Ты будешь мой

Ты будешь мой

(Сакрытиной Марии)

Пролог

Ты бесполезна. На тебя возлагали большие надежды, которые ты не оправдала. Ты зря появилась на свет. О тебе лучше забыть.

С раннего детства я слышала это от матери. Видела разочарование в глазах взрослых – всех, от последней служанки до королевского советника. «Девочка не проживёт долго, Ваше Величество. Будет мудро, если вы не станете к ней привязываться».

Я действительно была болезненным ребёнком. Всё моё детство прошло в спальне, в кровати, с которой я почти не вставала. Горькие лечебные настои, лекари, которых я боялась до обмороков, потому что они всегда означали боль. И боли я очень боялась.

Слабая.

Слабые ноги – они подламывались, когда я пыталась ходить. Слабые руки не держали слишком тяжёлую кружку с целебным отваром. Грудь раздирал постоянный кашель: служанки шутили, что это мой дух пытается вырваться на волю из тщедушного тела.

Мать не хотела меня видеть. Её можно понять: единственный ребёнок, единственная наследница рода великой Гэви́ны, родившаяся болезненной и слабой заикой. Мне судьбой было предназначено сесть на трон после матери и защищать Ду́гэл от варваров Гле́нны. Мне, не способной толком ходить, не способной даже внятно говорить, а значит – произносить заклинания. Я заикаюсь, сколько себя помню. Ну конечно, какая из меня королева гор?

Весь двор ждал, что я умру. Каждый раз, когда я металась в жару в своей душной спальне, матери напоминали, что Дугэлу нужна другая, сильная наследница. Мать отмахивалась: плясать на балах ей нравилось куда больше, чем вынашивать новую дочь.

В десять лет, когда я всё ещё почему-то не умерла, матери предложили принести меня в жертву духам тумана: варвары в тот год особенно зверствовали на границе. Было бы правильно, считал мамин советник (тот самый, который не советовал ко мне привязываться), если бы маленькая принцесса отмучилась у кромлехов. Всё равно долго жить не будет, это же и слепому видно. Абсолютно беспомощна. Так пусть послужит, наконец, во славу и защиту Дугэла – как должна служить любая из рода Гэвины.

Мать отказалась. Подозреваю, не от большой любви. Ей просто претила кровь. К тому же, я всё ещё оставалась её единственным ребёнком. Нельзя, чтобы род прерывался, нельзя оставлять Дугэл без королевы. Но и с варварами тоже надо было что-то делать – и меня отправили служить духам тумана, про которых по всей Гленне и даже у нас в Дугэле ходят страшные сказки.

Естественно, я боялась. И, захлёбываясь плачем, умоляла мать не оставлять меня в Би́тэге одну. Некогда именно там наша прародительница Гэвина возвела круг силы и принесла свою кровь в жертву духам тумана. От меня кровь не требовалась. Только служба, которая заключалась лишь в том, что я была заживо погребена в катакомбах Битэга.

И снова выжила.

Битэг, подземелья, тени духов-послушниц прошлых времён, постоянный холод и камни. За шесть лет такой жизни я забыла, как выглядит солнечный свет. Я сама почти растаяла, как мои предшественницы, но всё равно выжила и очень многое поняла. Например, что никто не будет со мной нянчиться. Никому я не нужна, бесполезная принцесса. Никому, кроме себя. Никто не позаботится обо мне, кроме меня самой. Я или умру в этих катакомбах, или выберусь и выгрызу себе место под солнцем сама.

Почему-то за всё, что другим доставалось легко, мне приходилось сражаться. Я привыкла к холоду, чуть не умерев от лёгочной лихорадки. Я полюбила камни – только они были рядом, когда духи-послушники по приказу моей матери оставили меня одну. Я поняла магию земли – и теперь мне не было нужды произносить заклинания, чтобы духи мне покорились. Я научилась колдовать без слов. Я подчинила духов земли, я даже подружилась с духами тумана. Духи вообще оказались куда приятнее людей. Душевней, как бы смешно или странно это ни звучало. С духами тумана у нас и вовсе нашлось много общего: например, месть. Я желала доказать всем, кто считал меня никчёмной и слабой, что они ошибались. Туман жаждал крови и плясал вокруг меня, обещая исполнить любую мечту.

В шестнадцать я выбралась на поверхность. Просто приказала камням круга Битэга поднять меня, и они послушались. Даже печать на катакомбах ломать не пришлось. Я выбралась – ослепшая, грязная и бледная до прозрачности. Туман окутал меня шлейфом, ласково погладил по щеке и заструился по дороге в Бе́йлиг, к королевскому дворцу.

Конечно, меня там не ждали. Меня заранее объявили мёртвой – при дворе всегда легко принимали желаемое за действительное. Только что каменный обелиск в Скорбном Саду не поставили – ну и правильно, зачем какой-то замухрышке обелиски ставить. Они, между прочим, стоят немалых денег – эти синие камни. Лучше вообще про неё забыть, и дело с концом.

Я помню, как шла, пошатываясь, мимо застывших придворных, выряженных, как южные диковинные птицы. После меня на мраморе оставались грязные следы, и лорды и леди Дугэла отводили глаза, морщились, закрывали носы. А я чувствовала, как способная передвигать камни, точно пушинки, сила во мне обволакивает их, словно туман. Для меня они тоже были ничем. Все они. Ничтожества, нужные лишь, чтобы исполнить мой приказ. Тогда они об этом ещё просто не знали.

Естественно, мать мне совершенно не обрадовалась. Больше того – глядя куда-то поверх моего плеча, она предположила, что я должна вернуться обратно в Битэг и всё-таки умереть во славу Дугэлу. И лучше бы добровольно – так выброс волшебной силы будет больше. А там уж трон найдёт, как им распорядиться. И да, тогда от меня будет хоть какая-то польза.

Иного я и не ждала. Я смотрела на эту незнакомую, ослепительно красивую женщину, требующую моей смерти, как иные дети требуют конфету. И понимала, что я верно рассудила в Битэге. Я сама – и я одна. Мне не нужен никто. Меньше всего – её любовь.

Матери я, конечно, тоже была не нужна. Она наконец-то снова забеременела и носила ребёнка уже шестой месяц. Её живот выпирал из-под юбок, и я всё никак не могла отвести от него глаза. Мать сидела, словно специально выпятив его, и этим будто намекала: вот будущая королева. Твоя сестра. Если не умрёшь сейчас, тебя убьёт она. Потому что ты старше и потому что формально прав на трон у тебя больше. Но ты никогда не станешь настоящей королевой. Ты ничтожество, и тебя нет. Точнее, лучше бы тебя не было.

Я убила мою беременную мать, когда мне только-только исполнилось шестнадцать. Поступок, за который меня вываляли в грязи все, кто мог в Дугэле, Прибрежных королевствах и даже в Гленне. И которого я сама ни капельки не стыжусь. Я честно победила мать в поединке. Я оказалась сильнее. Значит, я имела право жить, а она нет.

Сила правит этим миром. Мать и её двор всё детство мне это объясняли. Странно, что когда сильнее стала я, убийство слабого мне засчитали в вину.

Впрочем, в Дугэле замолчали быстро. Я ведь уже не была ничтожеством. Я стала королевой гор и тумана, полновластной хозяйкой Дугэла. Всё, что жило на его земле, теперь принадлежало мне.

Маминого советника я убила не сразу. У меня хорошая память, а он ошибся со своими суждениями, старый глупец. Я, кстати, многих помнила, смеявшихся надо мной, зло подшучивавших, откровенно говоривших, что долго мне не жить. И я не хотела видеть их при дворе. В особенно туманные ночи я не хотела, чтобы они жили.

Духи тумана получили богатую жертву в тот год. А я села на трон. Не потому, что мечтала о нём или желала править. Я просто взяла то, что было моим по праву.

И, подозреваю, стала лучшей королевой, чем моя мать. Я разделалась с откровенно потерявшими стыд южными варварами. В Гленне меня назвали ледяной королевой тумана. Моим именем пугали детей, уверяя, что я купаюсь в крови фэйри, чтобы поддерживать в тщедушном, болезненном теле жизнь и делать магию камней сильнее. Большего бреда я не слышала – кровь фэйри была нужна мне для другого. Но, если забыть про слухи, которые совершенно меня не трогали, я могла быть довольна. Набеги практически прекратились, из Гленны теперь привозили фэйри-рабов, а не наших выменянных пленных. И Прибрежные королевства перестали отзываться о Дугэле как о горстке фанатиков на камнях. Теперь все хотели нашей дружбы – потому что я больше не продавала наши самоцветы за бесценок, как мать.

Но я всегда помнила, что Дугэлу, как и мне, никто не нужен. Мы сами по себе. Если торговля была выгодна, я заключала договор. Но вот союзы…

Лишь один раз вышло не по-моему.

Далёкий И́несс, зелёный Инесс, сумасшедший Инесс захотел дружбы с нами, особенно после того, как в Туманных горах нашли огненные рубины. Конечно, они были куда дешевле, чем гнилушки Алых фэйри, украденные их контрабандистами из-под носа у драконов. В Инессе за наши рубины предлагали отличные деньги, я же хотела обмена ремесленниками – пусть они там все чокнутые на своём острове, но соседство с морским народом, говорят, плодотворно сказалось на их магии. В общем, когда выяснилось, что я не дура-мать, а король Инесса, Ки́лиан, тоже не прост – когда мы сшиблись рогами, как гленнские олени на гону – король отправил к нам младшего сына. Договариваться. Естественно, такие вещи надо решать посольством, а не перепиской, которую гленцы могут легко перехватить.

Но, похоже, морские духи были против дружбы с нами. Корабль инесского принца затонул ещё в Мю́реоле – невесть что там с ним произошло. То ли шторм, то ли морской народ взбрыкнул, да и неважно – у меня нет власти над морем, а принц даже до нашего пролива, Лэ́чина, не доплыл. И слава духам, решила я, сочиняя королю Инесса письмо с соболезнованиями. Вдруг спасся бы, доплыл и погиб на моей земле – я была бы виновата. Его Величество вряд ли бы стал разбираться, что это не я убила инесского принца и мне это вовсе не выгодно. На кого-то же надо вину свалить, тем более убитому горем отцу. Не на морской же народ, с которым инессцы традиционно дружны. А это уже попахивало войной, на которую у Дугэла не было сил.

К моему письму прилагался утешительный подарок в виде трёх таланнов огненных рубинов. Его отправили по Лэчину, и я поехала сопровождать – отдохнуть и удостовериться, что инессцы не настолько сумасшедшие, чтобы из-за смерти своего принца передумать насчёт выгодного договора. Заодно хотелось убедиться, что в случае возможной войны наши такие короткие и такие уязвимые морские границы выстоят хотя бы день-два – достаточно, чтобы стянуть к ним ополчение и провести обряд в круге силы.

В приграничной О́хре традиционно нет магов – нам плохо рядом с живой водой. Только воротные камни вздымаются над водой Лэчина, как клыки оскалившегося зверя. Руны на них необходимо насыщать магией хотя бы раз в десять лет, и у меня были большие сомнения, что мать это делала. Придворным магам доверять такие важные вещи я не привыкла – пришлось лезть в воду самой. К тому же, мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел мой страх и мои защитные заклинания – по поводу отсутствия в моей свите шпионов я иллюзий не питала. Помню, солнце уже садилось – яркое, краски сумасшедшие. Закат над морем всегда безумный, и тогда я видела его впервые – меня бросило в дрожь от него и от вздыхающего, точно громадный фэйрийский монстр, моря.

Я торопилась закончить осмотр – поскальзываясь, поправляла мокрые юбки, ощупывала последний из синих воротных камней. Солнце, вспыхнув, пускало острые лучи, очень мне мешая. Я отмахивалась, ругалась сквозь зубы, а когда, закончив, обернулась – взгляд упал на освещённого закатным светом утопленника, покачивающегося на волнах.

Признаюсь, я со страху решила, что это кто-то из морского народа. И наверняка шпион. Он лежал на спине, лицом над водой, и уж больно оно было спокойное – у мертвецов раньше я такого не видела. Искажённое, испуганное, безумное – но не одухотворённое же. Кто с таким умирает?

Но когда камень под ним засветился и вспыхнули охранные руны, «утопленник» вместо того, чтобы рассыпаться пеплом, выгнулся от боли – прямо как человек или фэйри из Гленны. Вот это было уже интересней – что человеку или тем более фэйри делать у дугэльских охранных камней? Я ослабила нажим охранных чар и осторожно поползла к воде, в который раз жалея, что не догадалась снять все эти юбки и остаться в нижней сорочке – да, почти голая, зато как было бы удобней!

Что-то от фэйри в утопленнике действительно имелось. Магией он вряд ли владел, но на лице фэйрийская кровь отразилась, заострив скулы и сделав разрез глаз выразительным, кошачьим. До смерти ему оставалось всего-ничего, я вряд ли бы успела принести его в город живым. Да и зачем – добью, чтобы не мучился, а кто такой, расспрошу духов, решила я. Это проще, чем устраивать расследование через людей. Проще и продуктивнее.

Но до того как я успела остановить его сердце, утопленник приоткрыл глаза, осмысленно взглянул на меня и выдавил что-то на инесском. А я так и замерла с поднятой рукой – на шее полукровки слабо сверкнула в затухающих лучах фибула-морской конёк – знак королевского рода Иннеса.

Признаюсь, когда я поняла, кто он, первой моей мыслью было всё-таки отправить его к праотцам и скинуть тело в море. Или закопать. Или – не знаю – уничтожить. Умер инесский принц, умер в море, у морского народа концы ищите, а я уже соболезнования написала. Дугэл и я лично не имеем к этому несчастному случаю никакого отношения. Зачем мне лишние проблемы, тем более международные? Ясно же было, что ещё чуть-чуть и инессец всё равно отправится на тот свет.

Волны шипели, изрыгая пену, солнце, утонув за горизонтом, выплюнуло на небо розовые, точно ядовитый морок, сумерки. Я смотрела на инесского принца, он сквозь ресницы смотрел в ответ. А у меня в голове билась, не затихая, мысль: какие отличные привилегии, какие прекрасные условия для будущей торговли могла бы я потребовать у короля Инесса, если бы его принц выжил.

Я думала об этом – и никак не могла отдать духам камней немой приказ.

Смалодушничала. Мне захотелось больше, чем король Инесса уже предложил – ремесленников по обмену. Я задумалась о совместных академиях и беспошлинной торговле, о выходе к открытому морю – в перспективе. Как тогда разбогател бы Дугэл! Как укрепились бы наши границы!

Пожадничала.

Я не целитель и понятия не имею о том, как лечить, даже силу передать могу только по учебнику. Но я заставила принца выпить моей крови – пару глотков. И духи тумана благосклонно впустили его в Дугэл и поделились с ним силой нашей земли. А я смогла перенести его к ждущей меня свите и кое-как продержалась, пока его забирали лекари и перевозили в Бейлиг, нашу столицу. А потом чуть не умерла – два дня не покидала круг камней, приходя в себя. Силу-то для жизни инесский принц тянул теперь из Дугэла. А значит, из меня.

Ха, ещё помню, рубины те искать пришлось, когда я оклемалась – то ли наши, то ли инессцы их с концами забрали. Так что прошлась я тогда по приграничной Охре – давно пора было заменить там градоначальника, да и местный совет припугнуть. Распоясались – три таланна рубинов коту под хвост!

Когда я вернулась, инесский принц уже встал с постели и даже развил довольно деятельное для бывшего утопленника участие – принимал делегации инесских купцов и ремесленников. Проводил, так сказать, плодотворно время в компании земляков, кстати, потенциальных шпионов. У меня во дворце. В моём каменном саду. Ох, было у меня желание спустить на всю эту свору островитян сторожевых духов! И вправить принцу мозги, чтобы думать научился – не у себя, чай, дома, чтобы водить в гости всякую шваль.

Камни в саду забавно «пели». Нагрелись от моего гнева – не привыкла я с некоторых пор, чтобы меня не замечали. А принц так увлёкся гостями, что совершенно про всё забыл – и где находится, и у кого. Хорошо, гости не забыли. Когда камни засветились, покрываясь рунами, инессцы быстро поняли, что «эта бессердечная стерва» уже вернулась. И она недовольна.

Ох, и весёлая вышла сценка. Инессцы замерли, умолкли, точно сами окаменели. Застыли вокруг принца охранными духами. А Его Высочество повернулся ко мне, вспыхнул улыбкой и сказал:

«Госпожа, я так счастлив вас наконец-то видеть».

А потом отвесил мне поклон по всем правилам дугэльского этикета. Я смотрела, как мягко золотятся его кудри – длинные, как у всех полукровок. И меня бросило в жар, саму, как камни – ни с того ни с сего. А руки – тоже сами – зачем-то принялись комкать край подбитой лисьим мехом накидки.

Принц выпрямился, выстрелил в меня взглядом, точно стрелой в сердце, и покаянно вздохнул.

«Простите меня, госпожа, что я так бесцеремонно пригласил сюда моих соотечественников. Я совсем не желал нарушать границы дозволенного, но, – и посмотрел нахально, дерзко, но без высокомерия, – мне очень хотелось узнать новости из первых рук».

«Новости он узнать хотел! Он бы ещё эту чернь в круг силы привёл и там новости узнавал, нахал!» – билось в голове. А взгляд никак не мог оторваться от его лица. Красивого, да, как у любого полукровки. Но глаза у принца были просто волшебными. Я даже почти поверила, что в них есть какая-то неизвестная мне магия, которую я тогда, у воротных камней, не разглядела.

«Госпожа? – принц шагнул ко мне. Стегнул улыбкой, огрел взглядом. – Я прощён?»

Я открыла было рот. Представила, как все – и он тоже – слушают и ждут (и смотрят!), пока я пытаюсь вытолкать из себя слова. Закрыла рот. И быстро закивала, как девчонка, как школьница. Совсем не как королева. Ледяная стерва, как же!

Принц засиял улыбкой ещё ярче – хотя куда уж, казалось бы. Наклонился, взял мою руку и, глядя мне в глаза, словно клеймо ставя, мягко коснулся губами. Уже инесский обычай, в Дугэле непрошеные прикосновения табу. Тем более коснуться колдуньи – уму непостижимо.

Мысль дать сдачи у меня даже не возникла. Я только отшатнулась и прижала руку к груди. А Его Высочество, внимательно глядя на меня, вдруг заявил:

«Да, госпожа, я так и знал, что нет на вас никакой крови».

Я опешила и молча уставилась на него – но, видимо, взгляд был красноречив, потому что принц объяснил:

«В Инессе рассказывают, что у вас на щеке горит печать крови как знак убийства. Вот здесь», – и аккуратно коснулся моей левой щеки.

Я застыла, не вполне понимая, о чём он.

«А ещё говорят, что вы детей едите. Фэйрийских, – добавил принц. – Какие глупости, правда?» – и засмеялся.

Я отпрянула – его смех бил по ушам набатом. А потом развернулась и чуть не бегом бросилась обратно во дворец. Камни визжали в моих комнатах, я крушила всё подряд и никак не могла успокоиться, пока не перенеслась в Битэг. Там, среди тишины, тумана и земли я чувствовала себя спокойно, как в могиле. И вся эта глупость в виде золотых волос, медовых глаз и фэйрийских черт меня совершенно не трогала. Ну, если только чуть-чуть. Самую капельку.

Что на меня нашло? Я, я одна важна – какие ещё волосы, какие глаза? Моя мать была дурой настолько, что меняла этих красавчиков, как перчатки, и от одного из них родила меня. Мать, не я – мне не нужен никто, мне не важен никто, я сама по себе. Я одна, одна, одна – и мне это нравится!

Духи тумана пришли ко мне и убаюкали, утешили – так что когда вернулась во дворец, я была образцом ледяного спокойствия. Какой-то инесский принц, да ещё и второй надо мной посмеялся? Я не могу его убить, но запомню надолго. И на переговорах ему аукнется. Или чуть позже. Неважно.

Придворные шарахались от меня – как обычно. Слуги шарахались – тоже не ново. После обеда я отдыхала в саду, одна среди милых сердцу камней и никого не ожидала увидеть. Меньше всего инесского принца – до первого официально объявленного дня переговоров оставалось больше суток.

«Госпожа, – он снова поклонился, безупречно, как и в прошлый раз. – Я хотел попросить прощения, – сказал, пока я, онемев, его разглядывала. – Я, кажется, оскорбил вас. Ваше Величество, я иногда веду себя как мальчишка. Это недопустимо, знаю. Я позволил себе лишнее. Прошу прощения», – и снова поклон, такой же выверенный, как и предыдущий.

Я прижалась к потеплевшему камню, как идущий на плаху хватается за любую возможность оттянуть казнь. Открыла рот и попыталась объяснить Его инесскому Высочеству, чтобы шёл он… желательно подальше отсюда. До завтра. И извинений мне не нужно. Мальчишка? Да он старше меня года на три!

И вот я пыталась выдавить из себя хотя бы звук, не то что слово. Принц ждал – всё ещё в поклоне. А у меня было одно желание – снова сбежать. Или убить его. Издевается, он же издевается! Как и остальные, пока ещё принцессой была, заставляли меня говорить, чтобы посмеяться. Мамины придворные дамы, мой учитель – да даже служанки!

«Ваше Величество?» – принц посмотрел на меня недоумённо из-под упавшей на глаза чёлки.

Я выдавила в ответ нечто невразумительное, сгорая от стыда. Отвернулась, прижала руку ко рту – чтобы хоть как-то прийти в себя. Потом укусила до крови.

Он снова меня коснулся – обхватил мою руку, сжал, убрал от лица. Но его же учили нашим обычаям, по поклону видно! Как он смеет меня так бесцеремонно касаться?!

Это я смогла выдавить – прокаркать – вполне отчётливо. Принц немедленно убрал руки и даже чуть отодвинулся – он успел сесть рядом со мной. Ещё один нарушенный обычай – садиться в присутствии королевы без её разрешения. Что он о себе возомнил!

«Простите», – снова вздохнул он и сжал руки – наверное, чтобы меня ненароком меня не коснуться. Но даже не подумал встать.

Я, дыша как после забега, всё-таки выпалила:

«В-в-вы см-м-меётесь н-н-над-д-до м-м-мной?»

«Нет, – быстро откликнулся он. Его рука опять потянулась ко мне, но он опомнился. – Нет, Ваше Величество. Нет».

«А т-т-тог-гд-да з-зачём вы зд-десь?» – я отодвинулась, насколько позволил камень.

«Я просил прощения, – он улыбнулся тенью прежней улыбкой. На этот раз почти робкой. – Только что. И, Ваше Величество – вы спасли мне жизнь. Я благодарен. На самом деле я в долгу перед вами…»

Я отмахнулась, отвернувшись, и он замолчал. Но ненадолго – я тогда ещё не знала, какой он страшный болтун, этот второй принц Инесса.

«Можно мне приходить сюда иногда, Ваше Величество? Здесь очень тихо и так легко дышится – это почти напоминает мне море. – Я дёрнулась, а он, будто не заметив, продолжил: – Вы мне разрешите?»

Я почему-то кивнула, и он остался. Он молол какую-то чушь про торговцев, про фэйри и про морской народ. Он признался, что это его первая поездка так далеко от дома. Что он всегда мечтал побывать в Гленне, а о Дугэле и мечтать не мог. Что у нас удивительная магия и странная земля. Что он скучает по морю. И по дому скучает тоже, а ещё волнуется, знает ли его семья, что он жив, что прекрасная королева Дугэла спасла его. Я перебила, вставив, что его семье я уж конечно дала знать сразу же, а его самого не спасала, просто разрешила ступить на нашу землю, как и должна была. И совершенно не понимаю, как он мог продержаться два дня в море.

«Меня хранили», – сказал он со странной улыбкой, от которой у меня ёкнуло сердце и во рту сделалось гадко, точно как раньше, когда я не могла пользоваться магией, а все вокруг – до последней служанки – хоть немного да колдовали. Неприятное чувство усилилось, когда я поймала взгляд инессца – ещё более странный, чем улыбка. В нём было что-то новое – что-то совершенно странное, такое, что никто до него ко мне не относил. Я не могла понять, что это.

Он так же смотрел на меня на следующий день, от чего я заикалась ещё больше и только гордость не дала мне снова сбежать. Я не понимала, что со мной творится, но это что-то было совершенно точно связано с инесским принцем.

Полагаю, ему было скучно в Дугэле. Чем ещё объяснить его постоянные попытки оказаться со мной поблизости? Я решила сначала, что это такая дипломатическая тактика, чтобы смутить меня, обмануть и выгадать больше привилегий для Инесса. Злилась от этого всё сильнее. Не один и не два раза даже выходила из себя – на переговорах, в присутствии его свиты, в которую он отобрал, стыдно сказать, инесских торговцев – чернь, простолюдинов. И просто один на один. Его Высочество, казалось, ничего не замечал. Ему стоило улыбнуться и пристально посмотреть на меня, как я тут же замолкала и тихо горела, разрываясь от желания смотреть на него, быть рядом – и от гордости, напоминавшей, что никому, кроме меня самой до меня дела нет. Я, конечно, видела, что точно так же принц ведёт себя с моими придворными дамами и со служанками. Он запросто говорил со всеми – начиная от мальчика на побегушках и заканчивая моим советником. И мне хотелось раскроить череп советнику и четвертовать мальчика, но Его Высочество поворачивался ко мне, и желание затухало, как и гордость.

«Высочество? – сказал он однажды на переговорах, когда я выдавливала из себя его титул. – Госпожа, меня зовут Рэян, – и улыбнулся. – Пожалуйста, зовите меня по имени».

«Не буду» и «Не забывайтесь» были погребены вместе с гордостью. Ещё один походя нарушенный обычай. У меня хватило благоразумия не назвать ему моё имя при всех, но как же хотелось!