Вирусократия

Центральная Россия. Кладбище небольшого провинциального городка

Настоятель Церкви Всех Святых отец Мефодий устало опустился на табурет, заботливо подставленный стоявшей рядом работницей крематория. Возраст её было не определить из-за скрывающей большую часть лица марлевой повязки. Сам батюшка носил новенький респиратор импортного производства, не мешающий говорить. Их по церковным каналам централизованно доставили священникам даже в отдалённые приходы.

Сегодня он нёс службу в крематории и отпевал уже пятнадцатого покойника. Страшно смотреть на обращённые к тебе глаза людей, оплакивающих своих близких и при этом зачастую думающих, что скоро настанёт и их черед. Лица, спрятанные под марлевыми повязками и респираторами, позволяли увидеть только глаза. Боль, непонимание, страх, последняя надежда, отречение, пустота, смирение. А у некоторых явно пожилых людей, пришедших на службу в противогазах ещё времён Второй мировой, и глаз было не разглядеть.

К видимому от того места, где сидел отец Мефодий, непрерывно облучаемому кварцевыми лампами входу в зал для последнего прощания подъехал очередной специальный катафалк. Из которого достали наглухо запаянный спецгроб. Бравые работники кладбища, в обычное время немного нагловатые и постоянно слегка пьяные, – и те стали трезвее и молчаливее. Работы, за которую им раньше платили родственники, у них стало гораздо меньше. Практически всем теперь занимались бойцы СПЭБов (специальных противоэпидемиологических бригад). В белых защитных костюмах 1 класса биозащиты с автономной системой дыхания они походили на инопланетян. Сноровисто выносили из катафалка очередной гроб, короткая молитва, никакой музыки, только жужжание механизма плиты, опускающей гроб к печам. И сдержанный плач единственного родственника – кладбище на спецрежиме, массовые посещения запрещены. Для прощания с умершими допускался только один родственник, которому возвращали урну с прахом. Её он забирал с собой, поскольку захоронения были приостановлены и откладывались до особого распоряжения властей. При въезде на городское кладбище дежурили две машины санитарной обработки да видавший виды милицейский УАЗик. А по периметру городок был блокирован войсками и входил в карантинную зону, каких становилось по стране всё больше и больше.

Покидая кладбище, все проходили специальную обработку в санпропускнике – огромной прорезиненной военной палатке. Судя по количеству новых покойников, помогало это мало, но приказ властей пока ещё соблюдали.

За последний месяц из тридцати тысяч жителей городка уже более четверти обрело вечный покой. Оставшиеся спешно скупали в магазинах продукты, заодно сметая с полок спички и всё, что могло пригодиться для житья в деревне. Очереди выстраивались задолго до открытия магазинов. Кое-где возникали перепалки. Тех, кто пытался всё решить силой, просто-напросто выкидывали из очередей военные патрули и местная милиция. Ещё верившие в то, что медики найдут-таки лекарство от неизвестной болезни, люди старались сдерживать свои чувства. Хотя с каждым днём обстановка накалялась всё больше.

США, штат Техас, окрестности скотоводческого ранчо

Джек вдавливал педаль газа с такой силой, что казалось, нога вот-вот продавит пол старенького пикапа. Но видавший виды перегруженный «Форд» реагировал на это совсем не так, как хотел его хозяин. Урча мотором и подпрыгивая на неровностях дороги, он продолжал свой путь, практически не отзываясь на утопленную в пол педаль. А до ранчо оставалось ещё миль десять. Жену и маленького Билла из города Джек забрал ещё неделю назад. Мой дом – моя крепость, так или как-то похоже говорили далекие предки Джека, прибывшие в Америку из Глазго во времена Юконской лихорадки. Этим техасским ранчо владел ещё его дед. Он удачно застолбил один из участков на Юконе. А когда на том ручье, где находился участок, обнаружилась неплохая залежь золота, пращур продал его и купил кусок земли в Техасе.

В город пускали только по специальным пропускам, и Джек сделал все закупки в пригороде. Несколько ящиков с консервами, запасные батареи для фонарей и радиоприёмников. Четыре стоящие в кузове бочки под завязку залил дизтопливом. А для Билла взял целую кипу комиксов. И вот теперь возвращался обратно.

Солнце медленно скатывалось к горизонту. Тени редких деревьев становились длиннее. Сумерки были недолгими, и темнота быстро обступила пикап. В свете фар мелькала мошкара. Дорожные указатели подмаргивали флуоресцентным отблеском.

Музыку в машине Джек не включил. Настроение совсем не располагало слушать даже его любимый тяжёлый рок.

В недавнем телеобращении к нации президент, как всегда, заверил граждан, что все силы лучших специалистов привлечены для скорейшего решения возникшей проблемы.

Пока это означало только, что по всей стране было введено чрезвычайное, а позднее и военное положение. Перемещение по стране стали ограничивать. Все коммуникационные центры перешли под контроль ФБР. Средства массовой информации взяли под контроль – всех их работников вместе с семьями после тщательной проверки на заражённость разместили в специальных, оборудованных для этой цели местах поселения. И в результате теперь с целью предотвращения возникновения панических слухов и настроений все СМИ крутили бесконечные ролики о мерах предосторожности, правилах поведения и средствах индивидуальной защиты.

А во все ранее независимые телекоммуникационные компании пришли люди из АНБ9 и, пользуясь чрезвычайным положением, подключили к их каналам связи свои устройства контроля трафика и сообщений.

Силиконовую долину и другие научные зоны и университетские городки, в которых собрались представители учёного мира, вообще закрыли для посещения. Там теперь, согласно обещанию президента, сотни специалистов пытались найти средства спасения.

По телеканалам сплошь показывали фильмы патриотического направления – о величии нации и страны. Увеселительные заведения от баров до казино, театры и концертные залы по приказу властей повсеместно закрылись. Занятия во всех учебных заведениях прекратились. Люди стремились встретить надвигающуюся угрозу в кругу своих близких. Студенты, туристы, командированные экстренно возвращались оттуда, откуда выезд ещё был разрешен. Взрослые везли к себе престарелых родителей или наоборот отправляли бабушкам и дедушкам внуков. Страна, раньше никогда не знавшая проблем с доставкой пассажиров, столкнулась с очередями и нехваткой билетов на внутренние и внешние рейсы.

За этими воспоминаниями Джек и не заметил, как доехал до места. Въезжая во двор, он оценил, что автоматика ворот работает как надо – послушные фотоэлементам тяжёлые створки бесшумно закрылись сразу, как только машина пересекла линию забора.

Ранчо встретило хозяина непривычной тишиной. Всё своё поголовье Джек продал месяц назад, поддавшись на уговоры бойкого торгового представителя. Цена, которую предложил покупатель, была очень высока. Спрос на говядину для консервов в последнее время вырос до ажиотажного. Бывший морской пехотинец Джек нутром чувствовал, что пандемия, возникшая, если верить новостям, по всему миру, закончится не скоро. Надо было готовиться к худшему. Риск заболеть был, конечно, и в этом отдалённом местечке. Но все меры предосторожности, какие ему были известны, он принял. И теперь надеялся на Бога и на себя.

Россия, блокпост на дальнем выезде из областного центра

Мелкий моросящий дождик шёл уже часов пять. Возле приспущенного шлагбаума уставший и раздражённый дежурный боец, чертыхаясь, докуривал очередную сигарету. Большой капюшон дождевика поблескивал в лучах дежурного освещения, почти полностью скрывая закрытое респиратором лицо постового. Светало.

Боковой люк стоявшего на обочине БМП приоткрылся, и голос старшего наряда капитана Семёнова донёс до постового радостную весть:

– Давай в машину, Лёха тебя сменит.

Лёха, большой грузный сержант, незамедлительно появился в проёме люка. Поправил пока ещё сухой дождевик и махнул товарищу рукой. Мол – иди, давай. А сам не спеша направился к шлагбауму.

Ещё минуту назад, казалось, что, услышав такие слова, постовой с разбегу бросится к военному «Уралу»-каптёрке, сбросит с себя тяжеленный дождевик, сменит промокшие ботинки на сухую обувь и наконец «нырнет» в тёплое нутро БМП. Но вот ведь какова человеческая натура! Стоит только увидеть, что вот оно, то, о чём ты мечтал целых четыре часа, стоя под дождём, и ради чего готов был бежать что есть сил к закамуфлированному грузовику, свершилось – ан нет. Теперь можно не спеша, точно так же, как и приближающийся Лёха, откинув надоедливый капюшон назад, лихо хлопнув по ладони товарища, смачно сплюнув и всем видом показав, что тебе сам чёрт не брат, вразвалочку дойти до «Урала». И, махнув ещё раз вновь заступившему постовому, потянуть ручку дверцы вниз и войти в каптёрку степенно – так, словно и не мечтал об этом последние четыре часа.

Движение по дороге мимо блокпоста было не таким насыщенным, как на главных магистралях, ведущих к другим городам. Здесь проезжали в основном жители отдалённых деревень, почти полупустых и заброшенных. И поэтому блокпост поставили как бы авансом. На блокпостах дежурили бойцы внутренних войск, а на КПП и СКП местный ОМОН и представители специальных санитарно-эпидемиологических бригад. Пока в СКП дежурили в основном три–четыре медика. И лишь в очагах эпидемии медленно, но, как говорится, уверенно возникающих по всей стране, дежурил полный штат с соответствующим медицинским оборудованием.

Областной центр в зону карантина не входил. Пока. Поскольку граница закрытия проходила по одним только медикам известным параметрам, но принцип действия в кризисных ситуациях «лучше сейчас перебдеть, чем потом перебздеть» никто не отменял – и посты, СКП и КПП спешно расставляли по всей области. Приказ перекрыть всё, даже лесные тропы исполнялся добросовестно, хотя в этой российской глубинке вряд ли можно было учесть все направления перемещения граждан. Без документа о прохождении обсервации10 никто права передвигаться по дорогам не имел. Но ведь в России не зря говорят: «Закон – что дышло, куда повернёшь – туда и вышло!» За всеми «народными тропами» не уследишь. Однако власти, напуганные масштабами и скоростью распространения смертельной заразы, старались.

Стало совсем светло. Дождь, к великой радости постовых, закончился.

– Повезло Лёхе, – подумал ночной дежурный, спускаясь по лесенке из «Урала». Он был уже переодет. Дождевик и промокшая обувь отданы старшему сержанту – «начальнику» каптёрки.

Возле шлагбаума уже стояло трое бойцов, и Лёха – сержант, широко жестикулируя, что-то им рассказывал.

– У меня кореш служит в «инженерных» в Кемеровской области, так вот их направляют в одну из тамошних карантинных зон минировать просёлочные дороги. Не дай бог, у нас такое начнётся – это сколько ж народу подорвётся, бедолаги, – сокрушённо качая головой и совсем по-детски вздыхая, произнёс широкоплечий боец.

– А пусть не лезут. Сапёры ж табличек кругом понатыкают с предупреждениями, – ответил ему коренастый смуглый паренёк.

– На заборе тоже написано было, – как-то горько усмехнулся Лёха.

– И всё же так надо, – добавил, вздохнув, третий постовой, поправив на груди автомат.

– И откуда взялась-то зараза эта? – выругавшись, то ли спросил, то ли констатировал коренастый.

– Из-за «бугра», понятно дело, – уверенно ответил сержант. Всем своим видом давая понять, что двух мнений быть не может.

– Да у них тоже везде почти, как у нас, – ответил коренастый.

– Смотрели, как в Индонезии расстреляли колону машин? – третий собеседник облокотился о брус шлагбаума.

– Во! Там не церемонятся! – смуглый боец повёл автоматом из стороны в сторону.

– Приказ открывать огонь только в очагах заражения, ну это у нас, а у этих азиатов сам чёрт не поймёт, – резюмировал сержант.

– Э-ээ! Давай азиатов не трогать, а, – делая суровое лицо, но всё-таки как-то добродушно сказал коренастый.

– Ты, Тагир, уже русский азиат, – хлопнул товарища по плечу Лёха.

– Наполовину, – согласился коренастый.

Из-за поворота показался легковой автомобиль с включёнными фарами.

– Ну, вот и первый на сегодня, – сказал Лёха, и бойцы заняли места, согласно боевому расписанию.

Областной центр на Урале. Квартира мастера очистных сооружений Скорнякова

– Ты кто? Президент? Генеральный директор? – голос срывался на крик. – Ты сантехник! Дерьмовоз! О господ-и-и!

– Заткнись! Достала уже! Битый час тебе талдычу – всех с семьями забирают на очистные. Всех! – мужчина устало опустился на край старенькой тахты.

– Зачем?! Сдохнуть среди твоего дерьма? – маленькая щуплая женщина, на вид совсем девочка, вытерла рукавом халата заплаканные глаза.

– Да у нас там чище, чем в унитазе президента. И потом, Лизонька, – ласково, сменив тон, продолжал мужчина, – мы там будем в изоляции, полной изоляции и никакая зараза к нам не пристанет.

– Ну да! Зараза к заразе не пристаёт, – уже более миролюбиво, краешком губ изобразив подобие улыбки, но всё ещё сварливым тоном произнёсла Лизонька.

– Нет, правда, хватит реветь, давай собирайся, машина через час придёт.

Женщина резко приникла к широкой груди мужа. Он совсем не ожидал такого от своей не в меру разбушевавшейся супруги. Только что она, вспоминая бога-мать со всеми святыми, была, как разъярённая камышовая кошка. Назвать её тигрицей у Семёна Скорнякова не поворачивался язык. Фигурка жены больше напоминала ему почему-то именно камышовую кошку, которую он и видел-то всего один раз в какой-то передаче о животных. А вот поди ж ты – запомнил.

Семён ласково погладил её по голове, рука прошла по спине, скользнула на маленькие упругие ягодицы. Он поднял жену на руки и прижал к себе.

– Ну всё, пусти! Мир! Всё, иду собираться! – а сама обняла за шею и прильнула поплотнее.

Через сорок минут они уже сидели на тахте рядом с упакованными в большой походный рюкзак и дорожную сумку на колёсиках вещами. Лизавета ещё раз проверяла, перечисляя вслух, всё ли, что нужно, они собрали.

– Бритву я тебе положила, – для верности она загибала пальцы на руке. – По три комплекта белья тебе и себе взяла, – кулачок был уже сжат, и она им загибала пальцы на другой руке.

Семён клацал пультом по каналам. Везде одно и то же. Внимание привлёк репортаж из городка, где оттесняемая ОМОНом толпа пыталась прорваться к супермаркету. Камера дала панораму стройного ряда ОМОНа, в полушаг надвигающегося на толпу. Ритмично ударяя по щитам дубинками и подбадривая себя громкими выкриками, одетые в специальные костюмы бойцы наступали на людей. Из толпы изредка вылетали камни, куски арматуры, но ряд щитов неумолимо приближался. Пока корреспондент, забравшийся на кирпичную ограду здания рядом с супермаркетом, рассказывал о происходящем, ОМОН технично и без особых усилий расколол толпу пополам. Кое-где уже мелькали бойцы СОБРа, лихо и по одним им только известным признакам буквально выхватывающие из толпы зачинщиков…

Звонок телефона прервал просмотр на самом интересном месте – к толпе на подмогу спешил отряд каких-то одетых во все чёрное людей, бывших, судя по манере двигаться и имевшемуся арсеналу, подготовленными бойцами. В руках у большинства поблескивали стальные цепи с шипованными шарами и мечи (и где только такое количество набрали-то, удивился Семён, беря трубку), а у нескольких человек в руках можно было рассмотреть помповые ружья.

По телефону сообщили номер подъехавшей за ними машины. Положив трубку, Семён выключил и выдернул из розетки вилку телевизора – холодильник отключили заранее, перекрыв также газ и воду. Обесточив последний работавший в доме прибор, он ловко надел рюкзак. И ещё раз окинул взглядом вдруг ставшую нежилой квартиру.

Выйдя за порог, дверь закрыл основательно, на все запоры. А на улице ещё раз глянул на окна. И мысленно, чтобы не расстраивать жену, вздохнув, твёрдым шагом направился к ожидавшей машине, в которой уже сидело три пары. С одной из них Семён был знаком. Михаил Стержнёв, заместитель главного механика очистных, со своей дочкой пятнадцатилетней Ядвигой. Жена у Стержнёва недавно погибла в автокатастрофе. За границей у родственников в Германии на скользкой трассе её автомобиль занесло на повороте и выкинуло на встречную полосу. Огромный тягач, перевозивший лес, не оставил старенькому «Жуку» и его хозяйке никаких шансов.

Подсадив Лизавету и отдав рюкзак в руки Михаила, Семён без труда забрался в кузов крытого трёхосного ЗиЛа. Ехали минут пятнадцать, петляя по переулкам.

– Ещё одного заберём, Тольку-химика, – со знанием дела сказал Михаил.

Тот уже ждал у подъезда дома.

Пока выезжали к очистным, в разговоре выяснилось, что не только их служба, но и рабочие всех водозаборов вместе с семьями в срочном порядке мобилизованы на свои рабочие места.

Из специальных быстровозводимых зданий МЧС и приданные им в помощь инженерные войска срочно строили маленькие селения для персонала, занятого на снабжении города водой, электричеством, газом, теплом, ну и, естественно, на обслуживании канализации. И не только это. Заводы по утилизации твёрдых отходов, местная теле– и радиостанции, хлебозавод – всё в спешном порядке, но пока без особой суеты бралось под охрану внутренними войсками и бригадами санитарного контроля.

Для вновь прибывших вводился пятидневный карантин с полной диагностикой и санобработкой. После чего контингент переселялся в спецзону проживания.

В поселении было всё для нормальной жизни и работы. Единственное, о чём предупреждали сразу, – в ближайшее время из спецзоны никого ни под каким предлогом не выпустят. Со всех брали подписку о неразглашении государственной тайны. Впрочем, судя по положению в стране, где возникало всё больше и больше очагов заражения, вряд ли у кого-нибудь могло желание покинуть защищённую зону спецпроживания.

Хабаровский край. Маленький провинциальный городок у границы с КНР. База противоэпидемиологических карантинных бригад (ПЭКБ)

Струи беловатой жидкости били из распылителя. Четверо в серебристых костюмах высшей биологической защиты стояли под ними, медленно поворачиваясь. Изредка один из них подходил к пульту на стене и струи меняли цвет сначала на синий, потом на зелёный, а затем снова становились белыми.

Бригада эвакуаторов после очередной доставки больных в стационар проходила санобработку. Это только первый, самый первый этап обработки – прямо в костюмах вместе с баллонами со сжатым воздухом и шлемами. Затем кварцевая сушка, после которой можно снять всё навесное оборудование, сложив его в специальные приёмники. А дотошные ребята-техники проведут контроль оборудования и сдадут на склад для очередной бригады. На все действующие группы оборудования катастрофически не хватало. Начальство каждый раз заверяло, что вот-вот поступит новое, но время шло, а обещанное всё не появлялось и не доставлялось. Затем, раздевшись догола, эвакуаторы ещё минут двадцать мылись в душе, намыливаясь специальными дезинфекционными растворами. Сушились опять под кварцевыми лампами. И уже потом в раздевалке облачались в новые комплекты нижнего белья и стандартные комбинезоны. Те, которые были сняты перед душем, отправлялись на спецхимобработку и всё то же кварцевание. Переодевшись, шли на экспресс-анализ крови и только после получения его результатов через шлюз выходили из фильтрационно-обеззараживающего блока в холл. Стараясь в санпропускнике не задерживаться – интервалы отдыха становились всё короче.

База ПЭКБ находилась в металлопластиковом ангаре. Левая сторона предназначалась для санобработки техники – спецавтомобилей для перевозки заражённых, машин скорой помощи и маломерного транспорта. Для большегрузных автомобилей и пассажирского транспорта построили отдельную станцию обработки поблизости.

Холл, отгороженный от блока очистительно-дезинфекционых устройств стеной из пластика со специальной герметизацией стыков, был просто площадкой с парой десятков табуреток, кухонным блоком, небольшим баром, парой кофе-машин, возвышением у одной из стен «а-ля сцена» и прямоугольным экраном большого LCD-телевизора.

Армированная внутренность ангара придавала ему вид пчелиных сот, поэтому иногда сотрудники станции называли холл «Ульем». Постоянное кипешение свободного от дежурства народа и непрерывно работающий телевизор и впрямь создавали ощущение улья или муравейника.

На сей раз прибывшей бригаде пришлось задержаться с выходом в «Улей» почти на час – лаборантам передали на анализ биоматериалы потенциально заражённых людей из ранее чистых районов, теперь попавших под подозрение. И поэтому до анализов врачей они добрались в последнюю очередь.

Наконец по громкой связи доложили о результатах тестов. Все облегчённо вздохнули. Так уж было заведено, если всё нормально, то результаты объявляли громко. Если же у кого-нибудь, не дай бог, результаты были плохие, то появлялась медсестра в защитном костюме и уводила «потерпевшего». Бригада помещалась на карантин в спецблок, а в дезинфекционной камере проводили внеочередную тщательную обработку. Для очистки прибывающих бригад в это время использовали резервную.

Когда формальности были закончены, даже уже изрядно обшарпанные стулья перед телевизором в улье показались едва ли не креслами перед камином.

– Михалыч, как думаешь, скока мы ещё возить будем, а? – разминая сигарету, обратился к старшему в бригаде врачу-микробиологу водитель Самвел.

Курить в холле разрешали. Какой-то умник фломастером нарисовал на листе ватмана и повесил на одной из стен весьма симпатичную рожицу медработника с большим крестом на колпаке и приписал: «ПИТЬ И КУРИТЬ МОЖНО, НО УЖЕ ПОЗДНО».

Михалыч, не отрываясь от экрана, лишь повёл плечами. Он был не только старший по должности, но ещё и по возрасту. Поговаривали, что когда-то он работал в самом «Микробе». Впрочем, любопытством никто из присутствующих, кроме Самвела, не страдал.

Темпераментный от природы, большой балагур, добродушный, всегда улыбающийся Самвел был прекрасным водителем. Как он умудрялся протискиваться по узким улочкам, огибая оставленные посреди дороги, брошенные и разграбленные автомобили, оставалось большой загадкой. Даже бывший в бригаде в роли санитара бесшабашный студент-медик Петя, увлекавшийся паркуром, и тот закрывал глаза, когда Самвел на большой скорости объезжал очередное препятствие из груды обгорелого железа. Водителем в бригаду его устроил двоюродный дядя, весьма известный врач-стоматолог, предварительно сделав ему необходимую для трудоустройства регистрацию.

Не дождавшись ответа от Михалыча, Петя решил поддержать разговор и, чуть ли не цитируя СМИ, произнёс:

– Вчера ООН приняло коммюнике и план мероприятий по противоэпидемиологическим действиям и объединению усилий по поиску средств лечения и вакцинации.

– А в Европе вводят общий для всех стран режим ЧС, – кивая, подтвердил второй санитар.

– Вот вам, Самвелушка, и ответ, – прервал просмотр телевизора врач.

Он всех вокруг называл на вы и ласковыми уменьшительными именами. Петя у него был Петрушей, второй санитар Павлушей. Даже начальника дезстанции, своего ровесника доцента Семёна Моисеевича Эрдмана он называл не иначе, как Сёмочка Моисеич. Причём к самому себе позволял обращаться просто – Михалыч.

Женский персонал был от него без ума. Всегда сверхлюбезный, он никогда не переступал черту, разделяющую его с подчинёнными. Требовал он тоже ласково, но так, что его предписания хотелось пойти и выполнить побыстрее.

– Вы, если не ошибаюсь, Петруша, уже на 3 курсе?

– Да, – студент вопросительно посмотрел на Михалыча.

– Тогда, сударь, вам не надо подробно рассказывать о кластерно-симбионтных возбудителях. Кто у вас лекции по эпидемиологии читал?

– Эрдман, – ответил студент.

Михалыч лукаво улыбнулся. И сказал:

– Тогда специально для вас, юноша, замечу, что о свойствах нового возбудителя всё говорит его официальное название Megapolymorphic virusno-bakterialno-fungoid cluster. Сокращенно MPMVBFC. Но даже нам, медикам, выговаривать столь длинную аббревиатуру тоже не охота, и поэтому прижилось название VBFMC («virusno-bakterialno-fungoid MegaCluster»). На рабочих совещаниях вне официоза новую заразу называют и вовсе просто ЛМВ (летальный мегавозбудитель).