Адепт

Алхимик небрежно махнул рукой, хотя его явно не убедили аргументы собеседника. Все его внимание было сосредоточено на котле, который становился вишневого цвета.

– Я не могу взять лекарство даром, – заявил Матушкин. – Хоть я и простой солдат, но…

– Ой, заткнись, придурок! – буркнул Рудницкий. – Ты действительно считаешь, что я хотя бы минуту предполагал, что ты простой солдат?

Алхимик рассмеялся: на лицах россиян возмущение боролось с недоверием.

– Задумался над тем, что тебя выдало? – продолжил алхимик. – Давайте подумаем: во-первых, словарный запас и акцент, свидетельствующий о том, что ты воспитывался в среде, где говорили литературным языком, без ошибок, во-вторых, манера вступать в разговор, словно твое социальное положение соответствует всем собеседникам. И наконец, вопрос гигиены…

– Не понял. Что не так с моей гигиеной? – спросил действительно разозлившийся Матушкин.

– Тут как раз наоборот, – заверил алхимик. – Все в порядке. Только пользуешься достаточно эксклюзивным одеколоном Chevalier d’Orsay. Я в этом разбираюсь, поскольку сам продаю парфюмы. А от обычного русского солдата, извините, господа, несет капустой и нестиранными портянками.

– Господин алхимик… – зловеще протянул Самарин.

– Подайте воск! – кинул резко Рудницкий, явно утратив интерес к этой теме. – Там, на столе!

Матушкин выполнил распоряжение, и алхимик бросил в жидкий металл небольшой кусочек воска.

– Ну! – Он закусил губу. – Сейчас посмотрим…

При помощи железных щипцов он убрал котел с огня и запустил мощный вентилятор, охлаждающий содержимое котла. Постепенно металл твердел и становился серебристо-белым с легким золотистым оттенком.

– Слишком светлое для золота, – заметил Самарин.

Рудницкий вкратце, солдатскими выражениями, объяснил ему, почему самый бесполезный социальный класс, для прикрытия называемый аристократией, должен оставить экспертную оценку людям образованным и владеющим, в отличие от их светлости, опытом в алхимии и металлургии.

– Это электрум, – объяснял дальше алхимик. – Сплав золота и серебра, возможно, с небольшими примесями других металлов. Трудно требовать, чтобы первая трансмутация прошла идеально. Вероятно, пропорции отдельных ингредиентов были не такими, как нужно. Только это мелочь, учитывая, что изменение произошло.

– И что дальше? – спросил Матушкин.

– Разделю металл электролизом. Это нетрудно, у меня есть все необходимое оборудование.

– Я собираю группу для уничтожения созданий, что вырвались из анклава, – заявил Самарин. – Возможно, это серебро дало бы нам преимущество…

Алхимик молча вытряс металл из котла и положил на весы.

– Больше двух фунтов, – через мгновение сказал он. – Думаю, что сплав содержит каких-то восемь, может, девять частей серебра, остальное золото. Я подумаю над тем, что ты сказал, приходи во вторник.

Похоже было, что Матушкин хотел возразить, но Самарин остановил его решительным жестом.

– Во вторник так во вторник. А за лекарства для Матушкина я могу заплатить. И был бы благодарен, если бы ты оставил при себе предположения по поводу его статуса. Понимаешь, наша миссия требует предельной осторожности и…

– Предположения я оставлю при себе, – прервал его Рудницкий. – А лекарства дам бесплатно и с гарантией на случай осложнений.

– Какие, к чертям, осложнения?

– Я никогда раньше не лечил такие раны спагирическими средствами, – беззаботно проинформировал алхимик. – Во всяком случае, я постараюсь скорректировать возможные побочные эффекты…

– Ну не знаю… – неуверенно произнес Матушкин. – Может, не надо?

– Как хочешь, но мне кажется, что твоему лицу уже ничто не повредит…

Солдат промолчал на панибратскую форму, с которой Рудницкий обратился к нему, и подошел к зеркалу. Долго изучал свое отражение. Вид был не из приятных: сине-красный шрам пересекал лицо, превращая его в гротескную, вызывающую угрозу маску.

– Черт возьми! – выругался он. – Я мог бы без грима сыграть одного из Всадников Апокалипсиса. А ладно! Давай, докторишка, свою мазь.

Рудницкий кивнул и, забрав слиток электрума, пошел к дверям.

– Выпьем, – предложил он. – Надо отметить трансмутацию. У меня есть что-то особенное, дядька пытался когда-то найти первичную материю методом, описанным в малоизвестном анонимном алхимическом трактате семнадцатого века. Получилась чудесная водка. Пьешь, как воду, а в желудке, словно огонь горит. Ну как? Вы же не на службе?

– Вроде как, – ответил за себя и солдата Самарин. – Но часик-два у нас есть. Обсудим план… охоты.

Рудницкий вздохнул, можно было бы сказать, что его участие ограничивается только консультацией. Только сама мысль о следующей стычке с существами из анклава вызывала дрожь во всем теле. Но он не мог отказаться, последняя вылазка показала, чего можно добиться, имея под рукой профессионалов. Да, Самарин и его люди были ему нужны…

Рудницкий осторожно наклонил котел. Наполнил формы для отливания пуль металлом. Девяносто два золотника, в метрической системе это девятьсот пятьдесят восьмая проба – почти чистый металл, в котором одна сотая алхимического серебра.

В ожидании, пока металл остынет, алхимик начал отмерять порох на весах. Дядя, заядлый охотник, научил его, как самому приготовить заряды. К сожалению, не успел научить стрелять…

Рудницкий подошел к столу и критическим взглядом оценил уложенные на столешнице готовые патроны: сотня для карабина, сто двадцать для револьвера. Вроде бы немного, зато можно быть уверенным, что ни один из них не подведет – качество боеприпасов собственного изготовления намного выше, чем фабричных, ну и к тому же серебро. Алхимическое серебро. Мужчина не раз и не два раздумывал над феноменом восприимчивости созданий анклава к серебру, однако не пришел ни к какому конкретному выводу. Возможно, это было связано с антисептическими свойствами металла? Ведь используют же мазь для лечения незаживающих ран и язв, разработанную вроцлавским хирургом Микулич-Радеским, что содержит нитрат серебра.

Из размышлений его вырвал навязчивый дверной звонок. Кто-то рвался в аптеку, не обращая внимания на нерабочее время. Рудницкий беспомощно выругался, это точно Самарин, кто же еще, решил нанести ему очередной несогласованный визит.

Полевой, а не парадный мундир гостя не обещал ничего хорошего. Как и карабин в его руках.

– Очередная атака! – кинул Самарин, даже не поздоровавшись. – В этот раз на Пекарской. Полиция и войско окружили каменицу, через час начинаем операцию. Пойдешь со мной?

Алхимик впустил полковника в аптеку, небрежным жестом пригласил наверх.

– Я не солдат, – сказал он, поднимаясь по лестнице. – Сомневаюсь, что могу вам помочь. То есть помочь в битве. Как и сам знаешь, паршивый из меня стрелок.

– Это что-то убивает твоих земляков! – с гневом бросил Самарин. – А ты хочешь остаться в стороне и смотреть, как мы, русские, решаем эту проблему!

– Для этого я и плачу налоги, – напомнил Рудницкий. – Чтобы меня защищала полиция. И извини, благородие, но, насколько я помню, никто сюда русских не приглашал. Сами влезли. И правите. И поскольку благодаря вашей милости мы являемся подданными Его Величества Николая Второго, это обязывает вас заботиться о нашей безопасности.

Оба стояли у входа на чердак, не сводя друг с друга гневных взглядов.

– Значит, не пойдешь?

– Не пойду.

– В таком случае прошу меня простить, что нарушил ваш покой с самого утра. Обещаю, что это больше не повторится, – произнес ледяным тоном Самарин.

Рудницкий закусил губу, глядя в спину уходящего офицера.

– Подожди! – позвал он. – Дам тебе боеприпасы.

– Какие, к черту, боеприпасы? Я спешу!

– Нормальные, для карабина и револьвера. Сам отливал пули. Чистое серебро плюс алхимическое.

– Сколько их у тебя? – быстро спросил Самарин.

– По сотне на каждый вид оружия. Прошу. – Он указал на ровные ряды пуль.

Россиянин склонился над столом, разглядывая пули.

– Выглядят нормальными, – с колебанием в голосе произнес он. – Ты уверен, что сделал все как надо? Знаешь, не хотелось бы, чтобы во время выстрела они разнесли мне дуло или произошла осечка…

– Те пули в анклаве тоже были моего производства, – заявил Рудницкий. – И, уверяю тебя, они намного лучше фабричных. Даже без алхимического серебра.

– Хорошо, беру. И не беспокойся за счета, у меня есть специальный фонд.

– Еще не установили цену на серебро, полученное трансмутацией, – процедил Рудницкий.

Обеспокоенный тоном алхимика, офицер поднял голову.

– Я не хотел тебя обидеть. Я…

– Не важно! – махнул рукой Рудницкий. – Будешь мне должен услугу.

Самарин поджал губы, но через минуту кивнул.

– Идет! – сказал он. – И кстати, я не предлагал тебе участвовать в битве, ты слишком важен для меня, но твои лекарства могли бы спасти жизни раненым. Как и моим людям в анклаве…

– Ну, хорошо, – вздохнул Рудницкий. – Я пойду с тобой, но только как консультант. И заплатишь мне за медикаменты.

– Договорились! А сейчас помоги мне собрать эти боеприпасы, я должен беречь руку.

– А что случилось? – спросил алхимик не слишком заинтересованным тоном.

– Дело чести. На пистолетах. Рана хорошо заживает, я бы даже сказал, с невероятной скоростью, но я хотел бы, чтобы позднее ты посмотрел на нее. Не могу себе позволить долгое выздоровление.

– Посмотрю. Когда ты только находишь время на дуэли?

– Расскажу в другой раз. Идем!

– Ладно, только возьму оружие. На всякий случай.

– Бери.

Каменица не отличалась ничем определенным, кроме избытка декоративных элементов, похоже, архитектор не придерживался одного стиля, однако украшавшие дом кариатиды, карнизы и подпирающие крышу львиные головы создавали впечатление перебора нувориша[6]. Над главным входом виднелась дата: тысяча восемьсот девяносто третий.

– К счастью, это новый дом, и в городской администрации есть его план, – сказал капитан Варецкий. – Он может нам понадобиться во время штурма.

Алхимик кивнул. Кроме Самарина, в группе находились два офицера: Варецкий и Будаков. Оба, как ни странно, относились к нему с упреждающей вежливостью. Офицеры считали себя классом выше гражданских и обычно демонстрировали это на каждом шагу.

– Как вы думаете?

– Я не солдат, – ответил Рудницкий.

– Но вы были в анклаве и лучше нас знаете, чего ждать.

– Ну…

– Минутку! – остановил его Самарин и обратился к Будакову: – Поручик, прошу позвать унтер-офицеров. Я хочу, чтобы все услышали то, что расскажет господин Рудницкий.

Через минуту алхимика окружили солдаты. Сильно обеспокоенные солдаты.

– Олаф Арнольдович?

– Прежде всего не отходите по одиночке даже на шаг. Вы должны разбиться на тройки или четверки. И не сильно рассчитывайте на свое оружие, на короткой дистанции оно не даст вам преимущества, на которое вы надеетесь. Потому…

– То есть оно не сработает? – перебил его Будаков, нахмурив брови.

– Сработает, но даже серебряные пули не убивают сразу. Не берегите патроны! И цельтесь в голову. Я бы еще посоветовал прикрепить штыки к карабинам, а офицерам сражаться с саблей в одной руке, и револьвером – в другой.

– Это все? – спросил Самарин.

– Еще одно: каждого раненого сразу ко мне. Не важно, как выглядит рана. Даже царапина может нести смерть.

– Слышали! – рявкнул Самарин. – Начинаем! Разделиться на группы по трое, лучший стрелок в тройке получит специальные боеприпасы.

Солдаты быстро выполнили приказ и через минуту исчезли внутри здания. Возле Рудницкого остался только Варецкий и несколько солдат, хотя каменицу и дальше окружал наряд полиции.

– Мы должны вас охранять, – объяснил офицер, заметив вопросительный взгляд алхимика. – Ну и обеспечить лазарет. Как вы думаете, у нас получится…

Его прервали звуки стрельбы и гневные крики, через мгновение раздалось пронзительное, нечеловеческое вытье. Рудницкий нервным жестом отвернул полу плаща и положил руку на рукоять револьвера.

– Что это? – удивленно спросил Варецкий. – Это не человек?

– Без малейшего понятия, – ответил алхимик. – А что касательно второго вопроса, но я не был бы так уверен, я как-то слышал, как кричит мужчина, которого живьем поедают волки. Ну, то есть что-то типа волков…

– Я думал, вы – эксперт.

– Эксперт? Никто из посещавших анклав не прожил настолько долго, чтобы стать экспертом.

– Но вы же дрались с этими… созданиями?

– Раз или два, – с неохотой признался Рудницкий. – В основном я убегал.

– А в последний раз? Я слышал, что вы были в анклаве вместе с полковником.

– Да, нам удалось убить двух бестий. Высшего уровня.

– У вас есть какая-то классификация? – с недоверием спросил Варецкий.

– Откуда?! Насколько мне известно, ни у кого нет таких сведений. Скорее определенные впечатления: даже абсолютный новичок, попав на охоту, отличит лису от медведя. И угрозу, какую они могут представлять.

Стукнули двери, из каменицы выбежали двое солдат, волоча обмякшее тело.

– Сюда! – закричал Рудницкий. – Что с ним?

– Не знаю, – пробормотал старший из мужчин с нашивками сержанта на погонах. – Она закричала – и Степан упал как подкошенный, весь в крови. Матвеева только царапнула. Чуть-чуть, под глазом. А он почернел и умер, до того как мы смогли что-то сделать.

– Выживет ваш Степан, – сказал Рудницкий. – Посадите его на землю и придержите, я не хочу, чтобы он захлебнулся.

Алхимик достал из сумки эликсир, запахло миррой и нардом.

– Это правда поможет? – спросил Варецкий.

– Правда. Испробованное средство, – рассеянно ответил алхимик. – Ну, хватит! Сейчас отнесите его в госпиталь, – посоветовал он. – Ему нужны покой и пара дней отдыха.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Рудницкий хотел спросить, на каком основании сержант оценил его как благородие, но передумал. Это было не лучшее время для шуток.

– Медицинским пунктом такого ранга в основном руководит унтер-офицер или офицер, начиная с лейтенанта, – объяснил шепотом Варецкий, видя выражение лица алхимика. – Не протестуйте, – посоветовал он. – Так проще, чем каждому объяснять, кто вы такой.

Рудницкий принял правоту капитана кивком головы и посмотрел на часы.

– Интересно, сколько это продлится, – вздохнул он. – И какие будут потери.

Звук разбитого стекла нарушил нервную тишину: из окна первого этажа выскочил среднего размера пес. Варецкий молниеносно достал оружие из кобуры. И так же быстро опустил его.

– Это только какая-то псина, – рассмеялся он с облегчением.

– Стреляй! – заорал Рудницкий, неловко вытаскивая револьвер.

А тем временем зверь кинулся в сторону ближайшего полицейского и в мгновение ока разорвал ему горло. Солдаты открыли хаотичную пальбу, но собака, а скорее похожая на собаку тварь, металась длинными, в несколько метров, прыжками, мешая прицеливаться. Почти каждый ее прыжок сопровождался фонтанами крови.

Рудницкий чувствовал себя как в кошмарном сне: дуло револьвера медленно поднялось, словно разводной мост, ноги приросли к земле. Ни выстрелить, ни убежать… Когда он, наконец, нажал на курок задеревеневшим пальцем, псевдопес был уже возле него. Плечом сбил Варецкого и кинулся на алхимика.

Первый выстрел не попал в цель, а от удара о мостовую у Рудницкого перехватило дыхание. Слюнявая морда демона находилась возле его лица. Не думая, что делает, алхимик сунул дуло в полную зубов пасть и снова спустил курок. Его что-то обрызгало. Когда он открыл глаза, Варецкий стягивал с него тушу твари.

– С вами все в порядке? – с беспокойством спросил капитан.

– Вроде… вроде как, – неуверенно ответил алхимик.

– Слава богу! Когда вы упали, я подумал, что это конец. Он убил пятерых.

– Все в порядке, – уже спокойней заверил его Рудницкий. – Есть раны?

– Похоже, что нет, – хмуро ответил Варецкий. – Я прошу у вас прощения. Я должен был вас защищать, а оказалось, что это вы спасли мне жизнь. И нашим солдатам…

– Повезло, – сказал Рудницкий. – Сам не знаю, каким чудом его застрелил, он двигался так быстро…

– Теперь я понимаю полковника Самарина, – буркнул Варецкий себе под нос.

– Что?

– Ничего, просто кое-что вспомнил. О, легок на помине!

Из каменицы начали выходить солдаты, среди них оказался и Самарин. Полковник был уставшим, но, похоже, не ранен. Только у одного солдата было окровавленное лицо, но Самарин остановил алхимика.

– Спокойно! – сказал он. – Он просто свалился со ступенек. К сожалению, многим уже не поможет никакой лекарь… Вижу, и у вас была работа, – добавил он, глядя на трупы полицейских и тварь, что их убила.

– Да, господин Рудницкий застрелил… создание, – проинформировал Варецкий. – Я должен доложить, что не смог выполнить задание и в связи с этим…

– Вернемся к этому в казарме, – холодно кинул полковник.

– Ох, да прекратите! – рявкнул Рудницкий. – Капитан не убежал, а наоборот, защищал меня до последней минуты, просто демон оказался слишком быстрым. Он сбил его на землю и кинулся ко мне. У вас нет опыта в битве с такими… созданиями. Ни у кого нет. Я убил его совершенно случайно.

Самарин смотрел на него с удивлением, потом кивнул.

– Если ты так считаешь… В таком случае считаю инцидент исчерпанным. Капитан Варецкий, прошу, проводите господина Рудницкого домой.

– Слушаюсь! – быстро ответил офицер.

– Сам дойду!

– А как упадешь где-то по дороге? Я видел, как опытные офицеры теряли сознание после битвы. Будь рассудительным!

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – отсалютовал Рудницкий.

Рудницкий прикрыл глаза, вслушиваясь в арию Валькирии, что играла в патефоне. Музыка отлично подходила: он изучал книгу Блиоха. Хотя никогда не интересовался вопросами войны, книга неосознанно захватывала его больше и больше. Возможно, потому, что ее автор не был военным и не претендовал на непогрешимость. По мнению автора, будущая война должна скорее напоминать бессмысленную резню, чем рыцарскую схватку. Бойня, лишенная боевой славы, чести и надежды на быстрое разрешение…

«Из ста выстрелов, сделанных с расстояния ста метров, попадут в цель (по общепринятым расчетам): из карабина с гладким стволом – 6 %, из винтовки – 30 %, из винтовки Шасспо – 50 %, новых типов – 70 %».

Рудницкий глотнул кофе, поерзал в кресле. Оконёва не имела кулинарных талантов, но время от времени заменяла их покупками, что позволяло ему продлить ленивый завтрак. Хотя не каждому хватило бы на завтрак сладкой булочки.

«По мнению самых компетентных военных писателей, будущая война будет состоять из ряда битв за укрепление позиций. Атакующие вынуждены будут продираться не только через разные полевые окопы, но и через дополнительные препятствия, которые ожидают их вблизи оборонительных валов, то есть в том месте, в котором они больше всего будут подвергаться неприятельскому огню. К препятствиям такого рода относятся: сваленные в кучу бревна, проволочные сетки, волчьи ямы и т. п.».

Рудницкий со вздохом отложил книгу и отправился в гардероб. Самое время посетить гильдию. В конце каждого квартала все алхимики, принадлежащие к гильдии, и только те, кто получил право входа на территорию анклава, должны заплатить взнос. Ложа Серебряного Замка принадлежала к наиболее эксклюзивным в Империи. И наиболее дорогим. Квартальная оплата составляла фунт чистого серебра, за такие деньги можно было благополучно прожить год.

Уже на улице алхимик подставил лицо лучам осеннего солнца. День был ясным, хотя и ветреным. Рудницкий улыбнулся, когда особенно сильный порыв ветра сорвал шляпку с проходящей мимо молодой женщины, освободив каскад медовых волос. Алхимик молниеносно схватил шляпку и подал женщине с вежливым поклоном. Она поблагодарила его улыбкой и игривым жестом – под предлогом, что переступает лужу, приподняла край платья, обнажая стройные щиколотки.

Рудницкий с неохотой пошел дальше, модная одежда незнакомки и бриллиантовые серьги говорили о том, что она вращается в более высоких кругах, чем скромный аптекарь. Жаль времени на попытку завести знакомство, которое прикажут ей разорвать брат или отец.

Резиденция гильдии «Серебряный Замок» размещалась в Краковском предместье в старом дворце Тышкевичей. Солидное здание было в равной степени символом новой позиции пренебрежения «королевского искусства» и амбиций возглавляющего варшавскую ложу Марковского. Не было тайной то, что больший процент взносов шел на содержание резиденции гильдии.

Рудницкий прошел мимо стоящих на входе полицейских, кивнул портье. Не снимая плащ, прошел в кабинет секретаря и молча положил на стол серебряный слиток. Обычно многолюдный зал ожидания сейчас был пустым. Странно, учитывая, что заплатить взнос можно было только в один конкретный день. Марковский объяснял это соображениями безопасности – в тот же день серебро перевозилось под конвоем в банк – однако Рудницкий считал, что магистру гильдии было приятно видеть толпящихся в очередях собратьев по цеху. Сплетни утверждали, что у Марковского небольшие шансы быть избранным на второй срок: магистра выбирали на общем собрании всех членов ложи.

Между тем секретарь вместо обычной расписки в получении взноса посмотрел на Рудницкого так, словно чего-то ожидал.

– Где остальная часть оплаты? – наконец спросил он.

– Не понял…

– Позавчера на заседании совета постановили повысить членские взносы до двух фунтов серебра.

– Совет не имел права принимать такое решение! Только общее собрание…

Секретарь, массивный мужчина с загорелой кожей, остановил Рудницкого решительным жестом.

– Я выслушиваю эти аргументы с самого утра, – сухо проинформировал он. – Действительно, правила гильдии признают это как исключительные прерогативы общего собрания. Однако существует определенное исключение – состояние высшей необходимости.

– И что же случилось? – рявкнул Рудницкий. – Война?

– Вы знаете это лучше меня, вы же были на Пекарской.

– И что?

– Барьер, окружающий анклав, был прорван. Это повод приостановить часть процедур. Поэтому в такой ситуации совет имеет право…

– Барьер не был прорван, – процедил сквозь зубы Рудницкий. – Это только какой-то разрыв.

– Правда? Вы можете это доказать? Поскольку факт присутствия фауны анклава за ее границами не вызывает сомнений.

Алхимик сжал губы, не было смысла протестовать. Судя по всему, Марковский решил воспользоваться ситуацией и позаботиться о том, чтобы приближающиеся выборы не помешали ему править.

– Господин…

– Будзевич, – ответил секретарь. – Вы даже не запомнили моего имени, правда? А табличка на дверях висит больше года. Ох, ничего странного, кто же я для известных адептов алхимии? Скромный винтик в бюрократической машине… Однако все сегодня внезапно начали склонять мое имя во всех формах, – иронично добавил он.

– Мы подадим…

– …жалобу в Петербург, – закончил за него Будзевич. – А знаете что? Другим тоже пришла в голову эта идея. Также господину Марковскому.

– Что?

– Магистр как раз совещается с представителем материнской гильдии господином Потуриным, – с удовольствием проинформировал секретарь. – Как вы думаете, они поговорят о возможных протестах варшавских алхимиков?

Рудницкий сжал кулаки, но до того, как успел хотя бы что-то сказать, в дверях кабинета Марковского появился Потурин.

– Я бы хотел поговорить… – начал Рудницкий.

– Ничего не выйдет, молодой человек, – отмахнулся энергичным жестом Потурин. – Я опаздываю. Очень опаздываю. Мой поезд отходит через полчаса.

– Вы можете поговорить со мной, – заявил Марковский, появившись в секретариате. – Я уверен, что мы договоримся.

– Господин Потурин…

Что-то в тоне Рудницкого заставило россиянина напрячься, тот внезапно остановился и внимательно посмотрел на алхимика. Лицо Марковского покрылось румянцем гнева, магистр гильдии не любил, когда его игнорировали.

– Если это что-то важное…

– Естественно, – холодно бросил Рудницкий.

– Ну, в таком случае я попрошу господина Марковского одолжить нам свой кабинет. Временно, естественно.

Несмотря на вежливую форму, не было сомнений, что это было требование, румянец стал сильнее и распространился на лысину Марковского. Казалось, что магистр ложи запротестует, но он только резким движением открыл двери.

– Прошу, – процедил он. – А я тем временем займусь административными делами. С утра поступило много жалоб, – добавил он с кислой ухмылкой.

– Думаю, я могу пролить свет и на этот вопрос, – сказал Рудницкий. – Поэтому было бы хорошо, если бы вы тоже присутствовали при нашем разговоре.

– О, это что-то новенькое. – Потурин поправил монокль.

Этот жест неожиданно развеселил Рудницкого: след на носу россиянина свидетельствовал о том, что он каждый день носит пенсне или обычные очки. Монокль придавал ему величия. По крайней мере, в собственных глазах.

Россиянин удобно устроился на софе, показав рукой Рудницкому на место напротив него. Хотя никто не занял кресло хозяина, ни у кого не возникало сомнений, кто в кабинете самый главный. Алхимик почувствовал, как его ребра сжимает невидимый обруч. Согласно сплетням, Потурин имеет большое влияние при дворе в Петербурге. Если он его не убедит, то последствия могут быть намного серьезнее, чем обязанность платить двойной взнос.