Бастард четвёртого мира. Том 2. Чего б не сулила безвестная даль

– Повернись, – громко шепнул один из встречных, проплывая мимо меня по правую руку. – Мы здесь.

Я шагнул в указанном направлении и тут же наткнулся на распашную дверь. Одна из её створок беззвучно отошла в сторону, и из образовавшейся бреши хлынули мягкие лучи света масляных ламп. Подняв запястье, я потянул за железное кольцо и вошёл внутрь. В помещении оказалось тепло и по-домашнему уютно. Однако глаза привыкли не сразу. В отличие от остального города, этот дом полнился отнюдь не призрачной серостью, но красками вполне обиходных вещей. Стены украшали картины, расположенные меж навесных полок с грудами книг, на второй этаж вела винтовая лестница, скрывающая за собой несколько высоких стеллажей, заваленных всякой всячиной, а впереди громоздилась тумба с округлыми боками, ничем не отличающаяся от тех, коими красовались торговые лабазы по всей Зарии.

За прилавком, к входу спиной, стоял низенького роста человек и увлеченно перебирал старые пожелтевшие свитки, раскладывая их по ровным кучкам. Зазвенел подвешенный к притолоке колокольчик, и разумный обернулся, встречая посетителей широкой улыбкой. Это был мужчина на вид средних лет, обладающий весьма упитанными чертами. Одутловатую фигуру обрамлял бежевый, расшитый золотыми и чёрными нитями камзол, даром стягивающий пухлый выпирающий живот, а картофельный нос дополняли седые, закрученные кверху усы. Весь его образ напоминал крайне солидного и очень довольного своим существованием кота.

– Ох, – суетливо всплеснул руками толстячок, – вот и вы. Очень, очень рад. Прямо-таки счастлив видеть! Ну что же вы? Проходите, проходите, пожалуйста.

Усач резво выбежал из-за стойки, ухватил мою ладонь короткими ручонками и потащил к креслу, устроенному по полукругу стен слева.

– Присаживайтесь, дорогой друг. Верно, утомились с дороги? Да, путь в нашу обитель довольно-таки непрост. Особенно для смертного. Верно я говорю?

Сощурив маленькие глазки, человек заторопился занять оставленное место.

– Предвижу вопрос, тревожащий вас в самую первую очередь, а потому не имею намерений медлить с ответом. Тем более что вести вам предстоит услышать только добрые, – продолжил он до странного мягким, услужливым и невероятно располагающим тоном. – Оставьте беспокойство. С вашими друзьями всё в порядке. Камневорот умеет оберечь свои владения и не причинить вреда тем, кто пришёл с чистыми помыслами. Что же до меня… Я давно вас жду. Вынужден признаться, что мы все уже заждались.

– Ждёте? – удивился я. – Но как? Откуда вы знали, что я появлюсь здесь?

Толстячок лишь лукаво осклабился в ответ.

– И кто вы? – невольно расслабляясь в удобном сидении и чувствуя приятное тепло, разливающееся по мускулам, спросил я. – Вы говорите по-другому. И голос у вас, кажется, свой. Вы не часть Привратника?

– Хе-хе-х, – благодушно хмыкнул усач. – Любопытствуй. Подмечай. Подвергай сомнению всякое и всегда задавай вопросы. Так ведь? Но всё по порядку, юноша. Ведь любое «всё» имеет своё место и время. Особенно время… Хотя, знаете, время, пожалуй, в меньшей степени, – незнакомец задумчиво почесал затылок и вновь обратился ко мне: – Моё имя Эвдикт, – раскланялся он, насколько позволяло выпирающее пузо. – Я здешний архивариус. И да, мы все давно ждали вас. Видите ли, наше существование, а скорее продолжение течения нашей яви становится несколько затруднительным без Фиала памяти, который вы любезно вернули в лоно сущности Омриггора. С тех пор, как ваш предшественник позволил себе совершить необдуманный поступок и переместить Сердце на поверхность, наша жизнь – хотя это определение едва ли подходящее – замерла. Вы не представляете, какая скука сидеть без дела так долго. Это вам подтвердит любой житель Камневорота. Хотя «долго», – замялся Эвдикт, – опять же не совсем удачное для нашего мира слово. В общем, как вы уже знаете от Привратника, любая его часть стремиться вернуть Фиал в изначальное положение. Меж тем, когда частица, обладающая артефактом, угасла, мы не на шутку обеспокоились. Но тут появляетесь вы, и всё сразу приобретает должный порядок. Великолепно, правда?

– Наверное, – пробубнил я в нерешительности. – Но всё же кто вы? И что это за место? Здесь всё такое странное.

– Наше пристанище кажется вам не совсем обычным, и вы, несомненно, правы. Для вас всё вокруг чуждо, а может, даже и пугающе. Но готов поспорить, – толстячок облокотился рукой о стойку и подпёр подбородок кулачком, – вы видели вещи и пострашнее. Разница лишь в том, что тогда вы были готовы. И потом, вы бы не оказались здесь, если б вас не сопровождали ещё более необычные обстоятельства. Как вы полагаете?

Эвдикт помедлил, ожидая от меня реакции.

– Я… Я не совсем понимаю, к чему клонится разговор.

– Разумеется, – кивнул архивариус. – А потому, если позволите, я продолжу отвечать на вопросы в порядке заданной очерёдности. Итак, мой дорогой друг, все мы, кроме вас, конечно же, являемся мыслями, отрывками воспоминаний и страстей великого божества. Вы же знаете историю младших богов Тилрадана, в особенности мудрейшего из демиургов?

– Да, – подтвердил я. – Однажды мне приходилось читать об Омриггоре. Всего несколько страниц, но…

– Приятно! Приятно иметь дело с образованным смертным, – усач довольно хлопнул в ладоши. – Так вот всё, что вы видите вокруг – есть отголоски разума бога-пророка, причудливым образом переродившиеся, обретшие собственное сознание и не возжелавшие покидать данную действительность вместе со своим обладателем. К сожалению, а может, и к счастью прочих, мы теперь существуем где-то между мирами живых и пристанищем мёртвых, если так можно выразиться. И да, так или иначе все мы частички Привратника в той или иной мере. Мы и есть Привратник. Наш город – это страж, оберегающий врата к неисчерпаемым думам и неизложенным предсказаниям Омриггора. Ваш же покорный слуга, – Эвдикт прикрыл глаза и приложил руку к месту, где у любого живого существа должно находиться сердце, – занимается крайне почетным делом и оснащён крайне весомым положением. В мои задачи входит бережное хранение и упорядочивание осколков сути, а также рубрицирование помыслов, что остались от духа почившего хозяина. И поверьте, работы хватает.

– Хорошо, – пробасил я. – Вы говорите, что всё вокруг – это образы памяти. Но я же собственными глазами видел снаружи постройки людей, дома толади и прочее. Омриггор, насколько мне известно, умер задолго до того, как разумные народы стали заселять материки. Как можно помнить то, чего тогда ещё не существовало?

– Пытливый ум важнее крепких рук? Так ведь? Хотя вы, судя по всему, обладаете и первым, и вторым, – толстячок хихикнул. – Всё верно. Но вы должны знать, что великое божество также располагало возможностью предрекать грядущее. Вот и выходит, что то, что созерцали вы, и есть отражения многочисленных вариаций того, что могло, может или только должно случиться. Это бесчисленное количество путей, по которым неизменно вперёд движется ваша явь, перемещаясь между оными в зависимости от поступков каждого разумного.

– Вы хотите сказать, что будущее постоянно меняется, следуя деяниям любого живого существа?

– Можно выразиться и так… Да, это будет более точным определением, доступным для понимания смертного. Но если вам всё же по душе аллегории, то прошу – на задворках нашего города хранятся настолько неприглядные вариации воплощений Тилрадана, что поверьте мне на слово, ни вы, ни я, ни кто-либо другой в здравом рассудке не захотел бы оказаться в них. Однако я искренне рад, что наш дом внешне отражает очертания того исхода, к которому пришёл мир спустя многие тысячелетия. Это навевает некое спокойствие, знаете ли, умиротворенность. Но что-то я вас совсем заболтал, – встрепенулся Эвдикт. – Вы же явились вовсе не для того, чтобы дни напролёт беседовать со старым одиноким призраком, верно? Вы прибываете в поисках идола Астрального стража Тиборы. И я знаю, как вам помочь. Т-а-а-а-к, – протянул толстячок, направляясь к массивной книжной полке.

Немного помедлив, он вгляделся в обветшалые обложки и махнул рукой слева на право, как бы отгоняя невидимую, но очень назойливую муху. Стройный ряд фолиантов ожил и послушно, том за томом, корешок за корешком, пополз к правой стенке, поочередно растворяясь в воздухе лишь достигнув края стеллажа. Слева наоборот, не позволяя полке опустеть, появлялись всё новые и новые книги.

– Где же это было? – задумчиво бормотал усач. – Ах, вот же!

Он остановил вращение хранилища, вытащил из середины увесистый гримуар и, перечитав заголовок, с грохотом хлопнул им о прилавок так рьяно, что над потертыми страницами заклубилась пыль.

– Вот, пожалуйста, – проговорил архивариус. – Всё содержимое этого тома предназначено именно вам. Усаживайтесь поудобнее и будьте предельно внимательны, ведь истина кроется всегда в самых неприметных мелочах. Владейте!

Эвдикт ударил в ладоши, и тяжёлый переплет исчез со стола и тут же упал мне в руки увесистым грузом, заставив вздрогнуть от неожиданности.

– А пока вы постигаете эти прекрасные очерки о древних таинствах, я готов заварить нам обоим чай. Вы пьёте чай?

– Пожалуй, – удивился я.

– Ох, какое счастье. В наше время – хотя «время» не самое удачное слово – уже и не встретить настоящих ценителей столь благороднейшего напитка.

Усач скрылся за массивом винтовой лестницы, откуда послышался звон посуды и тонкий струящийся аромат засушенных трав.

– Всё больше попадаются ценители вина или эля, а среди разумных и тем паче. Вот ваш достопочтимый предшественник и вовсе предпочитал нечто странное. Как же он говорил?

Некоторое время толстячек задумчиво мычал, вспоминая название.

– По-моему, то питьё звалось Братананской или Картаганской…

– Буртазанская брага, – подсказал я.

– О, да. Верно, – продолжая греметь чашками, радостно согласился Эвдикт. – Стало быть, вы тоже имеете опыт в данном вопросе? Но спешу заверить, Буртазанский коктейль вряд ли обладает хотя бы толикой намёка на благородство. То ли дело чай. Нужно сказать, я единственный во всём Камневороте, кто сколь-нибудь удобоваримо умеет заваривать корни червятника. Ведь мало кто знает, что если добавить к ним щепотку марёвки, лист мрачника и сушеные растёртые плоды подземной гневицы, то получается невероятно приятная смесь. Вот так, – ласково причмокнул архивариус, обращаясь, похоже, вовсе не ко мне, и показался из-за лестницы с небольшим подносом, на котором стояли две пузатые кружки с дымящимся отваром. – Мгновение внимания, – торжественно объявил он. – Протяните ладонь вперёд. Готовы?

Я кивнул.

– Прошу угощаться! – воскликнул усатый, и в моей руке образовалась одна из чашек.

Запах был изумительный. Аромат, исходящий от отвара, навевал легкий приятный дурман и уносил мысли куда-то далеко. Я прикрыл веки, и перед глазами тут же поплыли пейзажи леса после дождя, благоухающего свежестью и стойким запахом малины.

– Пейте, пейте. Надеюсь, получилось не хуже чем обычно. Признаться, я волнуюсь. Нечасто мне доводится готовить любимый напиток не только для собственного удовольствия. Ну что же вы? – забеспокоился гостеприимный хозяин. – Смелее. Это безопасно и к тому же поможет вам сосредоточиться на штудировании, без сомнения, непростого чтива.

Я сделал крохотный глоток, чтобы не обижать нового знакомого. Посмаковал на языке и глотнул ещё раз. Вязкое, но приятное тепло разлилось по груди. Чёрная как смола, дымящаяся жижа, напоминающая скорее горячий шоколад при прикосновении, на вкус оказалась похожей на крепкий, с привкусом имбиря, чай. Я зажмурился от удовольствия, и улыбка невольно наползла на мою усталую физиономию, обнажая ряд острых зубов.

– Вот и прекрасно, – выдохнул усач. – А я, знаете ли, только чаем и промышляю. Откроюсь, пробовал однажды канрийский эль, но этот эксперимент повлек за собой неординарный конфуз. Оказалось, что после столь агрессивного напитка я не могу вспомнить абсолютно ничего. Парадоксальное дело, как вы считаете? Хранитель памяти теряет память. А мне как архивариусу без памяти никуда.

Эвдикт помолчал.

– Ох! Ну что же это я вновь? Простите. Опять стремлюсь отвлечь разговорами того, кто пришёл вовсе не за тем, чтобы слушать пустые россказни. Читайте, прошу вас. Я подожду.

Отхлебнув добрый глоток, я вперился взглядом в название книги, покоившейся на коленях, и промычал оглавление вслух:

– «Вурдабан Тагат Ратак».

Затем поднял голову и вопросительно уставился на архивариуса.

– Что это значит?

Брови сами собой сдвинулись к переносице.

– Я ни слова не понял из прочитанного. И буквы написаны странно, точно наоборот, как отражение в зеркале.

– Смело продолжайте и не забывайте наслаждаться теплом чая, – успокаивающе произнёс усач. – Как я и говорил, истина таится порой не там, где её ожидаешь. Не останавливайтесь. Вам обязательно откроется всё, что нужно.

Я открыл переплет и погрузился в тщательный разбор пляшущих букв и символов – «…ридаши ларма мартур нак», «церида рук казад жэдора», «талмаран ктува лон» – и так далее и тому подобное. С каждым новым абзацем я всё больше терял связь с окружающей меня действительностью, но дивным образом глубже проваливался в нагромождение загадочных знаков, пиктограмм и хитросплетений чуждого наречья. Я решительно не понимал прочитанного, однако почему-то пребывал во власти знакомого и страстно любимого чувства, когда страницы какой-нибудь невероятной истории крепко и надолго затягивают книгочея, делая его частью мира, раскинувшегося на просторах их самих. К моему разочарованию, некоторые развороты фолианта и вовсе обнаруживались пустыми. Но всё же каждый раз, когда я встречал очередной незаполненный лист, в сознании настойчиво всплывала одна и та же картина – залитая полуденным солнцем роща, сплошь занятая кущами кленовых стволов.

Спустя некоторое время я ощутил, как кружка с горячим приятным отваром опустела. Тряхнув головой и с трудом сбросив с себя состояние зачарованности, я с удивлением отметил, что толстенный том раскрыт уже на середине. Захлопнув книгу, я поднял глаза. Толстячок стоял ко мне боком и копался в кипе бумаг. Некоторые особо длинные и старые записи он бережно сворачивал в подобие свитков и помещал отдельно, под широкую стеклянную витрину, расположенную у правого торца стола. Я кашлянул, привлекая к себе внимание. Увлеченно штудируя один из пергаментов, хозяин не обернулся.

– Уважаемый Эвдикт, – окликнул я архивариуса. – Простите, но вся эта хроника написана на неизвестном мне языке. Возможно, вы считаете, что я способен понять его, но это, к сожалению, вовсе не так. Я пришёл к вам за помощью. Может, есть иной способ ответить на вопросы или хоть как-то направить наши поиски в нужное русло, не прибегая к разгадке заковыристых шифров и пустых страниц?

Усач расплылся в улыбке, хитро прищурился и укоризненно покачал головой.

– Так-так, – нравоучительно погрозил он пальцем. – А я-то всё думал, когда же ваше терпение иссякнет. Нужно признать, вы держались достойно.

Хозяин лавки звонко хлопнул пухлыми ладошками, и из кружки в моих руках к потолку вновь потянулся ароматный дымок.

– В иной раз я со знанием дела мог бы пуститься в рассуждения о том, что все разумные лишены хоть какой-то выдержки и пребывают в извечной спешке. Но укоры и брюзжание – скорее удел древних старцев. А я ещё основательно молод, – Эвдикт гордо пригладил лихо закрученные усы. – Потому избавлю вас от лишних нравоучений и отвечу без затей. Нет!

В его глазах заиграли теплые шальные огоньки, и толстячок заразительно хохотнул.

– Иначе нельзя. Вы же не думаете, что оказались в некой сказке, в которой все деяния и подвиги свершаются вот так просто, по хлопку или мановению ока?

– Наверное, не думаю, – замялся я.

– Вот и замечательно, – поспешил продолжить усатый.

При этом он демонстративно щёлкнул пальцами, и фолиант мгновенно распахнул переплет на том же самом месте, где я остановился в предыдущий раз, чуть не выбив горячее питьё из моих рук.

– Но ведь вы отголосок разума великого Омриггора, – точно недоросль-попрошайка загомонил я. – Неужели вы не можете просто рассказать о том, где прежде хранился искомый идол? Или, может, в ворохе ваших отражений грядущего найдётся пара вариаций, которые послужили бы нам хоть сколько-нибудь понятной и осмысленной подсказкой?

Изо всех сил я постарался принять удрученный вид, хотя и понимал, что при моей драконоподобной внешности такой фокус может выйти боком.

– Со-жа-ле-ю, – по слогам произнёс Эвдикт. – Не в моих силах сократить ваш путь. Хотя признаюсь, вы мне крайне симпатичны, юноша. К тому же младшие боги не имеют ни власти, ни привычки вмешиваться в дела смертных, даже если мы говорим об отголосках сущности уже почившего божества. И особенно верный характер данное утверждение приобретает в том случае, когда дела разумных соприкасаются с интересами самих Истоков. Ой…

Архивариус резко замолк, а его глазки нервно забегали.

– Интересы Истоков?

– Довольно, довольно, – засуетился он. – Умоляю вас более ни о чём не спрашивать. Я и так сболтнул лишнего… Кажется.

– Но вы же знаете больше, – напирал я.

– Нет, нет. Как и было утверждено, любой алчущий знаний находит их сам, – отчеканил Эвдикт, явно ожидая от меня ещё больше расспросов, но поняв, что его отрицания были приняты, успокоился, свесился через стол поближе и зашептал заговорщическим тоном: – Впрочем, есть кое-что, о чём мне дозволено рассуждать открыто. К тому же я не в силах отказать себе в удовольствии и не поделиться с вами ещё одной мыслью. Доведись мне бывать на вашем месте, я бы не отважился на подобное мероприятие. Вас подстерегает судьба героя, а это – жестокая и тяжёлая ноша, уж поверьте.

– Почему?

– Ответ прост. Как и всех героев, в любые состоявшиеся эпохи, в конце вас ожидает только смерть.

Наступила пауза.

– Ох, простите! – заметив некоторое изумление и тревогу во взгляде гостя, поправился усач. – Не хотел обидеть или напугать вас. Что я такое говорю? Это всего лишь личное предположение, не более. Конечно же, случается и иначе. Не волнуйтесь.

– А вы, архивариус, сами боитесь смерти?

– Я не желаю встретить её раньше времени, – безразлично отозвался Эвдикт. – Хотя «время» – крайне неподходящий эпитет в нашем случае.

– Но, простите, вы же и так скорее мертвы, чем… – я потупился, не закончив фразу.

– Не в полной мере, – пояснил толстячок. – Это сложный процесс для внятного осознания разумным… Даже для такого смышленого, как вы, юноша. Примите одно – смерть не одинакова для всех. У нее есть множество продолжений.

Усач смолк и вдруг, как бы невзначай, всплеснул руками.

– Ну что ты будешь делать? – протараторил он. – Опять я затеваю долгосрочную беседу. Проклятый болтливый нрав. Ваше пребывание в Камневороте и так на исходе. Прошу вас, заканчивайте с книгой поскорее. Иначе визит грозит быть неплодотворным.

Вздохнув, я вновь погрузился в мир загадочных и непонятных страниц. Я уже ловил себя на мысли, что начинаю дремать, как вдруг текст перед глазами поплыл и вытянулся в толстые линии. Части чернеющих полос поползли в стороны, стали растекаться и закручиваться, приобретая формы букв общего языка.

– Колючая напасть. Менирад, – отчётливо по слогам прочёл я и торопливо пробежал по всему пространству разворота.

В каждой строке, друг за другом повторялись только три слова. Взбудораженный нежданной находкой, я открыл книгу с конца, затем перебрался на первую страницу и спешно пролистал всё, что было изучено до нынешнего момента. От прежних каракуль и пиктограмм не осталось и следа. Всякий лист фолианта пестрил сотнями повторений одной и той же фразы.

– Колючая напасть? Менирад? – повторил я громче.

– Ох! Хе-хе-х. Прекрасно! – раздался голос Эвдикта. – Вы всё же нашли, что искали! Поздравляю, юноша. Это означает, что нам пора прощаться.

Восклицание архивариуса зашаталось гулким эхом, а я заметил, как свет в комнате стал постепенно меркнуть. Мебель, стены, деревянная стойка с витринами, книжные полки – всё вокруг теряло цвет, словно истончаясь до призрачной поволоки и медленно растворяясь в надвигающейся пустоте. Неизменной сохранялась лишь фигура Эвдикта.

Я встревожено вскочил с кресла и почувствовал, как пол под ногами внезапно прогнулся, превращаясь в рыхлую кашу, точно бы я стоял на растянутой меж двух деревьев простыне. В попытке сделать шаг в сторону архивариуса я не смог пошевелиться, полностью увязнув в досках настила крепче, чем в болотной трясине. С визгом и грохотом в остатки помещения ворвался ураганный ветер, сметая очертания полупрозрачных стен и предметов, заглушая своим рёвом все прочие звуки. А вместе с тем образ улыбающегося чудаковатого, но добродушного толстячка принялся удаляться и гаснуть в потоке обрывков иллюзорного бытия.

– Но как?! – я попытался перекричать бурю. – Подождите! Как я должен понять?!

Меня не оставляла дурацкая неприятная мысль, что всё происходящее смахивает на глупую шутку скучающих от вечного прозябания фантомов.

– Проклятье! – в сердцах выругался я, понимая, что ответы, за которыми я явился, снова теряются в изломах далёкого от логики, глупого ребуса.

– Прощайте, – донёсся до моего слуха голос хранителя памяти. – Если заглянете в гости лет эдак через триста, буду весьма рад поболтать в более раскрепощённой обстановке. Удачи, юноша.

Говор исчез, оставляя меня один на один с кромешной тьмой. Рев яростного смерча витал вокруг, и я со страхом осознал, что снова куда-то падаю безвольной куклой. Головой вниз с огромной, всё нарастающей скоростью я летел навстречу мутному белёсому дну. Чувствуя скорую гибель, я закричал и зажмурился, как вдруг падение прекратилось, а моё предплечье крепко сжали чьи-то сильные руки.

– Вот так улов! Смотри-ка. Давинти, бегом сюда! Одному мне с таким упитанным броктаром не справиться. Я подтяну, а ты хватай его за шиворот. Да не за рог, а за шиворот! Вот так. Взялись! Э-э-э-х!

Передо мной, стоя на одном колене и упираясь в край провала, высился Тамиор. В его глазах мелькали лукавые огоньки, а обветренное лицо расплывалось в привычно широкой улыбке.

– Крепкая рыбка попалась.

Бранясь и кряхтя, бородач в два рывка выволок меня на поверхность.

Переведя дух, я ощупал туловище. Убедившись, что все части на месте, уселся на твёрдую землю напротив запыхавшихся друзей и оглядел ристалище.

– А где же следы эпохальной заварушки? – всё ещё пребывая в весьма неуверенном состояние, промямлил я одеревеневшим ртом. – Где горы трупов, побеждённых неумолимым рыцарем и его отважным оруженосцем, врагов?

– Прошу заметить и уяснить одну непреложную истину, – раздался недовольный голос Давинти. – Я никакой тебе не оруженосец. Я заклинатель слова и несравненный поэт.

Тамиор снисходительно покосился на тила.

– Да не было никакого сражения, – хмыкнул он, поднимаясь на ноги. – Ты лучше… – рыцарь запнулся. – Ушастый сказал, будто столкнул тебя в пропасть. Я сперва не поверил. А теперь вообще не знаю, что и подумать. Но давай обсудим это позже, за сытным ужином и глотком эля. Ночь совсем близко. Было бы неплохо разбить лагерь. События сегодняшнего дня изрядно меня вымотали.

– Полностью поддержу столь жизнерадостную идею, – закивал в знак согласия рифмач. – Однако позвольте прежде поинтересоваться, раз уж всё закончилось благополучно, и мы все до сих пор живы… Надеюсь, никто из вас не планирует меня убивать за предпринятые мной и наверняка попахивающие сущим абсурдом поступки?

– Это мы ещё поглядим. А пока на тебе готовка, заклинатель.

Тамиор хохотнул, нарочито нахмурил брови и указал тилу на мешки с провиантом.

– Лагерь? Прямо тут? – возразил я. – А вдруг эти глашатаи твари вернутся?

– Думаю, что после такого они здесь ещё долго не появятся, – хмыкнул рыцарь и устало зашагал к стволу одинокого рассохшегося дерева неподалёку.

Вскоре отряд сидел у костра, ласкающего языками пламени ночной воздух, и уплетал вяленое мясо, скрупулезно поделенное нашим походным поваром на три равные части. Небольшие ломти покрывал тонкий запеченный слой разогретого в огне сыра, который Давинти втихомолку купил на толадийском базаре перед уходом, объясняя теперь излишние траты тем, что поедание мясных блюд без оного – не что иное, как подлинное варварство и явный признак дурного вкуса.

– …Мы приготовились стоять до конца, – взахлёб рассказывал Тамиор, дожёвывая свою порцию и раздувая от куража щеки. – Расчёт был прежним: большая часть глашатаев в аккурат сгинула бы в пропасти. Но тут из разлома выросло то просвечивающееся чудище и, издав яростный рев, принялось крушить рой. Да так лихо, что сама земля ходуном, а в каждой рытвине по два десятка мертвых тварей!

Бурно жестикулируя, белобородый пытался в полной мере объять и немного приукрасить всю грандиозность схватки. Куда без этого?

– Я уж было подумал: всё, конец. Эдакого-то гиганта даже мне одолеть не под силу. Но нет! Хвала светлым богам, нам с длинноухим удалось-таки притаиться прямо под его брюхом. Похоже, исполин просто не заметил парочки разумных. А может, и вовсе не имел к нам интерес. Так или иначе чёрная саранча в считанные мгновения понесла огромные потери. Неразбериха творилась – никакой брани не хватит. Шум, гам, павших на ходу пожирают сородичи… В общем, немного погодя глашатаи разбились на несколько потоков, обогнули провал, а потом и вовсе решили отступить. Вот только головоногие бестии вряд ли ожидали продолжения банкета, да ведь такую армию в спешке не повернешь.