Живущие во мраке. Хроники Перворожденных
– Как же вышло, что мы раньше ничего не знали об этой девушке? – спросил Торгрейн, приподнимая брови, демонстрируя уже явное нетерпение. Видя это, Годфри поспешил уверить его, что непременно все выяснит, извиняясь за столь досадный промах.
– Если бы ты не служил мне так долго и преданно, – произнес Эйнгард, намеренно растягивая слова, – я бы мог подумать, что ты нарочно что-то от меня скрываешь.
– Повелитель, у меня и в мыслях не было…
– Знаю, иначе ты бы тут не находился, – с улыбкой бросил тот. – Итак, где она живет?
Услышав ответ, Торгрейн немного удивился.
– Что ж. У тебя два дня, чтобы привезти ее сюда. Он обратился к остальным Членам Совета и иронично добавил:
– Надеюсь, она не окажется слишком толстой и покрытой бородавками.
По Залу пронесся приглушенный смех. Всем было известны предпочтения Повелителя. Он никогда не расценивал людей, как равных ему по положению и уж тем более ни разу не был замечен в связях с особью человеческого рода. Это было излишним. Любая из Перворожденных сочла бы за высочайшую честь разделить не только трон, но и ложе своего Господина. Хотя за прошедшие полтора века Торгрейн Эйнгард не выказал желания соединить свою судьбу с одной из них. Поэтому все терпеливо выжидали, так как было ясно, что такой день обязательно настанет, когда долг обяжет его произвести наследника для своего народа.
– Можешь идти, Уолтер. Держи меня в курсе.
Технолог поклонился.
– Сделаю все, чтобы Вы остались довольны.
Когда дверь за ним захлопнулась, и стихли гулкие шаги, один из Членов Совета – Малендар, произнес:
– Вы и в самом деле собираетесь взять в жены эту девушку, Милорд?
Торгрейн покинул свое место, заложив руки за спину, и прошелся вдоль ряда колонн. Несколько секунд он молчал, задумчиво разглядывая мозаику на полу, прежде чем ответить.
– Если то, о чем рассказал Уолтер, существует на самом деле, то нам нельзя отмахиваться от такой возможности.
– Но, Милорд – попытался возразить Малендар, – она же чужая для нас. К тому же, представитель человеческого рода. Из тех, кого мы веками используем, как пищу! Что будет с установленными порядками? А наши законы? Что скажут чистокровные Перворожденные?
Эйнгард понимал, что Малендара гораздо больше волновала участь его дочери – Ирмы, с которой тот связывал все свои ожидания как отец, и как политик. Поэтому Торгрейн решил пощадить его гордость и довольно спокойно произнес, не реагируя на скрытый смысл в речах Советника:
– Малендар, друг мой, ты торопишь события. Все еще может оказаться вымыслом или врачебной ошибкой. Я, хоть и пригрозил Уолтеру, но понимаю, что промахи случаются. Нельзя во всем безоговорочно полагаться на слухи. Пока ничего не установлено наверняка, я призываю Совет хранить молчание в любом случае.
Малендар поджал губы, но почтительно склонил голову в знак согласия. Так же поступили и остальные Члены Совета.
– Господа, вы свободны. Благодарю вас и оставьте меня.
Восемь фигур, закутанные до пят в длинные одежды, встали и исчезли в темных проемах арок позади кресел. Они покинули зал таким же образом, как и вошли сюда. Для каждого существовала отдельная дверь, что соответствовало высокому положению каждого из них.
Торгрейн подошел к своему креслу и медленно провел рукой, затянутой в черную кожу перчатки, по искусной деревянной резьбе. По обычаю, мастера любили изображать древние битвы и победы Перворожденных. Это кресло не было исключением. Торгрейн вздохнул. В ближайшее время придется принять несколько непростых решений, которым суждено будет навсегда изменить ход истории.
С тех пор, как он стал Королем Перворожденных, прошло немало лет. Его отец передал трон ему, а не старшему сыну Аресу Эйнгарду. Несмотря на близкое родство, братья никогда особенно не ладили между собой, а после того, как старый Король изменил закон о наследовании, между братьями установились довольно прохладные отношения. Точнее, это Арес не пожелал сблизиться и какое-то время отказывался признавать власть младшего брата, родившегося всего на двадцать минут позже него самого. Помнится, он учинил грандиозный скандал и демонстративно ушел с церемонии коронации, сопровождаемый толпой своих Стражей, выведенных специально для него в застенках лаборатории.
Передав трон младшему сыну, бывший Король, по традиции, отправился в одну из резиденций где-то на дальних северных островах. Старый король – Вильгельм Корнуольский – правил более двух тысяч лет, пока не настал черед его преемника.
Ладонь в перчатке легла на рукоять обоюдоострого меча и сжала ее. Клинок был старый, повидавший немало на своем веку, испещренный царапинами и зазубринами. Его передавали по наследству. На нем приносили клятву верности. Им убивали и вершили судьбы. Считалось, что у меча есть душа и что носить его может лишь достойный. Иначе закаленная сталь почернеет, а лезвие затупится. Пока меч оставался прежним, можно было не беспокоиться.
Торгрейн дернул висевший на шелковом шнуре бронзовый колокольчик. Дверь тут же открылась и на пороге возник невысокий плотный старик в длинной серой робе, личный королевский секретарь.
– У меня есть кое-какие распоряжения.
– Я к Вашим услугам, Повелитель.
Торгрейн коротко изложил суть происходящего, опустив, впрочем, некоторые детали, и добавил напоследок:
– Проследи за всем лично и передай мои слова Главному Гематехнологу. Уолтер может в спешке забыть что-нибудь. Он все-таки ученый, а как всякий ученый, он может быть рассеянным, несмотря на всю свою сообразительность и умственный потенциал. Теперь можешь идти.
Дверь вновь закрылась.
Оставалось только ждать вестей.
Северо-Запад Российской Федерации. Санкт-Петербург
Из дома, что выходит одной стороной на улицу Рубинштейна, а другой – на Фонтанку, выбежала девушка в голубой куртке. Обычно она предпочитала неторопливо пройтись вдоль рек и каналов старого города, чтобы вновь и вновь любоваться стройными линиями дворцовых фасадов. Но сейчас девушка опаздывала на лекцию, чего совсем не хотела допустить.
Она стремительно бежала по набережной, пока не свернула налево на Аничков мост. Взгляд ее скользнул по четырем скульптурным композициям, украшавших мост, и остановился на той стороне, где на ее глазах от остановки отъезжал автобус, и теперь удалялся по Невскому проспекту в сторону Адмиралтейства.
«Не везет, так не везет» – с досадой подумала девушка. Она расстегнула верх куртки и развязала оранжевый шарф, предварительно вытащив из-под него густые пряди светло-рыжих волос. Ей стало жарко, хотя день выдался довольно прохладный. Несмотря на середину мая, дул промозглый ветер и собирал над городом низкие свинцовые тучи.
Ждать следующий автобус было бесполезно, судя по огромной пробке сгрудившихся машин в одном и другом направлениях, поэтому девушка пошла пешком.
Валерия училась на четвертом курсе СПБГУ на филологическом факультете и особенно любила английский язык, историю и литературу. К сожалению, еще она любила поспать, потому каждое утро пробуждения давалось ей тяжело.
«Наверняка будет дождь, а я, как обычно, без зонтика», – подумалось Валерии. В голове возник образ старого желтого зонта, который валялся где-то в прихожей. Ее мысли были прерваны внезапным ударом в плечо. Она обернулась, собираясь отчитать зазевавшегося туриста или школьника, прогуливающего занятия, как перед ней возникли белый берет и искрящиеся голубые глаза.
– Аня – ты? – попыталась рассердиться Валерия.
– Даже не пытайся – махнула рукой подруга. Мне все равно не страшно. Торопишься?
– На занятия, вроде как.
– Так их еще вчера отменили. Расписание не смотрела?
– Почему ты раньше мне об этом не сказала? – возмутилась Валерия. – И куда ты сама идешь, в таком случае?
– Привычка! – пожала плечами Анна. – Пойдем, посидим где-нибудь. Поболтаем.
– Дойдем до Грибоедова. Там и посидим.
В кафе никого не было. Девушки заказали кофе и пирожные, а сами сели за столик у окна, глядя на оживленную улицу. Тучи постепенно рассеивались и солнце, не слишком частый гость этого города, отвоевало себе большую часть неба.
– Как все оживает – отозвалась Валерия, щурясь от солнечных бликов, заплясавших на ее щеках. – Петербургу очень идет солнце и тепло.
– Не хочу тебя расстраивать, но это идет всем городам, – возразила Анна, помешивая ложкой сахар в кофе.
– Как знать… Кстати, не сходишь со мной в клинику? Тут недалеко.
– Ты заболела?
– Нет. Из любопытства сдала кровь. Чуть ли не впервые в жизни. Представляешь? – Валерия счастливо рассмеялась. – Даже не припомню, когда у меня был обычный насморк. Помнишь, когда в прошлом году вся группа заболела гриппом, я была единственной, кто не кашлянул ни разу.
– Значит, у тебя стойкий иммунитет. Редкость в наши дни.
– Согласна. Допивай кофе. Раз такой день выдался, давай прогуляемся.
Петербуржцы любят свой город, но испытывают солнечную недостаточность. Поэтому, долговременное появление небесного светила воспринимается как целое событие. Ободренные неожиданным теплом, по проспекту спешили люди, расстегивая на ходу плащи и куртки, и несмелые улыбки появлялись даже на самых строгих лицах.
Анна была весьма жизнерадостной и пребывала в хорошем расположении духа в любую погоду, в отличие от Валерии, страдавшей от резких перемен настроения. Причем, чаще всего эти перемены были довольно необъяснимыми. Сама Валерия выдвинула предположение, что всему виной переменчивая луна, поэтому она была весьма зависима от природных явлений.
Вот и сейчас, Анна оживленно болтала без умолку, пересказывая все последние новости. Казалось, ей не было важно, отвечают ей или просто рассеянно слушают, как это делала Валерия.
«Все это создали люди», – думала Валерия, разглядывая роскошную лепку на дворцах и особняках. «Никогда не устану смотреть».
Ей нравилось бродить по городу, любуясь роскошными творениями лучших зодчих тех прошлых времен. Иногда она жалела, что родилась в двадцатом столетии, а не, скажем, в девятнадцатом. В окнах замков и дворцов ей чудились дамы в бальных платьях и статные кавалеры. Там, за прочными стенами в темных кулуарах витали тайны, страшные и неразгаданные. Но особняки молчали и не желали раскрывать загадочные истории посторонним.
Убранство города будило воображение, захватывало дух. Валерия любила бесчисленные фонари, изящные мостики и массивные мосты, ажурные решетки, ограды, сказочные храмы и соборы, великолепные и неповторимые. Классическая строгость соседствовала с пышными барокко и рококо, и в этом не было дисгармонии.
Утонченная эстетика Петербурга воспитала в девушке архитектурный и дизайнерский вкус, за что она испытывала чувство благодарности к сотням ныне почивших архитекторов, скульпторов и ремесленников.
Клиника располагалась рядом с Казанским собором и гостеприимно распахнула автоматические двери перед посетителями. Валерия подошла к окошку регистратуры, назвала имя, фамилию и сообщила, что пришла за результатом анализа крови. Улыбчивая женщина в бирюзовом халате попросила подождать ее минутку, а затем распечатала искомый документ. Она внимательно посмотрела на Валерию и спросила ее ли это анализ или она забирает его для кого-то другого.
– Нет, это я сдавала кровь. Можно забрать?
Женщина в окошке словно оторопела, но попросила подождать еще некоторое время, а сама куда-то ушла. Анна посмотрела ей вслед и развела руками в растерянности:
– Странная какая-то. Мне анализы всегда выдают без лишних колебаний. И тут, обеспокоенно выдвинула гипотезу. – Вдруг ты серьезно больна?
– Ерунда. Я бы почувствовала, – улыбнулась Валерия, хотя в глубине души уже засомневалась.
Тем временем женщина вернулась, извинилась за задержку и отдала, наконец, результаты Валерии. Девушке снова показалось, что та уставилась на нее с каким-то отсутствующим выражением, но решила, что многое себе придумывает.
– Ну, – спросила Анна, перегибаясь через плечо подруги и глядя на листок бумаги. – Что выяснила?
– Очень удобно, когда можно самому сравнить результат с допустимой нормой. Все в полном порядке. Еще у меня четвертая группа крови и положительный резус-фактор.
– Тогда, раз все замечательно, сходим в кино?
Подруги вышли из клиники, не замечая пристального взгляда женщины в бирюзовом халате. Валерия и не подозревала, какой переполох был вызван ее появлением в клинике. Ей суждено было узнать об этом много позже.
Валерия жила на последнем этаже бывшего доходного, а ныне – весьма престижного дома. Большая часть квартир была выкуплена состоятельными людьми, хотя кое-где оставались коммунальные квартиры, со старыми пожелтевшими обоями, тараканами, пропахшие чадом кухонь.
Ее окна выходили, в основном, во внутренний двор с видом на высокие арки, где с арочного потолка свисали большие фонари, придававшие особый сказочный и романтический вид серому зданию с квадратными колоннами. Именно с этого дома и началось культурное образование Валерии. Когда она была маленькой, отец ходил с ней на прогулки по выходным. Спускаясь по парадной лестнице, они непременно любовались чудесными витражами, украшавшими окна. Такие же витражи были в нескольких комнатах, как и старинные латунные ручки, потемневшие от времени, и гипсовые розетки на потолках.
Квартира досталась ей от отца – успешного бизнесмена, который впоследствии поселился в благополучной Швейцарии, женившись во второй раз. Он уговаривал дочь переехать к нему, но Валерия отказалась, пообещав навещать его несколько раз в году. В душе она просто не могла принять новую жену отца, хотя разумом понимала абсурдность ситуации. Чувство вины за свой невольный эгоизм периодически возникало в ее сознании.
Отец много рассказывал ей об архитектуре Петербурга, о его истории и развитии. Валерия частенько повторяла тот маршрут, который они проделывали с отцом, гуляя по городу. Обычно, это была неспешная прогулка вдоль Фонтанки, минуя дворец Белосельских-Белозерских и далее к Михайловскому замку и Летнему саду.
В который раз Валерия брела вдоль рек и каналов, памятников и дворцов, отдавая дань золотым куполам и шпилям, белым мраморным статуям и фонтанам.
Сегодня Валерия изменила своей привычке и после просмотра фильма в кинотеатре, попрощалась с подругой и отправилась к дому. Многие спрашивали, насколько уютно она чувствует себя в такой большой квартире, советовали сдавать комнаты постояльцам, а то и вовсе продать. Но Валерия была слишком привязана к своему дому, с его поскрипывающим паркетом, двустворчатыми межкомнатными дверями с латунной фурнитурой. Даже к массивной, немного закоптившейся двери, ведущей на черную лестницу. Ее лучшие воспоминания были связаны с этим местом, а это невозможно купить или продать.
Ей нравилось тихое и спокойное одиночество, изредка нарушаемое короткими романами, начинавшимися стремительно и столько же быстро завершавшимися. Инициатором расставания всегда выступала она – Валерия. Возможно, ее требовательная натура была чересчур взыскательна к противоположному полу, но так даже было лучше. Как Ассоль верила в Алые паруса, так и она ждала, что когда-нибудь на горизонте ее жизни яркими всполохами тугих алых полотен понесется к ней навстречу волшебный корабль. Девушка бережно хранила свои традиции, создавая новые, не пуская посторонних в свой очень личный и столь любимый ею мир.
Она включала старый проигрыватель и под звуки музыки занималась домашними делами, читала, готовилась к лекциям или экзаменам. Одна комната была отведена под библиотеку, где стеллажи с книгами возвышались до самого трехметрового потолка, тянулись вдоль стен и заканчивались у круглого стола с нависающим красным абажуром и единственным в этой комнате креслом, очень мягким и удобным. Сидя в нем с книгой, забывались все трудности и невзгоды внешнего мира. Валерия проводила здесь большую часть свободного времени, с головой погружаясь в придуманные другими людьми сюжеты. Тут она была по-настоящему счастлива. Куда меньше она интересовалась кухней, сплетнями, светской жизнью, сериалами и политикой.
Другими ее привязанностями были цветы и живопись. Под эти увлечения были также выделены две комнаты, обитатели которых, впоследствии, расползлись и распределились по всей квартире. Репродукции Матисса, Ван Гога, Моне, Айвазовского и Климта мирно сосуществовали с ее собственными неуклюжими набросками и эскизами.
Валерия следила за тем, чтобы в прихожей всегда стояли живые цветы – желтые розы, а в спальне – воздушные белые ирисы. Они поднимали ей настроение своей яркой и нежной красотой.
Девушка одинаково любила как свою библиотеку, так и оранжерею с картинной галереей. Тот факт, что все это создавала и собирала она сама, еще больше упрочняло узы, связавшие ее с этим домом.
«Мой дом – моя крепость» – справедливо полагала Валерия. Поэтому, войдя в столь любимое и оберегаемое ею жилище, и обнаружив там двух незнакомцев, она буквально остолбенела. И даже когда один из них, невысокий жилистый старик в странной одежде средневекового покроя, поспешил уверить ее, что бояться нечего, она даже не смогла раскрыть рот, чтобы позвать на помощь.
– Прошу Вас присесть – сказал он. Хотя его просьба больше походила на безоговорочный приказ.
На всякий случай Валерия решила не злить нежданных гостей. Мало ли, кто они такие. Похожи на сбежавших сумасшедших. Хотя, с такой бледностью, как у них, выпускают только из замка Иф спустя двадцать лет.
– Судя по Вашему выражению лица, Вы не ожидали нас тут застать, что и так понятно. И, конечно же, совершенно не намерены выслушать нас и поверить нам. Однако, я продолжу.
Девушка перевела взгляд со старика на другого, выглядевшего лет на тридцать, в стеганой кожаной куртке бордового цвета и таких же штанах.
– Меня зовут Уолтер Годфри, а это мой помощник Марч.
– Весьма польщена – не без ехидства произнесла Валерия. Старик, если и уловил сарказм, не подал виду и продолжил.
– Нам стала известна очень ценная информация о Вас, юная леди.
Вот и ответ! Рассчитывают поживиться.
– К вашему сожалению – ледяным тоном произнесла она – мое благосостояние является кажущимся. Если вы заметили картины на стенах, то это не подлинники. Я хоть и живу по соседству с очень богатыми людьми, но не располагаю дорогим антиквариатом, семейным серебром или старинными иконами, оправленными в сусальное золото. Вы просчитались, господа.
Годфри понял, что их приняли за обыкновенных воров. Это открытие глубоко оскорбило его и он бы покраснел от гнева, если бы только мог. Затем он подумал, что девушка имеет право так полагать. Хотя бы потому, что они вторглись к ней без спроса.
– Ошибаетесь – в тон ей парировал Гематехнолог. – Мы пришли вовсе не за антиквариатом.
– Постойте – воскликнула Валерия. – Никак у вас есть вести от моего отца. Надумали шантажировать меня или его!
Пришельцы переглянулись. Она заметила, что подобие разочарования или задетой гордости мелькнуло на их лицах. Выходит, и на этот раз она не права.
– Не понимаю, о чем Вы говорите. Позвольте все-таки пояснить.
Тут Валерия внезапно осознала, что вот уже несколько минут они говорят по-английски. Что-то новенькое…
– Так говорите – нетерпеливо бросила она. – Следовало начать с объяснений, не находите?
– Ну, если бы вы позволили вставить хоть слово, я бы пояснил – проговорил Годфри.
– Конечно… И куда подевались мои манеры? – саркастически протянула она. – Я и забыла, что вломившихся без разрешения гостей нужно накормить, напоить, в баньке попарить…
В критической ситуации она не скрывала иронии.
– Боюсь, я не понимаю вас. Перейдем же к делу.
– Я слушаю.
Валерия приняла скептический вид и облокотилась плечом о стену, сидя на самом краешке стула.
«Что бы они не сказали мне, это не произведет на меня никакого впечатления» – мысленно стала внушать себе она. «Я не позволю манипулировать собой. Все, что они скажут не имеет к моей жизни никакого отношения…».
Но по мере того, как старик терпеливо говорил ей невероятные вещи с видом убежденного в своей правоте человека, ее самовнушение стало рассеиваться. Она уже не улыбалась и не перебивала, потому что уже была не совсем уверена, что все это выдумки разгулявшейся фантазии странного режиссера. Пораженная, она выслушала старика, рассказавшего ей о пятой группе крови и о том, что именно она является ее носителем.
– Вы ошибаетесь – возразила Валерия. – Сегодня я получила результаты анализа. У меня четвертая группа.
– Это намеренная ошибка – столь же твердо возразил ей Годфри, – чтобы не возбудить лишних подозрений.
– Кому нужно затевать всю эту интригу с кровью! Сущий бред.
От волнения она вскочила со стула, сжимая кулаки.
– Прошу Вас успокоиться. Вы поедете с нами в Великобританию. Чартер забронирован и ждет нас в аэропорту. У Вас час на сборы.
Нет, ну Вы когда-нибудь сталкивались с подобной безапелляционной наглостью? Валерия как раз задалась таким вопросом. Подозрительные типы вламываются к Вам без разрешения, говорят о чем-то несуществующем и еще предлагают, а точнее – требуют подчиниться и ехать на туманный Альбион, навстречу неизвестности.
Девушка поступила таким же образом. То есть просто потребовала, чтобы пришельцы убирались по-хорошему, пока она не вызвала охрану с первого этажа.
– Вы уверены, что не хотите добровольно сотрудничать, юная леди? – спросил ученый, натягивая коричневые перчатки, доходившие ему до локтя. Юная леди вызывающе дернула головой, в знак того, что ее терпение на исходе.
– Мы вынуждены извиниться – произнес Технолог.
Девушка хотела уточнить, за что именно: за проникновение в частную собственность или запугивание ее хозяйки, но тут произошло нечто невероятное.
Незнакомцы уже не топтались в гостиной с ленивой грацией, но они передвигались с неземной скоростью, как персонажи фантастического триллера. Тот, что повыше, в бордовом костюме, схватил Валерию за плечи и руки, а старик извлек маленький блестящий шприц и ловко воткнул иглу прямо ей в предплечье, предварительно обработав место укола резко пахнущей жидкостью. Все это случилось в секунды, а затем все помутнело вокруг и она потеряла сознание.
Где-то над Северным морем. Рейс «Санкт-Петербург – Ньюквей»
…Маленькая рыжеволосая девочка бежит по аллее и кричит
– Папа! Папа! Где же ты?
Слезы текут по ее испуганному личику, но она продолжает бежать, оглядываясь по сторонам. Мимо идут люди. Некоторые с детьми. Они тоже оглядываются на девочку и встревожено спрашивают друг у друга: Что, там ребенок потерялся? Чья она?
Одна женщина берет ее за руку и начинает расспрашивать о родителях, но девочка не может сказать внятных слов, а лишь продолжает горько рыдать. Ее маленькое сердечко колотится от страха, а заплаканные глаза смотрят вдаль, надеясь отыскать отца.
Продавец мороженого предлагает ей крем-брюле, чтобы она успокоилась, но ей не нужно сладкого. Она в панике ищет самого дорогого ей человека, судорожно сжимая тряпичную куклу. Кукла смешно таращит глаза-пуговицы, а волосы торчат во все стороны оранжевыми нитками. Это папин подарок. Девочка уже не плачет, только нижняя губенка подрагивает от волнения.
– Лерочка, дочка! Вот ты где!
Она резко вскакивает со скамейки со вздохом облегчения и радости, несется навстречу мужчине в темном костюме, бросается ему на шею со словами:
– Папочка, я больше не стану убегать от тебя. Давай больше не будем играть в прятки.
– Как скажешь, милая. Успокоилась?
Девочка кивает и уже лукавая улыбка озаряет ее прелестное личико:
– Ты самый лучший папа на свете…
– Самый лучший…
С губ Валерии срывается еле слышный шепот. Иногда она приходит в себя, но над ней тут же кто-то склоняется. Она чувствует легкий укол в области плеча и снова погружается в бессвязные и тревожные сновидения. Подобные сны не преследовали ее с давних пор, но сейчас произошло нечто, выбившее ее из привычного образа жизни.
Годфри постоянно находился рядом с ней. Он отлично владел испанским, итальянским, французским и многими другими языками, но знания русского были поверхностными, поэтому он никак не мог разобрать, о чем говорила девушка, погруженная в глубокий наркотический сон. Он лишь понял, что воспоминания были связаны с ее отцом.
На борту лайнера находилась превосходная лаборатория, поэтому Главный Гематехнолог успел взять образец крови и провести соответствующие первые исследования. Полученные результаты превзошли все его смелые ожидания. Биохимический анализ показал, что перед ним невиданный до сих пор состав крови, не имеющий аналогов ни с одной из существующих прежде.
Если у обычных людей было максимум два антигена, то у Валерии их было больше. Ученый пока не мог с точностью сказать, сколько именно. Кроме того, форма и численность эритроцитов постоянно менялись, что вовсе было поразительно. Ведь продолжительность жизни одной красной клетки равняется приблизительно ста двадцати дням. Эти же заменялись новыми каждые полтора часа.