Наша задача, не допустить подобного, – Дима положил руку на плечо Николя, – мы сторожа, а все вокруг овцы. Будут карательные операции, танки и самолёты сделают своё дело. Но заправлены они будут кровью погибших овец. Мы не победим всех волков, но наша задача, научить овец бодаться.
– Мало быть хорошим героем жизни, – добавил Альберт, – нужно быть и хорошим режиссером. Здесь не будет дублей, слово и действие не вернёшь. Нужно играть с лучшими актёрами, а не прятаться в массовке. На нашу долю выпала не комедия и не любовная опера, а борьба за выживание.
– Мы знаем, что тебя осудили условно за помощь девушке, которую в итоге изнасиловали и убили. И мы знаем, где сейчас убийцы…
Глава 6
Социальная лестница несправедлива. В идеале в её числителе потенциал, а в знаменателе разумность. Сейчас же это алчность помноженная на эгоистичность. Они снова сидели в кафе, но Саша был уже активистом и выступал на митингах.
– У тебя неплохо получается, – подбодрил Дима, – тысяч тридцать таких и, быть может, что-нибудь изменилось бы в стране.
– Да есть они, – повёл рукой Саша, – ходят вокруг, стоят на остановках, едят сандвичи и пьют водку. Их в правильное русло нужно направить и только.
– Стадо пойдёт в нужном направлении, – согласился Дима, – нужно только правильно расставить зазывал.
– Лучший союзник – это народ без вектора развития. А государство сейчас самоустраняется, пытается силой удержать людей в узде, – добавил Альберт, – а если стадо хочет вырваться, никакой пастух не удержит. Дружить надо с народом, а не палкой строить.
Заказали ещё кофе, выпили.
– Я вот что думаю, – сказал Дима, – вырос ты, Саша, из этих митингов, в правительство тебе надо. А на улицах твоё место займут другие. Я один путь вижу, революционный. А эволюцией уже ничего не изменишь. Как не меняй рыбе чешую, сгнила она уже давно. Обновление нужно глобальное. После великого переселения мир впал в хаос, но на гнилой крови выросли новые сильные народы. И новая эпоха. Всё в мире циклично, тут и к гадалке ходить не надо.
– Когда человек сыт и доволен, его не вытащишь на улицу, – добавил Альберт, – правда жизни в том, что людям всегда что-нибудь не нравиться. На этом можно и нужно играть. Некоторые силы в мире заинтересованы в хаосе, а через них мы, дай бог, сможем поднять страну на былые высоты. Самые сильные движения – это религиозные и этнические. Ну ещё нехватка еды и воды. Если мы сможем соединить эти три фактора, то получим ураган, по силе и мощи не уступающий Великому Потопу.
– Что я должен делать? – спросил Саша, – и что буду с этого иметь.
– Ставки высоки, так же, как и призы, – улыбнулся Дима, – для начала возглавишь неправительственную организацию «Справедливая свобода». Звучит как лозунг партии, в дальнейшем, возможно, организация в неё и выльется. Нужно будет всеми силами помогать мигрантам попадать в страну и регион. Носить бумажки по кабинетам и договариваться тоже придётся, но тут не беспокойся, большинству заплачено столько, что они даже не посмотрят, что подписывают и на что соглашаются. Мигранты люди слабые, и дальше собственных жилищ обычно не уходят, ну да ничего, пули и снаряды их разубедят. По закону тонущих людей в море нужно доставлять в ближайшие порты, а на надувных лодках они вряд ли далеко уплывут… Снарядим флот, который будет вылавливать их у южных берегов и переправлять на север. Беспилотники и самолёты по поиску лодок тоже выделим. Нужно будет организовать и сухопутный маршрут. Проработай оптимальные маршруты с востока, чтобы потеря «товара» при переброске была минимальной. Естественно всё это будет под лозунгами о спасении ближних и помощи братьям. Нужно подумать и о пропаганде. Телевидение, интернет, больше любви и самоотверженных роликов. Эти обезьяны устроят здесь, конечно, свой аул с блек джеком и шлюхами, нужно с полицией договариваться, чтобы не обращали на это внимания. Кроме отдельных вопиющих случаев. Показную порку тоже надо делать. Не на курорт приехали. И, главное, правильный генетический отбор. Крепкие молодые парни, готовые драться и кусаться. С главной силой востока – их маткой, разберёмся чуть позже, её тоже нужно будет перевезти на север. А в битве насмерть уже посмотрим, достоин наш народ называться великим или предназначение его – сгинуть в небытии…
Глава 7
На улице стояла поздняя осень и в холодном полумраке неоновых ламп сквозь туман Вася подошёл к тёмной двери с торца невысокого двухэтажного здания. Народу на входе не было, и Вася нерешительно постучал в железную дверь. Щёлкнул затвор смотровой щели и узкие проницательные глаза уставились на гостя. Вася нерешительно топтался на месте, переводя взгляд с двери на ноги и обратно.
– Чего надо? – спросил низкий женский голос. Похоже, женщина была уже в годах.
– Я на партию в шашки, – тихо ответил Вася, мысленно проклиная себя за то, что пришёл.
– Приглашение! – громко потребовала женщина, протягивая из створки костлявые пальцы.
Вася достал из внутреннего кармана плаща смятую грязную бумажку и протянул в светящуюся щель. Цепкие пальцы схватили её, будто хищник приманку и резко закрыли створку, так что Васе чуть не обрубило пальцы.
– Вот и всё, – подумал он про себя и, потоптавшись секунд двадцать, побрёл восвояси.
Однако дверь всё-таки отворилась, и тонкая костлявая рука поманила внутрь. Вася вздохнул и покорился. Помещение внутри оказалось большим и игроков было хоть отбавляй. Разговоров не было слышно, и за каждым столом, помимо игроков, сидел комендант. Женщина, лет пятидесяти, невысокого роста, была одета в длинное чёрное платье. На шее висело большое ожерелье с непонятными амулетами, а напомаженные губы выдавали нескромный характер. Четверо вышибал за спиной говорили о подпольном характере заведения.
– С-4 это большая ставка, – смерив гостя взглядом, сказала женщина, – готовы ли вы её оплатить.
Вася опечалился, так как жил от зарплаты до зарплаты и в кармане почти не было денег. Пожав плечами он уже собирался уйти, но женщина, бросив молниеносный взгляд в другой конец комнаты, остановила его.
– Не знаю, откуда у вас приглашение, – сдержанно пробормотала она, – но раз оно у вас, вы обязаны сыграть.
Вася украдкой глянул в угол. Ярко рыжая причёска кого-то напомнила.
Она указала на один из центральных столов и Вася беспрекословно повиновался.
Напротив сидел высокий худощавый человек в больших прямоугольных очках, явно не славянской внешности.
– Индус, – подумал про себя Вася, – индусы сильные игроки.
Комендант, походивший на мумию, молча и без единой мимики разложил фигуры. Васе показалось, что за всю игру он ни разу не моргнул. Общее время на ходы полчаса, таким образом партия длилась не более часа.
Индус начал агрессивно. Выстроил по центру свинью и пошёл в размен. У Васи шашки оказались разбросаны по краям, что придавало маневренности, но уменьшало силу позиции. Индус рвал центр, будто буровая установка, ни жалея ни сил, ни фигур.
– Так и до дамки недалеко, – подумал Вася и решил пойти на фланговый размен.
В итоге на левом фланге образовалась малюсенькая брешь, благодаря которой, пожертвовав шашкой, Вася прошёл в дамки. Запахло жаренным, и индус сделал всё, чтобы завладеть хотя бы одной дамкой. Что у него и получилось. Однако общий счёт был не в его пользу. Когда прошёл час игры, комендант объявил результат. Ничья с преимуществом в две дамки на стороне Васи. Индус откинулся на стул и тяжело выдохнул.
Подошла знакомая мадам и попросила на выход.
– С вами свяжутся, – сказала она на прощание, захлопывая дверь.
– Что бы это значило, – думал про себя Вася, возвращаясь домой.
Глава 8
Али вздрогнул. Случился теракт, как и было предсказано. Выли сирены за стеной его ветхого жилища, кричали люди. Али вышел на улицу. И без того горячий ветер наполнился искрами и пылью. Али прищурил глаза. Взрыв произошёл у зарубежного блокпоста. Неизбежно будет карательная операция. Он зашёл домой и доел остатки сандвича. Последнее напоминание о гостях. Он с вечера собрал сумку и готовился выйти к морю. Некоторые уже вышли, предугадывая неизбежность атаки. Большинство глупо озирались по сторонам, не ведая о наступающей угрозе. Из вещей у него были старые вонючие штаны, пара кроссовок и серая футболка, бывшая когда-то белой. Документы и мелочь он положил в карман. До моря было около пятидесяти километров и путь предстоял тяжёлый. Али не стал закрывать дверь на ключ, может, какому-нибудь неудачнику его жилище послужит последним пристанищем. Обвязав голову старой тряпкой, Али покинул знакомый район.
Проходя мимо полуразрушенных святынь, он вспоминал прошлое. Когда все друг друга знали, как вместе справляли праздники и молились Всевышнему. Он помнил огромные колонны среди песков, которые походили на корабли среди застывшего жёлтого моря. Помнил строгую иерархию в семье и суровые нравы поколений. И почему в один момент всё это рухнуло. Кто оказался сильнее сотен поколений, коварнее и опаснее самого дьявола.
Он давно не видел моря и помнил его смутно. То ли синее, то ли серое, то чистое, то ли грязное… Прямо как прошлая жизнь, которая вдруг резко изменилась. Жили же хорошо, никого не трогали. И тут из-за парочки террористов разнесли всю страну. Народ то в чём виноват. Он, Али, в чём виноват. Не успев развить мысль, он услышал рёв мотора над головой и оглушительный свист. Снаряд разорвался неподалёку и отбросил его на несколько метров. Сознание на несколько секунд покинуло Али, но тут же вернулось. Голова затрещала, в глаза полилась кровь. Али застонал и с трудом сел на колени. На руке рваная рана, в голове дыра. Из последних сил он поднялся на ноги и захромал к морю. Раздались ещё взрывы. Снова вой сирен, крики хаос. Где-то прозвучала оружейная очередь. За ней ещё одна. И ещё.
– Ну вот и конец, – подумал Али, ковыляя на автомате, – как же не хочется…
– Запрыгивай скорее! – раздалась команда из остановившегося рядом внедорожника.
Али ухватился за протянутую руку. Не пробил ещё его час. В машине на заднем сиденье был Дима. В чёрных очках, камуфляжных штанах и футболке. На ногах серые пыльные ботинки. За рулём Альберт в такой же одежде.
– Надо было вчера выходить, – посетовал Дима, – предупреждали же.
Альберт не сбавлял скорости на поворотах. Тут и там слышались взрывы и стрельба.
– Давно не были в такой переделке. Сейчас потрясёт, – предупредил он.
Дима и Али пригнулись. Крышу облизала пулемётная очередь. Альберт надавил на газ и едва успел проехать брошенную под колёса гранату. Один поворот, затем второй. Стало поспокойнее. Ребята разом выдохнули.
Дима достал аптечку. Бинты, йод, лейкопластырь. Али походил на перемотанную куклу.
– Сойдёт, – одобрил собственную работу Дима.
Через полчаса показался порт. Внедорожник с визгом остановился и Альберт спешно выпрыгнул из-за руля.
– Быстро на борт и отчаливаем, – скомандовал он, – скоро и здесь станет жарко.
Заревел мотор и небольшая моторная лодка ринулась в море. Али спустился отдохнуть. На нижней палубе было ещё человек двадцать. Кто-то сидел на скамейках, кто-то лежал на полу.
– Ни одной женщины, – подумал Али, – к чему бы это.
Прошло ещё немного времени и взрывы разнесли пирс в щепки.
Глава 9
Жизнь на свалке текла своей размеренной жизнью. Юле стукнуло пятнадцать и она впервые вкусила любовь. Её парень, Андрей, был на год старше и тоже всё своё сознательное время провёл на свалке. Занимался сортировкой, не голодал и одевался сносно. Возможности жить были. Любовь между молодыми вызревала долго и основательно, как плод от ранней весны до поздней осени. Оба курили и пили, и это сближало. Одна из подружек-близняшек умерла от туберкулёза, немного не дотянув до лета. Погрустили, помянули и проводили в последний путь.
Кто-то из ребят нашёл сломанный радиоприёмник и починил. Среди шипения проскакивали слова поздравлений и стремления к лучшей жизни. Верным путём идём, как говорится… Главное, чтобы картошка, водка, да курево не кончались. А люди не тараканы, ко всему привыкают.
– Как думаешь, государство о вас знает? – спросил Дима у Лены. Он снимал на камеру и женщина стеснялась.
– Кому мы нужны, – ответила Лена, – их работа, конечно, о нас заботиться, но откуда у них время, за рубежом же помогать надо? Воровать надо? Детишек своих устраивать надо? Государство – это же не какая-то абстракция, это люди. А им до нас и наших проблем, как нам до крыс. Не мешаются под ногами и ладно.
Пришла голубоглазая Юля. Она только что покрасила волосы в розовый, и оттого была счастлива.
– Красивая… Что хочешь от жизни? – спросил Альберт.
– Со свалки уехать и чтобы дом нормальный был, – ответила Юля.
– А богатого мужа и горы золота? – съехидничал Дима.
– Любимый у меня и так есть. И он хороший. А горы золота? В них ли счастье. От денег одни проблемы. Так, чтобы на пожить хватило и достаточно.
– А вы чего желаете? – спросил Альберт у подсевшего рядом одноглазого хромого старика. Единственный глаз его всё время дёргался, длинные волосы слились с щетиной, глубокий шрам разрезал нижнюю губу.
– Весточку из дома, – ответил старик. – Они где-то там, в городе и совсем про меня забыли. Давно о них не слышал. А мне денег не надо. И жалеть тоже не надо. Просто сообщить, что у них всё хорошо, все живы, здоровы. Хочу хотя бы их почерк увидеть, подержать листок, который держали они…
– Мы здесь как живые призраки, – добавил высокий лысый человек лет тридцати пяти в круглых очках, – Вроде есть, а вроде нет. Застряли между мирами. В этот не берут, а на тот страшно.
– У нас хорошие проводники, – рассмеялся кто-то, – спиртное и табак.
Опрокинули по одной, не закусывая. Пластиковых стаканчиков на свалке хватало и не нужно было ждать своей очереди. Однако спиртное уходило быстро. Ну и ладно. Как любила говаривать Лена.
– Скоро новая одежда приедет, – сказала Юля, уже порядком пьяная, – старые коллекции, которые не распродали, привозят сюда.
– Вы богачи поневоле, – рассмеялся Дима, – мир – ваш дом, просрочка – ваша жизнь. Гуляй, душа, в закромах ни гроша.
Снова зазвучала гитара и баян. Снова в вечернем небе зазвучали песни. Есть тут люди, пусть незаметные и тихие, но есть…
Глава 10
Одиночество. Мы знаем о нём так много, но можем ли описать? Мы одиноки в толпе, одиноки на вечеринках, на работе. Даже дома мы зачастую отдаём больше времени телефону и интернету, нежели любимому человеку. И это не значит, что мы его не любим. Это значит, что одиночество переродилось в замкнутость. И если на первых порах мы буквально кричим, чтобы нас куда-нибудь позвали, поговорили или просто обняли, то со временем это желание затвердевает и превращается сначала в апельсиновую корку, а затем и в роговой панцирь. Теперь хоть сколько бейтесь, всё равно не пробьёте. А кто-то вообще постучится? В мире с сотней человек все друг друга знают, в мире с миллиардом одни лишь знакомые? А в мире с семью миллиардами?
Первое правило колонизаторов разорвать родственные, соседские связи между людьми и превратить их в управляемый поток. Задача несложная, главное, согнать людей в толпу. И если в муравейнике, стае, косяке рыб мы никогда не встретим хаоса, то в толпе людей балом правит неопределённость. Качни влево или вправо и толпу уже не остановить. Главное, знать, куда качнуть. И здесь на сцену выходит вечный союзник одиночества – обман. Лгать себе просто, лгать незнакомым проще вдвойне. Опять же на работе, в клубе, толпе… И вот уже никто не разбирается, правда выкинутое в толпу слово или нет. Все просто верят и идут, как стадо баранов на бойню. Светлое будущее в тёмном гробу настоящего.
Солнце перешло зенит, когда Николя присел на дорожку. Животные сбиваются в стаи, чтобы выжить. У людей этот инстинкт притупился, но не у наехавших. Они сбиваются в кучи, несмотря на незнание языка, несмотря на цвет кожи. Как остаться неразбитым яйцом в этом омлете. Николя выпил банку пива. Рюкзак собрал ещё с утра. Перцовый баллончик, армейский нож и пластиковая дубинка. Но это так, на всякий случай. А главное оружие он убрал за пояс. Пистолет с глушителем и полной обоймой патронов. Дружеский подгон от Димы. Эти парни могли достать всё. Порой Николя казалось, что если в город потребуется ввести танки, Дима и Альберт и это устроят. Правильные ребята с правильными мыслями.
Николя покинул свою однокомнатную квартиру на третьем этаже. Жара спала, тени стали длиннее. Он был в синих спортивных штанах и толстовке с капюшоном. Рюкзак приятно давил на плечи и Николя решил пройтись по парку, прежде чем отправиться в опасный район в другом конце города. В парке было много отдыхающих и Николя стало неуютно. Казалось, будто каждый знал про пистолет за пазухой, каждый шорох был облавой и каждое слово обвинением. В прошлый раз он всё сделал правильно, пытаясь уберечь девушку. Но власти встали на сторону зверья и теперь они понесут наказание. Он быстро спустился к ручью, вымыл руки и лицо. Утки крякали, лягушки квакали, люди разговаривали. Всё как всегда, никакой угрозы. Отражение в воде улыбнулось. Хватит трусить, всё получится.
Николя дождался заката и вошёл в район трущоб. Мигранты жили здесь обособленно и с враждебностью встречали чужаков. Даже полиция к ним не лезла, предпочитая обходить неблагополучные районы. Николя накинул капюшон и быстро отправился по указанному адресу в самом конце района. Тут он ощутил всю тяжесть чужих взглядов, которые рентгеном его изучали. Но он не подавал вида. Война с ними будет потом. Он несколько раз прошёл мимо нужного дома, изучая его жителей. Трое обкуренных негров, с которыми он раньше схлестнулся. Смеются и ходят на свободе, как ни в чём не бывало. А чья-то дочь, чья-то любимая, чья-то сестра лежит и разлагается в сырой земле. Наконец окончательно стемнело и смех в доме стих. Николя выждал момент, когда никого вокруг не было и подкрался к двери. Она оказалась не заперта, словно парни ничего не боялись. Проникнув в тёмную прихожую, достал пистолет. В доме совершенно не было движения, только в гостиной работал телевизор. Николя вдоль стенки подкрался к дивану, на котором расположились три накуренных тела. Они даже не удивились, когда Николя достал пистолет. Только ехидно улыбнулись.
Прозвучало три выстрела. Николя не дрогнул, будто убивал каждый день. Только после третьего слегка покачнулся.
– Молодец, ты всё сделал правильно, – раздалось за спиной.
Он развернулся и хотел выстрелить, но чья-то рука молниеносно перехватила пистолет.
– Всё хорошо, это мы, – сказал Альберт, убирая оружие в карман чёрной куртки.