Сумерки богов
– Может, ты и права, сестра, – сказала Диса, снова поворачиваясь лицом к Ауде. – Может, я и правда избалованный ребёнок. Но, может, я злюсь только потому, что хотела бы хоть как-то контролировать свою судьбу сама.
– Как и все мы.
Ауда наклонилась у края лодки и вытащила накрытую тканью корзину, в которой были подношения Храфнхауга Человеку в плаще: ломтики копченого мяса и рыбы, ячменный хлеб, твёрдый сыр, сушёные яблоки, горшки с прошлогодним мёдом, кусочки серебра и золота и исписанные пергаменты с перечнем проблем, с которыми нужно разобраться, – от споров о границах до кровной мести. Диса взяла корзину и аккуратно поставила на берег.
– Иди, сестра, и возвращайся в милости Человека в плаще.
Женщины пересеклись взглядами; между ними промелькнуло понимание, какое-то общее знание, а затем Диса упёрлась плечом и оттолкнула киль лодки от гальки. Диса смотрела, как Хрут отступает от воды; как лицо сестры мерцает белизной в заснеженной темноте; как оно растворяется в ночи.
– Или не возвращайся вообще, – закончила за неё Диса, хоть этого никто не услышал. Затем выдохнула, выпуская облако пара, и повернулась. Пришло время разобраться в своей судьбе. А также избавиться от беспокойства из-за незнания. Кивнув самой себе, Диса сунула камень с руной в мешочек на поясе и подхватила корзину. Зашагав к началу дорожки, Диса Дагрунсдоттир отправилась в глубь острова.
Она прошла половину лиги, поднимаясь по дорожке между заснеженными деревьями и огибая огромные валуны. Она видела эту тропу не первый раз; два года назад ей доводилось ступать по ней за сыном ярла Хределя, Флоки, чтобы своими глазами увидеть границу между их миром и Старшим миром. Древний договор гласил, что любому, кто пересечёт эту границу, уготована смерть, не считая жрицы Человека в плаще. Только она могла подойти к нему, только она могла смотреть на него, только она могла говорить с ним. Насколько знала Диса, Человек в плаще никогда даже не ступал на Храфнхауг, несмотря на то что был его защитником. Никто из живых, кроме Колгримы, никогда его не видел. Конечно же, ходили слухи. Ярл Хредель хвастался, что видел его в детстве, высокого и неприступного; Ауда утверждала, что видела его возле моста через реку Хведрунг, на границе их территории – тёмную фигуру с оленьими рогами, чье лицо напоминало голую кость; и ещё дюжина других людей рассказывали ту же историю. Все, кроме Сигрун. Эта старая ведьма хранила молчание, хотя её поколение последнее сражалось за границами Храфнхауга. Казалось бы, ей точно довелось его видеть?
Диса задавалась вопросом: действительно ли он был неподвластен сознанию смертных, как утверждали легенды – бессмертный ульфхеднар, мрачный и непостижимый? Или «Человек в плаще» – просто титул, который носит череда местных драчунов; мантия, в которую облачаются скальды и передают от отца к сыну? Диса с трепетом задавалась вопросом, входит ли в обязанности жрицы рождение сыновей. Если и так, это соглашение столь же старо, как сам Храфнхауг.
На вершине холма лежал пограничный камень – на поляне под открытым небом. Диса остановилась и огляделась вокруг. До рассвета оставалось больше часа. Землю накрывала тяжелая пелена облаков; крупные хлопья снега, кружась, падали и шипели в жирном оранжевом пламени горевшего факела. Позади Диса видела воды залива Скервика, а за ним – слабое мерцание огней на вершине Вороньего холма; тропинка впереди спускалась в глубокую долину. Диса приблизилась к пограничному камню – фантому высотой по пояс, на котором было слабое подобие сидящей на корточках фигуры, возможно тролля или какого-то ландветтира. Старые горшки для подношений лежали у его ног, потрескавшиеся и разбитые; в цепкие руки были вложены куски древесины с выгравированными рунами и древний пергамент. На мгновение Диса задумалась, что произойдет, если она просто бросит корзину и уйдёт, если откажется от чести служить Человеку в плаще. Возвращайся в его милости или не возвращайся вообще. Сколько она проживёт в лесу как варг, беглянка? «Недолго», – решила она.
Диса покрепче ухватилась за корзину. А затем, затаив дыхание, переступила границу и шагнула в тень древности.
Ничего не произошло.
Она выдохнула.
Её ощущения не изменились, ничто не выдавало перехода. Небо осталось прежним, как и земля под ногами. Ничего из того, о чём предупреждал её Флоки, не произошло – ни молнии, ни грома, ни духа-стражника, требующего плату, ни испытания того, достойна ли она тут находится. Лишь ветер гулял у озера, а сверху легко сыпались снежинки.
– Флоки, ах ты врунишка.
В её волосах звякнули бусины, когда она пожала плечами и продолжила свой путь. Диса спустилась в долину; если бы не столбы с гаснущими факелами, она бы точно заблудилась. Несмотря на слабый свет, Диса очень осторожно следила за дорогой, высматривая размытую колею, спутанные корни и осыпь. Через четверть часа услышала бульканье и плеск воды и уловила резкий землистый запах трясины. А за ним был более зловещий запах – тот, что она знала ещё с детства, когда её отец возвращался с охоты: дым, засохшая кровь и потроха.
Ей нужно было дойти до конца долины, в самое сердце трясины, которая через расщелины и ущелья стекала в тёмные воды озера Венерн. Вытоптанная тропинка закончилась, и дорожка из брёвен привела к небольшому пригорку. Факелы освещали дорогу, их было даже больше на вершине холма, где стоял старинный общий дом, как часовой из ушедшей эпохи.
Несмотря на то что строение в значительной степени скрывал покров ночи, света факелов хватило, чтобы дать Дисе представление о его размерах и величии. Огромные резные столбы из почерневшего от времени дерева поддерживали крышу из замшелой дранки, похожей на чешую огромной змеи. Дым просачивался из кладовой на крыше. Взгляд Дисы привлекло крыльцо, образованное парой балок, нависающих над фронтоном, их концы были вырезаны в форме дракона и рычащего волка, а под ними зиял вход внутрь.
Девушка вздрогнула и вцепилась в свою корзину, словно это был талисман, способный защитить её. Холодный пот страха скользнул по спине, забирая с собой решимость; Диса почувствовала на себе чей-то взгляд. Злой. Невидимый.
«Это твоё место, – сказала она про себя. – Это твоё место. Ты жрица Человека в плаще». И так, поборов свой страх неизвестности и собрав волю в кулак, она смогла поставить ногу на деревянную дорожку. А затем вторую. Опять же, из темноты никто не выскочил, чтобы сразиться с ней. Тени плясали в дрожащем свете факелов, и Дисе всё так же казалось, что за ней наблюдают.
Она медленно подошла к подножию холма. Колья и копья торчали из влажной, глинистой почвы вокруг; на некоторых развевались изодранные знамена кланов, которых уже давно не было на севере. На других были жуткие напоминания о том, что Человек в плаще защищает земли Вороньих гётов: черепа из голых костей рядом с отрубленными головами на разных стадиях разложения. Она чувствовала запах насилия, похожий на мускус какого-то дикого зверя, который поднимался от трупов, наполовину погребённых в болоте, – пятна беловато-синей плоти в сыром подлеске, ржавые шлемы и доспехи, гниющие щиты и сломанные клинки. Оглядевшись, Диса осознала правду: ей придётся служить не простому человеку.
Это твоё место. Ты жрица Человека в плаще. На какой-то момент, пока Дису окружали запахи и картины смерти, эта мысль принесла с собой чувство отчаяния. Это твоё место. Так сказали Боги. До конца своих дней ты будешь жить в тени – прислужница, что трудится на вестника Спутанного Бога. Ты станешь свидетельницей нечеловеческих тварей, которые сопят на пороге мира, чтобы народ Храфнхауга мог спокойно спать по ночам. Но Диса покачала головой, бусины снова зазвенели, и отбросила нависающую безнадёгу. Нет!
– Я сама буду творить свою судьбу, – сказала она вслух, её голос прорезал зловещую тишину. И с новым чувством долга Диса поставила одну худую ногу на нижнюю ступень, ведущую к крыльцу дома…
И остановилась. Её позвоночник окоченел от страха. Ибо позади Диса Дагрунсдоттир услышала холодный, невесёлый смешок, такой же резкий, как падение камней в открытую могилу. А после послышался явно нечеловеческий голос:
– Неужели? И какой же будет эта судьба, а? Смерть потерянной птички, которую отправят в котёл? Нар, после того, как я сдеру с тебя кожу и разделаю на части, от тебя не останется и кусочка мяса.
3
Диса сняла ногу со ступени и начала поворачиваться, чтобы увидеть лицо того, от чьего голоса у неё всё заледенело. Но невидимые пальцы схватили её у основания шеи. Девушка дёрнулась, когда услышала знакомый звук – зловещее шипение железа о кожу.
– Двинешься, и я тебя вздёрну, тварь! – прошипела фигура за её спиной с горячим и зловонным дыханием. Диса услышала шмыганье носом, будто фигура пыталась определить её намерения по запаху. – Где та старая карга, с которой я обычно разговариваю, а? Ты держишь её корзину, так что должна знать. Или ты украла её и решила пробраться на мою землю забавы ради?
– Она… она мертва, – ответила Диса дрожащим голосом. – Колгрима умерла. Наши охотники нашли её три дня назад на дне Шрама.
Пальцы сжали шею сильнее. Острые ногти впились в кожу. В дюймах от её правого уха раздался громкий звук, что-то между кашлем и ругательством.
– Фо! Тогда кто ты такая?
– Я… новая жрица Человека в плаще. Я…
Она замолчала, когда в поле её зрения попало острие длинного ножа, лезвие которого было расписано плавными серо-чёрными завитками. Рука с чёрными ногтями, что держала нож, была цвета старого сланца, испещрённая тёмными венами и сухожилиями; среди паутины пепельных шрамов Диса увидела единственную татуировку между большим и указательным пальцами – традиционный глаз из выцветшей киновари. Одним движением кисти фигура сбила крышку корзины. Диса услышала новое шмыганье, а за ним – тихий смешок.
– Что, маленькая тварь?
– Я… – Диса Дагрунсдоттир закрыла глаза и вдохнула поглубже, продираясь сквозь цепкие завитки страха, пока не нашла холодную твёрдую сердцевину своего гнева. Она снова увидела неодобрительный взгляд бабушки, которая сияла в глазах своего народа словно валькирия; она снова услышала шепот сестёр, других Дочерей Ворона, которые считали её всего лишь глупой девчонкой, недостойной этой так называемой чести; она снова увидела выражение печали в глазах Флоки, которое отражалось и в глазах старого Хределя, все его надежды о женитьбе сына на внучке Сигрун рухнули. Она ухватилась за эту сердцевину гнева и сжала. Диса открыла глаза.
– Я здесь по воле Судьбы, ты, скотина! – сказала она. – Отпусти меня и отойди в сторону! А ещё лучше – освободи и проведи к своему хозяину!
– Ого! Моему хозяину, да? – сказала фигура насмешливым голосом. – Ты ищешь моего хозяина? Тогда хорошо. Идём, птичка, и поскорее! Мой хозяин не любит ждать.
Рука, обхватившая её за шею, подтолкнула вперёд. Диса споткнулась, но смогла удержаться на ногах. Что касается фигуры, то всё, что Дисе удалось увидеть, пока та пронеслась мимо и взбежала по ступенькам в дом, был развевающийся плащ из волчьих шкур и грива чёрных, заплетённых в косы волос, украшенных бусинами из костей и серебра.
Диса выругалась под нос и последовала за ним, хоть и медленнее. Она добралась до крыльца под фронтоном, что держался на резных столбах, и увидела, что дверь дома открыта. Девушка остановилась в красноватом свете порога, морщась от исходящего оттуда зловония. Это была смесь пота, дыма, медного привкуса крови и дикой вони немытых шкур животных. Диса выдохнула.
– Халла! – заорала фигура из дома. – Халла, побери тебя Имир! Где ты?
Осторожно, словно воин, ступающий на вражескую территорию, Диса зашла в дом. Он почти не отличался от общего дома в Храфнхауге. Столбы из грубо отёсанного дерева тянулись в два ряда по всему залу, поддерживая балки крыши в паутине и пыли. Пол представлял собой плотно утрамбованную землю, покрытую ковром из старой золы, кусков шлака и окалины, а приподнятые платформы слева и справа были местами для отдыха, сна или трапезы. Длинная каменная выемка для огня занимала половину длины дома. От тлеющих углей на дне выемки исходил удушающий жар.
Диса оглядела владения Человека в плаще при тусклом успокаивающем свете. Она ожидала чего-то строгого, торжественного, вроде священной ограды в Старой Уппсале – теперь, благодаря последователям Пригвожденного Бога, от той остались лишь пепел и воспоминания. Диса представляла подобие храма; реальность же была похожа на логово тролля или убежище жадного до сокровищ дракона: с каждой стороны в тлеющем свете мерцали золото и серебро – ожерелья и кольца, изощрённые цепи и чеканные монеты, погнутые тарелки для подношений и осколки алтаря; также там виднелись бронза и красный блеск меди. Среди этой добычи лежали военные трофеи: мечи и кинжалы с простыми рукоятями, большие булавы, франкские топоры на древках из старого дуба и такие старые копья, что древки из ясеня уже покоробились; к центральным стойкам были прислонены щиты – одни круглые, другие в форме перевернутых капель; кольчуги в ржавых пятнах лежали поверх древних нагрудников с выгравированными орлами мёртвой империи; шкуры волка и медведя, порванные и запятнанные кровью гамбезоны, мириады поясов и ножен – всё это копилось от вековых убийств.
– Халла, проклятие!
Диса нашла фигуру, которая угрожала ей снаружи. Та смотрела на неё через огонь, наклонив голову, правый глаз был похож на горящий уголёк, а левый был цвета старой кости. Мрачное лицо оказалось острым и худым, как у голодного волка, с выступающим подбородком, тяжёлыми скулами и морщинистым лбом. Переносицу пересекал неровный шрам, тянущийся через левый глаз до самых кос из жёстких чёрных волос, украшенных бусинками из золота и кости.
– Ты… – проговорила Диса, – ты не человек!
Тонкие губы существа растянулись и показали острые жёлтые зубы.
– За что ты, грязная свинья, должна быть благодарна, – последовал ответ. Он откинулся на спинку похожего на трон кресла, стоявшего в центре дома, и вытянул перед собой кривые ноги с узловатыми мышцами. На нём были подкованные норвежские сапоги, килт из красновато-коричневого полотна и полосок кожи с железными шипами и бронзовый нагрудник, почти почерневший от времени. Пластина, закрывающая живот, с выгравированными на ней мышцами была разрезана ниже середины грудины и заменена заклепками из кольчуги и кожи. На боевом поясе саксонского принца, сделанном из тонкой широкой кожи с застёжками из резной меди и красного золота, висел тот самый охотничий нож в ножнах и франкский топор.
– Что ты такое?
Существо наклонилось вперёд, раздув ноздри.
– Твой хозяин, птичка.
Диса замерла.
– Ты – Человек в плаще?
– Халла!
– Я здесь, – ответил жуткий голос из тени позади существа.
Диса уловила бледное мерцание плоти, когда к ней медленно приблизилась горбатая старуха, изгнанная ведьма, живущая в полумраке стен общего дома. На ней было рваное зелёное платье и не было обуви, видимо, её почерневшие ноги привыкли к болотному холоду. Её тонкие губы скривились в гримасе, а глаза – два туманных шара, обрамлённых пепельно-серыми волосками – уставились на Дису немигающим взглядом. Когда старуха снова заговорила, у неё был голос девушки, едва вышедшей из детства.
– Его зовут по-разному, дитя, – сказала она. – Глашатай смерти, Жизнекрушитель, Предвестник ночи, сын Волка и брат Змея. Ты узрела последнего из каунаров, дитя. Последнего сына Балегира, оставленного бедствовать в Мидгарде. Он – Гримнир, и он – всё, что стоит между вами и поющими псалмы ордами Пригвождённого Бога.
И Гримнир – чьё имя значило Человек в плаще – откинулся назад и ухмыльнулся в ответ на замешательство, отразившееся на лице девушки.
Диса потеряла дар речи. В её сознании возник вопрос, не перешла ли она в царство кошмаров, когда переступила через пограничный камень на вершине холма. Всё было не так, как говорили ей старшие, – хотя теперь она понимала, почему только один человек служил этому существу, которое называло себя Человеком в плаще. Стали бы люди Храфнхауга мириться с тем, что их защищает зверь? И держали бы свои мечи в ножнах даже сейчас, если бы знали, кто именно разрешал их споры? Она смотрела, разинув рот, и пыталась собрать кусочки того, что знала и видела, в какой-то логичный ответ.
– Он… Ты – бессмертный вестник Спутанного Бога? Ты – тот, кто защищает Храфнхауг, кто служит нашим законодателем? Ты?
Ухмылка Гримнира превратилась в оскал.
– Да, я. И в ответ почти ничего не получаю! Какие-то объедки и горстка золота, и всё за что? Чтобы вы, вонючие твари, спокойно спали?
– Тогда зачем ты это делаешь? – перевела взгляд Диса с Гримнира на Халлу. – Зачем ты защищаешь нас, если тебе это не нужно?
На это Гримнир хмыкнул. Он пересел иначе, праздно водя чёрным ногтем по старой резьбе на подлокотнике стула.
– Хватит болтать, неси сюда корзину, птичка, – сказал он после неловкой паузы. – И поживее! Я хочу поесть что-то кроме супа из поганок и заплесневелого хлеба этой карги!
Неуверенными шагами Диса подошла к его стулу и протянула корзину. Она была достаточно близко, чтобы разглядеть татуировки, змеящиеся по скрюченным узловатым рукам – змеи и вереск, извивающиеся среди паутины старых шрамов; руны из золы и вайды, предсказывающие гибель врагов. Мощные плечи украшали кольца из золота, серебра и кованого железа. Что-то пробормотав, он выхватил корзину из рук Дисы.
Гримнир поставил корзину на пол перед собой и склонился, его здоровый глаз сиял, пока он просматривал содержимое. Свёрнутые пергаменты, не раздумывая, бросил Халле, а затем сразу же принялся за мёд и копченую свинину.
Он откупорил фляжку зубами, выплюнул деревянную пробку в огонь и сделал большой глоток, опустив её только после того, как половина жидкости попала ему в глотку. Гримнир порывисто вздохнул; он вытер ручеёк медовухи с подбородка тыльной стороной ладони и откинулся на спинку стула, грызя сустав копчёного окорока.
Диса почувствовала, как сморщенные пальцы Халлы тянут её сзади за тунику. Диса нахмурилась и смахнула руку старухи.
– Колгрима мертва? – спросила Халла.
Диса кивнула.
– Мы нашли её три дня назад у устья Шрама, там он впадает в Скервик. Судя по следам, она что-то искала. – Девушка заметила резкий взгляд Гримнира в сторону старухи. Лоб Дисы едва заметно наморщился. Что они скрывают?
– Какая на тебе руна?
Диса вытащила камень с руной из мешочка на поясе и протянула Халле. Старуха взяла камень в руку и склонилась над ним, её длинные пальцы так и подрагивали.
– Дагаз… – выдохнула она, её мутные глаза закатились вверх, и она прошипела гипнотическим голосом: – Руна дня, предвестник катастрофических перемен – свет, сжигающий тьму. Бесконечная зима подходит к концу. Волк, чьё имя Насмешка, следует по пятам за Солом, что ведёт Колесницу Солнца! Скоро Змей начнёт извиваться! И Дракон…
– Нар! – рявкнул Гримнир и бросил свиную кость в голову Халлы. – Возьми себя в руки, ведьма!
Старуха задрожала и отвернулась, не переставая бормотать и смотреть на камень с руной, зажатый в трясущихся руках.
– Дракон… кости Дракона…
Здоровый глаз Гримнира метнулся к Дисе; а она же глядела на обоих так, словно те были всего лишь дешёвыми шутами, которым хорошо заплатили за то, что те выставили наивных людей Храфнхауга идиотами. Он презрительно фыркнул и отвернулся, бросив:
– Убери это выражение со своего лица, птичка, пока я не…
– Диса, – оборвала она его.
Внезапно предупреждение Ауды, её совет Дисе обуздать свой нрав, чтобы не поплатиться головой, исчезли, как якорный канат в глубине; подобно плоту, отданному на потеху буре, едва сдерживаемый гнев сорвался с привязи. Она не станет их молчаливой приспешницей. Не как Колгрима, не как десятки других так называемых жриц, что были до неё.
– Меня зовут Диса, ты, злобная скотина! Я – дочь Дагрун Сигрунсдоттир, которая была убита в бою с данами и христианскими хозяевами в прибое Скагеррака! Моя мать умерла, чтобы не пустить на наши земли этих несчастных псалмопевцов, потому что такова была воля Спутанного Бога – по крайней мере, так сказала нам Колгрима. Но это просто ложь, ведь так? – девушка гневно ткнула пальцем в сторону пергаментов, отложенных Халлой. – Как и то, что ты – законодатель Храфнхауга, когда ты даже не удосуживаешься взглянуть на жалобы моего народа! А то, что ты наш защитник? Это третья ложь? Скорее уж стервятник! Неужели моя мать умерла лишь для того, чтобы ты обглодал трупы мёртвых христиан?
Произнося эти слова, Диса почувствовала, как ледяные когти страха сомкнулись у неё на горле. Её глаза округлились; она не смела ни пошевелиться, ни даже вдохнуть.
В доме стало холодно и тихо. Даже дым застыл в воздухе. Сухожилия на шее Гримнира затрещали, когда он медленно повернул голову в сторону Дисы. На мёртвой жёлтой кости его левого глаза был круг из глубоко выгравированных рун, инкрустированных серебром вместо радужки, а правый пылал огненным гневом.
Гримнир втянул воздух сквозь зубы и выплюнул:
– Как я погляжу, язык у тебя проворный, птичка. А как насчёт ног?
– Я… – задрожала Диса, – я н-не?..
Но ей ответила Халла.
– Беги, дитя.
– Да, беги! – прорычал Гримнир. – Я даже устрою тебе игру! Досчитай до десяти.
Справедливости ради, Дисе не надо было повторять трижды. Хоть страх и сковал её позвоночник, сжимая живот так, словно все внутренности оказались в кулаке, он не прибил её к земле. Как и не затуманил рассудок.
– Один, – прошипел Гримнир сквозь сжатые зубы. – Два.
Диса плюнула под ноги Гримниру, повернулась и бросилась к двери. Она остановилась на счёт «три» и схватила топор из кучи оружия у двери. Дубовая рукоятка была длиной с её предплечье, а торчащее навершие казалось не больше мужского кулака. Она рискнула оглянуться на Гримнира, который наклонился вперед на стуле и вцепился в подлокотники так, словно они были конечностями врага.
– Четыре.
Диса позволила уголкам губ приподняться в подобии улыбки, а затем исчезла. Она сама будет писать свою судьбу. И если её ждёт смерть, то она не уйдёт без боя.
– Пять, – пробормотала Диса, стараясь подстроиться под счёт Гримнира. Она сбежала с крыльца, едва ли касаясь ногами ступенек. Внизу она замерла, сжимая двумя руками топор. До рассвета оставалось меньше часа, на вершине ближайшего столба погас ещё один факел, от его дымящейся головки всё ещё слабо пахло серой и известью.
– Шесть.
В глубине души Диса знала, что не сбежит. У Гримнира были большие лёгкие и жилистые конечности охотника, а также широкие, подрагивающие ноздри ищейки. На мгновение она позволила почувствовать жалость к себе. Будь проклят мой язык без костей! Но она подавила эти мысли, пока не поддалась отчаянию. Если она не сможет сбежать, придётся брать хитростью.
– Семь.
Хоть они и ненавидели друг друга, бабушка учила ее не быть жертвой. Диса знала, как сбегáть и обманывать ищеек, как устраивать засады и как сильно бить до того, как ударят её, ведь шанс будет всего один. Диса кинулась направо, во мрак угаснувшего факела, и побежала вдоль подножия холма по тропинке, заросшей сухими сорняками и крапивой.
– Восемь, – выдохнула она, пройдя половину.
От болота шло густое зловоние – грязь и гниль вперемешку с разлагающимся мясом и отходами. Не останавливаясь, Диса побежала вверх по склону. У основания дома рос древний ясень, его ствол был узловатым и согнутым, как тело старика; ухватившись за корни и пучки травы, она забралась наверх и спряталась в его тени.
– Девять.
Диса легла ничком. Сырой холод и вонь, высокая трава и узловатый ясень, чернильная тьма до первых лучей солнца – всё это делало её почти невидимой. Её взгляд не отпускал фасад дома. Она следила за своим дыханием, сначала вдыхая, а потом медленно и размеренно выдыхая. Изо рта выходил пар. На мгновение девушка задумалась, спасут ли ей жизнь суровые уроки Сигрун.
– Десять.
И, застыв в холодной тьме с топором в руках, Диса Дагрунсдоттир ждала.
– Десять, – выплюнул Гримнир хрящ от куска мяса и тяжело встал. Допив медовуху и выругавшись, он швырнул пустую глиняную флягу в самое сердца костра. Тлеющие угли взорвались. Халла смотрела, как они кружатся во влажном воздухе, словно пророческие звёзды.
Гримнир схватился за рукоять своего ножа.
– Я пошлю им её голову, и, может, в следующий раз эти грязные крысы пришлют мне жрицу, которая знает, что такое уважение!
– Тебе нельзя её трогать, – сказала Халла, поймав его за руку.
– Правда? – вырвался Гримнир из её хватки. – Я не буду просто сидеть, пока меня оскорбляет какая-то мерзавка!
Раздался звон бронзы, когда он стукнул себя костяшками пальцев по доспехам на груди.
– Меня! После всего, что я для них сделал! Они служат мне! А не наоборот! И пора бы им это напомнить!