– Ну мало ли что люди болтают. Языки у некоторых как помело. Где это видано, чтобы в какое-то место прийти было можно, а выйти оттуда нельзя? Да и про демонов это Хивря преувеличила. С ее речей бестолковых и без того полгорода смеется. Выдумает тоже! А купец твой пьяница и бродяга, зальет глаза и рассказывает байки, а все уши развесили. Ты мне лучше присоветуй кого-нибудь побойчее для похода. Ты ж у нас по казарменной части. – Томило и вправду ведал хозяйственными делами холмогорской дружины, регулярного войска, квартировавшего на выселках. – Есть у тебя кто на примете?
«Кого же послать? – размышлял Васильев. – А ежели самому поехать? Собрать лучших людей и возглавить, все почести опять же себе присвоить…», – в счастливом исходе дела, если отряд будет под его руководством, Томило не сомневался.
Дьяк задумался. Кружка с квасом почти опустела. Внутри нее нашла пристанище большая навозная муха.
«Возглавить-то можно, а ну как правду про Ирей говорят? Надо это дело обдумать, да времени нет… А куда мне! В такую даль тащится, к дьяволу на рога. Костей потом не соберешь. Бестолочь какая, черт меня возьми, что выдумал!»
И Васильев, ломая голову над теми, кого можно послать в столь опасное путешествие, уставился в стол. На ум никто не приходил. Разве только… А что если… И он вспомнил имя отрока из холмогорской дружины, о чьей храбрости и доблести шла слава по всему городу и за его пределами… Вот его-то и послать за яблоками!
– А, летаешь тут, каналья! – хлопнул он ладонью по мухе, имевшей несчастье попасться ему под руку. – Гадость этакая!
Муха упала на спину и отчаянно зажужжала, тряся ногами. Томило смахнул ее со стола.
– Правда твоя, кум, есть у меня человек на примете, – заговорил он и лицо его прояснилось. – Почище него никого тебе не найти. Зовут его Всеслав, а отцом его был Аггей Радимов, ты должен его помнить. Здоровый такой мужик, сапожную мастерскую в Черепичном переулке раньше держал.
Аггея Радимова Григорьев не помнил, но Томило он об этом не сказал. Какая в сущности разница? Главное, что человек для серьезного дела найден. Кивнул и повторил про себя имя – Всеслав Аггеев сын.
Двое мужчин, решив так удачно дело, осушили, наконец, кружки с квасом, отерли бороды и поспешили прочь из харчевни.
Глава 2. В казармах
На следующее утро Иван Васильев на тарантасе, запряженном тройкой лошадей, покатил в казармы, где квартировала городская дружина.
Морковно-красный солнечный шар дотронулся макушкой до небесной лазури. Он всплыл из-за городской стены, убавляясь и переливаясь в золото. Черепичные холмогорские крыши заискрились, заиграли под его лучами. Утренняя роса висевшая в воздухе хрустальными каплями вспыхнула, протянулась широкими белеными холстами сквозь улицы. Холсты понемногу истаяли, потускнели и через мгновения от них уже ничего не осталось. Воздух нагрелся моментально, обещая теплый день.
Казармы стояли на четвертьчасовом расстоянии от города и являли собой большие желтые здания без всякой архитектуры. В них могло поместиться до тысячи человек. Вкруг казарм зеленели под солнцем бархатные бескрайние луга.
Всеслава Аггева дьяк нашел на поле за бараками. Тот понарошку рубился на саблях с шустрым отроком, примерно одинакового с ним роста и телосложения, с бойкими черными глазами. Оба фехтовали знатно.
– Кто это с ним? – спросил Григорьев казачка, проводившего его к Всеславу и указавшего на него.
– Мухомор, Сеславу братец названный.
Проговорив это казачок опрометью кинулся во двор, а дьяк идучи величавой поступью к мнимым дуэлянтам, мысленно радовался тому, что не подвел его Томило. Аггеев сын по роже посмотреть – молодец молодцом, румяный, грудастый. И красив, и проворен, и весел, и дерется как заправский вояка. Такой-то ему и нужен! И Мухомор хорош. Пожалуй, решил про себя Григорьев, пусть в Ирей и Мухомор едет. Вдвоем им веселее будет.
Отроки еще издали заметили Васильева и сразу же догадались, что это гость особый и явился в такую рань по какому ни на есть значительному делу.
– Погляди, Всеслав! – проговорил Мухомор, обращаясь к сопернику и указывая головой в сторону дьяка. – Какой павлин к нам пожаловал.
Всеслав скосил глаза и усмехнулся.
– Это, братец мой, – сказал он, – наверняка советник из города, или важный член какого-нибудь важного учреждения. Или генерал. Вишь какой представительный человек и как великолепно вышагивает. Разрази меня гром, если бы в Холмогорах был князь, я бы решил, что это он и есть.
Они опустили оружие и поджидали Васильева. Тот, заметив это, зашагал быстрее. Подошел, склонил чуть голову и, растянув губы в сладкой улыбке, произнес:
– Весьма рад знакомству, дьяк из городского совета Иван Васильев.
– Всеслав Аггеев сын, сотник! – ответил Всеслав и показал на друга: – А это Мухомор, из нашего полка.
Приветствие прозвучало несколько натянуто. Всеслав размышлял что могло понадобиться государственному лицу от дружинников. Беспокойные думы сменяли одна другую в его горячей голове. Мелькнула зловещая мысль «Уж не война ли?», но он отогнал ее от себя, рассудив, что случись война, дьяк пришел бы не к нему, а к его начальнику, или к начальнику начальника. Всеслав не помнил, когда в последний раз в Холмогорах происходила война. Он читал о прежних междоусобицах в книгах, но на своем веку видеть их не приходилось. Воевать было не с кем, не было и предмета, по которому могло произойти разногласие. В Великой Долине долгие годы царил мир и взаимопонимание.
– Нет ли тут укромного места для беседы, без лишних людей? – спросил Васильев, оглядываясь. На лугу кроме них никого не было, только под сенью липы лениво развалились козы, да вдалеке паслось коровье стадо.
Всеслав задумался, за него ответил Мухомор:
– Вон в трапезную пойдем, завтрак кончился, до обеда далеко. Там нас никто не отвлечет и не побеспокоит.
Все трое, согласно кивнув, последовали в трапезную, иначе столовую. Отроки шли впереди, Иван Васильев позади, ему с его внушительными объемами тяжело было поспевать за резво шагающими юношами, и он горько, но дружелюбно вздыхал, давая понять, чтобы они сбавили скорость, но те намеков не понимали и продолжали нестись.
Столовая и вправду оказалась пустой. В длинном полутемном помещении, стены которого украшали подсвечники со вставленными в них свечами, лепные зайцы и утки, они опустились на лавку.
– Я не стал бы вам докучать, но крайняя нужда вынуждает, – начал Васильев. Он не стал тянуть кота за хвост и перешел сразу к делу. – Надо, голубчики, съездить в одно место и набрать там яблок. Фрукты, видите ли, это не простые, а, кхм, – от усилия говорить просительно и заискивающе, тоном, каким дьяк изъяснялся крайне редко, у него запершило в горле. Он прокашлялся и продолжил, – …а волшебные, и нужны они не просто так, и не для забавы, а чтобы вылечить архитектора Кузьмина, слыхали, наверное, какая беда с ним приключилась? С головой его, в том смысле… Так вот, знающие люди рассказали, а городской совет, выслушав их внимательно, утвердился во мнении, что яблоки способны исцелить зодчего, и он сможет закончить строительство, кое об эту пору стоит заброшенным и почитай пришло в негодность.
Речь получилась маловразумительная, словно он оправдывался. И льстивая… Лечебные яблоки, дальняя дорога, осталось только сказать про червонную даму и казенный дом. Впрочем, в казенном доме они как раз сейчас и находились. Васильев и сам понял, как нелепо выражался, но было поздно. Не говорить же теперь наново. Вот это уж еще глупее! Он умолк и поглядел на отроков. Те слушали не проронив ни слова, только когда он упомянул про мастера-зодчего, оба, как по команде кивнули головами. Кто ж не слыхал про историю с Иевом Кузьминым!
Однако же, в голове отроков бродили и другие мысли. «Что-то темнит наш дьяк, – соображал про себя Всеслав, – говорит так, словно дело на три копейки, а копни поглубже, там, глядишь, и рубль, а может и все десять целковых. Опять же, куда ехать? Почему молчит о том, где яблоки растут. Надо думать, если б где-нибудь в Гнилом лесу или на реке Смородине, он бы и сам за ними съездил… с товарищами из управы… нет, что-то тут не так, какая-то тут запутанность и махинация. Но тем лучше для нас».
Читатель, наверное уже догадался, что Всеслав был охоч до всякого рода приключений и авантюр, и только и ждал, когда ему подвернется какой-нибудь интересный случай.
Мухомор длинно рассуждать не умел, и решил про себя, что яблоки растут в частной собственности, и согласия рвать их от хозяина, вероятнее всего, не добились. Потому и требуется особая миссия из располагающих нужными для того способами, средствами, умыслами и уловками людей. Некоторые из этой миссии, вполне возможно, не вернутся, за тем и пришел Васильев. Где еще найти ему резвецов для опасного поручения!
– Мне кажется, вы обратились по адресу, – проговорил Всеслав, выходя из задумчивости и подмигивая Мухомору. – Не буду делать вид, будто понял, о чем идет речь. Особенно не вник, где растут яблоки. Но, главное, думаю, усвоил, – он старался говорить со значением в голосе, по-деловому, – вам нужны отважные смельчаки, удальцы и храбрецы, а мы как раз такие и есть. Мы вам докажем, на что способны, уж будьте покойны. Скажите внятно, что надо делать, и мы сделаем, хотя бы нам пришлось для этого спуститься в ад к чертям.
– Благодаренье богу, – произнес Григорьев со вздохом облегчения. – Я знал, что могу на вас положиться. Мне вас так и рекомендовали, теперь-то я доволен. Дело и вправду не так просто, как мы думали. Вот тут вот у меня карта, прошу взглянуть.
На дубовом, выскобленном до блеска столе, он развернул свиток, который прежде того вытащил из широкого рукава, расправил его по углам, придавил кулаком с одного конца.
– За карту калика перехожий ручается головой – сам, говорит, чертил, сам и ходил ногами по начертанному. Вот здесь, – Васильев поводил пальцем по шершавой бумаге, – дорога прямоезжая. По ней обыкновенно купцы путешествуют, да мужики туда-сюда по ярмаркам снуют. А теперь вот и вы, удальцы-молодцы, поскачите. Ежели ехать прямо и никуда не сворачивать, через двадцать пять дней приедете к морю Алатырскому. На море переправа. Как скоро переправитесь на Латырь-остров, тут вам и Ирейская земля. Там отыщите яблоню. Калика на том острове не был и не знает, где в точности она растет. Но клянется, что дерево есть, и яблоки на нем круглый год висят. Сорвете несколько, чтобы с запасом, не дай бог по дороге растеряются, и привезете домой. Тут уж мы ими мастера и накормим. А то не ровен час окочуриться, – повторил, вздыхая, Васильев пророчество о близкой смерти Кузьмина. – Яблоки есть нельзя, козленочком станешь, – дьяк хихикнул. – Шучу, шучу! Не станешь. Яблоки те волшебные, каждый кусок человека на год омолаживает, а целиком яблоко – на десять лет.
– Неужто на десять?! – воскликнул Мухомор. – Каково! Я знаю пару стариков, которые дорого бы дали за такие яблоки.
– Да ну, это вряд ли, – заметил Васильев, – от яблок не только тело, но и ум молодеет. Мудрость за долгое время накопленная, фьють, – он сделал жест рукой, – сама собой исчезнет-испариться. Всему, чему учился, придется учиться заново. С другой стороны, если был ты дураком всю свою жизнь и дожил до старости, то какая тебе и другим вокруг тебя разница, ежели и дурость твоя на десять лет помолодеет? Да, за деньги не переживайте, – добавил он, вновь принимая строгий и серьезный вид – снабдим вас в необходимом количестве! Только, чур, не шиковать особо. Средства казенные, любят счет и бережливость.
– Что ж и архитектору нужно будет заново учиться? – не унимался Мухомор.
– Архитектор давно умный, лет десять, а может и того больше. И все чертежи его у нас сохранились. Посмотрит на них, сразу все поймет. Мудрость – не селедка, ежели однажды постиг ты ее, уже не протухнет. Ученый человек любую книгу разберет, хоть по водопроводным наукам, хоть по сапожным. Я это так понимаю…
Пока Иван рассуждал с Мухомором, Всеслав разглядывал карту. Латырь-остров с молодильными яблоками отделяли от Холмогоров дремучие леса и широкие поля. Дорогая прямоезжая извивалась между них словно горох между плетней.
– Путь до Ирея не ближний свет, – заметил Мухомор.
– Да и работенка не из легких, – подхватил Всеслав, – вдвоем тяжело нам будет управиться.
– Возьмите с собой еще народу, – ответил Васильев, – столько сколько потребуется. Насчет количества человек оговорок не было.
Аггев сын кивнул.
– Добро, быть по сему.
