Легион: Возмездие. Освобождение. Земля предков
Слева на широкой стене, метрах в двадцати, возвышалась какая-то постройка, похожая на небольшой амбар. Ее силуэт был виден в отсветах другого костра, горевшего примерно там, где должна была выбраться наверх группа Урада. Амбар закрывал от света «точку перехода» группы самого Федора, но мог стать препятствием на пути другой группы.
«Не повезло ребятам, – покачал головой Федор, разглядывая, нет ли у непонятного строения людей, – пусть боги сделают их невидимками и ослепят стражников хоть ненадолго».
Приглядываясь к этому амбару, Федор заметил длинную балку, выходившую из него и нависавшую над мостовой, а также веревки, свисавшие вниз до самого пирса. Судя по всему, это был какой-то механизм для поднятия тяжестей на стену, наподобие тех, что регулярно придумывал хитроумный Архимед в далеких Сиракузах. Сейчас у загадочного амбара никого не было видно, значит, он не представлял стратегического значения. Впрочем, расслабляться было еще рано. Несмотря на всеобщее спокойствие и на давнее отсутствие штурмов, Федор был далек от мысли, что стражники здесь вообще не делают обходов. Рано или поздно кто-то должен был проявиться.
В этот момент рядом с ним плюхнулось на камни разгоряченное тело третьего бойца, а вслед за ним и четвертого, втащившего за собой с глухим стуком веревочную лестницу, как приказал ему Федор перед началом «восхождения на вершину».
– Все? – уточнил Федор у замыкающего.
– Я шел последним, – сообщил тот, сбросив себе под ноги моток с лестницей. Он с радостью опустился на камни и, расслабляя уставшую спину, добавил: – Остальные поднимаются левее.
– Отдышись немного, а потом за мной, – приказал уже отдохнувший Федор и, хлопнув Летиса по плечу, добавил: – А ты бери лестницу. Пойдем, перевесим ее, чтобы бойцы поднялись быстрее.
Летис немедленно выполнил приказ и, схватив в охапку клубок обмотанных веревкой ступенек, словно немой призрак, неслышно последовал вслед за Федором. Вообще, Чайка должен был признать, пока что здоровяк, от которого обычно было много шума, вел себя более чем незаметно.
Вскоре они были у амбара, почти перегодившего проход по стене. Здесь людей не было, но выглянув из-за стены, Чайка заметил метрах в тридцати каменную лестницу, что вела со стены вниз. На ней была сделана смотровая площадка для наблюдения за внутренней бухтой. Там, в чашеобразной жаровне, горел костер, у которого собралось сразу человек десять. Все были тяжеловооруженными пехотинцами в полном облачении. Они ели мясо, пили вино и хохотали, рассказывая друг другу байки, но по всему было видно, что трапеза подходила к концу и вскоре они должны были разойтись по своим постам.
– Так вот почему тут так пустынно, – с удовольствием отметил Федор и, обернувшись к застывшему за спиной Летису, приказал: – Дальше нельзя, крепи лестницу здесь.
– Но они поднимаются дальше, – уверенно заявил здоровяк, – я видел. Надо пройти вперед.
– Ничего не поделаешь, – успокоил его Федор, вновь скрываясь за амбаром, – им придется доползти сюда. Все легче будет. А впереди нас ждет слишком теплый прием, от которого я предпочитаю пока отказаться.
Впрочем, по наблюдениям Федора, были и хорошие новости. Этот костер горел ближе, чем ему показалось вначале, а значит, дальше, где должен был подниматься Урад со своими людьми, опять тянулась полоса мрака. Они вполне могли проскочить.
Летис больше не спорил. Он вогнал пару кинжалов в стену – крюки закончились – и примотал к ним конец веревочной лестницы, скинув ее во мрак. Ступеньки глухо стукнули несколько раз о камень, пока лестница перестала раскачиваться.
– Осторожнее, – сдавленным шепотом прохрипел Федор, – у нас тут под боком слишком много лишних ушей.
Он даже выглянул из-за угла, бросив быстрый взгляд в сторону балагуривших охранников, но те, к счастью, были слишком увлечены собственными разговорами и не обратили на шум никакого внимания. Федор успокоился и мысленно пожелал, чтобы вино у них не кончалось как можно дольше.
– Готово, – сообщил Летис.
– Прикрой меня здесь, – приказал Федор, перелезая через стену и исчезая во мраке раньше, чем Летис успел что-либо спросить, – если появятся стражники, дай знать.
Мешавший горшок он тоже на время поручил Летису.
Быстро перебирая руками и ногами, Чайка вскоре оказался на несколько метров ниже гребня стены. Здесь он позволил себе немного пошуметь, другого выхода не было: ни рации, ни сигнальных ракет он не имел.
– Эй, – крикнул Федор в темноту, – это я, Федор Чайка. Есть тут кто?
Неожиданно совсем рядом с ним, даже чуть выше, раздался голос:
– Я тут. Это Харит.
– Понял, – подтвердил контакт командующий западного фронта, – а где остальные?
– Тоже здесь, мы решили подниматься все вместе. Кроме Агуна… он сорвался.
– Ясно, – Федор даже не ожидал такой удачи, уже приготовившись собирать всех до самого рассвета, – перемещайтесь все сюда. Здесь веревочная лестница. По ней вы быстро подниметесь прямо на стену. Все остальные уже там.
Когда Харит оказался на лестнице, Чайка приказал ему подождать здесь остальных, а сам пополз обратно. Под весом двух человек лестница нещадно трещала и стонала, грозя оборваться. Оказавшись наверху, Чайка проверил крепление и понял, что кинжалы уже наполовину выскочили из своего углубления.
– Закрепи получше, а то сорвется, – приказал Федор.
Летис мощным ударом вновь вогнал кинжалы в щель, а затем еще привязал конец лестницы веревкой к массивному металлическому крюку, торчавшему из стены амбара. Тот был словно специально сделан для того, чтобы привязывать сюда веревки. А те, что свешивались с массивной балки вниз, пропущенные через блок, похоже, оканчивались то ли на краю пристани, то ли были прикреплены на корме стоявшего внизу корабля. Это еще больше утвердило Федора во мнении, что с их помощью сюда втаскивали тяжеленные мешки или ящики.
Пока Летис возился, Чайка вновь выглянул из-за стены строения, проверив, что делают охранники. Тех стало меньше. Это насторожило Федора, который даже схватился за кинжал, ожидая внезапного появления гостей, провороненных Летисом, но вскоре успокоился. Пятна четырех факелов колыхались в темноте, уплывая вниз по лестнице. «Отлично, – отметил с удовлетворением Федор, – значит, это стража с нижнего уровня».
В этот момент к амбару прокралось две тени, в которых Чайка опознал своих. Приказав обоим охранять подходы с двух сторон, сам он вернулся к стене, рядом с которой уже стоял Харит, тяжело дыша. Вскоре на ней показались еще двое «ремесленников». Выслушав рассказ о том, как сорвался Агун, Федор покачал головой и коротко сказал:
– Его не вернешь, а нам нужно торопиться, – он поднял руку, указав на светлеющее небо. – Уже близко рассвет.
Их разговор прервал сдавленный шепот наблюдателя, что следил за «пикником» пехотинцев на смотровой площадке.
– Снизу приближается стража.
– Справа тоже какое-то шевеление. Похоже, идет патруль.
Федор напрягся, нужно было принимать решение, что делать дальше. И на это у него было всего несколько секунд.
Внезапно в двухстах метрах левее того места, где прятался отряд Чайки, вспыхнуло яркое пламя, разлившись по стене. Это было похоже на мгновенный восход солнца, разорвавший тьму и осветивший эту часть гавани.
– Вовремя Урад сработал, – выдохнул Федор, за время вспышки отметивший все детали вокруг: четырех пехотинцев, поднимавшихся в его сторону слева, отряд бойцов сената на стене справа, человек десять у подножия лестницы и гавань внизу, запруженную кораблями. Веревки, свисавшие от амбара, были привязаны к корме «зерновоза».
Однако не только Чайка заметил своих врагов, но и солдаты патрулей сената смогли увидеть чужаков на стене. Заметив их, они вскинули оружие и с криками устремились вверх.
– Похоже, – воскликнул Федор, закидывая горшок за спину, – становится слишком людно. За мной, ребята.
И первым шагнул на край стены, схватившись за свисавшую веревку.
Глава шестая
И снова Крым
В Истре он оставался недолго, – с минуты на минуту могли появиться остатки греческого флота, а Ларин не горел желанием встречаться с ним еще раз. Грозный адмирал понимал, что, несмотря на давно ожидаемое нападение этой армады, которое могло сильно осложнить ситуацию в Малой Скифии, главное сражение сейчас происходило в Крыму и окрестных степях. А значит, надо было постараться довести туда как можно больше кораблей без потерь, поскольку сарматам помогали давние враги царя Иллура – боспорские греки. А в Боспорском царстве, хоть и не так много, как в самой Греции, но корабли тоже имелись. И, судя по всему, эти корабли беспокоили сейчас своими нападениями все скифские порты и даже хорошо укрепленный Херсонес, из которого Иллур, выгнав греков, сделал одну из мощнейших военно-морских баз собственного флота в Крыму.
Предавшись ненадолго воспоминаниям, Леха лишний раз пожалел, что не удалось в том давнем походе полностью сломить Боспор. Тогда скифы пронеслись огненным смерчем по землям этого царства и выпустили немало греческой крови, но главные города устояли, оказавшись не по зубам конной армии, лишенной обоза и осадных машин. «Ну да ничего, – мысленно пригрозил Ларин боспорским грекам, вцепившись в ограждение палубы и вперив свой взгляд в исчезавшие берега, – скоро я вернусь, и второго шанса у вас не будет. Сотру все города к чертовой матери, а корабли сожгу. Пришла пора повывести всю греческую нечисть с наших крымских границ, а потом и сюда вернемся».
Ларин стоял на корме «Узунлара», наблюдая, как его выросшая в размерах эскадра покидает берега Малой Скифии. Он забрал с собой почти все корабли, которые нашел в Истре, и еще несколько снял с патрулирования дельты, оставив там лишь биремы для переброски пехотинцев, разведки и организации сообщения между опорными пунктами. Своим приказом Иллур избавил его от необходимости беспокоиться об удержании дельты реки, эта задача теперь была возложена на Аргима. Ларин понимал, что без большого количества кораблей дельту не удержать, но выхода не было. Из Аргима адмирал никакой, он словно родился в седле, а Токсара Ларин забрал с собой. Вот и выходило, что на море командовать некому. Впрочем, адмирал был уверен, что поступил верно, – в случае чего конная армия Аргима даст бой на берегу, а если надо, то и втянется в маневренную войну вдоль всего побережья, но легко захватить грекам его не удастся. Правда, они какое-то время будут главенствовать на море, но с этим пока приходилось смириться.
– Дайте срок, – пообещал Ларин на удивление пустынному горизонту, словно греки, испугавшись гнева Посейдона, вообще решили оставить Ларина и его корабли в покое, удовольствовавшись возвратом испепеленного Одесса, – я сюда еще вернусь и поквитаюсь за все, что вы тут натворите.
А в том, что греки, дождавшись фиванцев и спартанцев, вскоре попытаются устроить тут «выжженную землю», навалившись всем миром, посуху и по морю, Ларин не сомневался. Просто сейчас они, видимо, зализывали раны и проводили разведку, прикидывая, с чего начать. Так или иначе, эта задержка вышла Ларину на руку. Он успел сообщить последние новости Аргиму и настроить его на правильную войну, а сам собрать корабли и выйти в море, выполняя царский указ. Впрочем, насчет места пребывания остатков флотилии греков были у Ларина и еще мысли. Одна из них – крайне неприятная.
«Кто знает, – размышлял адмирал, рассматривая морские просторы и прохаживаясь вместе с Токсаром по палубе квинкеремы, что набрав ветер парусами, ходко шла по волнам, – может, они вовсе не сюда плыли и случайно на меня нарвались. Может, они дальше по морю в сторону Крыма направились и уже давно обогнали меня, не тратя сил на захват побережья?»
Он поделился своими соображениями со спутником. – Может, и так, – кивнул, поразмыслив, бородатый скиф, поглаживая висевший на поясе топорик, – хотя, мне думается, что они все же сначала попробуют отбить Томы и побережье. Крым далеко.
– Не дальше, чем отсюда до Греции плыть, – возразил адмирал, нахмурившись, – для них море родная стихия. Могли уже туда часть кораблей отправить, тем более что вдоль берега плыть не надо. Можно и напрямки, в открытое море. Там мы их и просмотрели.
– Подождем, – рассудил Токсар, – скоро сами там будем. Все и узнаем.
– Подождем, – согласился адмирал, пересчитывая свои корабли, которых набралось чуть больше двадцати, из которых шесть были квинкеремами, а остальные триерами, – больше нам ничего не остается.
Было раннее утро, солнце еще вязло в мутной дымке, словно не решаясь подняться на небосвод повыше.
– Смотри в оба, – приказал адмирал, не спавший всю ночь, которую не пожелал терять на сон, потратив на сборы своей флотилии, – а я пойду, вздремну. Если появится что на горизонте, буди.
Токсар молча кивнул. А Ларин, обойдя баллисту и возившихся у нее артиллеристов, спустился по скрипучей лестнице к своему жесткому топчану. Едва отстегнув меч, он рухнул на него, даже не сняв сапоги. «Хорошо, что я взял с собой Токсара, – похвалил он себя за находчивость, – есть на кого оставить командование». И мгновенно уснул, с наслаждением захрапев.
На палубу Ларин выбрался только к вечеру – никто его не побеспокоил за это время. Там он нашел только капитана, Токсар был где-то внизу. На палубе царила привычная походная суета, но никаких особых приготовлений к бою Леха не заметил.
– Ну, как проходит плавание? – поинтересовался адмирал, проследив за взглядом капитана, взиравшего куда-то вдаль. Корабль окружало открытое море, края которого уже начинали сливаться на горизонте с водой в наступавших сумерках.
– Все спокойно, – отрапортовал Темир.
– Греков нет? – уточнил Леха, изучая лицо скифа.
– С тех пор, как мы удалились от берегов, я видел лишь два одиночных корабля, шедшие нам навстречу, – проговорил Темир, скрестив руки на груди, – куда-то в сторону Вифинии.
– Думаешь, это были греки из Боспора? – приближаясь к борту, осведомился Ларин, которому уже везде мерещились только враги.
– Не знаю, – покачал головой капитан, посмотрев на море, – суда были похожи на греческие, но кто на них плыл и куда, трудно сказать.
– Что еще ты видел?
– Не так давно справа по борту показался и затем ушел в сторону небольшой караван торговцев. Примерно пять зерновозов.
– Куда они шли? – обернулся Ларин, оторвавшись от созерцания красивейшего заката, что разгорался над почти спокойным морем.
– Думаю, этот торговый караван плыл в сторону Колхиды.
– За золотым руном, что ли? – пошутил Ларин, вспомнивший вдруг греческие басни про аргонавтов.
Но Темир, похоже, не был знаком с этой историей и шутку не оценил. Он озадаченно воззрился на своего адмирала, не зная, что и сказать.
– Ладно, не бери в голову, – махнул рукой Леха, – главное, что военных кораблей греков не попадалось. Скажи лучше, когда в Крыму будем?
– Если идти так же, как сейчас, и погода не сменится, – прикинул Темир, посмотрев на быстро темнеющие облака, – то завтра утром можем уже оказаться неподалеку от берегов Херсонеса.
– Давай, давай, – похвалил его Ларин, – туда и держи. Нам как раз в Херсонес надо. Узнаем, где Иллур, там и решим, куда дальше плыть.
Токсар все не появлялся, и Леха решил в одиночестве пройтись по кораблю, чтобы хоть как-то развлечься и взбодрить команду флагмана, за которым в колонну по два вытянулись все остальные корабли. Увидев капитана морпехов, он приказал ему устроить внеочередные учения и погонять своих бойцов, среди которых, после встречи с последней греческой триерой, появилось много новобранцев. Посмотрев некоторое время на «избиение младенцев» старослужащими, адмирал остался доволен. Среди «молодых» было немало крепких ребят, да и «молодыми» они могли считаться весьма условно. Большинство солдат пополнило ряды морпехов, покинув седла боевых коней, так что им больше приходилось привыкать к морю и палубе корабля, нежели к мечу или топору. Теперь «Узунлар» был вновь полностью укомплектован морскими пехотинцами.
Проверив на всякий случай готовность расчета баллисты – Ларин велел привести ее в боевое положение, а потом разрядить, – адмирал добрался до носовой части корабля. Там, устроившись по соседству с резной фигурой, украшавшей корабль, Леха вновь устремил свой взгляд в открытое море, погрузившись в воспоминания о прошлой жизни. Ведь там были его родные места. Он вспомнил, как много лет назад где-то неподалеку они с Федором решили отправиться на морскую рыбалку из Туапсе и угодили в шторм, как им тогда показалось. А на самом деле, по воле судьбы, оказались здесь. Это было так давно, что Лехе уже казалось, что он здесь и родился, сразу став скифом. Но память ему не стерли, и бравый адмирал немного погрустил, вспомнив отца и мать, которых уже никогда не увидит, если только не провалится обратно в будущее.
– Чего зря душу бередить, – произнес он вслух по-русски, отгоняя эти мысли, – теперь я скиф. И все тут. Завтра уже дома будем.
Оглянувшись по сторонам, словно боясь, что его кто-то подслушает, Ларин замолчал. Затем, вернувшись в реальность и больше не найдя, чем себя развлечь, он ушел с палубы, оставив общий надзор за капитаном и вновь появившимся Токсаром.
Темир не ошибся. На следующее утро они увидели желанный берег. Едва хорошо отдохнувший адмирал, и не чаявший, что путешествие выйдет столь спокойным, вновь вышел на сырые доски верхней палубы «Узунлара», как заметил вдали коричнево-желтые скалы с пестрыми вкраплениями зелени. С того дня, как он покинул этот благодатный полуостров, пейзаж ничуть не изменился. Леха узнал бы его из тысячи других. Это был Крым.
– Ну, вот мы и дома, – выдохнул Ларин, разглядев на далеком берегу каменные стены Херсонеса.
– Еще не совсем, – услышал он голос Токсара, – посмотрите туда.
Ларин проследил за указующим перстом и слегка нахмурился. Не они одни спешили к стенам Херсонеса этим ранним утром. Пересекая их курс, туда же двигалась флотилия греческих триер. Шли они со стороны Боспора и сомнений в том, чьи это корабли, у адмирала не было никаких.
– Значит, не дадут нам пройти спокойно в родную гавань, – подумал вслух Ларин, но, присмотревшись к противнику и пересчитав корабли, он повеселел, – ну и ладно. Темир, Токсар, готовьтесь к бою! Нам придется с ходу вступить в эту войну. Пустим на дно корабли греков, что осмелились прийти сюда всего с десятью триерами, чтобы больше неповадно было.
И добавил, весело посмотрев на своих подчиненных:
– Иллур будет доволен.
Эскадра греков заметила их слишком поздно, потому что греки смотрели совершенно в другую сторону. Ее капитан сам стремился подойти к Херсонесу как можно ближе незамеченным и был уже почти у скалистых берегов, когда позади него показались скифские корабли. Получив сигнал, флотилия Ларина развернулась в боевой строй и охватила греков полукольцом, отрезая путь в открытое море. У скифского адмирала было вдвое больше кораблей, да к тому же они были крупнее, поэтому он не сомневался в исходе схватки.
– Похоже, здесь намечался неожиданный налет на гавань, – резюмировал адмирал свои наблюдения, – ну что же, я сорву этот план. Не вовремя вы, ребята, здесь оказались.
Когда расстояние между греками, уже нацелившими свои баллисты на Херсонес, и флотилией Ларина сократилось, адмирал, словно почуяв неладное, отдал новый приказ:
– Пяти кораблям с правого фланга выдвинуться вперед и отрезать им пути к возможному отступлению!
Не успел он приказать это, как греки совершили крутой разворот и направились в обратную сторону. Их предводитель, рассмотрев наконец, что находится у него за спиной, почел за благо отложить налет на гавань Херсонеса до более удобного случая. Но в планы адмирала не входило, так просто позволить уйти назад гостям из Боспора.
– Ну уж нет! – завопил Ларин, заметив маневр греческой флотилии, развернувшейся всем строем почти у самых стен каменной крепости. – Пожаловали в гости, так гулять будем. Открыть огонь из всех орудий!
Расстояние уже позволяло, и скифские артиллеристы, у которых солнце было за спиной, отлично видели свои цели. Конечно, греки тоже не вчера родились и маневрировали отменно, пытаясь уйти от прямого попадания. Но вовремя высланные наперерез скифские триеры уже отрезали им легкий путь к отступлению, преградив беспрепятственное продвижение и заставив остальных греков снизить скорость, чтобы не протаранить своих. Кроме того, грекам приходилось плыть вдоль берега, подставляя свои борта под обстрел противника.
Едва авангард Ларина преградил грекам путь на Боспор, протаранив две головные триеры противника, как в воздухе засвистели ядра. Скифские каменные гостинцы, вышибая из обшивки целые куски дерева, дырявили борта греческих кораблей почти в упор. Греки яростно огрызались – над головой Ларина неожиданно просвистело ядро, миновало палубу и упало в море с другой стороны корабля, не причинив никакого вреда.
– Не дрейфь, – посоветовал пригнувшемуся от этого звука Токсару адмирал, сам даже не шелохнувшись, – я заговоренный! Будешь рядом со мной, ничего с тобой не случится.
Токсар, хоть и был не робкого десятка, все же предпочитал пригибаться, когда ядра пролетали мимо, но, находясь рядом с таким командиром, у него не оставалось выбора. Приходилось играть со смертью, гордо расправив плечи. А греки и не думали сдаваться. Когда скифы перекрыли им прямой путь домой, перегородив акваторию своими кораблями, греки в ярости принялись таранить все корабли противника, до которых им только удавалось добраться. Артиллеристы Ларина вывели из строя две боспорские триеры своей прицельной бомбардировкой, прежде чем гости, вырываясь из окружения, всей массой контратаковали ближайшие корабли. На глазах изумленного адмирала состоялось подряд три тарана, из которых греки вышли победителями, существенно повредив его триеры, одна из которых завалилась на борт и начала тонуть.
– Черт побери! – выругался адмирал, глядя на это ожесточенное сопротивление. – Если так пойдет дальше, то мне не с чем будет возвращаться в Херсонес. А ну, задавить оставшихся мощью квинкерем! Чтобы ни одна сволочь не ушла!
Токсар, уже давно привыкший к странным выражениям своего начальника, исполнил приказ, и три квинкеремы, включая самого флагмана – Ларин пожелал лично участвовать в разгроме греков, – направились к месту схватки. Массированный обстрел из всех метательных орудий, который велся по врагу до тех пор, пока противники не сблизились для таранного удара, позволил скифам просто изрешетить две из четырех оставшихся триер, осмелившихся выступить против них. Увидев, что случилось с остальными, греки вновь передумали умирать героями и попытались сбежать. Одной из триер удалось – она буквально соскочила с тарана скифской квинкеремы, шедшей с левого борта «Узунлара» – проскочить между судами и вырваться на оперативный простор. Но другую Ларин не упустил. Таран разогнавшегося до невероятной скорости флагмана нашел свою цель. Раздался страшный треск, и «Узунлар» словно топором почти рассек надвое корпус греческого корабля, даже заскочив на него своим и притопив в воде. Триера, не выдержав такой нагрузки, разломилась. Но еще до того, как остававшиеся в живых гоплиты, в ярости прыгавшие по ее палубе, пошли ко дну, морпехи «Узунлара» расстреляли их с палубы из своих луков. Так что погружавшиеся в пучину части греческого корабля были усеяны лишь телами мертвецов.
– Вот так, – заметил на это адмирал, который в порыве атаки уже был готов прыгнуть вниз, на палубу триеры, чтобы схватиться с кем-нибудь из гоплитов на мечах, – мы встречаем незваных гостей.
А обернувшись в сторону единственной триеры, которой удалось выскользнуть из окружения и удалявшейся сейчас на большой скорости в сторону Боспора, заметил:
– Не надо ее преследовать! Пусть принесет весть о нашей победе своим хозяевам, пыла у них поубавится. А нам есть чем заняться.
Затем последовала короткая спасательная операция, во время которой кораблями Ларина было поднято на борт не меньше сотни моряков и пехотинцев с утонувших или поврежденных судов, которые не могли двигаться дальше своим ходом. За время этой операции адмирал смог оценить ущерб и взять в плен несколько десятков греков, допрос которых лишь подтвердил, что в налете на Херсонес участвовали корабли Боспора. Порадовало Ларина сообщение одного из гортаторов, что это было одно из самых боеспособных соединений и без того не слишком многочисленной флотилии городов Боспора, ввязавшейся в войну на стороне сарматов. Эти корабли пришли сюда из Феодосии и Пантикапея. Впрочем, и сам адмирал, уничтожив девять триер противника, остался без четырех кораблей, пятый же был сильно поврежден, но мог передвигаться своим ходом.
– Ладно, до гавани как-нибудь доберется, – решил адмирал, осмотрев зияющие в бортах триеры пробоины от попаданий баллисты, – недалеко осталось. А там подлатают.
Запалив для острастки еще державшиеся на воде корпуса поверженных греческих триер, флотилия Ларина двинулась к Херсонесу и вскоре ошвартовалась в его гавани под восторженные крики защитников города. Все они уже давно собрались на стенах, привлеченные видом морского сражения, неожиданно разыгравшегося у них на глазах.