– Адерин, – произнес я, обхватив ее плечи.
Она резко оттолкнула меня. В ее полных влагой глазах бушевали боль и отчаяние.
– Прекрати, Арфир! Зачем ты вернулся? Чтобы мучить меня? Я могла быть твоей, я хотела быть твоей, но ты выбрал своего Карида, ты уехал, а я осталась одна. Подруг брали в жены, а я отпиралась, потому что ждала тебя, все лелеяла какой-то увядший цветок надежды и не смела выпустить. Но потом сдалась, он упал на землю, и весь Утес, весь свет прошелся по нему сапогами. Отец больше не мог отказывать лекарю, который стал верховным и заставил меня принять его ложку.23 Теперь ничего уже не вернешь, понимаешь? – ничего! Не подходи ко мне больше… пожалуйста.
Адерин бросилась прочь от меня, рыдая, а я смотрел ей вслед с глупейшим выражением на лице. Вопль в голове приказывал мне бежать за ней и умолять о прощении, но мое тело обернулось бездвижной глыбой. Его сделали таким слова единственной любимой мною женщины, потому что эти слова были правдой.
VIII
– Эйнин, пожалуй, нам понадобится еще несколько лавок, – обратился я к кузнецу, повысив голос, чтобы перекрыть окружавший нас гомон. Тот кивнул и незамедлительно устремился к погребу. У ступенек вниз его уже ждал Конан, к удивлению многих, этим вечером оставивший трактир и вызвавшийся помогать. Владелец питейной потряс руку кузнеца, и я не смог сдержать улыбку радости, еще раз убедившись в примирении давнишних друзей. Однако в моих мыслях роились и другие дела. Я вновь выглянул из чтецкой. Скамьи набились до отказа, казалось, что в читальню явился весь город. Ряды делились пополам поперечным проходом и в отношении один к двум – продольным. Треть, приближенную к жертвеннику, заняла знать и далее зажиточный люд, две трети, от прохода до входных дверей, – беднота. Горожане толпились и продолжали подходить, повергая ниц мои расчеты, следуя которым лишь половина скамей могла оказаться занятой. Посещению зажиточной части общества я, по-видимому, должен был быть обязан Нерис, посещению неимущей – Аифу. Однако и без них слухи о приезде нового чтеца, сына оружейника Амлофа, и о его первых свершениях, прытко разошлись по городу. Кроме того, это собрание стало, пожалуй, единственным помимо трактирных, какому не препятствовала ратуша. То и дело я выхватывал из толпы черты знакомых: во втором ряду мне попались ссутулившийся Двирид, его улыбчивая супруга и не менее улыбчивый Анвин, чуть поодаль неожиданно обнаружились пунцовощекий травник и принимавший меня рыжий стряпчий, пришли на чтение Кледвин и Дилан-корабел. Скользя взглядом по скамьям, я запрещал себе отдавать отчет в том, что искал в их обитателях лишь одного, но так и не достиг успеха.
Чего ждали от меня все эти люди? Развлечения, совета, облегчения страданий? Надменные лица одних бросали усмешки, суетливые глазки других горели любопытством, и лишь в немногих взорах мне удавалось разглядеть надежду. Но готовы ли были даже те из них, кто действительно пришел в читальню за помощью, к испытанию, которому я собирался их подвергнуть? Готовы ли они были к свободе?
Я подал знак помощникам на втором ярусе и двинулся к жертвеннику. В тот же миг гомон утих, а сверху раздались первые звуки угодной Кариду песни. Приблизившись к Великому Столу, я повернулся спиной к слушающим и встал на колени, обратив руки и голову к камню, а сердце к Вышнему так, как был выучен и умел. Когда песнь стихла, я обернулся к горожанам и, раскрыв руки, приступил к чтению:
– Жители Утеса, мир и процветание великому городу волею Карида, да пребудет он спутником нашим. Смутное время настало для земель Кимра. Все беднее добыча охотников, улов рыбаков, выручка торговцев. Все больше грусти в песнях, тревоги во взглядах. Новые испытания следуют за старыми, а старые не оставляют нас. Каждый из вас знает, что уже не только скудный хлеб и холодный очаг составляют невзгоды кимрийцев. Куда больший вызов брошен нам. Серое бедствие – могучий и страшный враг заполз в наши дома, и прежде чем он будет повержен (а он будет!), утесцев ждет еще много боли и лишений. Я знаю, что все вы рано или поздно задаетесь вопросом, который проще всего выразить так: почему жизнь тягостна и мучительна? Многие из вас винят в этом Карида и, полагая его виновником, сначала мысленно лишают его всемогущества, а затем и бытия. И даже те, кто обращают к нему сердце, не находят на заданный вопрос ответа. Я напоминаю и тем и другим:
«Вначале не было ни земли, ни воздуха, ни неба – был лишь бескрайний ум, и ум был Каридом. Святая явь Карида чается в его имени, и блажен тот, кто постигнет его. И, являясь, ум изрек слово, и слово оживило первых духов и людей, и уста их раскрылись, и заговорили они на Первоязыке, который был Великим Сказом. И Карид дал каждому духу и человеку по строке и дал им волю, чтобы самим прибавлять к дарованному собственное, и научил их говорить и творить согласно, делясь с другими и других выслушивая, и звучал Великий Сказ от края до края вселенной, наполняя ее красотой и смыслом, и явь Карида освящала его. Но случилось так, что один из голосов – Хейлог, что особо велеречиво глаголал, замолчал, и молчание его нарушило Сказ, и смутились духи и люди, видя Хейлога и не слыша его голоса. И спросил Хейлога Карид: «Почему молчишь?» И тот ответил: «Я постиг весь твой Сказ, и стал он мне скучен, потому я зачну из Пустоты собственный». И Хейлог ушел в Пустоту, и искал зачин нового сказа. И тьму попыток сделал он, но всякий раз понимал, что использует то, чему его научил Карид. И со всякой попыткой Пустота проникала в него. И отчаявшись создать новый сказ из Пустоты, Хейлог саму Пустоту решил сделать новым сказом, и родился Обман в то мгновение, и первым обманулся Хейлог. И Хейлог вернулся к духам и людям и, подделавшись под напев Великого Сказа, сказал им: «Вы видели, что молчал я, и в молчании я зачал новый сказ, и каждый из вас способен на то же». И часть духов со всеми людьми замолчала, и зазвучал в их ушах сказ Хейлога, и когда вновь они раскрыли уста, то заговорили на его лад, а Первоязык утратили. И не смогли они больше говорить и творить согласно, так что захотели звучать все больше, и одни заглушали других, и язык их исказился и омерзел, и Пустота смешалась в них с Каридом».
Я ненадолго прервался на этом месте, и наступившей на миг тишиной не преминул воспользоваться некто в средних рядах, поднявшись в полный рост и презрительно озирая окружающих. С неудовольствием я узнал в белобрысом выскочке помощника Мадока.
– Да простит меня многоуважаемый господин чтец, – произнес он, натянув на лицо свою отвратительную ухмылку, – если я предложу ему свою скромную помощь.
Обитатели первых рядов с любопытством обернулись. Беднота также устремила к нему свои взгляды. Эйнин решительно направился к наглецу, но я знаком остановил его. Я должен был узнать, что предпримет белобрысый.
– Вряд ли хотя бы и половина присутствующих поняла мудрые, но, к несчастью, сложные речи, что нынче прозвучали, – продолжил тот. – Господин чтец хочет сказать, что ответ на вопрос о тяготах и мучениях мы должны обратить к самим себе, потому что мы сами и есть виновники своих бед.
По рядам прокатился недоуменный рокот.
– Мы – виновники своих бед, потому что слушаем голос своих желаний, когда тот говорит нам, что мы должны бороться за хлеб и крышу над головой. Ведь следуя ему, мы отнимаем еду и землю у ближнего своего, а, значит, делая несчастными других, делаем несчастными себя. Владыки соревнуются за земли, ремесленники – за товары и покупателей, мужчины за женщин, женщины за мужчин. Давайте же бросим, наконец, эти глупые дела и смиримся. (Эти слова помощник буквально пропел елейным голоском). Теперь у нас одно дело – внимать Кариду при помощи господина чтеца вот на этих скамейках. Вы скажете, что нам может захотеться есть, пить, ходить по нужде или быть с женщинами – чушь! Карид избавит нас от этих тягостей и мучений. А кому все-таки захочется, тот еще не дорос, чтобы слушать Карида, пусть уходит за дверь и страдает дальше.
Помощник Мадока в притворном гневе указал на выход. К тому времени уже половина читальни гоготала и хихикала в одобрение.
– Довольно! – окатил их я. – Устав Братства запрещает прерывать чтение даже владыке, и всякий нарушающий запрет должен покинуть читальню. Тем не менее, я должен сказать вам спасибо, сударь. Ведь своей лживой речью вы только подтвердили правоту моей. Жители Утеса, на заре времен первые люди были обмануты Хейлогом, и на том Великом Обмане вырос мир, в котором мы живем, мир, наполненный болью и смертью. Если вы полагаете, что у меня есть средство, чтобы мгновенно сделать каждого из вас счастливым, вы ошибаетесь – я не собираюсь и не способен в мановение ока менять жизни и уж тем более законы бытия. Но я знаю средство, которое поможет вам встать на путь к счастью – это осознание собственной свободы. Теперь, как тогда, перед вами Хейлог и Карид, а за вами выбор. Пойдете за учеником Хейлога (я указал на помощника Мадока) и останетесь под колпаком лжи. Если повезет, какое-то время вы проживете в достатке и почете, но рано или поздно язва пустоты, живущая в каждом с рождения, источит вас, как гнилое яблоко. Пойдете за Каридом, и, скорее всего, не обретете больше денег или славы, но зато познаете истину и тогда поймете, как побороть пустоту.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Горница – верхняя комната
2
В отсутствие механических часов время в Кимре отсчитывалось городскими колоколами и сроком сгорания свечи – свечными долями или полной свечой. Немногие обладатели песочных часов меряли время склянкой или горстью песка. Горсть приблизительно соответствовала минуте, склянка – получасу, свеча сгорала около двух часов. Песчинки фигурально обозначали секунды. Час в речи употреблялся только в значении времени вообще
3
Фи́була – заколка для одежды
4
Мех – мешок для жидкости, бурдюк
5
Все имена читаются с ударением на первом слоге
6
Здесь и далее медом именуется питной мед – спиртной напиток
7
Распространенный среди кимрийцев способ употребления опьяняющего вещества до появления курения
8
Ве́жа – дозорная башня
9
Тать – вор
10
Кат – палач
11
Ко́валь – кузнец
12
Сло́боды – части города, объединенные по признаку ремесла
13
Щит – дощатая вывеска над дверью дома, на которой изображался символ ремесла обитателя
14
Личи́на – маска
15
Поставе́ц – шкафчик без дверец
16
Аба́к – счеты, устройство для арифметических вычислений
17
Писа́ло – стилос, палочка для письма по воску
18
Кимрийцы представляли вселенную в виде древа
19
Рунду́к – большой ларь с крышкой, часто используемой как сидение
20
Гудьба́ – музыка
21
Перга́мен или перга́мент – древний писчий материал из шкур животных
22
Свете́ц – подставка для лучины
23
В качестве предложения вступить в брачный союз кимрийские мужчины вырезали для женщин ложку как символ общего хозяйства
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги