Живущие во мраке. Хроники Перворожденных

Юго-Восточная Великобритания. Лондон. Район Вест-Енд

На последнем этаже дома в пентхаусе, в одном из лондонских небоскребов, у окна стоял мужчина. Его пепельные волосы со следами модной укладки были взлохмачены, а торс обнажен, демонстрируя прекрасное телосложение своего обладателя. В руке он держал бокал с красной жидкостью, которую издалека можно было бы принять за вино.

Мужчина хмуро рассматривал столь же хмурое небо, затянутое серыми облаками. Обычно он предпочитал именно такую погоду, но сегодня она не радовала его. Даже обрушившийся на город дождь не смог успокоить своей монотонностью Ареса Эйнгарда.

Его шпионы донесли ему невероятную новость о существовании пятой группы крови. Ему также стало известно, что носителем оказалась молодая девушка, которую, верный пес его братца – Уолтер Годфри – успел доставить в корнуольский особняк. И что сегодня уже готовилась церемония для заключения небывалого брака между Перворожденным королевской крови и обычной смертной женщиной. Точнее, обычной она никак не была, но сам факт подобного союза приводил в изумление.

Арес погрузил пятерню в волосы, размышляя о чем-то, а затем отошел от окна, не глядя на огромную постель, на которой лежало неподвижное женское тело. Судя по всему – мертвое. Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и потянулся за валявшимся на полу телефоном. Арес неплохо развлекся этой ночью, но теперь ему хотелось подумать в полном одиночестве, чтобы ничто его не отвлекало. Его голос прозвучал хрипло:

– Ангерис, ты мне нужен. Зайди.

Ангерис был Призванным. Девяносто лет назад Арес по странной прихоти спас его от позорной смерти и оставил себе в качестве слуги. Надо сказать, что все свои обязанности тот выполнял с особым рвением и почтением к своему Господину, избавившего его от ужасной казни за совершенные им злодеяния, а заодно и от всяческих земных страданий.

Их встреча произошла в Турции. То утро Ангерис запомнил навсегда, хотя старался забыть всеми силами. Голодный, со следами побоев он ждал казни через повешение, когда к нему в камеру вошел незнакомец. Он предложил ему вечную жизнь в обмен на столь же вечную и верную службу.

Озлобленный и одичавший турок решил, что над ним издеваются и накинулся на пришедшего, чтобы как-то выместить на нем все свои обиды. Каково же было его удивление, когда мужчина в белом плаще с легкостью отбросил его назад, а сам подпрыгнул, будто хищный тростниковый кот, и наступил на грудь Ангериса тяжелым сапогом, сшитым из превосходной кожи (Ангерис немало украл дорогих вещей за свою жизнь и разбирался в их стоимости). Незнакомец снова повторил свое предложение, ничуть не рассердившись, и напомнил, что уже слышны молитвенные выкрики муллы, а значит, казнь должна была вот-вот начаться.

Турок, подвывая от страха, согласился, не совсем понимая, чего от него хочет этот сильный и страшный господин. Дальше был укус, резкая боль, и Ангерис потерял сознание, не вынеся новых испытаний, погрузившись в пучину таких страшных сновидений, что можно было сойти с ума.

Как потом рассказал ему Арес, его просто выволокли на улицу и сбросили в сточную канаву за городом, решив, что его искусало какое-то неизвестное животное, отчего он и скончался, не дождавшись казни.

С тех пор турок получил не только жизнь, силу и бессмертие, но и рабский ошейник, который носил, впрочем, с непонятной гордостью. Никогда прежде не испытывавший добрых чувств, он привязался к своему Хозяину и готов был сгореть для него под солнцем, если бы тот приказал.

Сейчас Арес отдал ему обычное распоряжение – избавиться от умершей в постели девушки – ухоженной и высокооплачиваемой проститутки. Ангерис частенько приводил Хозяину таких девиц, достоверно зная его вкусы и предпочтения, не задавая лишних вопросов.

Пока турок возился с телом, Арес с удовольствием принял душ, думая о тревожащей его новости. Если та девчонка в скорости родит наследника, то ему – Аресу, можно будет распрощаться с мыслями о наследовании трона Перворожденных, что совершенно не входило в его честолюбивые планы. Отец и так предпочел оставить корону Торну, хотя именно Арес был старшим сыном. Конечно, он знал причину, по которой ему отказали в наследовании. Совет решил, что правитель Перворожденных не должен обладать низменными пороками и чернить честь королевского рода Эйнгардов.

Арес понимал, что для достижения цели ему понадобится поддержка членов Совета, а также большинства Перворожденных. Для этого еще предстояло поработать, чтобы высокий и неоспоримый авторитет братца пострадал. Как именно, Арес еще не знал. Он вынашивал планы мести со дня коронации, но ему ни разу не представилась возможность очернить брата. Торгрейн был до отвращения хорошим Королем.

Несколько раз Арес замышлял совершить государственный переворот и свергнуть Торгрейна. Он не раз представлял себе, как скованного серебряными цепями брата приводят к трону, на котором восседает он – Арес. Новоиспеченный Король непременно бы даровал милость своему ближайшему родственнику, если бы тот раскаялся и склонился перед своим повелителем. А уж если Торгрейн отказался бы, то ему пришлось бы его отправить в Изгнание, откуда нет пути назад. Еще никто из осужденных на Изгнание не возвращался живым. Было бы интересно, впрочем, испытать братца.

Арес признавал, что Торгрейн наделен недюжинной силой воли, кроме огромной физической силы, что делала его практически непобедимым. Почему-то старший Эйнгард был уверен, что отправь он младшего на подобное испытание, тот приложил бы все усилия и, кто знает, еще бы вернулся обратно требовать корону назад.

Плохо было то, что на стороне Торна было большинство. Ареса не уважали так, как брата. И все потому, что тот был излишне честен, прямолинеен и справедлив. Но сейчас Торгрейн собирался сделать нечто, выходящее за рамки дозволенного. Связать себя с человеком! Допустимо ли подобное?! Вызовет ли резонанс этот нелепый брак в среде Перворожденных, определится в ближайшее время. Но пропускать столь интригующее мероприятие Арес позволить себе не мог. Любопытство, замешанное на ненависти, подогревало его интерес.

Криво ухмыляясь, он подошел к шкафу и отодвинул зеркальную скользящую дверцу.

– У нас праздник – произнес он, обращаясь сам к себе, и снимая с вешалки упакованный в полиэтиленовый чехол смокинг. – Так постараемся же выглядеть безупречно.

И он хищно оскалился своему отражению.

Юго-Западное побережье Великобритании. Корнуолл. Поместье Штормхолл

Валерия мерила большими шагами спальню, нервно ломая руки, и бросая панические взгляды на пурпурно-алое платье, сшитое для нее. В иное время она бы восхитилась безупречному мастерству портнихи, сотворившей это парчовое чудо с длинным шлейфом. Но теперь его бордовые переливы напоминали ей тонкие струйки крови.

Она плохо спала ночью, прислушиваясь к шорохам и далеким голосам, доносившимся из коридора или через распахнутое окно. Валерия опасалась, что с ней могут сделать что-то под покровом ночи, отчего вся издергалась и не могла успокоиться, чтобы отдохнуть, а потому пришедший под утро сон был нервным и кошмарным. Она проснулась в холодном поту в предрассветное время и с тех пор уже не смогла сомкнуть глаз, хотя ее так и клонило прилечь на большую и удобную кровать.

С самого утра зарядил мелкий дождик, упрямо барабаня по крыше, заливая террасу с цветами и образуя лужицы воды на подоконнике. Свежий влажный воздух несколько приободрил ее и голова стала думать яснее.

Ее готовят к браку с предводителем этих… этих… не то фанатиков, не то идолопоклонников, а она совершенно беспомощна и позволяет им бесцеремонно вмешиваться в свою жизнь.

В дверь постучали. Это Игриэль пришла сообщить ей, что брачный союз будет заключен через несколько часов в узком кругу гостей, и место священника займет Уолтер Годфри, которому даны полномочия Распорядителя и Хранителя ритуалов, а заодно принесла поднос с пудингом, запеченным яблоком и румяными тостами. Валерия только сейчас поняла, как сильно проголодалась и съела все до последней крошки, под жалостливым и одобрительным взглядом горничной.

– Хотите еще? Я принесу.

Девушка дожевывала хрустящую булочку, поэтому просто кивнула. Да и с чего бы ей устраивать голодовку. Раз уж им что-то от нее нужно, нечто очень зловещее и неведомое, пусть как следует ее кормят.

Валерия предположила, что в основе брачного ритуала ее кровь сыграет некую важную роль. Старик ученый говорил, что ее ценность и значимость именно в этом. Кошмар наяву. Она вновь испытала прилив ужаса, перешедшего в злость.

«Никогда бы не подумала, что такое возможно в наше время» – с негодованием думала она.

Между тем Игриэль вернулась с подносом. Валерия решила кое о чем расспросить ее, наливая ароматный черный напиток из кофейника в чашку.

– Игриэль, ты давно здесь работаешь?

– Нет, не очень, миледи. Всего лет сорок.

Валерия поперхнулась.

– Сколько же тебе лет?

Горничная потупила взор.

– Сорок шесть, миледи.

Валерия посмотрела на ее юное лицо и упругую кожу, решив, что ослышалась или перепутала английское наименование цифр.

– Прости, как ты сказала?

– Мне – сорок шесть – улыбаясь, повторила Игриэль и на ее щеках заиграли ямочки.

– Но… Но ты удивительно, нет – необычайно молодо выглядишь!

И у Валерии мгновенно возник ассоциативный образ булгаковской Маргариты, щедро умастившей тело колдовским кремом.

– Дело в морском воздухе?

Последовавший ответ и вовсе сбил ее с толка.

– Миледи, все потому, что я из Призванных. Это произошло, когда мне исполнилось шестнадцать. С тех пор я старею в десятки раз медленнее, чем обычные люди.

– Постой-ка…

Валерия облокотилась на спинку дивана, а потом и совсем сползла на сам диван.

– Здесь, правда, ставят научные эксперименты на людях? Вот почему все возятся со мной и несут чепуху про пятую группу крови.

– Нет, нет! Вы уникальны, миледи. Я мало что знаю, но для Вас окружающий мир полностью изменится, как только проведут церемонию Призывания. Традиции очень сильны в здешних местах. Вы не разочаруетесь.

– Я тоже стану… Призванной? Как это происходит?

– Простите, я и так многое Вам рассказала. До вечера Вы ничего не должны знать. Мне нужно покинуть Вас – извиняющимся тоном сказала Игриэль.

Валерия вздохнула, но позволила девушке уйти. Решив отвлечься от тягостных мыслей, она решила взять какую-нибудь книгу в библиотеке. Девушка долго бродила вдоль книжных полок, пребывая в растерянности, так как выбор оказался весьма велик. Наконец, она остановилась на одном экземпляре, удобно устроилась в широком кресле с горой подушечек и погрузилась в чтение.

Единственными вещами в мире, отвлекавшими ее от повседневности, были книги и кино. Она могла читать сутки напролет, с упоением отдаваясь чужой фантазии и умелому повествованию. Судьбы персонажей серьезно увлекали ее, становясь родными и близкими, за которых можно переживать так же, как и за реально существующих людей.

Главная героина романа, который выбрала Валерия, как раз переживала острый конфликт борьбы между долгом и чувством, как девушке показалось, что рядом с ней присутствует еще кто-то. Она тревожно оглянулась и вскрикнула от неожиданности. Рядом стоял Торгрейн, невозмутимо разглядывая ее.

– Что так увлеченно читаете?

Валерия прижала ладонь к бьющемуся сердцу и спросила сердито:

– Вы всегда так тихо подкрадываетесь?

– А Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос? – не сдавался он.

– Мердок. «Единорог». Вам это о чем-нибудь говорит?

– Поверьте, у меня было достаточно свободного времени и я, не скупясь, тратил его на образование. Я проштудировал не только эту, но и все библиотеки в Штормхолле.

– Вижу, в этом странном месте умеют распоряжаться временем и тайнами. Начиная от моего похищения и заканчивая пятидесятилетними слугами, которым на вид не дашь больше девятнадцати! – парировала Валерия. – Что скажете на это?

– Скажу, что мои слуги распускают языки – ответил Торгрейн, рассматривая перстень с аметистом на указательном пальце.

– Но Вы же не можете постоянно скрывать от меня свои истинные намерения!

– Я и не собираюсь. Просто Вы постоянно торопите события. Могу лишь пообещать, что такого в своей жизни Вы точно не видели и не испытывали.

Девушка хмыкнула и пожала плечами.

– Вряд ли я еще способна удивиться. После того, что произошло…

Глаза Торгрейна загадочно сверкнули.

– Вам виднее.

Он отошел от бюста Сократа, стоявшего на высокой тумбе у стены, и добавил:

– Я зашел на минуту. Сейчас придут мои помощники. Они подготовят Вас к церемонии. С Вами мы не увидимся до самого вечера.

Валерия подняла брови и насмешливо произнесла:

– Постараюсь не умереть от тоски по Вам.

– За этим как раз проследят. Так что и не надейтесь.

Если в его голосе был намек на приветливость, то теперь он пропал. Его лицо снова сделалось холодным и непроницаемым. Он слегка поклонился, прежде чем покинуть ее, и Валерия в сотый раз задалась вопросом о том, кем же является этот непонятный человек.

Нужно было бежать. Куда угодно, лишь бы подальше от этого дома с его обитателями. Конечно, ей были любопытны произошедшие с ней перемены, ей нравились приключения, которых она всегда жаждала в душе, но теперь ей становилось страшно от грядущей и неотвратимой неизвестности.

Она выглянула в окно. Даже если бы она смогла спрыгнуть вниз без травм и ушибов, ее бы схватили постоянно дежурившие под окнами охранники в синих плащах. Наверное, единственный путь на свободу, как бы это не казалось странным, лежал через брачный алтарь. Церемония наверняка незаконная и не имеет юридической силы. Придется всего лишь подождать какое-то время, чтобы вызвать достаточную степень доверия, а уж там обязательно осуществить свой план.

Валерия была захвачена мыслями о побеге и размышляла о нем даже тогда, когда парикмахер сооружал на ее голове причудливую высокую прическу, вплетая алые ленты ей в волосы. Когда девушку облачили в свадебный наряд и подвели к огромному зеркалу в бронзовой раме, то она не узнала в этой царственной незнакомке себя. Она редко носила платья, а с волосами и подавно не любила возиться, предпочитая их распущенными или завязанными в хвост.

В этом же платье она почувствовала себя языческой королевой и будто услыхала бой жертвенных барабанов, и призывной клич сотен раскрашенных воинов, бряцающих оружием. Валерия вздрогнула, когда Игриэль коснулась ее плеча и прошептала: «пора», а затем ее повели по коридорам и залам в сопровождении гвардейцев.

Она впервые покинула свои покои и могла убедиться в том, с какой утонченной роскошью и вниманием был обставлен дом. Сочетание ценных пород древесины и натурального камня, высоких окон с разноцветными стеклами, хрустальных бра и люстр, бесчисленных скульптур и картин создавало общий весьма благоприятный эффект спокойного, сдержанного, но при этом привлекающего взор своей необычностью интерьера. Девушка насчитала, как минимум, еще четырех Ренуаров, шесть Писарро и несколько Дега, а затем сбилась со счета.

«Если это и правда не копии», – сказала она себе – «то здесь просто шикарная коллекция живописи. Поразительно… Любой музей мира приобрел или, еще лучше, принял бы в дар хотя бы одну из этих картин…».

Нервный смешок сорвался у нее с губ. «Решается моя участь, а я думаю о музеях. Наверное, я на грани…».

Широкая лестница, оказавшаяся перед ней, с небольшими ажурными фонариками по бокам, сбегала вниз по спирали в призрачную темноту. Фонари не горели. Вместо них источником света служили расставленные на одинаковом расстоянии канделябры с дюжиной зажженных свечей. В отличие от предметов декора, виденных ею ранее, здесь все казалось очень старым. Стены шахты, куда они спускались, были выкрашены толстым слоем известки, облупившейся местами. Позолота на толстых массивных подсвечниках почти исчезла с поверхности и отливала больше зеленым, чем золотым.

Чем ниже они спускались, тем явственнее ощущался запах не то сырости, не то плесени. У подножия лестницы их ожидал Годфри. Его благожелательный взгляд подбодрил Валерию и она позволила ему вести себя дальше по узкой галерее. Гвардейцы чуть отстали, но неотступно следовали за ними.

С высоких стен и потолка на Валерию мчались нарисованные рыцари и кони, со следами копоти от вереницы факелов, крепко засевших в каменной кладке подземелья. Огонь и сейчас ярко полыхал в них, а по выпуклым железным бокам стекало масло, шипя и падая на гладкую напольную плитку.

В конце коридора виднелась деревянная дощатая дверь. Ее петли в виде горизонтальных металлических стрел, были тронуты ржавчиной и потому протестующее заскрипели, когда дверь отворили. Девушка очутилась в огромной зале со сводчатым потолком.

Двойные ряды колонн вели к возвышению в виде огромного темно-серого куба, с венчавшей его ротондой. Там, облаченный в алую мантию, ее ожидал Торгрейн и еще несколько фигур, закутанных в плащи. Их лица скрывали черные и красные маски.

Валерии с трудом дались эти последние шаги, но она постаралась успокоиться и как можно увереннее, прошла по мозаичному полу, с утопленными в него медными лентами, складывающиеся в спирали и квадраты.

Она поднялась по ступеням, где ее взял за руку Торгрейн. Они встретились глазами, отчего Валерия ощутила необъяснимую дрожь и первой отвела взгляд, не в силах противиться ледяному воздействию на нее этого пугающего алебастрового лица. Если бы она могла прочесть его мысли, то удивилась бы. Он вовсе не собирался ее запугивать. Ему самому было любопытно, что он испытывает в данный момент и никак не мог разобраться в себе. Валерия держалась весьма достойно и ничем не выдавала своего страха. И он невольно зауважал ее за это.

Торгрейн подвел Валерию к стоящей посередине ротонды шестиугольной чаше. Чаша была очень и очень древняя. Свидетельством этому были множественные трещинки, сколы и зазубрины, покрывавшие потемневший розовый мрамор. Овальную впадину чаши украшал рельефный орнамент.

Валерии не понравились буроватые пятна на нем и она вопросительно посмотрела на Торгрейна. Тут откуда-то полилась органная музыка, столь пленительная, что девушка замерла на месте, совершенно околдованная этой мелодией. Это была абсолютная гармония и красота, с оттенками печали. Невозможно было вообразить, что такую музыку способен был написать человек. Она скорее казалась порождением сверхъестественных сил, недоступным пониманию простого человеческого разума.

Эйнгард с некоторым изумлением заметил льющиеся по щекам Валерии слезы, но в ее глазах не было ужаса, а лишь всеобъемлющее упоение и восторг. Он позволил себе украдкой от остальных отереть ее мокрые щеки, и этот жест вызвал у девушки смущенную полуулыбку, и подал знак Годфри, который стоял рядом с двумя кубками в руках.

Торгрейн взял ладонь Валерии в свою руку, а затем совершенно неожиданно молниеносным движением полоснул по ней тонким лезвием острейшего ножа, который все это время прятал в рукаве. Она с криком дернулась, пытаясь вырваться, но Торгрейн крепко держал ее, зажав кровоточащую руку над чашей.

Валерия хотела что-то возмущенно сказать, но к своему полнейшему изумлению поняла, что не может произнести ни слова. К тому же, ее тело отказалось ей повиноваться, что перепугало ее еще больше. Тем временем, Торгрейн сделал надрез на своей руке, пока Валерия стояла рядом в полнейшем оцепенении, и зажал руку в кулак, чтобы окропить чашу своей кровью. Затем он соединил их ладони вместе так, чтобы кровь человека и Перворожденного смешалась в их венах.

Девушка наблюдала за ритуалом, как завороженная. Иногда ей казалось, будто она видит себя со стороны – бледную, застывшую, под руку с еще более бледным мужчиной, навязавшим ей брачные узы. Гематехнолог обошел стоящую перед ним пару несколько раз, нашептывая что-то себе под нос, а затем произнес:

– Вот эта женщина, что станет твоей женой. Согласен ли ты произнести священные обеты, чтобы кровь твоя не была пролита напрасно. Знаешь ли ты, ради чего пролил свою кровь и с кем разделил ее?

Торгрейн посмотрел на Валерию. Она была напугана до смерти, но при этом всячески демонстрировала отсутствие паники, выставляя подбородок вперед и глядя на него с гордым вызовом человека, понимающего свое положение, в котором он, однако, не распоряжается своей судьбой. Момент истины настал. И он твердо, решительно сказал:

– Я знаю. И потому беру эту женщины в жены, чтобы она разделила со мной мою жизнь и судьбу.

Старик обратился к девушке:

– Вот этот мужчина, что станет твоим мужем. Принимай его таким, каким он был создан и укрепляй Великий Союз, ибо он станет вести тебя отныне и ему ты доверишь свою жизнь и судьбу, чтобы он мог доверять тебе, как самому себе. Согласна ли ты?

Валерия пришла в негодование. Женская и мужская клятвы отличались, как день и ночь. Он словно делал ей огромное одолжение, милостиво согласившись взять ее в жены. От возмущения слова застряли у нее в горле. Пауза затянулась. Эйнгард видел, что она сердится из-за клятвы, но ничего не мог поделать со сложившимися традициями. Такова уж была их участь: мужчины – руководить и направлять, а женщины – следовать и поддерживать. Он тихо произнес:

– Ну, же, Валерия. Это старинная клятва верности. Ее произносят все Перворожденные, вступающие в брак. В этих словах нет ничего постыдного. Я жду.

Она с ненавистью посмотрела ему прямо в глаза. Ее брови сошлись на переносице и ему показалось, что она сейчас пустится бежать прочь, чего ему совсем не хотелось, ведь в таком случае ее пришлось бы вернуть и заставить произнести слова. Поэтому он был рад, когда Валерия разжала плотно сомкнутые губы и выдавила:

– Согласна.

Уолтер опустил два бокала в чашу и протянул Валерии и Торгрейну, со словами:

– А теперь испейте саму Жизнь и пусть она крепко прорастет в вас обоих, навеки скрепив священный союз нерушимостью и силой.

Валерия с отвращением наблюдала, как Торгрейн делает глоток, а потом протягивает кубок и ей, пристально глядя прямо в глаза.

– Тебе придется это выпить. Я бы не хотел вливать содержимое насильно.

Дрожа от негодования, она зажмурилась и пригубила из бокала. От теплого и солоноватого привкуса ее замутило, но она собрала в кулак всю свою волю и таки проглотила багровый коктейль, едва устояв на ногах. Она пошатнулась, но Торгрейн придержал ее за плечи. Мозаичный пол так и плясал перед ее затуманившимся взором.

«Я сейчас упаду… Упаду…» – думала девушка, но все еще продолжала стоять под торжественно-мрачный аккомпанемент невидимого музыканта. Звуки оборвались столь же внезапно, как и начались. Магия, зачаровавшая ее, завершилась. Непостижимо, но видимо в сплетении нот таилась гипнотическая и подавляющая мощь. Валерия ощутила прилив сил и лучистая энергия заструилась внутри нее.

– А теперь, – сказал Гематехнолог – можете обменяться кольцами, чтобы окончательно скрепить ваш союз и сделать его нерушимым.

Торгрейн взял с подушечки тонкое золотое кольцо, все в завитушках и надписью, которую разобрать было невозможно. Он аккуратно надел кольцо на палец Велерии. При этом, оно не сразу скользнуло по фаланге, а немного застряло на полпути.

Одна из примет сразу вспомнилась ему: если обручальное кольцо поведет себя таким образом, то быть браку нестабильным, а жене – непослушной. Все же, он откинул дурные мысли. Видимо, Валерия не знала эту примету, иначе бы обязательно это показала. Или просто была слишком взволнована и была поглощена мыслями о столь удручающих событиях в ее жизни. Дрожащими пальцами, она взяла кольцо большего размера, в точности повторяющее рисунком свое, и поднесла к руке Торгрейна.