Живущие во мраке. Хроники Перворожденных
– В присутствии достопочтимых свидетелей – Членов Совета Перворожденных, я, Уолтер Годфри, Главный Гематехнолог, исполняющий обязанности Распорядителя церемонии бракосочетания между Милордом Торгрейном, Королем Темного народа, и миледи Валерией, объявляю о том, что брак заключен по взаимному согласию обоих сторон. Церемония окончена, господа.
Фигуры, молча наблюдавшие за происходящим, зашевелились и одна за другой спустились по ступенькам в зал, покидая его.
– Неужели я все пропустил! – раздался насмешливый возглас и Валерия увидела приближавшегося к ним мужчину, одетого в смокинг. Взъерошенные волосы придавали ему небрежный и легкомысленный вид, смягчая откровенно-чувственные черты лица.
– Арес, извини, мы не стали рассылать приглашения, – произнес Торгрейн нарочито вежливым тоном, но от Валерии не укрылась холодность, с которой он это произнес.
– Ничего, Торн. К счастью, меня успели оповестить о столь знаменательном событии, – ответил Арес, разглядывая из-под низких бровей Валерию от подола платья до вплетенных в волосы лент. – Представишь нас?
Годфри, наблюдавший за братьями, отлично понимал, что кажущаяся вежливость может в любой момент перерасти в ссору. Они не были дружны, а при редких встречах не упускали возможности съязвить в адрес другого. Арес был очень опасен. Особенно после унизительной сцены много лет назад, когда Совет во главе с Вильгельмом выступил за кандидатуру Торгрейна.
– Моя жена – Валерия.
Он сделал ударение на слове «моя». И от Ареса не ускользнул скрыто подчеркнутый смысл этой фразы.
– Она недавно приехала и еще не освоилась со здешними порядками.
Арес понял, что девушка до сих пор не знает о существовании Перворожденных и о смысле прошедшей церемонии. Торгрейн обратился к Валерии:
– Позволь представить тебе моего единоутробного брата – Ареса Эйнгарда. Он не часто приезжает сюда, потому как живет в Лондоне, где очень и очень занят. Боюсь, что и сейчас он заехал буквально на часок и наверняка уже опаздывает на важную встречу.
Арес, прекрасно понимая, что его не ждали и что присутствие его вовсе нежелательно, широко улыбнулся.
– Но теперь я постараюсь бывать тут чаще, братец. Мы же одна семья! Я специально отменил все встречи. Мои банкиры подождут.
Валерия не могла отделаться от мысли, что перед ней стоит хищный зверь в человеческом облике. Она не могла объяснить своего беспокойства, но в безупречной внешности Ареса, такой холеной, была какая-то фальшь и угроза. Если раньше Торгрейн вызывал у нее опасения, то теперь ей хотелось спрятаться за его спину, лишь бы старший Эйнгард не рассматривал ее с неприкрытым вожделением.
– Но где же гости? – поинтересовался Арес. – Или все уже разошлись?
– Нет, – ответил ему брат. – Это была закрытая церемония. О ней пока незачем знать остальным членам клана.
– Торн, как же наши традиции? – воскликнул Арес в надуманном возмущении. – Ты всегда старательно исполнял их все, чем весьма отличался от меня. Он повернулся к Валерии:
– Знаете, потому я и поселился в главном городе страны и живу не в сыром средневековом особнячке на болотах, а в шикарном небоскребе в одном из элитных кварталов Лондона. Посещаю вечеринки, веду светский образ жизни. Нахожусь в центре событий. Чем весьма доволен.
– И поэтому, – продолжил за него Торгрейн с недобрым блеском в глазах, – ты, конечно, не задержишься в этом затхлом месте надолго. Я беспокоюсь о твоей модной прическе и маникюре, брат.
Валерия поняла, что между братьями существует серьезный разлад. Она еще не знала причины, но то, что это была практически взаимная ненависть, не сомневалась. Девушка решила вмешаться, чем вызвала молчаливое одобрение со стороны Гематехнолога.
– Пожалуйста, – произнесла она очень мягким голосом, со смущенной улыбкой, – давайте пойдем наверх. Я начинаю мерзнуть.
– Конечно, Валерия, – ответил Торгрейн, буравивший взглядом брата, и предложил ей руку. Арес и Уолтер последовали за ними.
Северный Ледовитый океан. Восточная часть Гренландии
Вдоль ледяных нагромождений островерхих сугробов и вмерзших в них валунов, скакал всадник на чалой лошади. Несмотря на обманчиво яркое солнце и безоблачное небо, холод был обжигающим. Ветер срывал и поднимал целые тучи снежной крошки вперемешку с песком и гнал его по острову, пригибая к земле низкие чахлые кустарники. Здешние льды не таяли столетиями и холодный покров превратился в толстый непробиваемый панцирь. Белая холмистая равнина казалась безжизненной.
Все же, всадник не выказывал страха перед грозными силами природы. Его дыхание было ровным, а тело – расслабленным. У одного из скалистых образований он остановил лошадь, спешился, потрепав ее по мохнатой холке, и далее повел под уздцы. Было видно, что он хорошо заботится о своем скакуне, потому как бока и спину коня покрывала толстая шерстяная попона.
При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что человек, как ни странно, прячется от солнца, нежели от мороза. Слишком тщательно он натягивал капюшон на самые глаза, которые вдобавок прятал под широкими темными очками. Столь же тщательно были укрыты от солнечных лучей и руки, и ноги, и шея.
Человек преодолел снежный перевал и вышел к узкому заливу с почти отвесными берегами. Мимо застывших нагромождений утесов и хребтов, величаво плыли айсберги – многотонные синие глыбы, словно охранявшие океан от незваных гостей. И напрасно: местный климат не слишком располагал к частым увеселительным прогулкам. Потому безмолвные ледяные стражи могли степенно следовать своему маршруту.
Путник внимательно осмотрел дорогу перед собой, выискивая некие ориентиры. Наконец, он нашел то, что искал и начал спускаться вниз по узкой скалистой тропинке, ведя за собой лошадь, пока не оказался на широкой каменной площадке с входом в пещеру. Человек последовал внутрь, прошел некоторое расстояние и пошарил рукой на одной из стен. Послышался щелчок и пещера озарилась слабым мерцающим светом. Здесь он оставил лошадь, привязав ее к вбитому в стене железному кольцу, где животное сразу погрузило мохнатую морду в ясли, с хрустом поедая засыпанный кем-то ранее овес.
Он уверенно двинулся дальше к массивной двери и несколько раз постучал в нее. Грохнули и заскрипели отпираемые засовы. В проеме показалась голова в тусклом желтом шлеме и глухо произнесла:
– Да будет вечен сумрак ночи…
И путник немедля подхватил:
– И в этом клялся вам помочь я.
Пароль был принят. Дверь медленно открылась. Один из стражников, охранявших тайный вход, жестом пригласил путника следовать за ним.
Они миновали несколько больших залов и коридоров, пока не вышли в одну из самых просторных пещер этого причудливого дома, внутренний вид которого помогала создавать сама природа. Пещера освещалась тысячью горящих свечей и факелов. На помосте, устланном коврами, за крепким дубовым столом сидел седовласый мужчина в бархатном длиннополом камзоле и изучал лежавшие перед ним бумаги.
– Посланник прибыл, – возвестил гвардеец с поклоном и занял место у выхода.
– Мой Господин, – произнес посланник, преклоняя колено.
Вильгельм Корнуольский, бывший правитель Перворожденных, добровольно покинувший своих подданных много десятилетий назад, поднялся с кресла и махнул рукой:
– Поднимись, Никерис. Ты видел моего младшего сына? Что нового при дворе?
– Господин, – кашлянул тот, – вести, которые я принес, весьма неожиданны.
– Дурные вести? Арес что-то натворил?
– Нет. Это касается Милорда Торгрейна. Он женился.
Вильгельм поднял седые брови и выразительно ими подвигал.
– На Ирме, я полагаю. Вот уж не думал, что она способна выбить из Торна кольцо.
– Совсем нет, Господин. Ваш сын, – тут Никерис помедлил, не решаясь сказать такую новость вслух, – ваш сын взял в жены смертную девушку.
Вильгельм подумал, что ослышался и в грозном недоумении уточнил, правильно ли он расслышал.
– Как такое могло случиться! Ты уверен, что все понял верно? Главный из Перворожденных и земная женщина! Я не способен в это поверить! – он тяжело опустился в кресло, так сжав подлокотник, что костяшки пальцев резко выступили из кожи.
– Это еще не все, Господин.
Вильгельм бросил на посланника взгляд, будто говоривший: неужели дурные вести на этом не закончились? Но кивнул ему, чтобы тот продолжал.
– Она – носитель редчайшей, а точнее единственной в своем роде группы крови. Уолтер Годфри, наш Главный Гематехнолог, полагает, что это, должно быть, пятая группа. Во всяком случае, она может ею оказаться.
При этих словах Великий Корнуолец подался вперед, а затем откинулся назад, внимательно слушая.
– У нее полная совместимость с кровью Перворожденных, будто она сама из нашего рода. Церемония состоялась две недели назад в поместье Милорда Торгрейна. Кстати, Милорд Арес также присутствовал там.
Вильгельм поморщился. Он недолюбливал старшего сына за чрезмерную склонность к жестокости, алчности и коварству. Именно по этим причинам он предпочел младшего Эйнгарда – рассудительного, хладнокровного и разумного. Именно такой правитель должен быть у Перворожденных. И вот теперь такая новость.
– И что же девчонка? – спросил Вильгельм, поглаживая бороду.
Никерис задумался на мгновение, не зная, как правильно описать нынешнюю хозяйку Штормхолла.
– Насколько мне стало известно, она не подозревала о существовании нашего народа и о его влиянии в мире. Ее обнаружили в России, в Санкт-Петербурге совершенно случайно.
– В России? Забавно, – хмыкнул Вильгельм. – На каком же языке общался мой сын с этой русской девчонкой?
– Господин, девушка получила достойное образование. И вполне сносно изъясняется на английском.
– Гм… Ладно. Что еще?
– Она молода и хороша собой, изящно сложена и выглядит достойной высокой чести, которую ей оказал Милорд Торгрейн. Кстати, – добавил Никерис, будто вспомнив о чем-то важном, – мой осведомитель донес, будто Милорд Арес оказался на церемонии не случайно, ведь та была закрытой и Милорд Торгрейн не приглашал никого из Перворожденных, кроме Уолтера Годфри, который вел церемонию. А свидетелями выступили Члены Совета.
Великий Корнуолец покачал головой.
– Но на что Торну эта девушка? Он мог бы жениться на высокородной Перворожденной. Никто бы не отказал ему.
– Так и есть, – согласился посланник. – Но наш Гематехнолог убежден, что дети от этого союза родятся с необычайной физической силой и одаренностью.
– Старый пройдоха! – воскликнул Вильгельм, но в словах его сквозило восхищение. – Вечно он придумывает какие-нибудь хитроумные комбинации. Посмотрим, как станут развиваться события… Что касается Ареса, – продолжил он, – то я ничуть не удивлен его поведением. Я бы переживал, если бы не Торн, а кто-нибудь послабее занимал престол.
Он замолчал, продолжая поглаживать бороду. Было о чем поразмышлять. Но размышлять он предпочитал в одиночестве.
– Никерис, ты верно служишь мне и заслуживаешь награды.
– Благодарю, Господин. Я лишь выполняю свой долг и иной награды, кроме как служить Вам, мне не требуется.
– И тем не менее, зайди к моему казначею. Или как там теперь говорят – банкиру! Добрая служба должна находить поощрение. Ступай.
Посланник удалился, оставив своего Господина обдумывать услышанное. Вильгельм понимал, что случай объединения двух противоположных рас совершенно уникален. Перворожденные, они же вампиры в простонародье, никогда не смешивали свою бесценную кровь с кровью людей. Слишком много существовало тому препятствий.
Начиная хотя бы с того, что Перворожденные веками использовали кровь людей для пропитания и заканчивая тем, что ни один человек из сотен испытуемых не сумел выжить после вливания им крови Перворожденных.
Раньше охота на людей была своеобразным видом спорта, доступным развлечением и необходимостью. Но теперь, мало кто из Перворожденных позволял себе открыто преследовать при свете дня намеченную жертву. Условия игры изменились. Дело осложнялось тем, что плотность населения сильно возросла, стало труднее застать человека врасплох. Жертвы часто умело оборонялись или поднимали такой шум, что заниматься охотой стало невыгодно и трудно.
Несомненно, многие случаи замалчивались и укрывались полицией, судами и прессой, куда распространялось влияние Перворожденных. Но однажды тайна существования и власти могла быть раскрыта и тогда толпы религиозных фанатиков обрушили бы свою ярость на всех, кто мог быть подозрительно похожим на вампира. Хоть последние и превосходят людей по уму, выносливости, но и у них есть свои слабости, которые люди могут обратить против них.
Несколько десятилетий назад в лабораторных условиях удалось создать так называемый гемоглобиновый концентрат, на основе которого появилась возможность клонировать сыворотку, равнозначную по питательности с только что добытой человеческой кровью. Таким образом, проблема пропитания десяти миллионов Перворожденных, как и Призванных, была решена.
Сыворотка не исключала возможности охотиться, но главы кланов предупредили об ответственности, призывая к крайне осторожному поведению, особенно молодых – самых бесстрашных, наглых и своевольных.
Вильгельм недовольно покачал головой: в нынешние времена молодежь не отличалась послушанием. А дурной пример Ареса, подобно заразной болезни, подтачивал авторитет старших. Вильгельму не раз доносили о дерзких речах сына. Они ставили под сомнение сложившиеся веками законы и порядки – основы основ системы управления вольным народом ночи. Поговаривали, что Арес в открытую пренебрегает правилами добычи пищи, а его слуга-турок охотится днем на проституток для своего Хозяина, а затем выбрасывает их тела около полицейского участка.
Великий Корнуолец надеялся, что Торгрейн призовет брата к ответу, но тот медлил, полагая, что таким образом Арес вымещает свою злость из-за решения передачи трона не в его пользу. Кто знает, может Торн выжидал подходящий случай, чтобы незамедлительно урезонить старшего брата и отправить его в Ссылку (или Изгнание) – самое жаркое и пустынное место на планете, африканскую пустыню.
Обычно наказанию Ссылкой подвергали предателей и убийц. Ежели один Перворожденный был замешан в убийстве другого Перворожденного без весомой на то причины, например, не защищался в честной битве, то его приговаривали к Изгнанию, сроком от одного года до нескольких десятков, а то и сотен лет. А оно означало скорую смерть или мучительное и жалкое существование вдали от привычного образа жизни.
Провинившийся был обречен жить в ливийской пустыне, близ нагорья Тибести, прикованный длинной цепью к одной из скал, временно укрывающей от палящего солнца. Вторую же часть дня нужно было зарываться в песок или некими ухищрениями избегать губительных солнечных лучей. К тому же, сама стальная цепь заключала в себе примеси серебра, которые ужасно раздражали кожу наказанного, вызывая нестерпимый зуд и жжение, а заодно и лишали преступника всех его сил, данными ему при рождении или после Призывания.
Питался он случайно пойманными мышами, змеями, и прочими обитателями пустыни, попавшими ему в руки. Порой, обезумев от постоянного страха попасть под палящее солнце, натерпевшись от ожогов и ненасытного голода, преступник в какой-то момент кидался на открытое пространство, чтобы его муки поскорее закончились.
Наказание было жестоким, но тем сильнее должен был быть страх перед ним. Тот факт, что Арес совершенно не боялся этого, не смущал ни Вильгельма, ни Торгрейна. Закон есть закон. Он одинаков для всех, какое бы высокое положение не занимал преступивший его.
Однако, Вильгельм надеялся, что ему не придется услышать однажды, что Арес подвергнут наказанию Изгнанием. Все-таки он приходился ему единокровным сыном.
Юго-Западное побережье Великобритании. Корнуолл. Поместье Штормхолл
Все утро над берегом висел густой молочный туман. Он расползался во все стороны и тянул дрожащие щупальца вверх, постепенно завладевая сперва исполинским утесом, на котором гордой твердыней возвышался Штормхолл, а затем и самим особняком, одолев, правда, всего лишь четверть здания.
Валерия молча созерцала это зловещее великолепие, невольно восхищаясь мистической красотой этих мест. Снизу доносился гул океанского прибоя и редкая чайка взмывала к верхушкам гранитных скал, предпочитая в такое ненастье ютиться в расщелинах, старательно оберегая птенцов широкими крыльями.
Между тем голубоватые нити окутали ступни и лодыжки Валерии, и внезапно она почувствовала себя очень одиноко, несмотря на четверых гвардейцев, стоявших чуть поодаль, охраняя ее, а заодно и наблюдая за новой хозяйкой Штормхолла. Торгрейн строго настрого приказал им не отступать от жены ни на шаг, в чем она уже успела убедиться. Стражи не говорили с ней, не прикасались, но действовали на нервы удручающим образом своим тихим и навязчивым присутствием.
За последние несколько суток Валерия имела возможность убедиться не раз в том, о чем сначала догадывалась, а потом и убедилась. Страх сменился неверием, неверие – потрясением, а уж потом пришло и осмысление. Девушка сделала потрясающее открытие – вампиры существуют!
Сразу после церемонии, напуганная и озадаченная странным скреплением брачных уз с распитием крови жениха и невесты, Валерия больше молчала, порой не в силах поверить, что находится в Великобритании, а не в родном Петербурге. Она с опаской ожидала и брачной ночи, полагая, что последуют еще более шокирующие события в угоду языческим традициям этих варваров. Но муж даже не попытался поцеловать ее.
Его холодное поведение окончательно сбило с толка Валерию. Разве они не муж и жена отныне? Девушка попыталась прочесть хоть что-нибудь на его неправдоподобно красивом лице, столь же белом, как тот мрамор, которым изобиловали стены и пол. Но тщетно. Торгрейн уехал в спешке, не пробыв с женой и трех часов. Не был ли тому виной Арес?
Валерия вспомнила выражение лица Торгрейна, когда Арес появился на церемонии. И померещилось ли ей та отчужденность, с которой братья говорили при ней? Сам Арес, хоть и улыбался вовсю, в отличие от мрачного, как туча, Торгрейна, но при этом его улыбка грозила вот-вот превратится в звериный оскал.
Нет, она не испытывала влечения к мужу и не желала его объятий, но все же он совсем ее обескуражил. Они расстались на пороге ее спальни, куда ее проводил Торгрейн после непродолжительного ужина в честь их свадьбы. Валерия была ему благодарна за это, не в силах более выносить пугающие взгляды змеиных глаз Ареса.
– Вы довольны, Миледи? – спросил он перед тем, как удалиться.
Она фыркнула, стараясь вложить в этот лишенный уважения звук все свое отношение к нему.
– Даже не думайте, что запугали меня этими странными обрядами. Свадьба, где муж и жена пьют кровь друг у друга, совершенно отвратительное и мерзкое событие. Вы не составили о себе хорошего мнения. И вряд ли Вам удастся что-то изменить.
Он склонил голову набок. Казалось, ее слова ничуть не задели его.
– Конечно, Валерия, я не стою Вашего хорошего мнения обо мне. А насчет крови не беспокойтесь и размышляйте на досуге о том, что я сейчас скажу. Если в наших традициях пролить немного бесценной жидкости, которую мы беспредельно почитаем, означает истинное доверие и согласие между супругами, то у людей все обстоит иначе. Разве мужчина и женщина из человеческого рода не пьют кровь друг друга на протяжении долгих месяцев и лет? Пусть в переносном смысле, но зато это кровоточащее действо длится бесконечно, пока не завершается скандальным разводом. Если вам больше нравится думать о том, что наши традиции отвратительны, продолжайте Ваше наивное заблуждение и дальше.
Теперь любопытство подтачивало ее: она не видела Торгрейна целую неделю. Однако, это время не прошло напрасно. Умирая от скуки, она уже исследовала все свои покои, изучила книги, не желая читать большую часть из них, так как была не в настроении. Ей было позволено гулять по особняку и прилегающей территории, чем она и воспользовалась.
Штормхолл был огромным и выглядел, как неприступная средневековая крепость. Его бесчисленные галереи, коридоры и залы чередовали друг друга, спускаясь вниз, в темные подвалы и переходы, или поднимаясь наверх, к башням и смотровым площадкам, винтовыми, узкими и парадными лестницами.
Валерия исходила почти все закоулки особняка, кроме Северного крыла, который выступал над океаном одним своим боком. Она не ставила целью что-то обнаружить, так как после свадьбы с ней ничего сверхъестественного не происходило.
Девушка брела по длинной галерее, рассеянно смотря на портреты знатных господ в доспехах и роскошных одеяниях. Они столь высокомерно взирали на нее с высоты своего роста, что казалось вот-вот слова раздражения сорвутся с их надменных губ и они попросят Валерию поскорее идти мимо, не разглядывая их столь дерзким образом.
Наконец, она дошла до поворота, где обнаружила еще один коридор, со слабо горевшими люминесцентными лампами. Лампы немного озадачили ее, ведь здесь большая часть помещений освещалась свечами и факелами, а также масляными светильниками. Она даже привыкла к этой причуде обладателей особняка и не удивлялась, когда Игриэль тихонько заходила к ней по вечерам, чтобы зажечь большое количество свечей.
Лампы издавали гудение, то угасая, то вновь вспыхивая белым светом. Вокруг никого не было. Двое Стражей находились в начале галереи и не обратили внимания, куда пошла Валерия, ведь отныне она была женой их Повелителя, а значит, могла находиться в Штормхолле где ей заблагорассудится. Девушка осторожно двинулась дальше, минуя узкие окна, похожие на бойницы, и вышла к лестнице, круто уходящей вниз.
Держась рукой за перила, она начала спускаться, касаясь изогнутых балясин, похожих на вздымающиеся волны в бурю. Лампы потрескивали, действуя на нервы. Подол платья волочился вслед за ней, шурша, как целый ворох осенних листьев. Это тоже не успокаивало девушку. Ей казалось, что она производит ненужный в этом полумраке шум. Словно боялась привлечь невидимое чудовище, притаившееся в темном углу.
Чудовище так и не появилось, зато лестница вывела Валерию к проему, за которым она обнаружила дверь. Не зная, что ждет ее за этой дверью, она осторожно толкнула ее и та приоткрылась. Здесь ламп не было, а источник света был где-то вдалеке, за странными полиэтиленовыми шторами, отчего помещение казалось окрашенным в мутноватые серые оттенки. Отодвигая шторы, она шла вперед, и ей все меньше и меньше хотелось идти дальше. Кафель под ее ногами поскрипывал, а по стенам метались рваные тени, которые отбрасывал плотный полиэтилен, колышась от сквозняка и движений Валерии.
Последний отрезок штор метнулся и открыл взору неприятную картину: на гладком полу темнели овальные пятна, переходя от крупных до мелких, будто здесь что-то пролили, а потом и разбрызгали из пакета с томатным соком. Чувствуя, как у нее холодеет спина, девушка замерла на месте.
Выложенная бордовым кафелем, от пола до потолка, комната представляла собой сильно вытянутый прямоугольник метров тридцать в длину и пятнадцать – в ширину. Два ряда цинковых столов делили ее примерно пополам. Столы были заставлены пробирками, микроскопами, склянками всех размеров и форм, хищно поблескивавшими неизвестными приборами и разбросанными то там, то здесь хирургическими инструментами. Посреди этого научного хаоса к ней спиной сидел Годфри и аккуратно делал надрез на мускулистой груди полуобнаженного мужчины, привязанного к металлическому щиту. Мужчина испускал грубые проклятья в адрес Гематехнолога, но тот и ухом не вел, продолжая заниматься своей работой.
– Когда-нибудь я доберусь до тебя, старик, – провыл он. – Тогда я не посмотрю, что ты стар и немощен.
Старик приставил к его груди баночку, набирая в нее немного крови, а затем отъехал на стуле назад к столу с приборами, и взялся за свой микроскоп. Там он размазал немного крови по стекляшке и сунул ее в микроскоп, разглядывая что-то внимательно. Не отрывая глаз от крайне интересующей его проблемы, он произнес:
– Проходите, Валерия, проходите. Раз уж зашли…
Девушка, поколебавшись, вышла из тени. Она обвела взглядом комнату, мужчину на щите и остановилась на Уолтере, сохранявшего поразительное спокойствие. Валерия прочистила горло, кашлянув.
– Что тут у вас происходит?
– Опыты, Миледи. Вы ведь помните, что я ученый.
Он оторвался от микроскопа. Мужчина не шевелился, угрюмо уставившись на нее. Затем он подал голос.
– Кто это к нам пожаловал, а? Ишь, куколка. Ты уже мертвая или тебя оставили на сладкое? Думаю, что последнее. Уж больно вкусно выглядишь.
Мужчина облизнулся, расхохотавшись.
Девушка побледнела.
– Уолтер, кто этот человек? Почему Вы проводите на нем свои опыты? Это же запрещено международным правом!
– Вот именно! – заорал мужчина, дергаясь всем телом. – Девица дело говорит. Не зли меня, старик! Развяжи немедленно!