– Как согласили, пущай будет, маменька, – упорствовал Михей, – До поры в мастерскую переберусь, абы не покраснеть Тусе от людских наветов…
– Что ж мы, одними бабами во дому уживаться-те будем? Кладовую освободим – та жа самая комната?
– Ты, маменька, беспокойством донимаешь, словно ехать на чужбину? Всего-то в цоколь с другого входа перейду?
– Чай не ухожа там… не топлено вполонь… нежито?
– Ой уж, нежито? Вчёрась ешшо место разгрёб и топчан сколотил… Опоку, камелёк обмазать, отмерзать поставил… При мастерской обретаться буду, и до вас подняться с дюжину ступенек… Куды мне большего-те?
***
Незаметно вышел вечер. За круглым столом гоняют чаи Туся и хозяева. На столе самовар, конфеты и выпечка.
– Как обустроилась, Тусенька, как покои напогляд?
– Ой, по нраву всё, Евдокия Филипповна, чай многова ли надо мне? Койка добротная, перинку Нюша отдала… А комодку, скрыню ли поудобную – уж прикуплю?
– Бог с тобою, душа моя! – словно оправдался Михей, – Покуда руки древо чуют, любу шифоньерку тебе смастерю?
– Аннушка, неужто в кладовой не подобрали? – обеспокоилась мать.
– Сплетничали чай, картишки на судьбу раскинули, вот и прозевали, как потьма спустилась в окна…, – ответила Алёна за сестру, – Да и Туся бойкая на россказни, словечко под словечко – глядь и вечер вспыхнул свечкой…
– Пробалакали до вечера, а послушать-те и нечего? – отступилась Евдокия.
– Да ладно-те вам, я таратора, а не злословная…, – успокаивает Туся, – А дела, оне житейские, уладятся… Назавтре с утра нам велено на службу прибыть…
– Велено? – удивилась Анна, – Вот ведь изумительные новшества последнее время случаются… Силком на литургию никой дьячок чай прежде не гонял?
– Не гонял, а впомиму не пускал…, – поддержала Алёна.
Туся с Михеем незлобно усмехнулись.
– Служба нам дозволена государева!
– Не государева – самодержавие свергнуто навечно, указал Аким Кузьмич, а применение наше будет во благость всего трудового народа! Вот как! – поправила Туся, – Как вдумываюсь в слова оные, так дрожка в коленях бьётся…
Глава VI
Немноголюдная зимняя улица, освещённая тускловатыми фонарями. К угловой парадной большого доходного дома подъехал конный экипаж, за вожжами на облучке Хлыст, рядом Сизый. Сизый спрыгнул, озираясь, приоткрыл входную дверь, присвистнул и дождался, пока банда из кареты проникла в парадную. Осмотрелся ещё раз и тоже пропал за дверьми.
Поднявшись на лестничную клетку, налётчики оказались перед двойной массивной дверью с цифрой «1» и табличкой с каллиграфически выведенной надписью «ГАД РАЙХЕЛЬ».
– Ты куды привёл, свистун? – ткнул Фиксу Дрын.
– Не кипиши, Дрын, пришли куды надо! Мы тут с Сизым понюхали намедни – прорухи нет! Кем фраерок тот приходится Райхелю, знать не знаем… Дворник здешний несговорчив, сука, а постояльца скупердяем кличет…
– Точно по твоей наводке… Дом, апартаменты – в масть…, – подтвердил слова сообщника Сизый.
– Не только скуперда, но и гад… первый…, – усмехнулся Мыта, рассмотрев дверь и табличку.
– Звони… Либо с Богом, либо к чёрту! – повелел Дрын.
Фикса накрутил рычажок механического звонка с надписью «прошу повернуть», из-за двери донёсся мужской голос:
– Кто там есть не вовремя прибыть?
– Адресок, где Ференц Нодиш постоятельствует? – под услужливой ноткой сообщил Фикса, – Прибыл посыльный для собственноручного вручения бандероли…
– Ой, не к часу… Просил же оставлять корреспонденцию на главпочтамте! – мужской голос выразил недовольство.
Заскрежетал замок, щёлкнул ригель, и только приоткрылась дверь, Щерба с Мытой резко рванули створ, сорвав дверную цепочку. Райхель получил удар рукояткой нагана и кратковременно потерял сознание. Банда ворвалась в апартаменты. Хозяина втащили в большую гостиную, бросили на кушетку, согнали постояльцев – жену Меир, сына подростка и их прислужницу, которую бандиты приняли за дочь.
Фикса толкнул пришедшего в сознание Райхеля:
– Очнулся што ль?
– Гади, кто есть все эти люди? – всхлипнула жена, жавшая к себе сына.
– Чего боялись, Мирочка, то видимо и совершается…
– Они что, пришли делать нам грабёж?
Авдей обошёл квартиру и вышел в гостиную последним.
– Раз уж усекли, что к чему, выкладай богатства! – прикрикнул Фикса.
– Да кто я, чтобы богатством располагать – дантист простой? – взмолился Райхель, – Зубик удалил, коронку обточил, мостик ли поставил – с чего тут скопишь-то?
Сизый поводил лезвием ножа по предплечью Меир:
– Выкладай что есть…
– Хорошо-хорошо… – вскинул руки Гади, – Всё отдам, не троньте никого…
Райхель прошёл к гостиному буфету, достал фарфоровый чайник и вывалил на стол содержимое. На столе оказалась кучка на вид золотых и серебряных изделий. Из ящика секретера вынул несколько пачек банкнот мелких номинаций.
У бандитов загорелись глаза. Авдей подошёл вплотную к столу, стволом нагана разгрёб кучку, недоверчиво пораскинул пачки и недовольно цыкнул:
– Ужельно ма?лы ваши капиталы? Кто такой Нодиш?
– Племянником таки приходится… С Будапешта…, – опустил голову дантист, – Дальнюю комнату у меня снимает третий год… Да только в отъезде он не одну неделю как?
– Метнитесь… Переройте всё…, – Дрын наганом указал Щербе и Мыте повторно осмотреть апартаменты.
Сообщники ушли, из глубин квартиры послышалось, как выбили дверь. Авдей подошёл к «дочери» Райхеля, приставил ствол нагана к её голове и взвёл курок:
– Нам, дантист, торопиться некуды. Либо весь прибыток выкладываешь на стол, либо считаю до трёх и… Раз!
