Ошейник вишневой судьбы

Глава 1

Ушла собака…

"Самое подходящее время, чтобы взять СОБАКУ наступает тогда, когда появляется подходящая собака»

Вечность… за мной примчалась на «десятке» неопределенного цвета с номерным знаком 322. Она лихо подкатила к третьему подъезду нашего дома. В 11.53 – воплотилась в водителя серо-зеленой автомашины. Довольно обаятельный, энергичный молодой человек. Я приняла его. Какая разница, когда все ясно и неизбежно… эутаназия.*

Правильно люди говорят: «Собака – все понимает, сказать только не может». Вот и я все поняла. Намного раньше, чем он мой Хозяин. Странно все-таки, неужели они так и не догадываются, что мы – их «младшие братья», воспринимаем мир так же, как и они. Может, даже более чувственно.

Меня всегда удивляло, как он многого не чувствует и не осязает. Казалось бы, это так очевидно. Запах имеет столько вкусовых оттенков. Я чувствовала аромат, исходивший от моего хозяина уже на пороге подъезда дома. И тихо радовалась предстоящему поцелую встречи. А что удивительного? У нас в семье так было принято. При встрече – поцелуй. И я тоже целовалась, конечно, не в первую очередь – в последнюю. Первыми удостаивались внимания его дети – Оля и Сережа, затем мама и Я.

Мне всегда хотелось выглядеть достойно. Сейчас он зайдет, а я красивым экстерьером подойду, поднимусь на задних лапах и уткнусь всеми зонами осязания в его аромат. Я любила его вкусный запах.

Как только последний из семьи покидал дом, я по-хозяйски оглядывала квартиру и, прежде чем приступить к вороху обязанностей по дому, устремлялась в спальню хозяина. О! Это место блаженства. Я осторожно поддевала носом створку двери, и вход был свободен. Первым делом я запрыгивала на огромную кровать и укладывалась на его сторону. Всей кожей я ощущала оставшееся тепло его тела и готова была лежать целую вечность. Но впереди столько наслаждений!

*Эфтаназия – удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами. Греч. Eu – хорошо + Thanatos – смерть

Я обожала свое отражение в зеркале трельяжа. Мне особенно импонировали уши. Сучка Рона из соседнего квартала не имела такой красоты. Её уши выкроили еще в младенчестве. С таким имиджем, мне кажется, она выглядит слишком по-мужски. Мои уши нравились моему Хозяину. Он их растягивал в стороны и говорил, что я летучая мышь. Лоб у меня высокий и открытый. Глаза – как два черных уголька, выпавших из мангала на нашей даче. Взгляд горячей не повязанной обязательствами псицы. Подбородок волевой, с обеих сторон очерчен влажностью брылей. Общий тон мордочки цвета спелой вишни. Выпадающий на правую сторону язык вносил особую пикантность.

Рано утром, выгуливаясь с Хозяином, прохожие начинали улыбаться, увидев меня. Особенно откровенно реагировали дети: «Мама, а почему у собаки так смешно висит язык». Мама ребенка в ответ обращала на меня внимание и начинала улыбаться.

Хозяин на этот счет нашел стандартную отмазку: «Это она прикалывается». Я, конечно, понимала, что я не Сара Бернар – титулованная доберманша из четвертого подъезда. Но была горда, что их хмурый утренний оскал воплощался в человеческую улыбку.

А еще в зеркале я находила, на мой взгляд, роскошную грудь. Она выглядела широко и мощно – достойна настоящей породистой боксерши. В самом центре была белая звездочка. Чтобы полюбоваться ею, мне приходилось передними лапами опираться на трюмо. Места было не много. Но я вставала аккуратно, чтобы не сдвинуть флакончики духов моей хозяйки.

Среди множества бутыльков разного цвета и фасона я особенно любила аромат из одного единственного. По форме и цвету он напоминал мне статного кобеля палевого окраса из седьмого подъезда. Когда совпадали радостные минуты утренней прогулки, я как обыкновенная дура, забывала обо всем. Стоило мне его увидеть… А он! Он был грациозен. Иностранец! Дог как Бог. Его шерсть с матовым отливом смущала не одну меня. Все собаки двора замирали, когда он, отделившись на максимальную длину поводка, подходил к скамейке и поднимал заднюю лапу. Он ставил свои метки по малому золотому кольцу. Так мой хозяин называл самый укороченный туалетный маршрут.

Ах, вы ничего не понимаете, оттягивая свою собаку от знакомства с ароматом меток. Это не банальный процесс утилизации – это «телефон запахов», он звонит нам о многом. Его «телефонный номер» магически действовал на меня, я готова была, задрав обрубок хвоста, бежать с красавцем догом на край света. Я не знала, что это. Моя холка начинала мелко дрожать. Мозг туманился. «Инстинкт размножения» – единственный вариант диагноза доктора Павлова, прославленного нашими элементарными подыгрываниями. Но даже этот собачий гений не в силах учуять то, что нам дала природа. В запахе метки я различала силу и уверенность. От нее исходил мускус собачьей мудрости. Что-то подобное содержалось во флаконе туалетной воды. Необъяснимая мужская самость.

Палевого кобеля звали Карай. Я искренне сожалела, что его выгуливал мальчишка-подросток. Он не мог заинтересовать моего хозяина содержательной беседой. Была бы хозяйка дога – другое дело. У меня был бы шанс пообщаться со звездой двора. Мне не терпелось познакомиться с этим аристократом. Я наверняка могла бы узнать что-нибудь интересное. Правда, однажды такой случай представился. Но о нем позже.

Какой-то странный шорох…

Кто-то медленно направляется к дверям соседской квартиры. Моя реакция, как всегда, необузданна, опять уронила флакончик духов. Как я буду поднимать его на место? Но долг охраны свят, я лечу к дверям с такой бранью! Если бы Вы понимали, какой собачий фольклор я выдала.

Глава 2

Хозяин собаки умел принимать решения. Он был вынужден делать это практически всегда. Директор собственной компании. Старший брат. Муж. Отец. Но сегодня его было не узнать. Растерянный взгляд. Полное отсутствие какой-либо мысли. Впечатление беспомощного заурядного мужчины. Он просто не думал, какой поворот приготовила ему судьба. Ему или ей – его любимой собаке.

«Результаты рентгеновского снимка крайне неутешительны. Опухоль закрыла легкие и сердце. Выхода нет. Советую Вам ее усыпить» – безапелляционно произнес хирург-ветеринар.

Хозяин закрыл ладонями уши собаки.

– Погодите, Вы сказали, её нужно убить?

– Мужчина, что Вы так преувеличиваете, – сказала сидящая в кабинете дамочка, зашедшая по блату вне очереди, – так делают всегда. Моя Кнопа – третья собака.

Первая реальная мысль встряхнула его мозги и упорядочила в рассуждениях: «Опоздал. Пропустил момент». Он вдруг резко ощутил странный запах в этой клинике. Ему представились события романа М.Булгакова: кафедра ветеринарной хирургии, будущий Шариков пока в обличии перебинтованной после операции дворняги. Удивительно, прошло столько лет, а, казалось, ничего не изменилось еще с тех советских времен. Муть допотопного линолеума в коридоре клиники. Стены цвета вылинялой зеленой тряпки. И этот запах. Запах обреченности, беспомощности. Как же он его не почувствовал ранее, когда первый раз привел сюда свою собаку с опухолью молочной железы.

Он отчетливо вспомнил свои переживания. В тот день он не стал сам проводить оперативку, посчитал необходимым лично сделать приготовления к операции. По его внешнему облику невозможно было догадаться, как он волнуется. Этого не заметила и продавец ветеринарной аптеки. Она исключительно вежливо помогла выбрать послеоперационную попону четвертого размера, зеленку, что-то ещё, пытаясь продлить мгновение общения. Провожая его фигуру вышесреднего роста, она погрузилась в собственные грезы. Рассмеялась от дурацкой мысли, что завидует даже собаке, у которой есть свой мужчина. За окном аптеки уже концентрировалась стайка помятых постоянных клиентов. Её мысли отвлеклись на поиски ненавистной упаковки с дешевыми спиртовыми настойками.

Он шёл и думал о собаке. Как странно, ровно 7 лет назад в такой же осенний день бабьего лета он выбрал её. У него не было приличного авто. Небесного цвета потрепанный «Москвич 412» стоял на приколе. «Голубая лагуна» алчно поглощала скромные сокровища семьи. Он ехал на трамвае в сторону птичьего рынка, а не в сторону модных бутиков. Нужно было уединиться. Он недавно сделал крутой поворот в бизнесе. Оставил, по мнению его сотрудников, «верное дело». Ему крайне была необходима сутолока трамвая. Именно в ней он ощущал внутреннюю тишину и покой. Не нужно оправдываться, почему он так сделал. В жизни всё не случайно.

Водитель трамвая прорычала остановку. Народ горохом высыпал на грунт. Щебенка, комья сухой грязи, клочки соломы, перья – всё это умелый декор переходного периода. Но и это, по сути, ничтожно. Полметра от земли была жизнь. Добрая, наивная, открытая жизнь новорожденных котят на коленях бойких девчушек.

– Дяденька, дяденька! Возьмите котеночка!

У него не было никакого предчувствия неизбежности значимой встречи. У него не было ощущения неотвратимости судьбы. Он достиг цели. Полный внутренний комфорт.

Людской поток увлек его в водоворот страстей птичьего рынка. Шахматный ассортимент продавцов, в итоге, упорядочивал правила места и действия. Величественная королева в алой мохеровой шапке продавала сиамских котят. Слоны с пивными животами торговали рыбками. Офицеры в бушлатах без знаков отличия предлагали сторожевых. Он был пешкой в чужой игре. Но главный Игрок распорядился сделать ход.

– Мужчина, а, мужчина! Посмотрите, какой щеночек? Возьмите, отдам недорого,– окликнула пожилая женщина, прижимающая к груди полосатое создание. Он улыбнулся и прошел дальше. А дальше невозможно было оставаться безучастным. Протянулся ряд торговцев щенками. На руках, в сумках, в коробках, в колясках копошились славные создания. Они все без исключения были умилительно хороши. Чистота мироздания совершенна своей красотой. Можно не любить типаж взрослой особи, но дитя у всех прекрасно.

Ему всегда нравились доги. Благородство осанки, величественность. Мудрые, добрые глаза. Как бы он хотел в детстве иметь такого щенка. Его надолго задержало содержимое

коробки из-под телевизора, где копошились голубые щенки шикарной догини. Она была привязана к арматуре забора, сверху проволокой примотан картонный щит с ее фотографией и описанием каких-то родословных сведений и достижений. На фото героиня восседала на цветном ковре, вся ширина груди была украшена разноцветным монисто из медалей. Сейчас титулованная особа сидела на картонке, её взгляд был направлен в никуда. Она устала от эмоций мелькающей толпы.

– Так, парень, выбирай щенка. Чё стоишь!?

– Вот фигня, ни одного не продала сегодня. Опять переть их обратно, – пулеметом выстрочила хозяйка собачьего семейства, обращаясь одновременно к нему и торговке по соседству. Ярко накрашенный рот собачницы аппетитно поглощал обильно политый кетчупом хот-дог.

Удивительно, – подумал он, – полное несочетание породы собаки с породой хозяйки. Ему стало жаль умилительно доверчивых щенят, хотелось спасти от поглотительницы Хот Догов.

«Может, купить?», – импульс жалости слабо обозначился в сознании.

– Ну чё, парень, раздумываешь – бери, – дамочка подхватила щенка на руки, обнажив его розовый живот, – Вот, кобелек попался. Смотри, какой хорошенький. Бери. Недорого отдам.

– Я возьму. Но, извините, не у Вас. Я не рассчитывал на крупную породу собаки, – ответив, он направился в обратную сторону.

Престарелая женщина все еще держала за лацканом изрядно потрепанного твидового пальто полосатого пришельца. Хозяйка заставляла малышку выставлять товар-мордашку. Милая мордочка, выглядывая из-за пазухи, растерянным взглядом пыталась оценить пространство. Видимо, её не устраивал окружающий мир. Она пряталась обратно.

– Покажите, пожалуйста, своего тигра.

– Пожалуйста, пожалуйста, – женщина торопливо стала доставать на белый свет спящий комочек. – Это мальчик. Видите, какой чистенький, здоровенький.

– Да, вижу. А дайте мне другого щенка. У Вас наверняка есть другой щенок, – уверенно попросил он.

Женщина удивленно поглядела на вероятного покупателя.

– Есть. Девочка. Она такая же. Она сестричка его, – женщина торопливо запахнула кобелька отворотом пальто и, не переставая приговаривать, полезла в сумку.

– Сейчас, сейчас… Конечно, есть! Сейчас сумку расстегну… Замок на сумке трудный… Сумка – то, видите, старая, – ей удалось-таки справиться с замком. Из серой кирзовой сумы появилось вишневое Чудо.

Женщина продолжала говорить: «Я и не думала её продавать… Хотела себе оставить… Вот взяла с собой… А с кем оставить?.. Мамка-то у них представилась… Погибла». Дальше он её не слушал или не слышал. Он влюбился с первого взгляда в это чудо творения. В нем волнами поднялись незнакомые чувства к животному. Нет, это не были чувства умиления, жалости. Навстречу незнакомому созданию открылось его сердце.

– Можно, я возьму её к себе? Женщина протянула… хозяину его замерзшую вишенку. Он прижал её к груди. Живая «ягодка» дрожала как лист на сильном ветру. Она почувствовала тепло и забралась в отворот кожаной куртки, как будто там была ее утроба. Задышала ровно в такт его сердца.

– Ой, молодой человек, Вы её берете? – то ли с радостью, то ли с жалостью спросила женщина.

– Сколько я Вам должен?

– Тридцать долларов,– смешно выпалила продавец в изрядно потрепанном пестротканом пальто. Он произвел простейшую банковскую операцию и протянул рублевый эквивалент.

– Спасибо, до свидания,– он торопливо направился к остановке, унося в свой мир новое создание.

Как только волны эмоций стали приходить в равновесие, практический смысл происходящего заставил включить центр рациональных действий. Он резко остановился. Новоиспеченный собаковод удивился самому себе: не спросил, какая порода собаки, какой возраст щенка, кто родители, как и чем её кормить. Так безответственно взять и приобрести, не зная ровным счетом ничего.

Ему повезло, он успел застать уже уходящую женщину. Ликбез не дал полной картины.

Единственно ценное знание о дате её рождения – 18 сентября. В остальном придется самостоятельно вскрывать новый пласт прошлого. Миллионы людей уже ходили этими дорогами. Можно было пройти мимо и никогда не узнать и не испытать новых радостей и разочарований.

Как полезно сменить бизнес, проехать в трамвае, пошататься на рынке и приобрести цель познаний.

Глава 3

Квартира дружественных нам соседей находится напротив нашей около лифта. И вечно у их двери кто-нибудь толчётся. Попробуй, разбери – либо в двери ковыряются, либо ждут лифт. Но я на всякий случай выдала пару текстов – Станиславский бы «обзавидовался», и прошла в кухню.

Я поняла: свои харчи я ем недаром. Охрана квартиры имеет реальную стоимость. Наши соседи по площадке после двух попыток ограбления представили полную калькуляцию стоимости моего труда. Моя услуга охраны составляет 700 долларов как разовый взнос и по 20 зеленых ежемесячно. Приятно осознавать, что, не выходя из

нашей квартиры, я приношу доход. Конечно, этих денег нам не приносят. Мои родители их просто не расходуют. Лучшая сигнализация – это я.

Справа от входной двери находится кухня. Я, как всякая достойная дама, имею слабости: люблю пить из кулера. Это такой аппарат заграничный, сверху на него ставится огромная бутыль с чистой питьевой водой. Он у нас стоит у холодильника. Для меня очень удобно. Правда, первый раз ошпарила морду. Я видела, как мне в миску наливают воду, а из какого краника – не уловила. У вас же всегда так, обстоятельства вынуждают совершать действия. Не налили в миску воду. Забыли. Я знала, что попадет, но… имидж – ничто, жажда – всё. С рекламной мыслью «не дай себе засохнуть!», я сунула нос под левый кран, нажав на пластиковый флажок красного цвета. Вы когда-нибудь ошпаривали нос? О! Это что-то. Болевой импульс молнией метнулся в голову, оттуда праздничным салютом разорвался в глазах. Уши, как две гаубицы, устремленные в небо, выдали легкий дымок.

Китти просто валялась от смеха. Она воспользовалась моим столбняком и вылезла из-за кухонного шкафа. Вот дармоедка, еще насмехается. Я вообще не поняла, каким образом мышь попала в нашу квартиру на 9 этаже панельного дома. О ней хозяева ничего не знают. Я бы могла ее поймать. Только что с ней делать? Дальше кухни я не разрешаю ей путешествовать, особенно в большую комнату.

Огромный ковер в зале уделан «ошибками» моей ранней юности. Мне казалось, что я нашла самый эффективный способ не расстраивать хозяина, исключила всякую вероятность ножной уринотерапии. Кому приятно утром спросонья босой ногой вступить в уже остывшую лужу. Честно, я не знала, как мне вести себя. Конечно, проще всего подойти к спальне и совершить одно из двух: пройтись коготками по двери или криком Тарзана произвести побудку. Ну не смогла ни разу позволить себе потревожить его сон. Нет, он не кричал на меня. Просто брал за шкирку и подтягивал к месту преступления. Я упиралась, но это было бесполезно. Как чемпионка мира по фигурному катанию я скользила на своих когтях по паркетному полу к месту разборок.

И вот однажды я нашла выход, оставив первую метку на ковре. Я ликовала, подо мной ничего не было, вся лужа впиталась в толстый слой ковровой шерсти под обеденным столом. Доброе слово и кошке приятно. А мне-то как было приятно ожидать своего кумира на сухом паркетном полу коридора. «Черри, умница», – он чмокнул меня в мордашку, потрепал за ухом, погладил по спине. Право слово, я опять чуть не сделала лужу.

Весь день я была мадам Баттерфляй. Я порхала по комнатам, валялась на диване в детской, смотрела в окно на бегущие автомобили. Но когда под вечер я заглянула под стол в зале, учуяв терпкий запах собственной диверсии, я приобрела жизненный опыт. Лужа не высохла! Путь к разоблачению сократился, однако, в запасе было еще два преимущества, рассчитанных на несовершенстве человеческих органов чувств: на цветном ковре мокрое пятно было незаметным, и запах низко стелился тонким облачком дешевого «Шипра».

Вечером к нам пришли соседи. Семейная пара: Настюша и Санечка. Мне они нравились. Тем более, что с Настюшей мы совпадали по цветовой гамме. Её длинные пышные вишневые волосы были предметом гордости Санечки. Соседи были еще до меня и посещали нашу квартиру одинаково продолжительно независимо от статуса дня – праздничный был день или нет. Санечка претендовал на звание лучшего имитатора. Он просто неподражаемо басил голосом ротвейлера Шерифа. В первый раз его лай был настолько сексуально агрессивным, что я от неожиданности присела, защитив паркетом пола свою невинность. Представьте мою реакцию. Совершенно доверчивая, гостеприимная сучка встретила гостей на входе. Отвернулась, чтобы проводить в зал. И вдруг в пространство квартиры врывается сочный звуковой ряд Шерифа. Всех искренне

развеселила моя реакция. Я тоже неудержимо развеселилась. Запрыгала, отталкиваясь одновременно четырьмя лапами, копируя старт американского истребителя. Забегала, нарезая круги по треугольнику рациональности. Перепланировка в квартире, выполненная без согласования, расширила степень свободы для дикого бега. Вечерами мы с маленькой копией хозяина – Сережей-младшим гоняли по гипотенузе из зала в кухню через арку, из кухни по укороченному катету в прихожую. Прямой угол поворота вносил свою пикантность. Мои когти не имели тормозов, и я каждый раз на скорости врезалась в обувную тумбу прихожей. У меня были какие-то доли секунды, чтобы уцепиться передними лапами за овальный коврик в прихожей и рвануть от погони по длинному коридору до широкой арки зала. В этой гонке я всегда проигрывала, обнаружив преследователя перед собой. В процессе её я не могла рационально мыслить. Меня гнал какой-то необузданный инстинкт. За мной гнались – я уносила лапы. И элементарное изменение движения преследователя на противоположное сразу выводило меня за пределы биовида Ноmо Sаpiens на шесток низшей ступени развития. Сын хозяина ликовал, захватив мои изящно скроенные замшевые ушки в мертвую хватку, превратив их в смятые лоскуты. Короткой подсечкой обеих передних лап он укладывал меня на пол, как глупую овцу на закланье. Я вырывалась и рычала, пытаясь сымитировать укус руки наследника. Освободившиеся от захвата уши фиксировали недовольство хозяина. И в этот раз мы тоже получили хозяйское замечание. Тон предупреждения был пока окрашен в цвет желтой штрафной карточки.

Обеденный стол в зале был накрыт. Все стали рассаживаться по своим местам. На мое место ближе к стулу хозяина были поставлены два табурета из кухни. На один из них грузно плюхнулся Санечка. Его нога на секунду зависла над влажностью покрова и стремительно опустилась в самый его эпицентр. С каждым глотком шампанского приближался мой выход на арену общего внимания.

Светло-серый носок Санечки дал слабый импульс насыщения влагой в центр поглощения игристого напитка. Сразу было непонятно, отчего он сморщил нос: от обилия пузырьков углекислого газа или дискомфорта в области правой стопы. Всё же право на жизнь имела вторая версия. Гость мог бы промолчать, но не сосед. За годы совместной жизни на одной лестничной площадке стерлись границы ложной скромности.

Санечка задергал ногой с такой интенсивностью, как будто на ней был одет памперс, пропитанный ведром влаги. Настюша кинулась под стол спасать Санечку. Рукой, которая только что держала хрустальный фужер, она схватилась за носок. Скорость человеческого ума позволила быстро установить причинно-следственную связь. Одно прикосновение к пятну, и я разоблачена.

Ну и что, неужели нужно было портить энергетический баланс хозяина. «Стоило ли это его нервной системы?» – об этом я рассуждала, сидя в совмещенном санузле при выключенном свете. Собачья мысль рождалась яркой и чистой. Мы, племя домашних четвероногих, несем мощный статус сохранения жизненного равновесия Высшего создания. А собаки являются энергетическим продолжением Человека. Еще никто не поставил вопрос: кто выгуливает – человек или собака? А я Вам уверенно отвечаю: конечно, собака! Я так увлеклась собачьей философией, что не заметила, что рассуждаю вслух.

– Ты еще погавкай здесь. Вообще без ужина останешься, – смеясь сказал хозяин, неожиданно открывая дверь одноместной камеры с видом на коридор. Красная штрафная карточка удаления с поля – отменена! Я спринтером рванула в кухню к единственному предмету, который волновал меня в данный момент. К миске!

Глава 4

Вагоновожатая яростно цепляла указательным пальцем за флажок звонка, стремясь подготовить все условия для движения. Трамвайная специфическая трель никоим образом не несла предназначенную ей функцию. Отъезжающие с остановки «Птичий рынок» бесконечно лезли в «резиновую плоть» трамвая. Никакие механические сигналы и звуки не смогли заменить нашего русского, сочного глагола. Лишь угрозы водителя электротранспорта возымели действие. Гроздья висящих пассажиров на ступеньках мгновенно втянулись в жернова переработки. Публика «бродила» женскими вскриками, кошачьим мяуканьем, трещанием щеглов.

Молчали в трамвае только рыбки в стеклянной таре и двое незнакомых друг другу существ. Она не знала, кто Он. Он не знал ничего о Ней. Трамвай медленно тронулся к чему-то неизбежному или непостижимому. Как важно уцепить в своем будущем еле ощутимое неизбежное и не пропустить его, как важно не цепляться за то, что никогда не произойдет. Удалось ли ему распознать прозвучавший только для него «звонок»?

В тот момент, находясь в состоянии пресса, он и не думал об этом. Он отстаивал пространство для неё, начиная строительство с физического уровня.

– Слушай, мужик, ну ты чё один в трамвае что ли? Убери свой локоть! Главное, уперся в грудину – ни вздохнуть, ни…еще раз вздохнуть», – пробасил Слон с пивным животом, накрывая сто восемьдесят градусов окружающего пространства хозяина. Усвоенные организмом сорок градусов выдавали мирный настрой с легким налетом недовольства.

– Sorry за беспокойство. У меня в объятиях маленькая красотка. Я не хочу тревожить её сон, – ответил защитник, зацепившись взглядом за крупный нос, усеянный бисером похмельного пота.

– Не понял, чё у тебя?»

– У меня за пазухой жизнь! Понимаешь, мужик, жизнь. Маленькая собачья жизнь!

– Я знаю, там у него щеночек. Я видел, как дяденька его покупал,– среагировал мальчонка, занимающий тридцать градусов окружности хозяина. Оставшаяся сфера была прикрыта спинами двух дамочек, поглощенных диалогом.

К следующей остановке усилилось броуновское движение, формируя направленный поток в сторону выхода. Толпа вылетела из трамвая, освободив половину пространства. Он сел на свободное одиночное сиденье. Потрепанная дерматиновая обивка устойчиво