Лукавый Шаолинь

Я оказалась плохим шпионом и была разоблачена начальником Реданской полиции Дийкстрой. Маша успела сбежать к эльфам. А мне он устроил сладкую жизнь. Допрос проходил в темном, душном дружиннике. Мне связали руки, и веревка неприятно натирала запястья. Хотелось есть и спать.

Дийкстра приставил к горлу холодный клинок меча из дюрали. И неотрывно смотрел мне в глаза. Я задыхалась, было страшно по-настоящему. Это уже не было игрой, я перенеслась в книгу Сапковского.

– Признаете ли вы себя эльфом и их пособницей? – стеклянным голосом спросил Дийкстра.

– Нет, я не эльф. Клянусь! – спазм сдавил горло. Затошнило.

Палач резким движением откинул капюшон и осторожно дотронулся до моего уха. Я отстранилась. Ухо горело. По законам Редании Дийкстра имел право применить ко мне пытку. Что он и сделал.

Меня ждала дыба…

Двое крепких молодых воинов из городской стражи держали перекладину, а я должна была висеть на ней одну минуту. Физподготовка никогда не относилась к числу моих достоинств, но пытку я вытерпела с честью. Адреналин бил через край.

После меня повели к городским воротам, чтобы отдать на съедение нечисти. Я взошла на мост, перекрестилась и с ужасом отшатнулась от грифонов, кикимор, брукс, лярв и вампиров. Визг, стоны, крики… Нечисть тянет ко мне свои ужасные лапы. Я сделала глубокий вздох, еще раз перекрестилась и прыгнула прямо в объятия чудищ.

Но меня не разорвали. Я даже не успела испугаться, как почувствовала теплую руку Грина и его ободряющий взгляд. И спокойно пошла прямо в логово нечисти, потому что Гриндерс был рядом и улыбался мне.

Прежде чем разорвать, чудища дали ложку и тарелку супа, за что я была им очень благодарна. Да просто Баба-Яга, которая сначала накормила доброго молодца, затем попарила в баньке и только потом съела. Но едва я успела пообедать, как кикиморы принялись забавляться со своей новой жертвой. Меня щекотали и щипали, крутили вокруг оси, поднимали на руки. Я понимала, что приговорена.

– Хочу, чтобы это сделал ты, – попросила я Грина.

– Как скажешь, – улыбнулся мой тренер. Кроме мастерских обязанностей у него еще была роль грифона.

Убили меня красиво. На голову мне надели капюшон, кикиморы плясали, вампир бил в бубен, грифоны кричали. Будто были умирающими чайками, а не сказочными персонажами. Я вздрогнула. Почудилось, что рядом стоит ужас моего детства – человек без лица. Я напряглась и дотронулась до бедра, где висел нож.

Но тут Грин подошел ко мне почти вплотную. На секунду показалось, что сейчас он меня поцелует… Но грифон нежно провел когтем по моему лицу и шепнул: «Прощай!».

Я упала замертво.

Очнулась я от того, что нежить пожимала мне руку. Кикиморы оказались обычными симпатичными девушками, вампиры – реконструкторами из дружественного нам клуба, а жуткий грифон – моим тренером Гриндерсом. Я подумала, что переиграла – падать в обморок было совсем не обязательно. Ролевики помогли подняться. Они еще долго пожимали мне руку, а я тепло обнимала их всех. Грин смотрел на меня с нескрываемой нежностью, а я едва удерживалась, чтоб не кинуться ему на шею.

Мне предстояло провести четыре часа в Мертвятнике – в раю, а может, в аду для погибших ролевиков. Там же я встретила Машу, которая погибла от отравленного яблока. Ее шпионаж в пользу эльфов не смогли доказать и просто подослали наемного убийцу. Мы вместе отправились в Реданию.

На воротах стоял недовольный Грин.

– Игра закончилась слишком рано, – объяснил он. – Маша, тебя искал Хантер. А ты, Эль, не хочешь прогуляться по лесу? Есть примета, что тот, кто взойдет на Заповедные горы с чистым сердцем, может загадать любое желание. И оно сбудется.

– А разве я человек с чистым сердцем?

Гриндерс не ответил. Он подал мне руку, и мы двинулись на гору. Маша смотрела на нас с беспокойством.

Через минуту она догнала меня и вручила меч из дюраля. Затем, шатаясь, как пьяная, побрела в сторону города.

Подниматься было тяжеловато, ведь высота Двойных гор достигала двести шестьдесят метров над уровнем моря. Но я не могла оторвать взгляд от открывшейся красоты. Склоны покрывали цветущие желтые хохлатки и сиреневые зубянки. Кое-где встречались гладиолусы и тюльпаны Биберштейна. Грин продолжал сжимать мою руку.

И я осмелилась спросить, почему Маша так истерит.

– Призраков боится, наверное, – усмехнулся тренер. – В одна тысяча девятьсот пятом году здесь казнили двенадцать крестьян, которые разорили и сожгли памятник культуры – усадьбу Звягинцевых. Даже семнадцатилетнего подростка Колю не пощадили. И здесь же их похоронили. Еще целы старинные могилы, заросшие мохом. А в Советское время на этом месте установили памятник. Тогда вандалов чуть ли не героями посчитали. Говорят, стела сохранилась, но вокруг бродят привидения.

– И это правда? – я поежилась.

– Нет, конечно. Лес действительно никто не посещает, но вовсе не из-за призраков, а из-за змей и поваленных деревьев.

– Почему же здесь нет лесника?

– А где его найдешь? Одни пьяницы да наркоманы, – поморщился Грин.

Я остановилась.

– Слышишь шорох? За нами кто-то наблюдает.

– Всего лишь барсук, – усмехнулся тренер. – Здесь их целая колония. Лучше подумай о желании, которое загадаешь.

Вскоре мы взошли на вершину одной из гор. Внизу простиралась Верена, сияя серебряными куполами. Склон был усыпан цветами. И я поняла, что мое сердце вот-вот разорвется от такой красоты. Желаний не было.

Грин потянул меня за рукав:

– Пойдем, покажу тебе могилы и памятник. И надо вернуться до темноты

Через несколько минут мы вышли на поляну, окруженную старыми соснами. На полуобломанном клене висел пожухлый венок. Я наклонилась над кирпичными могилами. Затем резко обернулась. За стелой кто-то прятался. Кто-то очень маленький, вполовину человеческого роста.

– Чертов поутри! – выдохнул Грин, доставая меч.

Я последовала его примеру и трясущимися руками вынула романец из ножен.

Карлик приблизился. В сумерках очертания расплывались, но я успела разглядеть его бархатный коричневый камзол и высокие сапоги.

– Позволь нам уйти, – выдохнул Грин.

– Позволю. Тебе. Не ей, – прошелестел карлик.

И подошел еще ближе. Он был безоружен. Но меня липкими волнами накрывал страх.

– Она вам нужна, – Грин усмехнулся.

А может, мне это лишь показалось.

Потому что он сильно толкнул меня:

– Беги к рельсам. Это граница между нашим миром и миром поутри.

– А ты?

– Не бойся.

– Я останусь!

Поутри сделал еще два шага.

Грин взглянул мне в глаза и легонько погладил по щеке.

– Беги, ради меня. Давай, к железке! Там ты в безопасности.

Еще три шага.

– Эля!

– Грин… Я люблю тебя.

И тогда я побежала. Меня подгонял не только страх, но и стыд от неуместного признания.

В рекордные полчаса я добежала до железной дороги. И упала без сил, сгребая под себя щебенку.

Затем я вернулась в лагерь, не надеясь встретить Грина живым.

Но он был там! Живой, здоровый и очень веселый. Видимо, успел выпить немало вина, пока я лежала и рыдала на путях.

Гриндерс притянул меня за локоть:

– Никому ни слова о поутри. Нечего волновать людей. Главное, мы отбились.

– Как ты сумел?

– Я же крутой боец, – с иронией сказал мой тренер. – Иди к Маше. Твоя подружка тут шороху навела, когда я явился с гор один.

Вечером играли ролевую свадьбу. Мы много пили, и я, забыв о пережитом, танцевала с Грином.

– Выходи за меня, – вдруг предложил он.

– По-игровому – без проблем, – засмеялась я.

– А в реале?

– Никогда не выйду замуж за собственного тренера в семнадцать лет.

В ту ночь я и предположить не могла, что не пройдет и нескольких лет, как я захочу выйти замуж за собственного тренера. Правда, вовсе не за Грина.

Я совсем забыла о Йеннифер: вино, гитара, лес, близость Гриндерса вскружили мне голову. Как только все узнали, что близится еще одна свадьба, то засуетились. Девочки-ролевики, мастерицы на все руки, соорудили мне фату из шторы, которую запасливо привезли на игру. Больше всех старалась Йен: она сплела венок из ландышей.

Грог, который мы пили, ударил в голову. Я только засмеялась, когда священник спросил меня: «Анвенна из Редании, согласна ли ты стать женой Эскеля из Вертемберга?» Он спросил еще раз. И тогда я поняла, о чем меня спрашивают, и кивнула. Грин также ответил согласием, после чего поцеловал меня в щеку и крепко пожал руку.

Мы с Машей пили грог, когда к нам подошла Йеннифер. И мне сразу стало не по себе. Нам предстоял тяжелый разговор.

– Что, Элюшка, трахаться захотелось? Выросла, девочка? Гриндерс ничего, попробуй с ним. А то семнадцать лет – и ни с кем ни разу. Позор, – прошипела Йен. Ее лицо исказилось от злости.

Все прошлые чувства: ненависть, зависть, обида зашевелились в моей душе.

Мне захотелось ударить Йеннифер.

Но я выпила слишком много, ругаться уже не было сил. Я лишь устало сказала:

– Ты с ума сошла, посмотри на себя и на меня… Я тебе не соперница, да и не нужен мне твой Грин.

– Слушай, ты. Отвали от Эли. Она – совсем не такая! – взвилась Маша и обняла меня за талию. – Пойдем отсюда.

Удивительно, но в глазах Йен уже не было ненависти.

– Дура ты, Элька, мне Грин давно не нужен. Тебя жалко. Извини, но ты – просто жирная корова в кошмарном зеленом платье. Хотя такое изящное лицо и ярко-зеленые глаза – редкость. Похудей, приведи себя в порядок, покрась волосы, и Грин к тебе на коленках приползет. Вы прекрасно друг друга подходите – в отличие от многих не прячетесь от жизни.

– Ладно, – примирительно сказала Маша, – давайте нальем еще грогу. А кому достанется Гриндерс, узнаем потом.

Мы выпили еще, а потом под одобрительные крики ролевиков стали танцевать на столе степ.

Я проснулась в палатке Грина, мое прекрасное зеленое платье было грязным и порванным. Я попыталась прикрыться одеялом.

– Успокойся, у нас ничего не было, – холодно сказал тренер.

– Да? А где Йен?

– Думаю, в палатке у Хадсона.

В углу палатки я нашла чей-то плащ и оделась.

– Ой…У нас точно ничего не было?

– Было! Обожаю трахать пьяное бревно. Эля, тебе надо сбросить вес, если хочешь, чтоб я тебя и дальше таскал в свою палатку.

– Да пошел ты…

– Элюшка, стой! Эля… не уходи…

Я вылезла из палатки и стала собирать свой рюкзак. Маша угрожающе молчала. Я подумала, что она злая с похмелья, и решила ее не беспокоить.

По шпалам мы дошли до остановки. Затем разъехались по домам. Казалось, что поутри были всего лишь дурным пьяным сном. Казалось…

11

На следующей тренировке я сразу заметила напряжение ребят. Никто не занимался на тренажерах и не устраивал поединки. Ролевики гладили руками игровые наряды, постукивали пальцами по доспехам, а некоторые и вовсе сидели на полу с отсутствующим видом.

– У клуба финансовые проблемы, – объяснил Хадсон.

Общее настроение передалось и мне. Я снова ощутила себя толстой и неуклюжей.

Вдруг меня толкнули в спину. Не удержав равновесия, я упала на колени. И только после этого обернулась, ожидая увидеть Йеннифер.

На меня смотрела Маша.

– Я люблю Грина. А ты… Ты обманула меня! Ты спишь в его палатке… Ты – неуклюжая потаскуха, совсем его не стоишь.

– Ты, что ли, его стоишь, тощая уродина, – прошипела я, – да он разобьется о твои кости.

– А не пошла бы ты…

Краем глаза я отметила, что на нас все смотрят. И тут мне мучительно захотелось доказать, что я сильная, что я умею драться. Даже не драться, а биться за свое достоинство. Неужели все они думают, что я спала с Гриндерсом? Что я… девушка не слишком тяжелого поведения?

Мне было всего семнадцать. И хотелось одного – доказать, доказать всем, что я крутая. Я еще раз посмотрела на Машу.

И я ударила кулаком это милое лицо, которое так любила. В первую секунду на нем отразились обида и изумление, позже – звериная ненависть. И все равно я не смогла ударить сильно свою Машу, свою дорогую подругу – крови не было.

Но зато она стала зверем, и от удара ногой в живот я согнулась. Наши не шевелились. Я не могла ждать, когда боль отступит, я должна была действовать. Наконец-то мной завладели собственнические инстинкты. Я кинулась на Машу и вырвала огромный клок волос. От злости мои силы удесятерились. У моей противницы тоже – она толкнула меня на стол, зачем-то поставленный в тренировочном зале.

Наши не шевелились.

Я чувствовала угол стола, задыхалась, но боли не было. Ее и не бывает, когда бьешься безрассудно. Боль придет позднее, когда прокаченное адреналином тело захочет отдыха. Я жаждала крови Маши, ее позора и унижения, совершенно забыв о том, как мы вместе ели пирожные, играли в куклы, обсуждали платья. Я уже не была собой, став зверем, и бросилась на своего врага, чтобы растерзать.

Наши не шевелились.

Еще несколько минут мы катались по полу, вырывая друг у друга волосы. Злоба постепенно отступала… Но Маша начала меня душить. И я подумала: надо что-то делать. Пора заканчивать драку. Умирать в семнадцать лет совсем не хочется.

А наши не шевелились.

И тогда я захрипела:

– Стой, дура… Не я твой враг. Гриндерсу на меня плевать… Йеннифер… Йеннифер…

Машина хватка ослабла, и она подала мне руку, помогая подняться. Мы вдвоем, не сговариваясь, бросились на Йенну. Наши руки, ноги и волосы смешались. Мы даже не дрались: мы просто катались по полу, вцепившись друг в друга ногтями.

Вдруг сильная рука подняла меня, и в следующее мгновение накрыла волна боли. Этот человек ударил гораздо сильнее, чем Маша или Йен. И я впервые заплакала, смешивая кровь и слезы. Потому что этот человек был Грином. То же самое тренер сделал и с Машей. Она, всхлипывая и размазывая кровь, лежала на другом конце зала.

Грин взял Йеннифер на руки и стал укачивать ее, как ребенка.

– Ну зачем ты так? – спросил Хадсон. – Они же все-таки девушки.

– Это не девушки, это бешеные суки. Они подняли руку на мою Йен, – проговорил Гриндерс, не поднимая глаз.

– Я ненавижу тебя, – вдруг тихо сказал Хадсон, – ты не хозяин в этом клубе и не тебе вершить здесь самосуд.

– Неужели? – усмехнулся Грин и опустил Йен. Все так же улыбаясь, тренер ударил Хадсона в солнечное сплетение. Тот упал, как подкошенный.

И тут я все поняла.

Грин просто использовал меня в своих целях! Заманил на Двойные горы, инсценировал поединок с карликом. Все было не зря. Но я не успела подумать, зачем.

Я выбежала на середину зала и замахала руками, привлекая внимание:

– Друзья! Грин… Грин продался поутри. Слушайте меня!

– Заткнись! Ради себя же замолчи, – тренер попытался зажать мне рот.

Я извивалась в его сильных руках. Неожиданно мне на выручку бросился Хантер:

– Что ты сказала? Повтори, – он почти оттащил от меня Грина.

Но тут давний соперник Хантера Стич, воспользовавшись ситуацией, ударил моего защитника ногой по коленной чашечке.

И начался неистовый мордобой. Друзья били друзей, братья – братьев, влюбленные – своих любимых. Жестокий беспощадный бой… Мы с Машей и Йен заползли под стол и плакали, обняв друг друга.

Вдруг все закончилось, так же неожиданно, как и началось. Но я еще долго лежала на животе, не шевелясь. Через минуту я почувствовала чью-то руку. Как же я хотела, чтобы это был Грин… Но рядом на коленях стоял Хантер с окровавленным лицом.

– Элюшка, не плачь, ты же сильная девочка… Теперь тебе придется уйти. Этого хочет Гриндерс, хотя можешь идти, валяться у него в ногах. Твоя подруга Маша так и поступила. Она остается.

– Никогда! Ты ничего не понимаешь, я любила Грина! Любила, может, в первый раз в жизни. А теперь я его ненавижу. И не за то, что ударил. А за то, что продал поутри. Возможно, вся его показная дружба и была подготовкой к чему-то.

– Я давно подозревал в тебе… Но сейчас это не важно.

Хадсон обнял меня и как-то очень настойчиво стал гладить.

– Элюшка, верь мне, у тебя все еще будет – и хороший клуб, и друзья, и любовь…

Хадсон все настойчивее трогал меня. Но я не реагировала. Бояться просто не было сил. Сопротивляться – тоже. Хадсон окровавленными губами целовал мою грудь. А я видела лишь испуганное лицо Маши с огромными горящими глазами.

– Хадсон, нет, не прикасайся…убери руки…

– Да, Эля… да… этого так хочется после боя… ты не представляешь… Эля…

– Нет… Нет… Не трогай меня… прошу… умоляю… не надо…

– Эля… Элюшка…

– Нет…

А потом Грин оттащил от меня Хадсона и занес руку, но бить не стал.

– Эля, мы безумны… Мы просто безумны. Все. Надо забыть. Надо сплотиться, впереди – война. Ты можешь этот мир спасти одним движеньем глаз, согласно веки опусти, и не разлучат нас.

– Мы безумны. Весь этот мир безумен… Я не хочу жить в нем. Прощай, Грин. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

– Остановись! Война не выбирает нужное время. Я не хотел тебя бить, выбора не было.

– Выбор есть всегда.

Я подняла свой новый дюралевый меч и отдала бывшему тренеру.

На Грине не было лица. Казалось, ему очень больно.

Я ушла.

А через год узнала, что клуб «Бастион» закрыли. По официальной версии – из-за нехватки финансирования.

Но мне было все равно. Казалось, самое страшное уже случилось.