Пока все осматривали и раскладывали добытое Сарой добро, она незаметно сунула мне немалый бумажный пакет – я даже ахнула. Там было невероятной красоты белье.
– Не сдержалась и набрала нам по пакетику, – протянула она с наигранно оправдывающейся интонацией; а я была искренне ей благодарна и до безумия счастлива. Мне ужасно хотелось переодеться во что-то чистое и свежее.
Когда наконец наступила наша очередь принимать душ, и мы зашли в эту просторную комнату с тусклым освещением, уже душную от горячих паров, в первые секунды я попросту не могла пошевелиться. Во-первых, трудно было поверить в невероятное счастье и небесную благодать, ниспосланную нам в виде воды и душевых кабин. Во-вторых, нельзя было пропустить мимо глаз невероятную роскошь: мраморная облицовка, три большие кабины с матовым непрозрачным стеклом. По другую сторону у стены пара раковин, большие тумбы со стеклянными полочками; огромное длинное горизонтальное зеркало во всю стену. Внутри кабины, где стояли аккуратные шкафчики для вещей – еще одна кабинка поменьше, где, собственно, и располагалась душевая.
Грязную одежду на пол, чистую – на полочку шкафчика. Осторожно переступила порог душевой, закрывая дверь. Я слышала, как вода сначала включилась у Сары – ее восторженный возглас разбил тишину. Затем и Льюис подал довольный голос. Оба стали переговариваться, не веря в то, что стоят под горячей водой. Восторг на грани истерики. А я все еще не могла шевельнуться. Мялась с ноги на ногу, осматривая свои руки и ноги. Когда дрожащей рукой повернула кран, когда горячие струи воды ударили в спину – дрогнула, сжавшись. Почувствовала, как слезы вновь так некстати подкатили. Запрокинула голову, подставляя лицо струям воды и убирая волосы назад. Оперлась ладонями о стену, закрывая глаза, в беззвучном крике раскрывая рот и содрогаясь от рыданий.
– Шайер? – внезапно обеспокоенно окликнул меня Кристофер. – Ты в порядке? – я открыла глаза. Стиснула колотящиеся зубы. Выдохнула через нос.
– Да, да… – проговорила спешно, затем на секунду зажимая рот тыльной стороной ладони. – Все прекрасно. Просто не верится…
А во что не верилось? Во все, в общем-то.
Я словно не чувствовала себя, своего тела. Вода била крупными упругими струями, вроде даже слишком горячая для меня… Но я вновь и вновь намыливала голову, тело, стараясь смыть с себя воспоминания. Стараясь смыть с себя страх, боль, опустошение. И плакала вроде бы. Беззвучно, давясь собственными всхлипами. И дыхание перехватывало, и все тело словно в судорогах. Я чувствовала, как устала, как болит каждая мышца, каждый сантиметр. Я чувствовала, как сердце рвется от тоски и обреченности… Раз за разом, вновь и вновь поднимала лицо под струи воды, желая смыть это все навсегда. Избавиться от этого навсегда.
Вода действовала успокаивающе. Замереть бы так, простоять нескончаемое количество времени.
Было нужно перестроиться. Было нужно взять себя в руки. И не было нужно принимать решения от отчаяния… Я ведь знала себя. Несмотря на давление, несмотря на сложности – не ушла бы, не отступилась; продолжила бы бороться. Всегда так было. Во все темные и тяжкие времена. Когда не хотелось просыпаться по утрам, да и существовать в принципе не хотелось – поднималась, изображала подобие уверенности и спокойствия на лице, и шла дальше.
Всегда так было. А сейчас предел. Точка невозврата. Последняя капля. Перейденный рубеж. А что за ним – непонятно. Будто бы спустя столько лет мнимого морального восстановления раскрыла глаза и увидела, что не вынырнула из болота, но еще сильнее и глубже затянулась в трясину. Коллапс внешнего мира открыл завесу разрушенного внутреннего.
Выдохнула. Зажмурилась. Замерла под бьющими струями воды. Дыхание размеренное, глубокое. Хотелось выпить хорошего кофе и завалиться в мягкую постель. Укрыться с головой и долго-долго спать без единого сновидения.
А еще лучше, вместо кофе позаимствовать у Нормана его волшебную фляжку с целебным зельем.
Хлопнула дверь в одной кабинке; я не помнила, выходили ли уже со второй, потому решила поторопиться, но время будто остановилось, и я не помнила, сколько еще простояла почти без движения. Наградой мне было несравнимое чувство чистоты и легкости.
Я выключила воду, с секунду спокойно смотрела вниз на то, как вода уходила в слив. И после секундного спокойствия зарыдала вслух. Горько так, болезненно. Заскулила, захрипела, давясь слезами. А потом разозлилась. С остервенением перехватила предплечья, ногтями вцепившись в кожу и стискивая зубы. С каким-то ожесточением выругалась, ударив основанием ладони по перегородке с соседней кабинкой. А затем еще раз. И еще, еще, еще, пока болью не отдалось в запястье… Выдохнула сдавленно, убрала волосы назад. Выдох. Быстро вышла из душевой. Скоро оделась. Вискоза водолазки была тактильно приятна. Я провела рукой по рукаву, затем обнимая себя за плечи… Сердце ровно билось в грудной клетки. Стало спокойно и легко.
Натянула плотные черные штаны, похожие на форму; завязала берцы, схватила пожитки и вылетела из душной кабины, затем замирая на месте. У раковин стояла Сара, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.
– Крис попросил удостовериться, что ты в порядке, – спокойно доложила она, однако участливо всматриваясь в мое лицо. – Но, судя по всему, все не так прекрасно, как ты говорила, – я нехотя подошла к запотевшему зеркалу, вытерла его, всматриваясь в свое отражение.
– Все в порядке, – ответила твердо, обернувшись к Саре. Та цокнула.
– Ну, это звучит почти убедительно, – хмыкнула, сделала шаг ко мне, захватывая в свои крепкие объятия. – Котик, говорю нашим оболтусам, и тебе скажу: не держи эмоции в себе, хуже будет. Лучше выскажи, выкричи, выплачь. Не держи в себе. Если тебе будут нужны мои уши или мое плечо, помни о том, что я рядом.
– Я бесконечно благодарна тебе, Сара. Правда, – я отпрянула от девушки, посмотрела ей в глаза. Улыбнулась искренне и мягко.
– Хотя бы в этом случае ты говоришь откровенно, – лицо Сары просеяло. – Крису, так понимаю, говорить о слезах мы не будем? – Карани лукаво сощурилась, а я спешно закивала.
– Я понимаю, что всем нам страшно. Что все растеряны и опустошены, но смотря на вас, я стараюсь соответствовать и держаться. Так сказать, следую завету Льюиса "не отчаиваться".
– Знаешь, Штеф, как бы Крис не продвигал эту идею в массы, он сам порой забывает об этом. Или предпочитает забыть. Так или иначе, нужно собственный непоколебимый стержень иметь, чтобы действительно постоянно себе об этом завете напоминать. Как бы там не было, мы ведь бойцы не по профессии, а по духу? А потому все нам под силу. Прорвемся, правда? – я обмерла, глядя на Карани. Она говорила именно то, что мне было нужно услышать.
– Прорвемся, – утвердительно кивнула. – И со всем справимся. А теперь пойдем ко всем, боюсь, мы выбьемся из данного Робертом времени. И, если прямо совсем разоткровенничаться, нужно поспеть, пока Норман не опорожнил свою фляжку.
***
Поздним вечером, как Грин и обещал, мы были представлены другим выжившим. Все это происходило в большой столовой, находившееся не в самой резиденции, но в примыкающем к ней здании (как раз в том, где и обосновалась большая часть остальных проживающих здесь людей) – это было трехэтажное сооружение вытянутой формы и соединенное со зданием резиденции общей галереей второго этажа.
Пока Грин в сотый раз описывал то, как здесь проживают спасшиеся, я этих самых людей жадно рассматривала. Были дети, были подростки. Мужчины, женщины, темные, светлые; одетые с иголочки и оборванцы. Были все. Загнанные и напуганные, потерянные и абсолютно спокойные. Были и те, кто нас осматривал с большим интересом и скрупулезностью, чем мы их.
Наконец нам была представлена та темноволосая девушка – Виктория Кремер. В лучшие времена работала врачом, и теперь следила за медицинской комнатой. С горгоновцами она сразу попыталась найти общий язык. Крайне доброжелательно со всеми беседовала, представила нам брата-близнеца Даниэля и младшую сестру Монику, которая, в отличие от брата с сестрой, могла похвастаться копной светлых кучерявых волос и миловидным личиком.
Грин указал нам и на свою юную дочь – Эмми; она держала в руках блокнот, в котором в дальнейшем аккуратно вывела наши имена. Пока девушка записывала, я заглянула через ее плечо – не считая нас, в резиденции находилось пятьдесят восемь человек.
Самое удивительное, что эта книга с именами здесь проживающих, была единственным, что объединяло их. Дисциплина и контроль, ставшие для меня столь привычными из-за нахождения среди "Горгоны", здесь не осуществлялись от слова совсем, а руководящая роль Грина существовала чисто номинально. Все, чем он здесь заведовал, была книга с именами, да связка ключей от кабинетов. У каждого свои припасы, каждый делал, что хотел и когда хотел; мог спокойно покинуть территорию резиденции, мог возвращаться, когда заблагорассудится. Режим потребления света и воды, о котором нам так много говорили, соблюдался тоже не идеально; когда Сборт узнал, что дежурства не назначаются, и вовсе помрачнел, хоть и промолчал.
С особенным интересом нас разглядывали дети. Их было человек двенадцать; все сидели поодаль, за длинным столом. Судя по всему, детей специально посадили подальше, ведь и взрослые оглядывали горгоновцев с опаской. Вскоре я поняла, что на меня, смотрят с таким же выражением, как и на военных. Я стояла с горгоновцами, была одета похожим на них образом. И если Сэм стоял, улыбаясь, воодушевленный, благодарный и искренне счастливый, то я скорее скептически осматривалась, анализируя окружающих меня людей.
Сборт был напряжен. С каждым движением Грина, с каждым шевелением среди собравшихся, с каждым новым словом или пояснением Роберт все серьезнел. Последней каплей, как мне кажется, стала настоятельная просьба Джона о том, чтобы военные не передвигались на территории резиденции с оружием. Роберт ни то закашлялся, ни то засмеялся. Он поднял в успокоительном жесте руки.
– Нет, – коротко и четко сказал он, и его полный внутренней силы голос в глухой акустике зала звучал куда убедительнее, чем голос Джона, – мои ребята имеют полное право иметь при себе оружие. Если у вас не налажена система охраны от внешних и внутренних угроз, я считаю вполне обоснованным иметь при себе средство самозащиты, – Сборт говорил спокойно, с расстановкой. – Я не иду на конфликт, и принимаю возможность дискуссии и нахождения консенсуса. Завтра с утра, на свежую голову, предлагаю обсудить все детали нашего сосуществования. И прочие вопросы. А сегодня, Джон, мы побеседуем один на один; полагаю, нам есть что обсудить.
– Безусловно, безусловно. Но, все же, об оружии. У нас не так много правил, и потому я настоятельно прошу вас выполнять имеющиеся, – постарался вставить Грин, но он волновался, и его дрогнувший голос был…Чуть менее веским.
– Ваши правила не имеют никакого смысла без четкого их структурирования и ясной системы санкций за их нарушение, – Роберт чуть улыбнулся, качнув головой, – стараясь контролировать в мелочах, вы теряете общую дисциплину, а это всегда грозит… Неприятностями, – осторожно проговорил он, окинув притихших людей взглядом. – В условиях нынешней ситуации вам нужна не только охрана и защита, ради чего, собственно, вы и пригласили нас сюда. Но это, опять же, я предлагаю обсудить все детально и поэтапно. Есть даже незначительные вещи, которые стоит, однако, обговаривать без лишних ушей, – Сборт кивнул на малышню. Грин переглянулся с группой людей за ближайшим столом. Те сдержанно, некоторые и нехотя, кивнули.
– Тогда обсудим все поэтапно, – выдохнул Грин, повернувшись к Роберту. Тот глянул на часы.
– Пятнадцать минут одиннадцатого, – почти про себя проговорил командир. – Джон, подойди в мой кабинет минут через тридцать. Остальным до утра, – и, не одарив прочих собравшихся и взглядом, повернулся к горгоновцам. Махнул рукой, все спешно покинули свои места, скоро направляясь к дверям из столовой. Когда выходили, Роберт тихо сказал, чтобы услышали только мы, – сейчас все идете за мной.
5
Все молчали.
Роберт расположился на высоком кожаном кресле за столом у окна, сцепил руки в замок и, похлопывая большими пальцами друг о друга, молча наблюдал за нами. Только Крис, стоявший у окна, не попадал в угол обзора командира. Льюис был хмур и сосредоточен.
Михаэль ходил из угла в угол, напряженно думая и перехватив руки за спиной. Норман баловался с монеткой; за ним меланхолично наблюдала Сара. Стэн сидел на полу, облокотившись о стену и закрыв глаза. Стивен просматривал старые документы из шкафа, а мы с Сэмом аккуратно сидели на темно-зеленом диване; Сэм, боясь пошевелиться, и я, опершись о ноги предплечьями.
Каждый занимался чем-то своим, витал в своих мыслях, и не думал нарушать тишину, воцарившуюся с момента нашего выхода из столовой. Невидимое напряжение практически ощутимо почти на физическом уровне. Никто не решался начать говорить, потому что было непонятно с чего начать.
Я украдкой посмотрела на Сэма; нет, он единственный не был напряжен и взволнован. Его все устраивало, и я была почти уверена, просьба Грина "не разгуливать военным с оружием" пришлась Дорту по душе.
Сборт тяжело выдохнул, откидываясь на спинку кресла.
С потолка свисала дорогая люстра, в которой работала лишь пара лампочек, отчего кабинет освещался тускло. Но освещался. Светом из лампочки. Хрусталь поблескивал разноцветными переливами, завораживая чужеродностью в вакханалии сумасбродных мрачных и жутких дней.
– Что ж. Нам предложили сотрудничество, – наконец возвестил Сборт, – удобства в обмен на помощь в урегулировании вопросов безопасности. Судить обо все пока рано, – Роберт неоднозначно пожал плечами, – Грин сам не знает людей, собравшихся под одной крышей. Вы уже наслышаны об исчезновениях, верно же? Маловероятно, что кто-то самостоятельно решил бы покинуть это место. Особенно в нынешних условиях, – командир выждал небольшую паузу. – Велика вероятность, что в резиденции кто-то подчищает лишних. Исчезновения начались почти сразу, как люди обосновались. Семеро пропавших примерно за три недели. У некоторых из них остались здесь родные. Мотивации, чтобы покинуть резиденцию по собственной воле, ни у кого не наблюдалось.
– Заделаемся телохранителями? – скривил губы Стэн.
– Скорее проконсультируем, – Роберт вновь посмотрел на каждого. – А сами обживемся на какое-то время. Уж лучше с водой и хотя бы каким-то электричеством, чем в лесу на базе отдыха, где из плюсов разве что удаленность от возможных скоплений живых трупов.
– Здесь дети, – надломлено проговорила Сара, – женщины, старики. Люди, которые и в лучшие времена не всегда могут за себя постоять. Как можно было так наплевательски относиться к своей сохранности? На вид никто и не стремиться сделать это место безопасным.
– Они считают, что главное находиться в отдалении от зараженных. Забаррикадировались здесь и дело с концами, – Льюис перевел взгляд на Роберта, – но забыли, что угроза исходит не только снаружи, но и изнутри. Кто скрывается среди этих людей? Сколько в этих исчезновениях правды, сколько домысла? Почему Грин даже не попытался наладить охрану, когда люди стали исчезать? Что за "совещательный совет"? Какая его роль?
– Ты уже задавал эти вопросы. Но тебе на них разве что Джон ответит, да и в этом я ни до конца уверен, – Роберт тяжело вздохнул. – Но людей он собрал. Может, твердости и жесткости ему не хватает, но авторитета он вроде не потерял; Виктор говорил, что люди в резиденции любят и уважают его.
– Он бывший градоначальник, – презрительно скривился Кристофер в ответ. – Это не любовь, и не уважение; это стокгольмский синдром
– Почему мы не едем к Старым рубежам? – внезапно спросил Михаэль, поднимая голову. Внутри у меня дрогнуло, даже показалось, что кровь отлила от лица. Командир же остался невозмутим, ни одна мышца не дрогнула. – Почему, Роберт?
– Здесь мы сейчас нужнее.
– Это не ответ.
– Ты забываешься, Миха, – голос Льюиса угрожающе тих. Роберт почти незаметно приподнял пальцы в знакомом жесте: "стой". Напряжение, способное в любой момент обернуться взрывом…
– Мы так много намотали кругов, – вырвалось из меня в попытке перенаправить горгоновское внимание, – столько проколесили дорог, пытаясь найти безопасный путь. Не мне напоминать о тех таможенных заграждениях, которые мы так и не смогли миновать, как долго искали пути их объехать, найти другую трассу, – под взгляды военных я замокла, испугавшись, что влезла ни туда. Но Роберт согласно кивнул, и взгляд его не был осуждающим: на душе стало чуть легче и свободнее.
– Как одно из объяснений, – Сборт пластично указал в мою сторону. – До Рубежей далеко. Мы не знаем, какие еще границы окажутся перекрыты, на каких трассах нас ждут пробки из оставленных машин, и сколько заполненных зараженными городов нам будет нужно пересечь. Для такого броска нужно быть абсолютно готовыми и снаряженными. К тому же, сейчас Рубежи как никогда укрепят позиции. Прорываться туда на данный момент нам незачем. Рациональнее подождать.
– Но приёмник…
– Связь давно работает с большими перебоями. Слишком серьезными, чтобы быть уверенными в ее скором и полном исчезновении.
– Нам будет комфортно переждать здесь, пока дальнейшие действия непонятны, а мы нужны здешним жильцам, – Норман шмыгнул носом. – Мы сможем найти общий язык. По крайней мере, постараться. Если нашу помощь захотят принимать, то примут. Не захотят, нам же проще; за себя-то мы уж точно постоим, кто бы здесь не промышлял.
– Да и против нас только конченный долбоящер рискнет предпринимать какие-то действия, – вторил Стэн. – Если выбирать между парилкой в машине на дороге и возможностью принять душ и поспать лицом в подушку, я выберу второе.
– Нам некуда спешить, такую бурю лучше переждать, – поддакнула Сара. – Да и люди здесь напуганы. Не думаю, что нас сильно затруднит немного помочь.
– Тем более, мы были и останемся самостоятельны. Никто нас ни с кем не связывает. Мы можем в любой момент уехать, – согласно проговорил Стивен. Роберт молча выслушивал каждого.
– Это же тоже люди, тоже выжившие, – внезапно проговорил Сэм. Я в удивлении глянула на друга, никак не ожидая, что он вступит в разговор. – Мы должны держаться вместе, разве нет?
– Может и так, – выдохнул Михаэль, – но доверять мы им не можем. Следует быть осторожными, – слова Боура встречены общими выражениями согласия.
– Да, конечно, здесь есть потенциально… Опасные, – я пожала плечами, оглядывая горгоновцев, – но большинство действительно просто выжившие, которым нужна помощь. Я говорю со стороны человека, которому вы жизнь спасли. Я представить боюсь, что случилось бы, останься мы с Сэмом одни.
– О, а я бы хотел взглянуть на тщетные попытки Сэма удержать тебя от очередной бесноватой авантюры, – хохотнул довольный Льюис.
– Крис, если Штеф тебя сейчас придушит, я даже не буду ее останавливать, – Роберт посмеялся, а я все продолжала неотрывно смотреть на Льюиса, и правда готовая в ту секунду стереть нахальную ухмылку с лица горгоновца. – Впрочем, опуская ваш трепетный обмен нежностями, я бы хотел вернуться к насущным вопросам.
– Если мы нужнее здесь, значит будем здесь, – пожал плечами Михаэль. Горгоновцы вновь поддержали позицию Боура.
– В таком случае, не хочу вас больше задерживать. Отдыхайте все сегодня. Выспитесь. Завтра обозначу фронт работы, – Роберт опустил руки на стол. – Единственное, скажу сразу. Особенного расположения к себе не ждите, впрочем, как и всегда. В конфликты и споры не вступаем, – командир глянул через плечо в сторону Льюиса. Тот развел руками. – Оружие при себе имеем, присматриваемся, прислушиваемся, выстраиваем общение. В критической ситуации все молниеносно собираемся и покидаем здание; пока ситуация не прояснится, дежурство будет проходить прямо в коридоре. Потом на крышу поднимемся… – Роберт глянул на меня. – Как успехи в обучении, Штеф?
– Думаю, наиболее объективно ответят горгоновцы, – на секунду задумалась. – Стараюсь, Роберт, – Сборт кивнул.
– Схема остается прежней, никаких занятий ты не пропускаешь. Через пару-тройку дней начнешь заниматься с Крисом, – я сдавленно выдохнула, покосившись на Льюиса. – На этом мои распоряжения на сегодня завершены.
Разошлись, потерявшись в раздумьях. Действительно было над чем поразмышлять – начиная от того, в какое место мы попали и как теперь себя здесь вести, заканчивая осознанием, что помимо нас есть выжившие и, возможно, еще не все потеряно… Наверное.
Состояние у всех было специфическое, а решение Сборта разрешить всё утром каждым воспринялось положительно. За ночь многое может перемениться, да и принимать решения или делать выводы во время эмоциональной встряски никогда не считалось разумным решением.
Хотя для себя я за тот день кое-что да вынесла. Во-первых, никогда нельзя было недооценивать себя. Во-вторых, нельзя было раньше времени ставить крест на чем-либо. В-третьих, с тобой могли выходить на конфликт не только из-за неприязни, но и из-за боязни. Главное: если ты мог за себя постоять – тебя опасались. И лучше уж представать охотником, чем загнанной дичью.
Окна в кабинете оставили открытыми и свалились на кровати абсолютно обессиленные и потрясенные. Перебросились парой фраз; не прошло и пары минут, как Сара засопела, свернувшись калачиком и укрывшись до самого носа. Норман развалился, раскинув руки и раскрывшись. Изредка похрапывал.
Я уснуть не могла. Крутилась, вертелась, то с опаской посматривая на окно, то выискивая тень за шкафом, то рисуя силуэты за дверью… Но знала, что за дверью наш покой бережет Роберт, а в комнате никто нас не побеспокоит – Льюис спит чутко, и с любым обидчиком расправится быстрее, чем я щелкну пальцами; за окном тоже никого не было – лишь пустота ночи и высокий кованый забор, так умело переплетенный, что и самый мелкий зверь не пробрался бы на территорию резиденции.
Но сна все равно не сыскать. Слишком чистая голова. Слишком взволнованное сердце. Я чуть приподнялась на локтях, всматриваясь в темные очертания мебели; затем глянула вперед, пытаясь увидеть, спит ли Кристофер. Вздохнула, гонимая секундным порывом подползла к краю кровати – между нашими спальными с Крисом местами было сантиметров тридцать. Я замерла, а мужчина вдруг перевернулся на спину и, запрокинув голову, посмотрел наверх, на меня.
– Чего не спишь? – спросил он шепотом. Я пожала плечами. – Решила все-таки меня придушить?
– Предпочла бы это сделать, когда ты бодрствуешь.
– Необычный выбор для ролевых игр, но если ты настаиваешь, – я легонько ударила горгоновца по лбу; Льюис, шикнув, наигранно скривился. – Не нужно избивать меня раньше времени, наши тренировки еще не начались.
– Кстати об этом, – горгоновец страдальчески вздохнул. – Можешь начать заниматься со мной не через "пару-тройку дней", а прямо завтра?
– Не вывезешь, – качнул головой мужчина.
– Вывезу. Будем постепенно наращивать объем работы, за что ратует Норман.
– Ну, давай попробуем, – Крис ответил не сразу, – только тогда нам точно нужно нормально поспать, иначе сил попросту не останется, – я быстро улеглась, не меняя своего местоположения: головой – в сторону Криса, ногами к окну. С этого ракурса открывался вид на небесный пейзаж за стеклом. Ультрамаринового цвета небо, россыпь жемчужных звезд-бусин… Рука моя выходила за пределы кровати, но монстров под ней не было – все монстры жили снаружи этих кабинетов. А некоторые и в нас самих. Скрылись под ребрами, бесновато плясали в сердцах.
Дышала размеренно и глубоко. Льюис завел руку за голову, мы столкнулись кистями. Недолго думая, перехватила мизинец Криса своим – горгоновец ответил на этот эмоциональный жест.
– Знаешь, Крис, я думаю, что эта резиденция слишком роскошна даже по меркам реалий Государства. Да и в целом достаточно странное место, не находишь? – Льюис не ответил, внимательно слушая. – Здесь почти нет символики Трех. Совсем ничего. А разве мог градоначальник оставить резиденцию без правительственных символов? Да и в целом… Почему почти все расположились в дополнительной пристройке, и только несколько человек в главном корпусе? Почему сегодня, когда я спросила у Виктора про Грина, он сначала спросил "про которого?", и затем выглядел так, будто лишнего сказал? Плюс, ты заметил, здесь есть лестница на цокольный этаж. Нам вообще ничего об этом не упоминали. А вдруг там есть что-то, что угрожает безопасности? Да и что может заставить кого-то "подчищать лишних"?
– Шайер, для начала проспись и, молю тебя, не впутывайся ни в какие авантюры, – ни то фыркнула, ни то цокнула. – Не встревай ни во что сама, и не смей что-то делать вне осведомленности Роберта, он тебе за это спасибо не скажет. Хотя, знаешь, лучше вообще ни во что не ввязывайся. Хорошо?